#Writober 2018

Тони тяжело вздыхает. Ему сложно работать с обороной, так как в последние годы он занимается исключительно оружием. Толстосумов и вояк с такими просьбами он шлет сразу. Но Ричард и Мэри для него не обычные люди. Они поддерживают его со времен смерти родителей. Тони любит и ценит этих людей, так что не может отказать в просьбе, помочь их сыну. У Питера очень редкая и опасная болезнь. В средние века из-за ее симптомов людей сжигают на кострах. Современная же наука знает, что это просто попытка человеческого организма сохранить свою жизнь даже ценой собственного разума. Эти роговые наросты как раковая опухоль. Определенные железы начинают вырабатывать гормоны, заставляя череп обрастать дополнительным слоем костей. Но, чтобы наросты было сложнее оторвать, они уплотняют череп не только наружу, но и внутрь, стискивая серое вещество, заставляя человека медленно сходить с ума. Как рак или волчанка: бессмысленно, болезненно и против законов природы, но тем не менее существует. И убивает людей. Одним из самых эффективных методов лечения считается ампутация желез и рогов. Конечно, человек после этого всю жизнь сидит на гормонах, но это лучше, чем превратиться в безумное бессловесное животное. К сожалению, с Питером этот вариант не срабатывает. — Он — мутант, Тони. Его регенерация не позволяет нам разобраться с этой проблемой, пока его тело считает, что все хорошо. — И, раз генные инженеры пришли ко мне — стереть испорченный ген не вариант, — фыркает Тони. — Увы, но так. — И что вы хотите от меня? — решает уточнить он. — Есть кое-что, что мы можем сделать для него. Но нам нужно время. Мы хотим, чтобы ты построил для него клетку, пока мы будем разбираться с решением. Губы Тони растягиваются в ухмылке: — Я полагаю, не только регенерация входит в его способности. — Он безумно силен, Тони. Остановить две тонны на разрыв для него раз плюнуть. И это в своем обычном состоянии. Когда у рогатых случается приступ, их сила увеличивается в десятки, а то и сотни раз. Это знание заставляет глаза Тони распахнуться в удивлении. — Боюсь спросить, — нервно смеется он, — что он уже успел разрушить. — Будь моя воля, я бы тебе не отвечал, — улыбка Ричарда грустная, глаза упрямо смотрят на собственные руки. Его жена, сидящая рядом, менее сдержанна в своем отчаяние. Такой Мэри Тони видел впервые. А зная ее профессию и отношение к жизни, это действительно ужасает. — Помнишь взрыв в Музее Естественной Истории в прошлом месяце? — Такое сложно забыть, — фыркает Тони. — Самая большая трагедия Нью-Йорка последних двух лет. В новостях говорят — теракт. Ответственность на себя берет какая-то организация, но Тони не слушает новости. У Тони свои источники, и он знает, что это — мутант. Но теперь до Тони доходит, какой именно мутант. — Тридцать три трупа, сто семьдесят два человека пострадали. Из них примерно треть инвалиды на всю жизнь. Музей понес убытки на несколько миллионов. И ты хочешь сказать мне, что все это сделал твой сын? Ричард несмело кивает, поджимая губы. Ему страшно смотреть в глаза Тони, потому что он слишком сильно любит его. Он боится увидеть разочарование в глазах своего “старшего сына”. — Ладно. Сводки я посмотрю сам. Сколько времени у нас есть? — Пока что мы используем ракетный бункер наших знакомых структур... — ЩИТ, что ли? — усмехается Тони. — Он почти пробился при последнем приступе, — игнорирует его слова Ричард. — Боюсь, следующий приступ уничтожит его. Тони задумчиво вздыхает. — Какие-нибудь еще пожелания? — Я хочу видеться с моим мальчиком, — добавляет Мэри. Тони хмыкает и кивает. Они перекидываются еще парой слов прежде, чем их встреча заканчивается. Впрочем, в процессе работы над “клеткой для дьявола” Тони еще не раз беспокоит чету Паркеров. Сотни деталей, мерок и правок вносятся прежде, чем Питер наконец-то приезжает лично проверить свой новый дом. Тони очень хочет посмотреть в глаза семнадцатилетнего парня, который, пусть и не совсем осознанно, становится убийцей в таком раннем возрасте. Для Тони это не праздный интерес, в Питере он пытается найти родственную душу. Тони ведь сам такой — убийца. Это может показаться глупым, но он очень часто терзается вопросом морали и целесообразности. Возможно, у Питера есть ответы, которые до сих пор не может найти Тони. Тем сильнее у Тони это ощущение, когда он видит жизнерадостное лицо парня, входящего в темные помещения бункера. С живыми, горящими глазами так не сочетаются темная шапка и огромный железный ошейник. Рожки еще совсем маленькие, но каждый день они растут, причиняя Питеру боль. — Привет, парень, — протягивает руку Тони. Питер отвечает крепким рукопожатием, смотрит чуть с вызовом, за которым Тони без труда распознает страх. — Здравствуйте, мистер Старк. — Без этого официоза, Пит, — закатывает он глаза. — Мы с тобой почти братья. Питер смущенно улыбается: — Хорошо, Тони. Они идут ко внутренним помещениям. За все это время Тони почти удается расслабиться. Еще бы, когда столько дней подряд накручиваешь себя монстром, который будет жить в этих хоромах. Питер, к удивлению Тони, очень послушный и умный парень. Задает какие-то вопросы об устройстве, о том, как он будет получать питание и воздух. Только Тони не совсем понимает, пытается ли тот узнать о слабостях “клетки”, о способах побега или самоубийства. Экскурсия заканчивается и Тони предлагает Питеру новый ошейник. Более легкий, более изящный, куда более функциональный. Питер благодарит его и позволяет надеть на себя. Это смущает обоих, но Питер стоически терпит, а Тони все равно не видно. Тони наблюдает за Питером через камеры. Парень умный, увлекающийся. Он слушает разные курсы и лекции из свободного доступа в интернете. Он постоянно что-то мастерит. Тони периодически пополняет небольшую мастерскую инструментами и комплектующими, которые заказывает Питер. Как-то раз Питер спотыкается на какой-то теме и Тони решает протянуть ему руку помощи. Так у них завязывается дружба. Они начинают разговаривать по видеосвязи почти что круглосуточно, обмениваясь идеями и вопросами. Тони вспоминает о том, что Питер болен, только когда видит его первый приступ. Они нормально разговаривают о теории струн. Питер сидит у себя в комнате, рядом мелькает экран с лицом Тони. Тот занят в своей мастерской и решает сделать небольшой перерыв на кофе. Питер выдает какую-то безумную идею, но затыкается на половине. Он хватается за голову, нагибается к коленям, почти скатываясь с собственной кровати. Он протяжно стонет, а в следующий момент уже гортанно рычит. Питер сдергивает с себя шапку и начинает в истерике скоблить свои рога, ореолом охватывающие две трети головы. Тони с ужасом смотрит на мгновенно сточенные в приступе ногти, как пальцы начинают кровоточить. Ему хватает ума не спрашивать “все ли в порядке”. Питер подскакивает с места и с разбега бьется головой в стену. Удар, еще удар. Третий, пятый, десятый. Голова разбита и кровит, но рога не позволяют Питеру проломить себе череп до смерти. Вместо этого он пробивает в армированном бетоне стены дыру и застревает. После пары нелепых попыток вытащить голову, Питер обмякает. Но Тони не обманывается его затишьем. Ошейник постоянно транслирует показатели. И вот сейчас Питер переходит из стадии “сопротивление” в стадию “немотивированная агрессия". Руки Питера поднимаются на уровень головы. Он упирает их в стену с явным намерением вытащить себя. Но Тони обманывается в своих наблюдениях. Питер небольшим усилием просто крошит стену рядом со своей головой. Тони с ужасом ждет, когда тот повернется лицом к камере. И он все равно не готов. Потому что к разъебанному к херам человеческому лицу мало кто может быть готов. Тони морщится, замечая кусок стены в глазнице у Питера. Глаз еще вытекает, ляпая пятнами светлую футболку. Здесь же, на груди, редкие капли крови и мозговой жидкости. Тони прикрывает глаза и вздыхает, собираясь с силами. Все специалисты получают оповещение, каждый из них приникает к экранам мониторов, ожидая окончания приступа, чтобы помочь бедняге. Тони совершенно не обязательно смотреть, но он смотрит. Смотрит на то, как Питер с разбегу врезается в дверь, снося ее к черту. Как тот с диким ором бежит к выходу из бункера, как его херачит током, как он заходится слюной, в кровь разбивая едва поджившие кулаки, барабаня по огромной стальной двери. Когда это животное осознает, что с этой стороны не пробиться, оно разворачивается и бежит к вентиляции. Теперь Тони понимает, почему его просили соврать про систему. Зверь внутри умен. “Но он все еще Питер Паркер”, — с отвращением думает Тони. С отвращением к себе. Питер влезает в систему. Его руки шинкуют лопасти вентилятора, но животному как-то насрать. Оно упрямо лезет вперед, ломая своим стальным телом механизм, пролезая дальше и натыкаясь на коробку многоступенчатого фильтра. У Питера нет ни единого шанса выбраться отсюда, кроме как через ту огромную стальную дверь. За которую нереально пройти. Потому что сразу за ней находится несколько “сюрпризов”, о которых Питеру не говорят. И пока он беснуется, Тони вдруг осознает, что Зверь не дурак. На самом деле, Тони вдруг понимает, что Зверь поступает вполне осознанно. Особенно когда смотрит в маленький глазок камеры под потолком. “Он пытался выбраться отсюда. Когда все пути перекрыли, он ищет другой выход”, — выстраивается цепь событий в голове Тони, но прежде, чем он успевает додумать следующий шаг, Зверь опровергает все его идеи и снова кидается к двери. Он рвет, мечет, бьется в конвульсиях, перебарывает себя и поджаривается почти до смерти. Почти. Когда ошейник пищит о критическом состоянии систем, ток в помещении с дверью отключают. Тони присматривается к лежащему бездыханному телу и не верит, что Питер жив. Но, вопреки всему, Питер жив. На следующее утро он извиняется, что так некультурно прервал диалог. Через пару дней он выглядит так, будто ничего и не было. А Тони смотрит на Питера в монитор, и пытается понять, отчего его глаза так сильно изменились. Вроде улыбается, а тихая аура отчаяния будто просачивается сквозь экран. Тони решается заговорить о Звере лишь спустя пару недель. Питер не рад, но не отказывает. Он рассказывает то же, что и в стандартных отчетах, но, кажется, специально делает это так, чтобы Тони не верил. И Тони не верит. Он передает с ботами очередные инструменты и на этот раз кладет в коробку старкфон с маленькой запиской: “Только в ванной. Безопасно”. Теперь у них появляется примерно полчаса приватных разговоров каждый день. Питер не спешит открываться, и Тони, к своему удивлению, начинает первый. Он рассказывает об оружии, о том, какие мысли посещают его, когда он создает все новые способы убийства людей. О том, что в его голове нет ни грамма сожаления. Тони делится тем, что начинает примерно в возрасте Питера. Рассказывает, как часто в своих лабораториях измеряет воздействие на физическое тело, как много различных способов убийства знает. Ему не стыдно, Питер видит это. Он не осуждает, не злится, не выносит приговоры. Он слушает внимательно и едва улыбается уголком губ. Питер умный парень. Он понимает, чего хочет Тони. Вина уже начала грызть этого человека, и он хочет исповедаться тому, кто застрял в такой же ситуации. Точно так же, не по собственной воле. Питер рассказывает ему то же, что и его личный психолог. Все эти убийства, все эти желания, все чувства, — это все не его вина. Нужно просто принять свою жизнь, наслаждаться ей, а заботы, связанные с убийствами и их разрешением, оставить другим. У Питера есть отмазка — он болен. Питер придумывает отмазку и для Тони — на нем висят обязательства. Из-за этой маленькой поблажки Тони так сильно проникается Питером, что не замечает очевидного. Того, что гений вроде него пропустить бы не смог. И лишь редкие проблески мысли появляются в его голове, Питера настигает новый приступ. Ричард и Мэри пытаются что-то сделать, но каждое вмешательство приводит лишь к новым приступам, новой боли, тухнущему огню в глазах парня. — Старк, ты рехнулся? — вскидывает бровь над единственным уцелевшим глазом Фьюри. — Я — еще нет. А вот он, — тычет пальцем в экран монитора, — скоро да. Если ему не дать свободу хоть на один денек, спасать будет уже некого. По лицу Фьюри видно, он не впечатлен словами Тони. Тони и сам не впечатлен, но добиться расположения агента ему необходимо. — Ну, давай, Ник. Я же прошу не так много. Всего один вечер! — Ты вообще в курсе, какой опасности собираешься подвергнуть людей на поверхности, — холодно осведомляется тот. — Господи, Ник, я не идиот. Я не собираюсь везти его в город. Выгуляю в парке, искупаю в речке, заставлю покормить птичек и обратно! — он мельком глянул на Ричарда и Мэри, которые присутствовали здесь и уже дали свое согласие. — Все под мою ответственность. Фьюри все еще непреклонен. — Ник, не заставляй меня умолять. — Я бы на это посмотрел, — фыркает тот. Тони тяжело вздыхает, мнет губы, но плюхается на колени и широко разводит руки. Даже холоднокровие агента на секунду дает слабину. Ричард с Мэри подскакивают, пытаясь его поднять: — Брось, Тони, оно того не стоит. — Я этого не стою, — настаивает он, — а вот Питер — стоит. Пока еще стоит, — его взгляд холоден, отрешен. Ему нечего терять, кроме того сопляка, застрявшего в его темнице. Того единственного, кто понимает Тони лучше всех. И Ник сдается. Он холодно признает свое поражение и уже на следующий вечер Тони вытаскивает Питера на свежий воздух. Питер смотрит на заходящее солнце. Так пристально, почти не мигает. Тони тоже смотрит, но не на солнце. Он смотрит на парня, сидящего к нему спиной. Его рога уже не скрыть шапкой: они большие, толстые, длинные. Не блестят от света, матовые, так как даже если их начистить, через час они снова возвращаются в обычное состояние. — Я и забыл, как это красиво, — он оборачивается к Тони. — Спасибо, — не стесняясь, стирает слезы. — На здоровье, — улыбается в ответ Тони. — Прости, — Питер выглядит искренне извиняющимся. — Брось, мне это ничего не стоило, — отмахивается тот. — О, но я извиняюсь не за то, что было, — улыбается он. В глазах разгорается знакомый огонь. Улыбка тянется, все больше превращаясь в оскал. — А за что? —Тони начинает паниковать. Вместо ответа Питер кидается на него и вгрызается болезненным всепоглощающим поцелуем. Он подминает Тони под себя, сгребает сопротивляющиеся руки, заводит их за голову. Свободной рукой он хватает чужое плечо. Тони стонет в чужие губы, и Питер жадно глотает этот звук, сильнее стискивая плечо, до хруста, до разорванной плоти. Тони орет, но Питеру все равно. Он продолжает жадно сцеловывать чужие эмоции, упиваясь болью. Питер отпускает его руки, седлает живот и выпрямляется, глядя из-под опущенных ресниц за тем, как пытается восстановить дыхание Тони. Тот не делает попыток сбежать. Это бесполезно. Питер усмехается такой покорности. Он подносит к своему лицу руку и слизывает кровь, неотрывно наблюдая за реакцией Тони. Тот в ужасе. Он шокирован болью и осознанием. Теперь гений внутри него кричит: этот блеск в глазах — это не Питер. Никогда им не был. Это всегда был только зверь. Тони хнычет, ощущая боль, ощущая свой проигрыш. Он попался так просто, как будто никогда и не играл. — Вижу, ты понял, — лениво растягивает слова Питер. Он продолжает облизывать редкие капли крови. Теперь, такой распаленный от поцелуя, в сумерках вечера, с окровавленной рукой, он выглядит как настоящий демон. Демон-искуситель. И, если бы рука Тони не верещала о дикой боли, он бы даже мог бы повестись на соблазнительные формы. — Зачем? — тихий шепот. — Хочу свободы, — пожимает плечами Питер. — Достали эти клетки, эксперименты. — Когда ты это спланировал? — сглотнул Тони. — Когда увидел тебя. Подумал и понял, что ты-то уж точно меня поймешь. Тони усмехается и снова стонет. Ему больно, но сил сделать что-то нет. Он знает, что это конец. Его человеколюбие довело его до такого конца. И Тони почти ненавидит себя за проявленную слабость. Почти. — Знаешь, у тебя есть единственный способ выжить сегодня, — словно читая его мысли, наклоняется Питер ближе. Он снова целует его. На этот раз мягко, целомудренно, словно в первый раз. Тони смотрит ему в глаза и видит. Он видит Питера. — Ты знаешь, что нужно сделать. — Он берет чужую здоровую руку, и кладет ее себе на шею. Тони хмыкает. Дьявол просит его отринуть остатки человечности, чтобы спасти свою собственную душу. Это так... так по-человечески. И Тони пробирает на смех. Он понимает, что отказаться от совести — его единственный способ выжить. Не только сейчас, всегда. До самой смерти. И только дьявол мог предложить ему такую сделку. Спокойную жизнь в обмен на... душу. — Сраный искуситель. Так вот о какой свободе ты говорил, — он хватает его плотнее за шею, вновь притягивает в поцелуй. Им наслаждаются оба, лениво облизывая, ощущая вкус крови, боли и ненависти. — Мы могли бы стать любовниками, — предлагает Тони. — Не с тем торгуешься, — хмыкает Питер, возвращая нездоровый блеск глазам. — Есть потребность в убийствах — у меня есть связи. — Я уже назвал свою цену — Старк, — прерывает его тот, чуть отодвигаясь. — На этой земле есть место только одному дьяволу. Тони усмехается, но верит. Он снова тянется к тонкому изящному ошейнику, проводит пальцем, ожидая отклика датчика, и напоследок снова притягивает Питера в поцелуй. После чего в тело дьявола впрыскивается разрушающий состав. Мягкие ткани тела и одежды тлеют буквально на глазах, рассыпаясь серым песком, не оставляя после себя почти ничего. Питер уходит бесшумно, быстро и без боли. Тони смотрит на тяжелый рогатый череп, придавивший его грудь и на кости ног, что секундой ранее седлали его талию. Это все, что осталось от Питера — рожки да ножки. Хотя нет, не все. Он оставил ему прощальный подарок. На всю оставшуюся жизнь. Он лишил его остатков человечности, чтобы Тони смог без угрызений бесполезной совести нормально существовать здесь, в мире людей. Тони ухмыльнулся и посмотрел в расцвеченное звездами ночное небо. Он все-таки получил от Питера, что хотел. Так или иначе.