***
Кольцо встретило Беллами тишиной и тускловатым освещением — кажется, когда они шли от медчасти в каюту с Монти, света было больше. Наверное, сейчас тут ночное время. Хорошо, он сможет спокойно все обойти и познакомиться с обстановкой... заново. Головой он понимал, что все тут должен знать — ведь он был тут главным, по словам Монти, и сам участвовал во всех работах. Но по факту он все видел впервые. То есть, не впервые, конечно: например, он помнил, что направо от этого перекрестка располагался Центр наблюдения за Землей. Наверняка Монти с Рейвен там и устроили их компьютерный центр; даже если от местной сети ничего не осталось, они за эти полтора года уже создали новую. А налево раньше находились экспериментальные лаборатории фермеров. Монти что-то говорил о гидропонике — наверняка там он разводил свои бобы и водоросли, которые Беллами ел, когда проснулся. Так себе, конечно, после земной еды, но совсем неплохо для самодельной гидропонной фермы. Со стороны Центра донесся легкий шум, и ноги сами понесли Беллами туда. Шумели не в Центре, а чуть дальше по коридору, за незакрытой дверью бывшего технического отсека. Когда Беллами заглянул внутрь, то понял, что «бывшим» его назвал рано. Выглядел отсек вполне обжитым, рабочим, и под столом у стены кто-то возился. Беллами, чувствуя себя отчаянно неловко, как будто он к незнакомым людям незваным пришел, набрался решимости и негромко постучал в косяк дверного проема. Снизу тут же раздалось отчаянное, словно только его и ждали: — Скорее, подержи тут, я сейчас выроню! Он бросился помогать, чуть не столкнувшись головой с Рейвен, что с его сотрясением было бы совсем лишним, и помог ей справиться с непослушным кабелем. Когда они выбрались из-под стола, от неловкости, которой он опасался, не осталось и следа. Рейвен пару секунд смотрела на него, радостно улыбаясь, вдруг шагнула вплотную, и порывисто обняла. — Я рада, что ты в порядке, — выдохнула она и отстранилась. — Почему не спишь? — Выспался, наверное, — пожал он плечами. — А ты? — Как раз собиралась. Надо было закончить тут, чтобы завтра не заморачиваться. Я всегда последней ложусь. Ну, когда меня не укладывают раньше. — Рейвен сделала многозначительную паузу, но едва он открыл рот, чтобы бестактно уточнить — она на него, что ли, намекает? они вместе? — тут же торопливо помотала головой, словно сама себя обрывая. — Но сегодня я не последняя, кажется. Беллами снова подумал, что она о нем, но и эту мысль Рейвен опровергла: — До твоего полета со стеллажа — о, я присутствовала, напугал ты нас здорово, — вы с Мерфи планировали профилактику костюмов и уборку в том отсеке... Вдвоем вы бы справились за пару часов, но в одиночку там до утра можно возиться. Я думала, он инструменты вернет и спать пойдет, но он так и не возвращался. Может, проведаешь, как там дела? Я покажу, где это... Беллами напрягся, потому что, во-первых, не знал, что делают с костюмами и о чем вообще речь, а во-вторых, не имел ни малейшего желания общаться с Мерфи даже по работе. — Спасибо, но я сам справился, — раздалось от дверей за спиной Беллами, и он резко развернулся на этот знакомый нагловатый голос. Мерфи прошел мимо, бросив на него только один непонятный взгляд, протянул Рейвен пластиковый закрытый контейнер. — Возвращаю. Костюмы все в норме, любой можно использовать. Там еще пол бы вычистить, но это уже завтра. Рейвен кивнула, забрала у него контейнер и унесла куда-то вглубь, а Мерфи повернулся к Беллами, и, глядя в упор, поинтересовался: — Тебе еще не сказали, что я тут главный шарл... врач? Беллами пожал плечами, не очень понимая, к чему он, а Мерфи продолжил: — Голова болит? Кружится? Тошнота есть? Беллами решил, что от его ответа Кольцо не развалится, прислушался к себе, к мирно переваривающимся бобам в желудке, и ответил на все сразу: — Нет. Я в норме. — Отлично. Я все же не советую тебе прыгать по стеллажам в ближайшие пару суток. Знакомься тут со всем потихоньку... без физических нагрузок. Дай-ка пульс проверю. Мерфи протянул руку и несколько секунд терпеливо ждал. — Белл, я не собираюсь отгрызать тебе руку или голову, честное слово, — серьезно сказал он, когда пауза затянулась. — Просто прими как данность, что тут мы перестали быть врагами. И мне хотелось бы сохранять этот статус и дальше. Тут ни у кого нет врагов, понимаешь? Серьезность, с которой Мерфи все это говорил, его испытующий взгляд, непривычно потеплевший голос, то, как он его называл по имени, его протянутая рука и, главное, вернувшаяся Рейвен, которая смотрела на них с тревогой и надеждой — наверное, на то, что Беллами не будет валять дурака, отыгрывая достигнутое ими на пару лет назад, — убедило его протянуть руку в ответ. — Мир? — уточнил Мерфи, сжимая пальцы. — Пока ты не выкинешь что-нибудь новенькое из старенького, — кивнул Беллами, не удержавшись, но на рукопожатие ответил. Рейвен вздохнула, а Мерфи усмехнулся одними губами: — Заметано. А теперь оба помолчите минутку. Он ловко перехватил руку Беллами, положив пальцы на его запястье, и замер, прикрыв глаза. Беллами понял — считает пульс, и вдруг поймал себя на том, что следит за губами Мерфи, беззвучно отсчитывающими удары его сердца. Почему-то эти красиво очерченные губы притягивали взгляд, и это было... неправильно. Черт, когда он уже досчитает? Рейвен тихонько коснулась плеча Беллами рукой и вдруг торопливо вышла, оставив их одних. Мерфи уже не шевелил губами, но глаза так и не открывал, словно прислушивался к чему-то, — длинные ресницы чуть подрагивали, а теплые пальцы по-прежнему осторожно сжимали его запястье. Беллами надоело бороться с этим неправильным притяжением, и он дернул рукой, но, когда Мерфи разжал свою бережную хватку, вдруг почувствовал сожаление — что неправильный момент закончился. Что он сам его и закончил. Сожаление внезапно разозлило. — Мерфи, если хочешь сохранить мир, не лезь ко мне, — сказал он вслух. — Мне не нужен врач, я в порядке. Он хотел сказать еще «спасибо», но передумал. За что спасибо, за подсчитанный пульс? Беллами обогнул Мерфи и быстро вышел в коридор. Надо было куда-нибудь свалить, пока Мерфи не вздумал пойти за ним; судя по всему, он тут и правда за медика, и мог вообразить себя за него, Беллами, ответственным. Надо же ему как-то расположение снова зарабатывать. Вопрос «а как много его расположения Мерфи успел заработать за эти полтора года» Беллами пока отложил. Неважно. Мерфи не тот человек, из-за которого ему стоит ломать голову. Она и так достаточно поломана. В гидропонном отсеке — как Беллами и думал, именно в бывших лабораториях — сидели Харпер и, видимо, Эмори. Интересно, тут вообще ночью кто-нибудь спит? При виде Беллами девушки встрепенулись, и Харпер тут же бросилась ему на шею — как сделала бы и на его памяти, разве что чуть более радостно и тепло, но тут он вовсе не возражал. Небось Харпер не Мерфи, с ней у них и раньше было все по-дружески, а тут они за полтора года и вовсе родными стали. И почему-то это не казалось мыслью, выведенной логически — это было чувство изнутри, настоящее. И его настоящесть обрадовала так, что Беллами стиснул Харпер в объятии чуть сильнее, чем стоило, и она сдавленно пискнула, не переставая сиять. — Ты в порядке? — спросила она, едва отдышавшись. Надо привыкать — теперь все будут его об этом спрашивать; тот же вопрос он прочел и в обеспокоенных глазах Эмори. — Я в норме, — ответил он этому вопросительному взгляду, стараясь не особенно пялиться на темный узор на ее лице и не думать, что на коже под одеждой тоже должны быть татуировки — как узорчатые швы, соединяющие ее тело из двух половинок. Это были слишком наглые мысли... Она оказалась симпатичной, эта землянка, и озарившая ее лицо улыбка была улыбкой хорошего человека. Кажется, Мерфи повезло. Тут что-то брякнуло, звякнуло, Эмори коротко ойкнула и кинулась к контейнеру у стены. — Опять! — досадливо бросила Харпер и поспешила на помощь — в контейнере от ближайшей стойки отлетела какая-то деталь, болтавшаяся теперь на одном винте. Разумеется, Беллами не стал стоять столбом, а оказался у поломки быстрее девушек, успев подхватить тяжелую железку первым. — И что с этим делать? — спросил он глупо, прекрасно понимая, что — привинчивать обратно. — Я сейчас принесу отвертку. — Эмори торопливо направилась к стеллажу у противоположной стены, а Харпер тихонько сказала: — Эми за тебя переживает. Она хорошая. — Я знаю, — сорвалось с языка раньше, чем он понял, что это звучит слишком обнадеживающе, и тут же поправился: — Я вижу. Неважно ведь, где она родилась, да? Сейчас она тут, как и мы. Одна из нас... — Ты так всегда говорил, — кивнула Харпер и печально улыбнулась. — Хорошо, что ты так и сейчас думаешь. Эмори вернулась, неся самодельный чехол, из которого на ходу доставала автоматическую отвертку. — Тут шестой номер нужен, — тихо сказала она и протянула инструмент Беллами левой рукой, правой неловко придерживая явно тяжелый чехол на краю контейнера. На секунду Беллами залип взглядом на неестественно удлиненных и сросшихся пальцах ее левой кисти, моментально насчитав на пару пальцев больше, чем нужно. Наверное, Эмори заметила, потому что чехол все-таки уронила, перехватила отвертку правой и протянула ее ближе. Беллами бросил взгляд на ее лицо с закушенной губой, словно она едва сдерживала слезы. Вот дурочка, боится, что он испугается ее руки? Наверное, это радиация... на Земле жили мутанты, он видел несколько таких. Они не были виноваты, что родились такими. И Эмори не виновата. Беллами принял отвертку, быстро прикрутил выпавший винт, который ему подала внезапно молчаливая Харпер, также быстро поднял чехол с пола, уложил в него инструмент и, выпрямившись, взял Эмори за руку — за ту самую. Она подняла на него испуганный взгляд, и Беллами стало очень не по себе, поэтому он слегка сжал неправильные длинные пальцы в своих и сказал: — Я, может, ничего о тебе и не помню, но не думай, что я буду от тебя шарахаться из-за всякой ерунды. Поняла? Эмори кивнула и тут же неуверенно улыбнулась, так что не улыбнуться в ответ оказалось просто невозможно. Из гидропонного отсека он вышел практически успокоившимся. Ничего страшного не случилось, ему все рады, он тут вовсе не чужой, и даже может всем помогать. Беллами уже вполне освоился в обжитом ими секторе Кольца, успел понять, что они его изолировали, обесточив все вокруг, чтобы экономить энергию и воздух. Теперь для полной адаптации надо было запомнить, где что находится — а для этого стоило пройтись по открытым помещениям. Методично обойдя все рабочие коридоры, не трогая жилые каюты, Беллами добрался до бывшего кабинета канцлера. Он тут был всего пару раз, и уж точно не заходил внутрь. А теперь было можно. Почему-то он совсем не удивился, обнаружив за дверью что-то вроде спортивного зала. Груша в одном углу, стопка самодельных матов в другом, вдоль стены какие-то подобия утяжелителей для рук и аккуратно установленные в подставках металлические рейки с грубыми рукоятками: похоже, азгедка взялась всех обучать бою на мечах... Нелишне будет потом на Земле, — подумалось ему с внезапным одобрением, сменившимся раздражением, когда он вспомнил, что речь именно об Эхо. Ну должна же от нее быть какая-то польза. А что еще взять с Ледяного воина в космосе? Он подошел к закрытому заслонкой иллюминатору, подумал и нажал кнопку. Зрелище за стеклом открылось кошмарное. Последний раз он видел Землю с Ковчега в зале с дискотекой, где арестовали О. Тогда это был гигантский голубой шар, не влезающий в обзор иллюминатора, окутанный белыми облаками, манящий своей чистотой и загадочностью... А сейчас это была грязная пустыня, окруженная словно каким-то желтым туманом, под которым ничего нельзя было разглядеть. Внезапно сдавило горло и в груди болезненно сжалось: Беллами остро ощутил потерю. Леса, поля, травы, ночные цветы и светящиеся бабочки, враждебный, но величественно-прекрасный своей незыблемостью Полис, черные пумы, уродливые лоси, пушистые зайцы, пение птиц, вкусная рыба в чистой речной прохладе, родник на опушке... ничего этого больше нет. И было у него это все так недолго, но чувство потери оказалось ужасающим. А в довесок от этого «недолго» отняты еще пара месяцев. Он их тупо не помнил. Страдать у иллюминатора можно было долго. Но Беллами решил, что с него хватит. Впереди еще три года с хвостом, успеет настрадаться. Он нажал кнопку и даже не стал смотреть, как опускается заслонка — к черту эту пустыню. Теперь его дом здесь. Снова.***
Ночевать Мерфи пошел к Эхо. Эмори не возражала — спросила только, не забрать ли Ро, но Мерфи лишь головой покачал. Дело было не в сексе, просто ему не хотелось оставлять Эхо одну в эту ночь и самому хотелось быть именно с ней. Он не смог бы объяснить, почему, но его мудрая песчаная девочка сама все понимала без всяких объяснений. На этот раз — действительно понимала. Она научилась все озвучивать, в отличие от него, и если была против — говорила это открыто. Эхо была ему не то чтобы рада, но ни слова возражений не сказала. Собственно, она вообще ничего не сказала до того момента, как они легли спать. Когда Мерфи вошел, она как раз закончила укладывать Ро, и лишь предостерегающе поднесла палец к губам. В полной тишине, нарушаемой лишь шелестом покрывала, которое Эхо молча сняла с кровати, сразу добавив вторую подушку — точно не возражала, — да сонным сопением Ро, они легли рядом, и только в постели она позволила себе уткнуться в грудь Мерфи и замереть под его руками. Она не плакала, но Мерфи понимал, что будь она Эмори или Харпер — уже рыдала бы. — Мне страшно, — вдруг сказала Эхо тихо-тихо. — Хочешь, я завтра буду с тобой? — тут же отозвался он, хотя догадывался, что она откажется. — Хочу, — вздохнула она, не поднимая головы. — Но не надо. Я должна сама. Его передернуло от формулировки: — Ты не «должна». Все, что ты должна — донести до Белла, что у вас есть Ро. А как и с кем ты будешь это делать — неважно! — Для меня — важно. — Мерфи попытался сказать, что мазохизм тут лишний, но Эхо приподнялась, положила пальцы ему на губы, перекрывая возможность открыть рот, и закончила: — Он должен видеть, что я его не боюсь. Что я его уважаю. Что я ему доверяю. Мерфи увернулся из-под ее руки и утвердительно сказал: — Только вот ты боишься. И я не хочу, чтобы ты проходила через это одна. — Я боюсь не его. А того, что он скажет и сделает. Того, что он думает... и этого никто не сможет изменить. Даже ты. Завтракать в столовой со всеми Эхо отказалась. Мерфи долго не уговаривал. Она хотела встретиться с Беллами наедине, а не на общем собрании. Мерфи подумал бы, что она просто оттягивает момент, когда встретиться все-таки придется, но Эхо, как и он сам, была рациональна, умела отбросить эмоции в ситуации, где они были лишними, и действительно собиралась навестить Беллами, когда это будет удобно ей и Ро. Поэтому он не стал спорить, пообещал принести ей еду в каюту и отправился в столовую один. Против опасений, за столом было... обычно. Разве что пояснения, которые приходилось выдавать Беллами по ходу разговора, были не совсем обычными, но все как-то быстро привыкли, что давать их надо. Мерфи позволил себе на несколько минут расслабиться и временно забыть о том, что все-таки изменилось: он сидел вдали от Белла, и тот в его сторону даже не смотрел. Не ждал, что Мерфи скажет, когда кто-то задавал общий вопрос, не улыбался солнечно и ясно, глядя в глаза, не спрашивал о планах на сегодня — Мерфи для него просто не существовал. «Старые добрые времена» действительно вернулись. Но если забыть об этом — все было, как обычно. И только в конце завтрака пришлось вспомнить: когда Монти спросил, отнесет ли Мерфи еду Эхо, или это сделать ему. Беллами обжег таким взглядом, что Мерфи предпочел бы действительно не существовать для него. Однако ответил он Монти спокойно, словно его не волновала эта волна непонимания и презрения: — Я сам, спасибо. Игнорируя взгляд Беллами, неторопливо поднялся, принял из рук Монти контейнер с едой и вышел из столовой. Он слышал Беллами, что-то резко и возмущенно спрашивающего, но ни вопроса, ни ответа ребят не разобрал, да и не хотел. Однако едва он вошел к Эхо, поставил на стол контейнер и потянулся обнять их с Ро — казалось, Эхо все утро так и провела, расхаживая по каюте с сыном на руках, которому это явно нравилось, — как включилась рация тревожным голосом Монти: — Джон, он к вам пошел, мы его не смогли остановить! Мерфи замер, а Эхо выпрямилась, прижав малыша крепче, но тот не возражал — только потянулся ручкой и вцепился в ее волосы. Эхо даже не вздрогнула. — Я не уйду, — сказал Мерфи. Эхо молча стрельнула в него быстрым темным взглядом, и тут раздался стук. Из-за того, что дверь была металлической, звук оказался более чем неприятным, как и надвигавшийся разговор. Ответить они не успели — да и что тут отвечать? «Да-да, войдите» или наоборот — «Блейк, вали отсюда, мы не готовы тебя встретить»? Мерфи только успел сделать вперед пару шагов, чтобы оказаться между дверью и Эхо. Беллами открыл, не дожидаясь ответа, вошел и прикрыл за собой дверь. Остановился и, скрестив на груди руки тем самым ненавистным жестом, молча оглядел каюту, не удостоив взглядом ни Мерфи, ни Эхо, замершую за его спиной. Ро тоже притих, словно чувствовал, что шуметь не время. На лице Беллами читалась работа мысли. Какой-то не самой приятной, судя по всему. Он на секунду сжал губы плотнее, а потом, по-прежнему обводя взглядом стены, сказал, словно бы в пространство: — А неплохо для шпиона и предателя. Хорошо устроилась. Интересно, чем заработала... Мерфи с трудом сдержался, чтобы не сказать чего-нибудь такого же неправильного, и, пока он был занят проглатыванием ненужных сейчас слов, Эхо ровно произнесла: — Это зарабатывала не я. Она имела в виду Беллами, но тот понял, естественно, неправильно, и теперь смотрел в упор на Мерфи: — А мне сказали, у тебя в подружках Эмори. Гарем завел? Теперь Мерфи пришлось глотать неуместный истерический смешок с замечанием «кто бы говорил!», но он справился и отозвался так же ровно, как только что Эхо: — Хотел бы я сказать, что это не твое дело. Но вообще-то оно твое. Просто давай поуважительнее. — К ней? К этой... — Да. — Мерфи оборвал его, не желая, чтобы Эхо слышала то, что тот мог ляпнуть. А еще ему не хотелось говорить то, что он собирался, но Эхо сейчас была важнее, чем чувства этого осла-склеротика. — Я тебе скажу одну вещь, Белл, которую остальные говорить опасаются: ты сейчас ни хрена не помнишь за последние двадцать месяцев, и нам всем очень жаль. Даже не представляешь, насколько. Но ты не будешь унижать Эхо только потому, что у тебя из башки вылетела куча событий. Все здесь, кроме тебя, находятся уже слишком далеко от того момента, который ты помнишь последним. Учитывай это, когда будешь орать на тех, кто был для тебя чужим… тогда. Беллами, против ожиданий, слушал. Руки по-прежнему держал на груди, но губы больше не сжимал упрямо, и презрения во взгляде поубавилось. Мерфи вздохнул и добавил главное: — Помнишь, что я сказал? Тут нет врагов. Тут есть мы. Спейскру. И нас такими сделал ты сам. Не ломай собственное дело, а? Потом память вернется, тебе ж самому плохо будет, как осознаешь. — А если не вернется? — вдруг тихо сказал Беллами, опуская руки, — не враждебно, как только что, а будто правда помощи ждал, словно перед ним не Мерфи стоял, а какой-нибудь Кейн. — Что мне тогда делать? Ответ у Мерфи был. — Жить, — пожал он плечами. — Строить все заново. Беллами молчал, обдумывая ответ. А когда Мерфи уже решил, что можно вздохнуть спокойно и уходить, давая Эхо возможность подкинуть первый кирпичик для нового строительства, сказал прежним голосом, голосом «для Мерфи»: — Строить заново — красиво говоришь. Ну так вот начинаю я стройку с того, что хочу понять, как вражеская шпионка, убившая столько наших людей, предавшая нас, вдруг оказывается на Ковчеге и снова пользуется нашим доверием? _Вашим_ доверием, — тут же «исправился» он. И что ему сказать? Кроме того, что его первого об этом надо спрашивать? — Ничего я тебе не буду объяснять, — мотнул Мерфи головой, чувствуя, что начинает злиться — не на Беллами, а на себя, за то, что не знает, что ему теперь делать и как перевести разговор на Ро, чтобы не навредить. — И почему я не удивлен, — фыркнул Беллами — тоже начал злиться. И тоже на Мерфи. — Не буду, потому что есть вещи, которые ты сам должен вспомнить, — твердо продолжил тот. Беллами не идиот и никогда им не был, он должен понять. — Я просто боюсь, что если мы тебе все расскажем, это помешает восстановить твою память. Ты будешь знать события, но не сможешь их _вспомнить_. Это нам никак не поможет. — Нам? — А ты думаешь, мне это все нравится? — не выдержал Мерфи. — Или Эхо вон нравится, или Рейвен с Монти? Думаешь, Эмори счастлива снова твоего отношения опасаться, а Харпер рада за этими ее страхами наблюдать по второму кругу?! — Джон, — вдруг сказала Эхо, перебивая его пламенную речь. — Не кричи. Словно включившись от звука маминого голоса, захныкал Ро. Мерфи умолк, но было уже поздно — Беллами вздрогнул, и на какую-то секунду его лицо стало таким растерянным, таким... словно он пытался поймать за хвостик убегающую мысль, словно вот-вот этот плач в нем что-то переключит, и он вспомнит, что это плачет его сын. Но эта секунда прошла. — Так, — Беллами выпрямился и лицо его снова застыло. Мерфи не сдержал вздоха, а Ро притих, будто осознав, что маневр не удался. — У нас тут прирост населения, в космосе? Вас можно поздравить? Вы чем думали, когда _здесь_ потомство разводить решили? Какой хороший вопрос. Только не по адресу. — Мерфи, ты чем думал? Ладно, этой... надо было такую каюту отрабатывать, но... Мерфи сам не осознал, как его подбросило, но Беллами от неожиданности отлетел назад к двери, не успев не то что удар блокировать, но даже понять, что его вообще ударили. Только потом, уже выпрямившись, поднес к губам пальцы, обнаружил на них кровь и криво усмехнулся: — Драться научился? — Научили, — выдохнул Мерфи, не понимая, как ухитрился — до сих пор ему ни разу не удавалось достать Беллами в спарринге. — Хочешь еще один урок? — Хватит! — вдруг рявкнула Эхо так, что Мерфи вздрогнул, Беллами заткнулся на полуслове, настороженно уставившись на нее, а Ро заплакал. — Прекратите, оба! Или идите в зал и там пар выпускайте. — Отлично, — начал было Беллами, но она снова перебила, делая шаг вперед: — Джон тут ни при чем, а этот ребенок родился в любви, от мужчины, который хотел его рождения, который любил меня, и которого люблю я. Мне нечего тут стыдиться и не о чем жалеть. — Эхо помолчала, покачивая Ро, отчего он начал успокаиваться, и вдруг добавила тихо, но твердо, заставив Мерфи испытать прилив непривычной нежности и благодарности: — А Джона я тоже люблю. И если бы Ро был его сыном, мне тоже не о чем было бы жалеть. Беллами молчал, и по его взгляду, прикованному к ребенку на ее руках, сложно было понять, о чем он думает и что сейчас сделает. Мерфи на всякий случай шагнул к ним ближе, хотя понимал, что ни Эхо, ни Ро сейчас ничего не грозит — Белл осел, но не сволочь и никогда не был. Ну... по крайней мере, после того боя у челнока уже точно — нет. Эхо, видимо, подумала о том же, а может, не думала вовсе, просто надеялась, что случится чудо: она тоже сделала шаг, другой и остановилась перед Беллами, слегка отстранив сына от себя, словно протягивая его отцу. А тот смотрел, не отрываясь, и маска презрения и недоверия таяла на его лице, оставляя только растерянность и мучительные попытки осознать то, что он никак не мог вспомнить, но что уже понял. Он протянул руку и несмело коснулся головки Ро, обводя пальцами завитки темных волос, почти повторяющие его собственные. В груди снова все сжалось. Потому что Мерфи видел, что ни черта он не вспомнил. Но поверил. И это было очень больно видеть — хотя, наверняка, Эхо было больнее, она ведь тоже все понимала и чувствовала. — Ро? — неуверенно спросил Беллами, и Эхо отозвалась: — Роан. — Роан Блейк, — медленно повторил он и перевел взгляд на нее. Он больше не злился и не требовал объяснений, ему просто было так же больно, как и им. — Я не помню. Прости. Беллами отдернул руку, развернулся и быстро выскочил наружу. — Ну хоть извинился, — вырвалось у Мерфи, а Эхо так и стояла, снова прижимая к груди Ро и глядя на захлопнувшуюся дверь. Чуда не случилось.