***
Сразу от Мерфи с Эхо Беллами пошел в спортивный зал, закрыл дверь изнутри и сперва осваивал грушу, потом загрузил себя силовыми упражнениями: оказалось, что, в отличие от мозга, тело помнит все — и где самый удобный утяжелитель, и что груша чуть пружинит в одном месте, и какой мат для него самый удобный. На этом удобном мате он и прилег, когда вымотался окончательно. И тут его накрыли мысли, от которых он старательно убегал последние пару часов, ведя подсчет ударам и отжиманиям. Роаном звали короля Азгеды, он запомнил рассказ Монти. Тот самый азгед, который похитил Кларк, ранил его самого, который был сыном королевы Найи. Чем он был дорог Эхо — ясно, но как сам Беллами согласился назвать именем вражеского лидера своего ребенка? Да, Монти говорил, что Роан им здорово помог, и что он был хорошим человеком... может быть. Но сына назвать его именем... Сына. У него, Беллами Блейка, есть сын. Он вспомнил теплые прядки волос под пальцами и отозвавшийся тревогой плач, вспомнил пухлые щечки и сомкнутые, влажные от слез реснички. Какого цвета у него глаза? Наверное, карие. Ведь и у него самого, и у Эхо карие глаза. Черт, малышу и полугода нет, судя по всему, но все равно — это значит, что он и Эхо были вместе больше года. Немного же ему понадобилось времени, чтобы не просто принять шпионку и предательницу, но и полюбить... она сказала, что они любили друг друга, и то, как себя вел Мерфи, то, как он вскинулся ее защищать, значило, что она не врет — потому что она могла бы обмануть даже Беллами, не в первый раз, но обмануть Мерфи не смог бы никто. Откуда у него такая уверенность, Беллами не объяснил бы, но был уверен — если Мерфи ей верит, значит, она говорит правду. Вспомнилось, как Эхо протягивала ему мальчика, с каким лицом: казалось, если бы он его забрал, она бы позволила. Не потому, что ей все равно, — она мать, хоть и азгед, и ребенок был ей дорог... Она позволила бы потому, что это был его, Беллами, сын. Сын, которого ему могла бы родить Джина. Если бы Эхо не убила ее в горе Уэзер. Беллами ухватился за эту мысль, пытаясь вернуть ту ненависть и злость, которую в нем будило имя Эхо еще несколько часов назад, но не вышло. В нем осталась только усталая печаль от вновь всколыхнувшегося чувства потери. Это могла быть Джина. Следующие два дня Беллами старался поменьше сталкиваться с ребятами. Нормально он себя чувствовал только с Рейвен, которая не смотрела тревожно при каждом его слове, как Монти, не вызывала раздражения ощущением неправильности, как Мерфи, чувства неловкости, как Эмори, не демонстрировала радость от каждой случайной встречи, как Харпер. И не наводила на сложные мысли, которые не хотелось думать, — как Эхо. Утром третьего дня он проснулся, как и в предыдущие два утра, плохо выспавшимся и с ощущением абсолютной ошибочности всего происходящего. Немного отошел во время завтрака, помог Эмори справиться с уборкой, заглянул к Харпер в гидропонный, убедился, что больше у контейнеров ничего не отваливается, и помощь ей не нужна, а после направился в Центр наблюдений, рассудив, что у Рейвен для него всегда дело найдется. Но у пульта управления обнаружилась не Рейвен, а Монти. Он коротко улыбнулся, когда увидел Беллами, и снова обратился к мониторам. Динамик на панели управления коротко зашипел, заставив Беллами вздрогнуть, и спросил голосом Рейвен: — Как показатели? — и добавила, уже не для Монти: — Шевелись, Джон! — Пока все в норме, — отозвался Монти, надавил какую-то кнопку на пульте и пояснил для Беллами, не дожидаясь вопроса: — Солнечная панель над седьмым сектором барахлит, это явно что-то снаружи. Надо было выйти. Беллами не удержался: — А он справится? — Джон? — удивленно взглянул Монти на него, и тут же спохватился. — О. Да, Джон лучший. Так даже Рейвен говорит. Хотя она сама наверняка была бы еще лучше, но она не выходит в космос. — Я запретил? — догадался Беллами, и Монти кивнул, бросив на него испытующий взгляд. — Когда я что-нибудь вспомню, я сообщу, — поморщился Беллами от этого взгляда. — Это просто логично. — Ага, логика — твой конек, — фыркнул динамик ехидным голосом Мерфи, а Монти виновато развел руками: — Громкая связь... Больше Мерфи не ехидничал, говорил только о деле, комментировал, что видит, что делает, негромко чертыхался, когда что-то не складывалось, Рейвен и Монти давали какие-то советы — все шло как по накатанной, они делали все это не в первый раз. Беллами слушал, не пытаясь встрять или уйти. И даже когда понял, что вслушивается исключительно в голос Мерфи, махнул на это открытие рукой. Ему было интересно и немного тревожно, в конце концов, он впервые присутствовал при работах в открытом космосе... на его памяти. Поломанной и оборванной памяти. И даже когда он понял, что тревожится именно за самого Мерфи, а не за исход работ — принял это как должное. Зачем сопротивляться тому, что происходит само, так естественно и правильно? — Все, финиш, готов возвращаться, — сказал наконец довольный голос Мерфи. — Проверяй, Монти! — Отлично, мощность вышла на нужный уровень, ты справился, — отозвался тот спустя несколько секунд. — Супер, плыву домой. Открывайте! Что что-то пошло не так, Беллами понял почти сразу, по лицу Монти, даже раньше, чем динамик недовольно спросил: — Ну и? Долго мне тут висеть? — Погоди. — Монти торопливо щелкал по клавишам, глядя на мониторы перед собой. — Я сейчас перегружу программу... — Что там? Я иду к тебе, — тут же отреагировала Рейвен. — Давай сразу всю систему перегружай, чтобы не терять время. — Ребят, тут красиво и все такое, я б погулял еще, но у меня кислорода на пятнадцать минут... двадцать четыре, если уменьшить подачу до критического минимума. — Уменьшай! — Беллами сказал это раньше, чем подумал. — Есть, босс, — незамедлительно и вовсе не удивленно отозвался Мерфи. — Лучше подстраховаться, — чуть смутившись под быстрым взглядом Монти, пожал Беллами плечами. — Это логично. И дай обратный отсчет, что ли... Цифры на мониторе таймера сменялись неумолимо, и когда пришла Рейвен, а система была уже перезагружена, оставалось двадцать минут, а шлюз так и не открывался. Монти еще во время перезагрузки запустил диагностику механизма, и в итоге, когда все остальные варианты отпали, остался только один. — Это механизм открытия люка, — констатировала Рейвен, — отсюда не откроем. Восемнадцать минут. — Другой рабочий вход есть? — спросил Беллами. Он понимал, что и без него тут много умных, но молчать не мог. — Есть, у шестого сектора, — Рейвен не поморщилась, не отмахнулась, но выражение ее лица не оставляло надежды на разрешение проблемы таким простым путем. — Только он до него не доберется. Фала не хватит. А отсоединить его — значит рискнуть от любого толчка или неверного движения улететь в дальний космос. — Я бы рискнул, — встрял Мерфи. — Ты его и не отстегнешь. От скафандра — не дотянешься до спины, а с нашей стороны он закреплен так, что с заклиненным люком отстегивание не поможет. Иначе не получалось сделать... — Отпилю. — Не получится. Твое оборудование этот трос не возьмет, а передать тебе более мощный резак мы не сможем, пока не откроем. Рейвен лихорадочно копалась в файлах, не отрываясь от монитора, Монти на соседнем тоже просматривал какие-то схемы и программы, а Беллами чувствовал, что решение есть, и оно не в компьютере. — А вручную открыть? — Он не сможет. Заклинило же... — Рейвен оборвала себя на полуслове и уставилась на Беллами. — Но если из самого шлюза... мы могли бы, только одна проблема. — Пятнадцать минут, Рейвен, — напомнил Беллами. — Восемнадцать, — поправил Мерфи. — Я еще уменьшил подачу. Но ковыряйтесь быстрее... — Ты сдохнешь от кислородного голодания раньше, чем мы откроем! — в голосе Монти прорезалось отчаяние. — Не успею. — Беллами послышался смешок — хотя с Мерфи сталось бы и правда усмехаться в такой ситуации. — В крайнем случае, составлю компанию нашему склеротику. — После починки в этих условиях у нас не выйдет сразу подключить автоматику, — вернула их к проблеме Рейвен, — а счет идет на минуты, так что рычаг для открытия и закрытия дверей придется опускать и поднимать вручную, в закрытом шлюзе. Тот, кто пойдет разбираться с механизмом, пойдет в костюме химзащиты, потому что скафандр у нас один и сейчас болтается снаружи. Но костюм не приспособлен для работы в вакууме. — Раздует... — На Беллами нахлынуло странное ощущение, будто он испытал это на себе, и четко знал, что в состоянии раздутого изнутри резинового шара долго не продержишься — шарик лопнет, да и работать руками в нем невозможно. — А если не выкачать воздух из шлюза до открытия, человека просто вынесет. — Как во время казни, — вставил Монти, заставив Беллами поежиться. — Можно же удержаться? Ну, зацепиться за что-то — там есть поручни, я видел. Я удержусь. Он не сразу осознал, что сказал это — но когда осознал, уже понял, что действительно пойдет открывать шлюз сам. Потому что удержаться в такой ситуации трудно, и сил на это хватит только у него. Откуда он это знал — неизвестно, но твердо представлял, какой порыв ветра придется выдержать. — Шестнадцать минут, — тихо сказал Монти. — Минут пять будешь одеваться, и пока дойдешь... А еще разобраться с механизмом. — Найдите второй фал! — Показалось, или голос Мерфи слегка окреп, будто второе дыхание открылось? — Если его вынесет, я вряд ли поймаю! — Даже если найдем, у нас нет времени придумывать, как его закрепить, — решительно возразила Рейвен. — Там есть крепкий поручень, Белл прав. Резиновые перчатки усилят сцепление. Он удержится, он же уже... Она умолкла, но Беллами понял — он такое уже проворачивал. На секунду стало очень зло от того, что он не помнил, как и когда. Но зато он теперь наверняка знает, что однажды смог. Сможет и сейчас. — Эмори, быстро неси в Центр защитный костюм для Белла, — скомандовала Рейвен в микрофон — видимо, включила громкую связь по всему их сектору. — Харпер, неси кислородный баллон. У нас проблема, Джон застрял снаружи, нужно срочно его вытаскивать. — У нас меньше пятнадцати минут! — добавил Монти и сорвался с места: — Я принесу еще один набор инструментов. — Иди сюда, — деловито сказала Рейвен Беллами, разворачивая на мониторе какой-то чертеж. — Слушай, я буду наблюдать отсюда, если что, подскажу, но ты должен представлять, что делаешь. Смотри, вот схема запирающего механизма. Я уверена, что проблема здесь... Это было странно, словно когда-то он уже это делал — влезал в красную прорезиненную оболочку, натягивал перчатки, смотрел, как ему заматывают липким скотчем манжеты на руках и ногах. Схема запирающего механизма словно горела перед глазами, потихоньку обрастая «мясом» — будто он когда-то уже видел этот механизм. Мельком подумалось, что память может возвращаться именно так, кусочками, фрагментами ощущений, запахами и звуками... Тут от входа раздался еще один уже точно знакомый звук. Детский голос. Голос его сына. Беллами поднял голову и встретил взгляд Эхо: как и тогда, в каюте, она держала на руках Ро и смотрела на Беллами, прямо в глаза. Только тогда она его опасалась. А сейчас — просто смотрела, поглаживая по спинке прильнувшего к ее плечу малыша, словно пыталась насмотреться на год вперед. Беллами внезапно стало жарко, и вовсе не от герметичности костюма. — Все, теперь шлем, — откуда-то издалека сказал Монти. — Сейчас. Беллами решительно отодвинул Харпер, затягивающую последний слой скотча, и подошел к Эхо. Он не знал, что сказать, но догадывался, зачем они тут — он ведь может и не удержаться за тот поручень. И вдруг стало неважным, что он ничего не помнил, кроме ее предательства на Земле. А Джина сейчас была далекой и нереальной, реальны были только эти серьезные и тревожные глаза матери его ребенка. Беллами склонился ниже, повинуясь безотчетному порыву, и коснулся губами макушки сына. Ро дернул головой, поднимая личико. Глазки у него и правда были карие. — Вернись, пожалуйста, — сказала Эхо почти неслышно. — И верни Джона. Беллами серьезно кивнул, переведя на нее взгляд. — Тогда была война… Ты выполняла приказ, — сказал он то, что должен был сказать, как бы неуместно и не в тему оно сейчас ни было. Но Эхо поняла, и ее лицо словно озарилось изнутри. Справа подошла Рейвен и решительно всунула ему в руки шлем. — Простите, ребята, но у нас одиннадцать минут, потом поговорите. — Потом поговорим, — кивнул Беллами и занялся шлемом, стараясь не думать о надежде, вспыхнувшей в глазах Эхо. Механизм оказался и правда таким, каким нарисовался у него в воображении поверх схемы. И неисправность была именно там, где сказала Рейвен. С этой частью он справился быстро. Закрыл контейнер с инструментами и закрепил его заранее заготовленным ремнем на том поручне, за который ему предстояло держаться. — Все, я готов открывать. Мерфи? — Всегда готов, — хрипло отозвался тот в наушнике спустя пару секунд. — Нам придется дождаться, пока весь воздух вынесет, — сказала Рейвен. — Джону не хватит сил сейчас войти против него, а тянуть за фал мы не можем. И ты не можешь, — прикрикнула она на Беллами, хотя тот еще не успел сказать, что мог бы одной рукой... — Белл, не вздумай, держись обеими руками, тебя нам ловить не за что будет. — Держись обеими руками, — слабо, но требовательно повторил Мерфи. — Я сам. Давай, открывай! В какой-то момент Беллами показалось, что он не выдержит. Тот миг, что он пытался ухватиться за поручень второй рукой, которой опустил только что рычаг, казалось, тянется вечность, а закончиться этот миг был должен его полетом в открытое пространство... но нет, он удержался. И когда его перестало тащить и волочь из шлюза, он почувствовал, как плавно, но неумолимо разносит изнутри резиновую броню. И увидел, как медленно, словно все еще преодолевая поток воздуха, вплывает в шлюз Мерфи, цепляясь неловкими руками за тянущийся из Кольца трос. У Беллами еле хватило терпения дождаться, когда он окажется внутри. Каким-то чудом справившись с надутой перчаткой, он уцепился за рычаг и сумел его поднять раньше, чем рука оказалась вовсе нерабочей. Все это время он, почти не отдавая себе в том отчета, не переставая звал Мерфи, но в ответ слышал только хрипы. — Восстанавливаю давление в шлюзе! — голос Рейвен в наушнике резанул по ушам, приводя в чувство, и Беллами оторвался от поручня, попытался добраться до Мерфи, неподвижно замершего на полу, но еще какое-то время не мог и шагу сделать нормально по прямой. Беллами трясло от страха, что он мог опоздать, что Джон не дождался, что он не сумел его вернуть — что не помогало улучшению координации. Наконец почувствовал, что может нормально двигаться, и одновременно с этим Рейвен рявкнула: «давление в норме, открываю!» Беллами в два прыжка оказался около Мерфи, неуклюжими пальцами в перчатках отстегнул застежки белого шлема, сорвал его и увидел, как Мерфи, закашлявшись, делает глубокий вдох, как лицо его медленно теряет зеленоватый пугающий оттенок, как вздрагивают опущенные потемневшие веки с длинными ресницами. — Скорее, надо его в медчасть! — Взволнованные Харпер с Эмори торопливо начали снимать с Мерфи скафандр, а Беллами, сделав пару шагов в сторону, чтобы не мешать, снял шлем и зубами начал срывать клейкую ленту с запястий — перчатки зверски мешались. — Погоди, сейчас костюм прогрызешь, тигр, — остановил его Монти, помог срезать оставшийся скотч и вылезти из костюма, — еще бледный, но уже способный улыбнуться, пусть и мимолетом. А вот Беллами улыбаться не мог. Почему-то только сейчас его охватил совершенно необъяснимый ужас — не страх сорваться в космос, не боязнь облажаться и не справиться с починкой, не тревога, а животный ужас при мысли, что Джон мог погибнуть. Он осознавал, что тот дышит, все в порядке, и помнил, что это тот самый Мерфи, которого он еще три дня назад видеть не мог, но сейчас это был Джон, которого они чуть не потеряли. Которого _он_ чуть не потерял. Едва освободившись от костюма, Беллами рванулся к нему и выдохнул, только опустившись рядом с Мерфи на пол и встретившись с ним взглядом. — Придурок, — вдруг слабо сказал тот и попытался сесть. Беллами, не обратив внимания на странное «спасибо», ухватил его за плечи, помогая приподняться, и тут Мерфи вдруг обхватил его обеими руками и ткнулся лицом куда-то ему в ухо. Беллами от неожиданности чуть покачнулся и вцепился в него, так же крепко обнимая в ответ. Живой. Горячее дыхание в висок обжигало, Джон отчаянно сжимал его в непривычно-привычном объятии, и Беллами чувствовал, как того бьет крупная дрожь — то ли от волнения, то ли от слабости, то ли от такого же нервного возбуждения, что охватило и самого Беллами. — Придурок, если бы ты сорвался, я... я бы тебя убил, — пробормотал Мерфи ему на ухо. — Какого черта ты опять полез... «Всегда пожалуйста», — хотел ответить Беллами, но Мерфи вдруг разом обмяк, теряя сознание. До медчасти Беллами донес его на руках. Там уже суетился Монти с кислородным баллоном и маской. Беллами уложил Мерфи на кушетку — ту самую, на которой проснулся три дня назад в полной панике, — и отошел подальше, чтобы не мешать Монти и Эмори колдовать с маской. Только теперь он почувствовал, что устал, как будто весь день бегал по лесу с тяжелым автоматом. Он дождался, пока Монти кивнет ему — все в порядке, выживет, — и пошел к своей отшельнической каюте. Очень хотелось лечь. Эхо встретила его в коридоре, сразу за поворотом. — Джон... в порядке? — спросила она, едва Беллами вывернул из-за угла. — Жить будет, — улыбнулся он, чувствуя, как дрожат губы и голос, и подошел ближе. — А где Ро? — Я оставила его с Харпер, — ответила Эхо, и ее голос дрожал точно так же. — Он боится, когда боюсь я. Пусть он с ней сейчас... — Ты умеешь бояться? — вырвалось у Беллами, а Эхо вдруг всхлипнула, как обычная девчонка, и губы ее задрожали: — А если бы вы оба не вернулись? Если бы ты... Она словно спохватилась, отступила на шаг, вскинула голову, глубоко вдохнула, закусила губу, заставляя себя успокоиться, и тут Беллами понял, что больше не хочет причинять боль и ей тоже, он и так достаточно портит окружающим жизнь своей амнезией. Он шагнул вперед и сделал то же, что только что с Мерфи — обнял так, что она не смогла вырваться, хоть и попыталась. Ему сейчас это казалось самым правильным. — Я попробую, — сказал он, заставив Эхо замереть в его руках. — Даже если я не вспомню... я попробую. Если мы были вместе, наверное, оно того стоило. — Я чуть не убила Октавию, — глухо сказала она ему в шею. — Я не хотела, и у меня был другой приказ... но она не оставила мне выбора. Беллами подавил вздох. Она говорит то, что могла бы промолчать, но хочет быть честной… Однажды он ведь уже простил ее. И Октавия все равно жива. — Ты ее не убила, — повторил он вслух. И добавил, удивляясь сам, что верит в каждое произносимое слово: — Ты не взрывала гору. Ты выполняла приказ. И ты не убивала Джину. — Я участвовала в этом. Но мне правда жаль. Беллами хотел сказать, что знает, но тут его качнуло, и Эхо пришлось удерживать равновесие за двоих, а потом она заставила его опереться на ее плечо и довела до каюты. Открыла дверь, помогла войти и проследила, как он ложится на лоскутное покрывало. — Я знаю, что спешу, — сказала она, — но когда ты захочешь вернуться домой... мы ждем тебя. Эхо явно не хотела слышать его ответ, коротко кивнула, и быстро вышла, закрыв за собой дверь. Да Беллами все равно не знал, что ответить. Она спешила, да. Но осознать, что у него тут есть настоящий дом, где его ждут, оказалось приятно. С этой мыслью он и провалился в сон.***
В медчасти было тихо и темновато. Освещение приглушили, за что Мерфи был очень благодарен — даже этот тусклый свет давил на виски. По-хорошему, надо было закрыть глаза и спать дальше, но ему не хотелось. Хотелось встать. Точнее, не так. Прямо сейчас ему хотелось двух вещей, и обе были жизненно необходимыми, и для их выполнения нужно было встать. Последнее, что Мерфи четко помнил, были руки Беллами, обхватившие его так, словно тот все вспомнил, словно Мерфи снова был ему нужен, словно он и правда боялся его потерять. И вот это нужно было немедленно проверить. Мерфи просто не мог лежать тут и изображать умирающего, когда, может, Белл вернулся и ждет его. Мысль, что если тот все вспомнил, то сейчас наверняка с Эхо и Ро, он отмел, как неважную: если Белл у них, это и будет подтверждением того, что он вернулся, и вот тогда можно будет спокойно идти досыпать. Вторая вещь была более материальной и куда более срочной. И как-то хотелось верить, что уж до сортира он точно сам дойдет. Мерфи приподнялся. Он лежал на кушетке, рядом стоял баллон с кислородом, а на табурете лежала маска. Молодцы, сообразили. Эмори не зря крутилась около него в медчасти в свободное время. Главное — сообразили, что ему не надо дышать кислородом постоянно. А то он бы уже не проснулся... Он откинул одеяло, сел, спустил ноги на пол и попробовал на них опереться. Ничего, вроде, та ужасающая слабость, что охватила его в шлюзе, прошла. Дойдет сам. В кресле рядом с кушеткой спала Эмори. Видно было, что она до последнего момента смотрела в его сторону — наверное, ждала, пока он очнется. Мерфи поднял одеяло с кушетки, осторожно укрыл ее, и пару минут постоял рядом, просто глядя в родное лицо, всматриваясь в каждую черточку, согреваясь мыслью, что у него есть такая вот девочка. Его жена. Первая и любимая. Способная быть рядом всегда, что бы ни случилось. И что даже если Белл не вспомнит и не вернется — он не один, и никогда один не останется. Целовать не полез — чтобы не будить. У них с Эмори еще будет время побыть вдвоем. А сейчас пусть спит. Потому что устала. И потому, что оба дела, которые нужно было сделать, все еще требовали его участия. После посещения сортира думалось как-то увереннее, а еще захотелось есть. Правда оказалось, что быстро ходить он пока не в состоянии, но если он найдет еду, может, и сил прибавится. На его счастье, в столовой на столе обнаружилась тарелка с крекерами — то ли забыли в общем бардаке, то ли специально оставили для страждущих выходцев из медчасти. Догрызая на ходу соленое печенье, Мерфи медленно подошел к старой каюте Беллами. Проглотив последние кусочки, замер перед дверью. Он сам не знал, чего хотел больше — чтобы все вспомнивший Белл сейчас спокойно спал в объятиях Эхо, или чтобы он пусть и не вспомнил, но оказался здесь, и Мерфи снова смог бы его увидеть, прикоснуться, услышать голос. Там, в шлюзе, их короткого объятия ему оказалось недостаточно, эти бесконечные трое суток без Белла сейчас казались просто невыносимыми, и жизненно необходимо было этот кошмар компенсировать. Мешала только мысль о том варианте, что в шлюзе Белл просто перепсиховал, но ничего не вспомнил, а обнимался просто потому, что эмоции, выброс эндорфинов да и деваться было некуда. Сейчас Мерфи вспомнил, что первым на него набросился, тому просто пришлось ответить. А сейчас он может посмотреть тем самым чужим взглядом и послать куда подальше, чтобы спать не мешал... Интересно, что хуже, принимать решение постучать в неизвестность, будучи вдрызг пьяным или одержимым и валящимся с ног? Когда голова хуже работает, в первом или втором случае? Мерфи поднял руку и ударил в дверь костяшками пальцев. Судя по результату, разницы нет. Одинаково дурное решение, какая разница, в каком состоянии он его принимал... Спустя пару минут он уже решил, что все нормально, и Белл у Эхо, вздохнул с почти облегчением и уже собрался уползти обратно в сторону медчасти, когда замок чвокнул и дверь открылась. — Мерфи? Ты чего вскочил? Тебе уже разрешили встать? Ага. Доктор разрешил и сам пинками сюда пригнал... Беллами смотрел тревожным, но сонным взглядом, встрепанное гнездо из кудрей на голове только подтверждало, что человек спокойно спал, закопавшись в подушку, физиономией, как всегда, а Мерфи ему помешал отсыпаться после спасения его дурацкой жизни... Ему стало совестно и ужасно неловко. А еще не менее ужасно хотелось втолкнуть этого растрепку в каюту, повалить обратно в кровать и сперва целовать, пока не растает, а потом... А потом все, что он захочет. Только бы захотел. Только вот он не захочет. — Я так... — пробормотал Мерфи, отступая назад. — Я на часы не посмотрел... — Стой, куда? Ты чего пришел-то? Что случилось? — Да ничего. Я так… Я спасибо хотел сказать, — нашелся Мерфи. Глупо, но почти правда. — И все. Извини, что разбудил. Я пойду. Он резко развернулся и сделал шаг прочь, но, уже падая от внезапно закружившегося под ногами пола, понял, что так резко поворачивался зря. — Совсем псих, — сказали теплые сильные руки, подхватывая его и тут же поднимая вверх. Все вокруг поплыло окончательно. Теперь Мерфи открыл глаза в обшарпанной каюте Беллами. Той самой, в которой и в первый раз особо уютно не было, а сейчас она и вовсе выглядела ободранной мародерами лачугой, даже по сравнению с ней самой полгода назад. — О, очухался. Ну-ка, выпей! Те же самые руки приподняли его с подушки, поднесли к губам стакан. Вода была по-прежнему мерзкой, но от нее голова прояснилась. — Как ты можешь жить в этом сарае? — спросил Мерфи, как только нашел голос. — Хоть бы стол принес... Беллами засмеялся, и в его привычном родном смехе слышалось облегчение. — Все, ты в норме. Мерфи подумал и согласился: — Вроде да. Ну, спасибо, что подобрал. Я пойду. Он было дернулся встать, но Беллами посерьезнел и придавил его плечи к подушке обеими руками. Как бы Мерфи ни хотелось казаться равнодушным, но это почти объятие, да еще в постели, сводило на нет все попытки. — Белл, лучше пусти меня, — внезапно снова охрипшим голосом попросил он. — Ты не понимаешь. Мне не надо тут оставаться. — Зачем ты пришел? — спросил Беллами, не разжимая рук. — Не уйдешь, пока не скажешь. Бить его в этот раз у Мерфи не было ни желания, ни сил. Наверное, трезвая, хоть и дурная голова все же лучше. Хотя как сказать... Он вздохнул, протянул руку, привычно зарылся пальцами во встрепанные кудри на затылке, притянул Беллами к себе, приподнимаясь навстречу сам. Осторожно, но решительно накрыл его удивленно приоткрытые губы своими и поцеловал — так, как не целовал целую вечность, целых трое сумасшедших суток: медленно и вдумчиво, лаская языком и прикусывая зубами, впитывая вкус, запах, каждой клеточкой стараясь запечатлеть это ощущение близости, отчетливо осознавая, что это последний раз, практически прощание, это его единственный шанс все распробовать и запомнить, второго ему не дадут, надо брать, пока Белл не сообразил, что происходит, и не оттолкнул. Руки, все еще придерживающие его за плечи, дрогнули, и вдруг скользнули ему на спину, притягивая их друг к другу еще ближе, а губы, до этого момента безвольно мягкие и покорные, дрогнули. Беллами ответил. Да так, словно тоже осознал насчет единственного шанса. Они целовались, пока не закончился — снова — воздух. И хотя Мерфи на этот раз был вовсе не против задохнуться, ему все же пришлось оторваться от Белла и вдохнуть. Тот тоже восстанавливал дыхание, но рук не разжимал, прижимаясь лбом ко лбу Мерфи. — За этим, — выдохнул Мерфи, не зная, зачем это говорит. — Я пришел за этим. Беллами вздрогнул, но не отстранился, и спустя несколько восхитительных мгновений, когда они были рядом, и не надо было думать — почему, произнес: — Я не сообразил, что свечу можно на крекер поставить. Мерфи замер, как будто мог сделаться еще более неподвижным. — Что? — спросил он одними губами, не очень веря, что слышит. — В день рождения свечи зажигают на торте. Торта не было, и я просто принес свечу, помнишь? «Я-то помню», — хотел сказать он, но горло так сдавило, что он не смог издать даже короткого «да», но сумел медленно кивнуть. — Мы с ней целовались в шахте лифта, — продолжил Беллами. — А потом Эхо про нас всех роман написала... леди Блейк. А Эмори плетет офигенные коврики, я люблю на них сидеть. У вас уютно… Монти на гитаре играет. А Харпер танцует офигенно. А Рейвен научилась драться и пару раз даже меня завалила... мы потом целовались. А еще я был крут и сам принимал Ро, потому что ты был за заклинившей дверью... И ту каюту заработал тоже я. Мы с Эхо. Вместе. Да? — И теперь ты можешь свалить из этого карцера к себе домой, — выговорил Мерфи, все еще опасаясь двигаться и говорить слишком громко, чтобы не спугнуть. Беллами тихонько рассмеялся и поднял голову, ловя взгляд Мерфи. — Они спят. Я приду к ним утром. А вот ты отсюда до утра не выйдешь, понял? Люди всегда больше всего ценят то, что достается им тяжелее, и то, что они теряют. Поэтому, когда потерянное находится, оно делается самым большим сокровищем мира... ну, как минимум, до утра.