Шарлах

      Дом ничуть не изменился и чувства вызывает те же. Неуютный страх и холодное отторжение. Но очень скоро я буду избавлен от ежегодных каторжных визитов в эти стены.       Дед наконец-то решился огласить своё завещание, по которому кусок заповедной земли со стоящим на нём трёхэтажным каменным склепом, гордо именуемым «поместьем», достанется кому-нибудь из наследников. В нормальной семье всё было бы распределено по старшинству, а значит, досталось бы моему отцу. Но нет, старый хрыч решил, что разыграет землю и дом между внуками. Именно «разыграет», что бы это ни значило. О продаже и разделении вырученной суммы на части речи не шло, естественно.       Но, бля, куш был слишком привлекательным, чтобы проигнорировать. И с чем я, старший и самый близкий из выбранных дедом круга наследников, могу не справиться на этом «розыгрыше»? Чёрт возьми, все остальные наследники — девушки!       Был бы ещё мой кузен, но дед был бы не дед, если бы не поставил ещё пару каверзных условий: дом мог достаться только холостяку или холостячке, совершеннолетним.       По предку моему, конечно, психиатрия плакала, только вот Белла, моя двоюродная сестра, развелась по такому случаю. Дом с видом на заповедный лес. Многомиллионный лот.       Сглатываю. Я только что ворчу, на самом деле от счастья чуть не до потолка скакал. Очки, по крайней мере, уронил. В этом году я выпускник, последний курс — и здравствуй, вольная жизнь. В которой, кроме родового имени, никаких перспектив не было: финансы моего отца были не просто на нуле, а в минусе. И он на наследство рассчитывал. И продолжает, сразу стал «хорошим папочкой». Хера с два я дам ему хоть цент. Но заранее делить шкуру неубитого медведя не хочу.       Поэтому одёргиваю пиджак, поправляю очки и отворяю на себя тяжёлую резную дубовую дверь гостиной. Девушки уже все в сборе и воркуют очень мило, но я почти слышу шипение. Гадючий клубок по весне. Пятеро красоток, одна перед другой выделывающихся. Белла так вообще с веером, как престарелая кокотка. Моя родная сестрица, Марселин, тоже здесь и не отстаёт — прячет руки в муфту из натурального меха. Ещё бы, несмотря на горящий камин, в комнате промозглая сырость. Добровольно жить тут согласится разве что какой-нибудь носферату и… мой дед.       Появляется перед нами неожиданно, обрывая этим разговоры на полуслове. Походка у него быстрая, пружинистая, сам одет почти по-туристически, как будто собирается сорваться в запланированную кругосветку тут же. И он может, в самом деле. Сложно представить вообще хоть что-то, на что он не способен.       — Дорогие мои внуки, — сразу, без приветствий, обращается к нам, даже не присев в кресло, лишь оперевшись руками о стол. — Как вы знаете, в нашем роду множество славных традиций.       Девушки вежливо кивают, я кривлю рот. Как же, летние каникулы в этом же неприветливом доме, бесконечные церемонии свадеб-похорон-крестин-именин, гербы на всём, от платков до памперсов.       — Но только хранитель этого дома должен соблюдать ещё и его кодекс. Эту пыльную книгу я не принёс, но вы знаете, где она, сами прочтёте.       Дед нервно улыбается, я настораживаюсь. Подсознательно кажется, что наследство вот-вот ускользнёт из моих рук и что этот «розыгрыш» будет чем-то малоприятным.       — Каждые триста пятьдесят лет… ну, не строго, я забыл немного, два года назад срок прошёл… не суть, — дед потирает переносицу, — в общем, есть старинная традиция ходить в свадебных нарядах в лес, за красным лотосом. Так вот, внуки мои, собирайтесь. Кто первый найдёт, сорвёт цветок и принесёт мне, того и дом.       Все молчат, ошалевшие от такого расклада. Он что, серьёзно? Бродить по лесу как жених, в поисках драного цветка, которого я никогда не видел и вообще, по-моему, в лесу он не растёт? Ещё б за папоротниковым цветом послал!       Белла фыркает:       — Детские игры какие-то.       — Никого заставлять не буду, а если вы все откажетесь, дом перейдёт в собственность заказника. Сделают музей дикой природы.       — Я согласен, — почти перебиваю.       — А я отказываюсь, — пожимает плечами Марселин. — Я плавать не умею.       Хитрюга, знает, что уж ей-то от продажи вероятного наследства отломлю ломоть. Только при чём здесь плавание?       — Он же в озере, да? — робко подаёт голосок одна из кузин.       — Никто не знает, — безмятежно отзывается дед, кажется, искренне потешаясь над нами. — Может, и в озере. Водяная лилия всё-таки. А если никто из вас до рассвета её не найдёт, то всё, завещание вступит в силу, останетесь без всего. И если вы старого маразматика, меня то есть, запытать решите — никакой пользы, бумаги у нотариуса.       Всё продумал, вон как улыбается. Весело ему. А там сегодня дождь прошёл и ни зги не видно. В лес. Ночью. Всей толпой, как шуты ряженые.       — Фонари возьмём и вперёд, — Белла поднимается из кресла. — Я согласна. А что за свадебные наряды?       — Вас гувернантки проводят, я сам не знал, что такая комната есть. Фасоны, конечно, трёхсотлетней давности, но ткань ещё крепкая. Местами.       Кажется, дед сейчас мерзко захихикает. Возникло желание дать ему по голове вон тем бронзовым подсвечником с камина, но дед предусмотрел и свою смерть, я уверен.       — Не тяните время, в шесть утра завещание вступает в силу, — дед смотрит на навороченные наручные часы. — У вас семь часов, двадцать три минуты, двадцать девять секунд.       Белла выходит из гостиной первой, группка девушек увязывается за ней немного поредевшей — Марселин остаётся сидеть, тянется к кружке остывшего травяного чая.       Вздохнув, замыкаю процессию. Попытаться стоило. И раз речь предположительно шла об озере, у меня возникла здравая идея.       Спускаюсь по крутой и скользкой лестнице, выхожу с чёрного хода. Обмениваюсь кивками с садовником, который готовится сжигать кучу сорной травы. Вовремя. Она вообще загорится, после дождя-то? Обхожу мансарду, разблокирую двери автомобиля. Нет, не собираюсь ехать прочь, послав ко всем чертям полоумного предка, хоть и очень хочется. И не поеду в ближайший город в цветочный бутик — в каком круглосуточном продают лотосы, да ещё и красные? Отсоединяю навигатор, перещёлкиваю его на питание от батареек. Работает, сразу определил моё положение — забытая богом и людьми заповедная дырка мира. Озеро — чудо! — в лесу обнаруживается, но до него навскидку примерно километра два. И не по тропинке, я уверен. Значит, времени терять нельзя.       Где в доме идёт примерка загадочных свадебных нарядов, можно не гадать — вопят девушки на весь этаж. Ну а какой красотке не хочется примерить свадебное платье? Относятся уже как к игре, не иначе.       Взвизгнув, прикрываются, когда я появляюсь в дверях. В крохотной комнатушке пыльно и пахнет чем-то химическим. Наверное, средством для отпугивания моли. Все платья уже разобраны, кроме двух: одно безнадёжно порвано, валяется на полу, а другое небрежно надето на каркас у стены, и у него измазан подол. Больше нет одежды, ни свадебной, ни какой другой.       — И что мне напяливать? — спрашиваю немного угрожающе.       Вполне могло быть, что девушки просто спрятали костюмы, чтобы устранить меня, как сильного конкурента.       — Вот то, — Белла кивает на платье у стены. — Размер там большой, влезешь. А на что ты надеялся?       Девушки хихикают. Сучки. Но так я сразу и сдался, конечно.       Разворачиваюсь и иду в кабинет деда, дверь в тот чуть не с ноги вышибаю.       — А, Фаридат, чего хотел-то?       Терпеть не могу, когда меня называют полным именем. Для всех друзей, знакомых и дальней родни я Фарид, и никак иначе. И без того экзотично, мама явно пересмотрела сериалов про восточные гаремы и учесть забыла, что имя не просто дико звучащее, так ещё и женское.       — Спросить бы с тебя, дед, как следует за твои причуды, — ворчу. — Почему у всех родня как родня, а у меня сумасшедший старик? Эти твои наряды… мужские где?       — А их и нет, — хихикает дед уже откровенно. — Я не думал, что ты приедешь, ты этот дом что, резко полюбил?       — Его стоимость, — отвечаю честно. — И я самый законный из выбранных тобой наследников.       — Я здесь закон. И ты либо идёшь и надеваешь платье, либо…       — Либо вызываю санитаров, и пусть они назначат тебе психиатрическую экспертизу.       — Э, нет, Фаридат, тут всё не так просто. Здоров твой дедушка по всем фронтам, ещё и вас переживёт. Нахожусь в здравом уме и трезвой памяти. А вот вам алчность глаза затмила. Ну раз так, то должно же у вас быть хоть какое-то наказание.       — И страница в этом чёртовом кодексе такая тоже есть, и не твоей рукой написана? — пытаюсь я найти хоть какую-то лазейку.       — Не сомневайся, — дед складывает руки на груди и поигрывает пальцами. — А ещё свадебный наряд это именно наряд. Туфли, шляпка, всё такое. Удачи.       Дверь за собой я захлопываю с такой силой, что кажется, потолок рухнет, а в коридоре люстра жалобно звякает. Пердун старый, урод юморной. Могу поспорить, что никаких красных лотосов в природе не бывает, никто ничего не найдёт, дед с наслаждением поржёт и подарит дом сраным белкам и лисам. Но сдаться сейчас — немыслимо. Только не тогда, когда надо мной открыто смеются. Чёрт. Если ему так хочется увидеть травести-шоу, он его получит.       Возвращаюсь к девушкам, они заканчивают одеваться, а Беллы и не видно — не сомневаюсь, что уже раздобыла фонарь и в лесу рыщет. И с навигатором, и с картой, и бог весть с чем ещё, что только могло обнаружиться в женской сумочке. Ух, как надо мной смеются, когда я натягиваю платье. Корсет приходится расшнуровать максимально, но всё равно тесно и жмёт. Длина зато нормальная и юбок довольно много. Пытаюсь выйти, но горничные мягко останавливают меня, указывают на сложенные чулки, перчатки и дурацкую шляпку с вуалью. Натягиваю я всё это под дикий хохот, чулки из древней материи умудряюсь порвать. Но уж чего точно не надену, так это туфли — на мой одиннадцатый размер эта максимум семёрка не подойдёт и близко. Остаюсь босиком. А вот девушки — на каблуках все. Идиотки.       Вообще я беру в расчёт только Беллу, вот уж она, если понадобится, собственной кровью покрасит какую-нибудь ромашку. Убеждаюсь в серьёзности её намерений, когда и в гуще леса проблесков фонаря не вижу. Кузины мои что-то сообразили, пытаются поймать на телефонах устойчивый интернет. То ли для навигации, а то ли фотки раздражённого меня в платье в Фейсбук и Инстаграм выложить. Наивные. Не работает это так, тут и мобильная сеть-то через раз. Трясу фонарь, которым меня заботливо снабдил мажордом, узкий луч света режет мрак. Отлично. Теперь прямо на северо-запад, и так быстро, как только могу.       Дед провожать нас не вышел, так что весь маскарад затевался не для его развлечения. Хотя эта затея изначально и есть развлекуха. Чёрт, а прохладно. И интересно, в лесу этом что-нибудь хищное водится? Волки, медведи там? Кузины разбредаются по подлеску, но понятно, что ни одна из них так и не решится пойти. Но они могут объединиться, и тогда я точно окажусь в проигрыше. Чуть не бегу.       Голые плечи мёрзнут, а шлейф постоянно цепляется за траву, ветки и корни. Иногда наступаю на острый камешек или щепку, но внимания стараюсь не обращать. Надежда бьётся внутри, почему-то начинает казаться, что всё не зря. Ну как эта красная дрянь и правда расцвела где-нибудь? Может, вообще у берега, и не придётся в ледяную, без сомнения, воду лезть. А ещё есть неплохой шанс найти Беллу. Она-то всё-таки девушка и вряд ли ожидает, что её кузен способен на подлость. А я ещё как способен, плохо она меня знает. Дубинкой или камнем по голове, пока очухается, я уже все документы на дом подписать успею.       Такие мысли вперёд, как ни странно, только подгоняли. Навигатор вроде бы работал, ноги, конечно, были исколоты, руки все исцарапаны, шляпка с дурацкой сеткой вообще где-то потерялась, а узкие перчатки я скинул сам. И одного платья более чем достаточно для соблюдения условий, на мужике-то! Ох и не хотел бы я быть просто так ославленным, задаром.       Навигатор показывал, что я в этом проклятом озере уже купаюсь, а на деле я ещё его и не увидел. Но лес, кажется, уже редел. По крайней мере, идти стало легче, а земля сквозь вдрызг разорванные чулки ощущалась влажной и холодной.       Я едва кубарем не полетел — деревья кончились внезапно, корни некоторых свисали с крутого обрывистого берега как косматые лохмы. Озеро плескалось внизу чёрной мерзкой лужей. По его краям рос только чахлый рогоз, да ещё луч фонаря выхватил ряску на поверхности. Никакой, даже самой завалящей жёлтой кувшинки. Блядский розыгрыш, так и есть. Разыграли не приз, а нас. Хотя и так понятно было, что этим всё и закончится. Гашу фонарь, чтобы проверить, нет ли рядом Беллы. Меня окутывает густая тьма, только экран навигатора слабо светится. Никаких огней вокруг. Скорее всего, тоже увидела эту лужу, психанула и вернулась в поместье. И мне бы поступить так, но за позор обидно. Вот не вернусь с пустыми руками, выдерну самый грязный водяной корень и в морду деду кину.       Порешив, осторожно спускаюсь к воде. Берег сыпучий, а чуть подальше — топкий. С этого края до стеблей не дотянуться, приходится обойти немного периметр озерца. Наконец, нахожу место, где могу достать хоть до пучка каких-то заострённых листьев и, чтобы это сделать, гашу навигатор и зажимаю его подмышкой. Луч фонаря скачет по поверхности воды, добивает до середины озера и там…       От неожиданности неловко ступаю вперёд, дно оказывается илистым, мгновенно засасывает ногу по щиколотку. Шатаюсь, пытаясь удержать навигатор, без которого я обратно к людям никогда не выйду, слишком сильно наклоняюсь вперёд. И торжественно топлю очки в чёрном этом полуболоте. Проклятье. Зрение у меня настолько плохое, что дальше вытянутых рук — смутный туман из цветов и силуэтов. И когда, выйдя из воды и обретя более-менее устойчивое положение, снова свечу почти на середину озера, вижу только зелёные пятна. Зато на них — что-то красное. Определённо красное!       Надо подбирать эти юбки-подолы и попытаться пройти вброд, хотя чую, что там точно какой-то дурацкий подвох. Например, поплавок с привязанной запиской, в которой сказано, что принцесса в другом замке и что все мы придурки. Хотя чего терять-то уже?       Кладу навигатор под самое крайнее и на вид приметное дерево, иначе потеряю безнадёжно. Фонарь зажимаю ухом и щекой к плечу, вхожу в воду. Сначала до колена, потом по пояс, дальше — уже по грудь, и я боюсь, что придётся вплавь добираться, к тому же, в темноте — фонарик просто некуда деть, и в рот не влезет. Мокрое платье норовит сползти и тянет вниз, путается, прилипает к ногам под водой. Но глубина не увеличивается, и последние несколько метров удаётся преодолеть без особых усилий, хотя и наступаю на какой-то острый обломок на дне.       И что же? Это, мать его, цветок! Не то чтобы совсем уж ярко-алый, но вполне себе красный. Когда дотрагиваюсь, убеждаюсь, что настоящий. От счастья или от холода я готов уссаться. Собственно, почему бы и нет, кто из людей в водоёмах не ссал-то? Замираю, делаю свои дела, одновременно перехватываю фонарик рукой. Приближаюсь к цветку ещё на два шага, пытаюсь сорвать. Стебель прочный, приходится надпилить ногтями и открутить его. Но это ничтожные мелочи, ещё немного — и я уже сжимаю мокрое сокровище. Этот ёбаный цветок сейчас стоит миллионы. Но, бля, надо спешить! Вдруг я ошибся, Белла тоже нашла такой же и сейчас со всех ног бежит обратно?       Чуть не падаю, когда пытаюсь выбраться на берег, с платья течёт и, хоть оно было узким, сползло чуть ли не на талию. Но не разденешься и не бросишь. Наскоро отжимаю, не заботясь о сохранности ткани, ищу взглядом дерево, щурясь, под которым оставил навигатор.       Нахожу, но шаг мне не дают сделать то ли какие-то водоросли, то ли лианы, опутавшие ноги. Я совсем не смотрел, куда шёл. Пытаюсь освободиться, но берег в этом месте какой-то сплошной лабиринт из растительных плетей, некоторые из которых ожигающе-колючие, и до того, как я заходил в воду, таким вроде как не был. А ещё кажется, что ползучие растения шелестят и двигаются в темноте, хотя в луче фонарика всё спокойно.       С трудом выпутавшись и отцепив потасканное платье от шипов, делаю ещё шаг, но тут что-то почти явно хватает меня за ногу, и я падаю вперёд так неожиданно, что даже руки не успеваю перед собой выставить, врезаюсь в стебли лицом и горлом. И тут же его как будто что-то стискивает, душит. Пытаюсь освободиться, ослабить путы, вдохнуть, но рука скользит по коре, а вторая, в которой цветок, оказывается чем-то прижатой к телу. Воздуха не хватает, я паникую, бьюсь, извиваюсь, но, кажется, ещё больше запутываюсь. Дьявольские силки, не иначе. А ещё в воздухе пахнет пыльцой, только вот чихнуть не могу — не вдохнуть. На самом краю угасающего сознания чувствую, как кто-то на меня смотрит. И сжимает мне рёбра, как будто в объятьях.