Nordlys

      Сижу на подоконнике в своих покоях, вглядываюсь в ночное звёздное небо, вдыхаю по-летнему нежный и переполненный ароматами сада воздух, прокручиваю кольцо на мизинце, которое всегда, сколько себя помню, было моим успокоителем и думаю… О чем? Обо всём и ни о чем, просто вспоминаю…       Как я докатился до жизни такой?       Мне уже тридцать будет скоро, осталась каких-то пара дней, у меня есть многое: и лордство, и власть, и близкие, а счастья всё же нет… И пусть я не часто поддаюсь этим приступам меланхолии, но с каждым новым прожитым годом понимаю, что от себя не спрятаться, и никакие отговорки, отсрочки и потаённые страхи не могут оправдать моё бездействие и трусость, а иначе моё поведение невозможно назвать.       Пережив и свершив многое в своей непростой, но занимательной жизни, я не смог открыться перед единственным, кто был мне важен и необходим. Иногда закрадывалась крамольная мысль просто опоить его да и… Но это было бы обманом и предательством, ничем хорошим для моего папы это не закончилось, да и не хочу я так.       Легкий спазм по низу живота, как предвестник очередной мучительной недели. Скользнул взглядом по легиону всевозможных флакончиков и скляночек, благо запас обезболивающих зелий домовые вовремя пополняют. Вот сегодня выпью розовое зелье с ароматом клубники, а утром уже зелёное, с привкусом и горечью бергамота и так по нарастающей, пока не завершится период течки, а ведь всё могло быть совсем иначе.       Прикрываю глаза и представляю любимые руки, которые нежно обнимают меня, дыхание у виска, поцелуи, что перемежаются с укусами, аромат… эмоции… свечение…       Так… Определённо сегодня придётся принять двойную дозу успокоительного, подобные мечты лишь усиливают мои мучения, я еще не готов к ним. Глубоко вдыхаю, открываю глаза и смотрю на звезды.       О своей истинной природе я узнал в одиннадцать, после похода с Хагридом в банк. Когда полувеликан отвлёкся на «таинственный» свёрток, провожатый гоблин всучил мне в руки старую тетрадь в кожаном переплёте и шепнул:       — Ключ — ваша кровь… — а прижатый к губам палец подсказал, что о даре следовало молчать. Пусть я пребывал в легком неадеквате, находясь под воздействием от открывшегося мне тогда, но дураком никогда не был, почти… Ведь, если вдуматься, откуда я мог знать, что скрывала в себе та таинственная тетрадь, но ощущение чего-то знакомого и легкое мерцание родной силы, как узнал после, помогли принять верное решение. И о дневнике моего папы никто так и не узнал. Зато мне довелось обнаружить многое и на многое взглянуть уже совсем под иным углом, измеряя ситуацию совершенно другими мерилами.       Как и говорил мне в нашу первую встречу Хагрид, я был не простым мальчиком, только он, как и прочие, даже не догадывались, насколько сложным окажется их ручной герой.       Я являлся не совсем волшебником, а поглотителем. Совершенно спокойно моё тело могло поглотить самое чёрное волшебство и не пострадать, а, наоборот, впитать и подстроить его под себя. Но и это не всё! Поглотители были довольно уникальными и редкими магами, но всё же о них знали, их выискивали и использовали, как аккумуляторы или батарейки, кто ж из сильных мира сего откажется от дополнительной подзарядки?       Но Род моих предков имел и ещё одну тайну, охраняемую за семью печатями. Все лорды Поттеры были «Nordlys», что переводилось со скандинавского, как «Северное сияние». Подобные мне могут видеть силу, что окружает нас, во всём и везде. Мы в состоянии её поглощать, трансформировать, аккумулировать и сохранять. Для чего? Для продолжения рода, рода омег. Ага, вот такая вот весёленькая сказочка на ночь.       Джеймс был омегой, мой дед был омегой, мой прадед и так далее, и так далее. Вот только мой папа совершил глупость, он забеременел, не вступив в права лорда, а, следовательно, не обрёл своей полной силы, и энергии ему еле хватило, чтоб доносить меня. Потом он долго восстанавливался, правда, так и не смог окончательно оправиться, но всё же никогда не сожалел о том, что у него был я. Вот только вследствие своего подорванного здоровья и перебоев с магией он так и не смог принять лордство. Да и после рождения следующего омеги тело перестает поглощать так интенсивно энергию, а тёмные проклятья для Nordlys становятся не менее опасны, как и для остальных магов. Джеймс пал от Авады, не сумев защитить нас с мамой.       Лили действительно была моей мамой, приёмной. Она помогала отцу, подпитывала его своей силой и кровью, заботилась о нём, присутствовала при моём рождении, в общем взяла на себя все обязательства моего отца, коим являлся Сириус.       Дело в том, что мы чувствуем своего альфу. По существу и они должны нас чувствовать, но так не всегда бывает.       Мои отцы сблизились, сдружились, шалили, пакостили, взрослели… Папа сразу почувствовал в юном Блэке свою пару. Джеймс с малых лет знал правду о себе и понимание ситуации его ещё не пугало. Что детям надо? Тесное общение, тёплые чувства, восторг от совместных шалостей, а все прочие желания приходили с годами. Сириус же видел в нём лишь друга и не более, такое иногда случалось, и это являлось настоящим проклятием для молодого омеги. Каждый раз сгорая в огне желания, когда разум заволакивает боль и понимание безысходности, несчастный готов на многое.       Происходит подобное помешательство четыре раза в год, продолжительность зависит от возраста, начиная от пары дней и по нарастающей, и длится всё это безумие, пока Nordlys не понесёт и не приведёт в этот мир следующее поколение Сияющих. А вот уже потом каждый выбирал по себе: или оставался со своей парой, но при этом заключал фиктивный брак с ведьмой, или создавались триады — настоящий брак между ведьмой, магом и Nordlys. Сей факт, конечно же, хранился в строжайшей тайне, заключался магический контракт и никто, кроме этих троих и рождённого в союзе нового Nordlys и будущего лорда, никто, даже братья и сёстры, не знали правды.       А мой папа… Он не вступил ещё в права лорда, был уязвим и слаб перед соблазном, да и надежды на счастливое будущее, как у его родителей, не было. Сириус был ещё тем балагуром, бабником, шалопаем и отъявленным… гомофобом! Любой намёк на однополую связь он воспринимал как смертельное оскорбление и не единожды кулаками и палочкой доказывал, что это всё не про него, а предложения были и смельчаки находились, ведь отец был настоящим красавчиком. Джеймс же изнемогал от ревности, отчаянья, любви и не придумал ничего лучшего, как опоить Блэка. Вот так вот я и появился.       Сириус ничего не узнал, размытое воспоминание, лишь яркое свечение и удовольствие — так он описал своему другу очередную ночь, проведённую не пойми с кем, но определённо офигительную. Жаль, не запомнил девчонку! Мол, такое было бы не грех и повторить. Джеймс же, глотая слёзы и воя в подушку, успокаивал себя лишь тем, что всё же сумел добыть своё выстраданное счастье, чудо зарождающейся жизни внутри.       А потом была договорённость с моей мамой, магический контракт и разговор начистоту. Лили была удивительным человеком и прекрасной мамой. И это она предложила взять Сириуса крестным отцом, чтобы я хоть таким образом, но получал подпитку от родного человека. А Блэк и себе не мог объяснить странную, почти маниакальную привязанность к чужому ребёнку, но как всегда не особо заморачивался по этому поводу, а узнать правду не мог в силу того, что был выжжен на родовом гобелене.       А потом настал крах всему…       Четы Поттеров не стало, Блэк угодил в Азкабан, а я к родственникам матери. И только маленькое серебряное колечко, которое не мог видеть никто кроме меня, было как напоминание о прошлой, счастливой жизни. И ещё сны. В них присутствовали смех, счастливые улыбки, сверкающие радостным огнём глаза папы, тепло нежных рук мамы и весёлые игры с отцом. Я не понимал этих фрагментов, осколков прошлого, пока мне в руки не попал дневник папы. В то одинокое время я просто пропадал в невероятном, как мне думалось, чужом благоденствии и каждый раз с нетерпением ждал новых встреч с теми изумительными людьми.       Благодаря папе узнал, что доверять Дамблдору нельзя, а скорее смертельно опасно. Хотя прекрасно осознавал: самостоятельно не выстою в этом противостоянии. В первый год решил ни во что не встревать, но горькая чаша спасителя меня не миновала, и я прекрасно понимал чьими стараниями.       А еще, в первый же день моего пребывания в магической школе, умудрился встретить свою пару и в тот миг, когда смог почувствовать его, потерял дар речи. Хотя записи отца очень чётко передавали и характеризовали все ощущения и переживания, которые ждут омегу впервые столкнувшегося с предназначенным, но реальность была пугающей, да и лет мне было всего одиннадцать. Удивление, страх, восторг, стремление быть рядом, паника, опасение, ликование от узнавания и его свечение, свечение и вкус необходимой силы, от которого кружилась голова и земля уходила из-под ног. Удар под дых… Все чувства вмиг обострились, реальность сузилась до нас двоих и весь этот оглушительный рой голосов, бесконечное мелькание лиц, чудеса, которые творились в тот миг в Большом зале, все было забыто — только Он!       Маг в черном… Я не мог отвести глаз, а он в ответ прожигал меня своим тёмным немигающим взглядом. И если бы не сосед по имени Рон, что так вовремя решил меня дёрнуть за рукав, не знаю чем бы эта игра в гляделки закончилась. Я вцепился в лавку пальцами и до белых костяшек удерживал себя на месте, хотя больше всего на свете хотелось оказаться у Него на коленях, уткнуться в шею, укрытую смоляными локонами и навек поселиться на его руках. Детские мечты, детские желания и детские же стремления…       После я узнал кто этот загадочный мужчина, а наше общение как-то сразу не задалось, притом полностью.       В тот год мне было очень непросто. Каково одиннадцатилетнему пацанёнку узнать, что в будущем тебе суждено родить подобного себе, знать, что кругом одни враги, а твоя пара видит в тебе ничтожество и не желает ни на йоту менять своего мнения? Я был на грани, и только воспоминание о родителях да желание хоть как-то помочь отцу удерживало от опрометчивых поступков.       Nordlys очень чувствительны к обману, и я знал, что мной манипулировали практически все кому не лень, кто в большей, кто в меньшей степени. Для своего же блага мне приходилось подыгрывать, принимать участие в разнообразных проделках, шалостях и каверзах, и порой живая природа омеги брала верх, и я получал от всего этого удовольствие, словно разыгрывал известную только мне постановку. И всё бы ничего, но душа рвалась к тому единственному, который меня так честно и старательно презирал и ненавидел. Только понимание не отменяло желания видеть его, чувствовать рядом, дышать с ним одним воздухом.       В хрониках говорилось, что зачастую, если Nordlys встречал свою пару очень рано, альфа входил в семью и принимал активное участие в воспитании подрастающего партнёра. Ребенку, познавшему узнавание, необходим как физический, так и магический контакт с предназначенным. Вот меня и тянуло словно магнитом к профессору Зельеварения, но… Понимание не так чтоб и спасало от разочарования, ведь даже случайное касание его руки стоило стольких нервных клеток, что я позволял себе лишь строго ограниченное количество этих мимолетных мгновений.       Потом была встреча с Волдемортом и осознание неизбежности нового столкновения, а в моей голове родился безумный план…       Nordlys практически всегда находятся под прикрытием родового артефакта, того маленького колечка, которое помогает скрывать настоящую внешность и блокирует некоторые возможности. Омеги очень нежные существа. Да, с годами они матереют, становятся опасными, после рождения первенца, но в юные годы практически беззащитны, и потому природа снабдила нас довольно своеобразным защитным механизмом: мы обладаем тотальным обаянием. Юный Nordlys может привязать к себе практически любого, кроме нашей пары. У предназначенных иммунитет к природной магии омег, хотя насколько бы было проще… Но это к делу не относится.       Так вот, я выбрал себе в защитники Волдеморта. Возможно, кому-то мой выбор показался бы странным, но мои инстинкты определенно не позволяли выбрать сторону света. Я знал, поступи так, и жить бы мне осталось не долго.       В ожидании новой встречи с мировым злом я выискивал крупицы информации, тайно посещал Гринготтс, запретную часть библиотеки и продолжал успешно корчить из себя пай-мальчика. И я нашел то, что искал. Крестражи! Иначе никак, он просто не мог бы возвращаться! А директор неустанно намекал мне на наше скорое противостояние.       С гоблинами у нас сложились довольно неплохие отношения: они с уважением относились ко мне и моему наследию, поддерживали, но инициативу проявлять не стали. Если я спрашивал — помогали, а нет, то и не надо. Но, найдя упоминание о разделении души, я задал конкретный вопрос и получил конкретный и исчерпывающий ответ. Теперь я знал, что возможно склеить разбитую чашу. Да, последствия будут: фрагментарная потеря памяти, необоснованные страхи, приступы паники, даже раздвоение личности, но, при правильном лечении, практически полностью можно избавиться и от этих последствий. А так как я мог ещё и поглощать неконтролируемые всплески магии, влиять на настроение и душевное состояние, то, в целом, мой план мог выгореть. Подростковый максимализм и желание найти выход из этой неблагоприятной для меня ситуации помогли не отступить с выбранного пути и сделать первые шаги к своему спасению.       Единственное, что не давало мне покоя — это упорное нежелание Снейпа видеть меня, а не своё представление обо мне. Ненависть к ребёнку могла бы быть жалкой, если бы я не знал её корни и не понимал, что основания были. Папа и это описал в своём дневнике. А чуть позже, под влиянием Лили, и раскаялся, даже просил у своего бывшего сокурсника прощения, но, как видно, слова уже не имели значения.       На удивление, мои душевные терзания не отвлекали, а, скорее, наоборот, помогали сосредотачивать свои силы и помыслы на воплощении смелой задумки.       Я знал с кем вёл переписку с помощью магического дневника, старался познакомиться, понять, но реализация моего плана возможна была только при личном контакте. Для чего Тому нужна Джинни — прекрасно понимал, оттого и подкинул ей вновь злосчастный артефакт. Я не собирался доводить до её смерти, но для завершения ритуала нужна была энергия, а мне её еще не удалось накопить в достаточном количестве.       Чтобы пополнять и концентрировать энергию, необходимо было снимать сдерживающий артефакт, который я впервые смог стянуть со своего пальца после двенадцатого дня рождения, и тогда же впервые сам увидел себя настоящего. Не скажу, что это был шок, ведь что-то подобное я ожидал, только наблюдать в зеркале утончённое нечто непонятно какого пола, несомненно, прекрасное, но чужеродное этому миру, было довольно странно. Маленькая изысканная фарфоровая статуэтка с огромными карими глазами, обрамлёнными пушистыми ресницами, кукольным личиком и водопадом струящихся черных локонов за спиной, идеальная алебастровая кожа, точёная фигурка… Я как есть уселся голым в ванной комнате на Тисовой, 4 и крепко задумался, что же мне со всем этим делать?       Но переживать по этому поводу долго не стал, а просто пошёл и поэкспериментировал со своей силой на горячо любимых родственничках. С тех пор меня действительно «трепетно любили», и никакие установки директора не могли заставить Дурслей плохо относиться к милому Гарри. Настоящую мою внешность они видели лишь раз, и, спроси, не смогут объяснить, почему они так резко изменили своё отношение ко мне. Как не могли они припомнить того прискорбного факта, вследствие которого так плохо относились к юному родственнику прежде.       Дамблдор косился на меня, но не имел возможности объяснить непредвиденные и прискорбные для него изменения в моей жизни. Прочитать меня директор не мог, а родственники не знали, как пояснить произошедшее. Так я узнал, что моё воздействие невозможно отследить, но пользоваться им лишний раз не имел желания. Свою следующую жертву я уже выбрал, да и сил это знатно отнимает.       И вот встреча с Томом, у наших ног умирающая девочка, а мы стоим и буравим друг друга взглядом.

***

      За всю беседу Реддл ни разу не оторвал глаз от лица Гарри — они выражали какую-то странную алчность.       — Смертельная скука — выслушивать глупенькие излияния одиннадцатилетней девчонки, — продолжал он. — Но я был терпелив. Я отвечал, я проявлял сочувствие, я был добр. И Джинни полюбила меня: «Никто никогда не понимал меня так, как ты, Том… Я так рада, что у меня есть этот дневник, и я могу ему довериться… Это всё равно что иметь друга, который всегда с тобой, неотлучно…»       Реддл расхохотался леденящим хохотом, дико не соответствующим облику шестнадцатилетнего подростка. От его хохота у Гарри на голове зашевелились волосы.       — Если уж я решил, Гарри, то непременно очарую того, кто мне нужен. Джинни изливала душу, а мне как раз её душа и была нужна. Я впитывал её глубинные страхи, самые потаенные секреты и наливался жизненными соками, становился крепче, сильнее. Моя мощь так выросла — куда там маленькой мисс Уизли. У меня накопилось столько энергии, что я начал обратное излияние — напитал мою маленькую подружку моими собственными секретами — секретами теперь уже моей души…       — Какой-то бред! — У Гарри пересохло во рту, но он старательно не подавал вида, насколько его пугало предстоящее. Ведь строить планы — это одно, а вот воплощать их в жизнь — совсем другое дело.       — Так ты еще ничего не понял, Гарри Поттер? — вкрадчиво спросил Реддл. — Это ведь Джинни Уизли открыла Тайную комнату. Это она передушила школьных петухов и малевала на стенах угрожающие послания. Она натравила змею Слизерина на четырех грязнокровок и на кошку этого сквиба.       — Неправда, — прошептал Гарри, хотя прекрасно осознавал правдивость слов Тома.       — Правда, — невозмутимо ответил Реддл. — Естественно, поначалу она не понимала, что делает. Ах, как это было забавно! Вот послушай ее последнюю запись в дневнике. «Дорогой Том», — стал он читать вслух, поглядывая на искажённое ужасом лицо Гарри, юному омеге не просто далось это лицедейство. — «Мне кажется, что я теряю память. Вся моя мантия в петушиных перьях, а я понятия не имею, откуда они взялись. Дорогой Том, я не могу вспомнить, что делала в ночь на Хэллоуин. Тогда кто-то напал на кошку, а светящейся краской была перемазана я. Дорогой Том, Перси постоянно твердит, что я стала бледная и сама не своя. Думаю, он подозревает меня… Сегодня было еще одно нападение, и я опять не помню, где была. Том, что мне делать? Мне кажется, что я схожу с ума… Похоже, это я нападаю на всех, Том!»       Гарри так сжал кулаки, что ногти глубоко впились в ладони. В коварстве и интригах Тому он, конечно, не соперник, но у него имеется пусть и одна карта, но она определённо потянет на джокера.       — Дурашка Джинни очень нескоро усомнилась в своем дружке-дневнике. Но постепенно она стала что-то подозревать и попыталась избавиться от него. Тут-то ты и явился на сцену, Гарри. Ты нашёл мой дневник, и это был подарок судьбы. Из всех на свете людей нашёл его именно ты, человек, с которым мне так не терпелось встретиться…       — Почему же ты так желал встретиться со мной? — Гарри кипел от показного гнева, и ему стоило больших усилий не выйти из ранее выбранного образа героя-недотёпы.       — Ну, видишь ли, Джинни мне многое о тебе поведала — твою захватывающую историю. — Взгляд Реддла скользнул по шраму в виде молнии на лбу Гарри, и алчность в его лице усилилась. — Я захотел разузнать о тебе побольше, познакомиться с тобой. Чтобы приобрести твоё доверие, решил воочию показать тебе мой «легендарный» подвиг — разоблачение этого идиота Хагрида.       Это было уже выше его сил, и Гарри принял решение скинуть ненавистную маску испуганного, ничего не понимающего ребёнка.       — Хватит, Том, мне надоел этот спектакль одного актёра, — довольно тихо, но с плохо скрываемой злостью ответил Поттер. — Я все осознал: и грандиозность твоего плана, и хитросплетение смертельной интриги, и… безграничность твоей тупости!       От услышанного будущий Тёмный Лорд просто онемел и застыл с открытым ртом, так и не закончив торжественно начатую победоносную речь.       — Ты просто глупец, если не смог рассмотреть за столь гениально разыгранной тобой интригой чужой след. Хотя о чём я? Ведь ты осмелился на немыслимое, на раскол души, даже толком не установив, к каким последствиям это может привести. Ведь так, Том?       — Что?.. — еле слышно выдохнул шестнадцатилетний маг, теперь уже он не мог скрыть своего непонимания и испуга.       — Что слышал! Я с первой минуты нашего общения знал точно, кто тот таинственный юноша из прошлого, который так настойчиво пытался завоевать моё доверие. Скажу больше, ожидал чего-то подобного, ждал с нетерпением… И как ты думаешь, о великий и ужасающий, кто вторично подбросил твой дневник Джинни?        — Но… зачем? — охрипшим от волнения голосом спросил Том.       — Затем, что в тот момент я ещё не обладал достаточным количеством энергии, чтобы помочь тебе полностью материализоваться в этот раз.       — В этот раз? — в тёмно-синих глазах подростка зажёгся огонек интереса. И пусть он старательно пытался играть роль тёмного гения, хотя, по существу, оставался ещё мальчишкой, пусть изуродованным и израненным морально, душевно, телесно, но всё же ему до сих пор были свойственны несдержанность, пытливость, любознательность, увлечённость и авантюризм. Ему ведь только шестнадцать.       — Наша последняя встреча завершилась для тебя довольно плачевно, но ведь Джинни, скорее всего, успела поведать тебе историю эпичного поединка малолетнего героя и ужасного чёрного мага, имя которого нельзя называть? — кивок головой в подтверждение предположения, и Гарри продолжил: — Знаешь, не очень радостно осознать себя убийцей в одиннадцать, пусть и не специально, пусть ты сам спровоцировал, но… И тогда я принял решение, непростое, и, возможно, кому-то оно бы показалось иррациональным, но я намерен принять твою сторону.       — Почему? — единственное слово слетело с напряженных губ Тома, но сколько в нём всего сосредоточилось: непонимание, опасение, боязнь поверить, желание поверить, желание отыскать поддержку и всё это приправлено толикой надежды.       — Потому что мы похожи с тобой! Нас объединяют определённые схожие желания… Главное — мы хотим жить! Вопреки и назло всем, выжить, а ещё… помочь нашим врагам обрести вечный покой. И даже личность врага нас роднит.       — Неожиданно… И ты действительно готов мне помочь? Несмотря на прошлое и мои стремления в будущем?       — Да!       — Ты не боишься довериться мне? Ведь не можешь не понимать, мой путь не будет усеян лепестками роз, и если ты пойдёшь со мной, то придётся замараться! Праведнику нет места в моем окружении… — а ведь и сейчас Том Реддл считал себя хозяином положения и был уверен, что сможет использовать этого мальчика, повернуть ситуацию в нужное ему русло. Иметь в своём окружении Героя, понукать им, управлять. Ух, как же это заманчиво, какие открывает горизонты! Пристальный взгляд зелёных глаз и холодная улыбка кривит тонкие губы, словно Гарри Поттер смог прочесть коварные мысли и уже в курсе его ещё толком не сформировавшихся планов.       — Нет, не боюсь.       — Отчего же? Судя по твоему поведению, у тебя есть на то веские причины?       — Есть, но о них ты узнаешь чуть позже.       — А если я не соглашусь? Я в состоянии спокойно допить девчонку, самолично вернуться к жизни и призвать василиска…       — И что дальше? Тебе шестнадцать, ты многого не знаешь, с реалиями современности не знаком, твои приспешники взрослые и состоявшиеся волшебники, как думаешь, они с готовностью вновь поклонятся тебе? Маловероятно. Да и есть реальная возможность просто сойти с ума, так и не успев воплотить задуманное. У всего есть своя цена. Ты знаешь, на сколько частей поделил свою душу? — растерянность и страх явственно читались в ответном взгляде. — А я предлагаю тебе реальную помощь, готов предоставить собранные за этот год знания и информацию, обещаю способствовать по мере сил, в состоянии предоставить даже финансовую поддержку. Всё же я наследник одного из богатейших родов Англии. И пусть ученический сейф я отдал на откуп директору и его шайке, но и в сейфе наследника золота предостаточно, а через время, когда я смогу вступить в права… Додумай сам, ты мальчик взрослый.       — Допустим. Но в чём твоя выгода? Если всё так, как ты говоришь, то…       — Знаешь, многие уже обломали зубы, свято веруя, что в состоянии справиться с чудаковатым старичком, светлым магом и просто божьим одуванчиком. Где они сейчас, где был ты? А я не хочу повторять ваши судьбы и готов признать, что мне нужна твоя помощь.       — Что ты предлагаешь? — деловито спросил молодой маг в чёрном.       — Я помогаю тебе обрести тело, мы инсценируем наше противоборство, для достоверности используем твоего ручного василиска, изничтожаем твой, к тому времени, бывший крестраж и предоставляем всё это на блюдечке Дамблдору. Я уверен, не стоит допускать, чтобы старик даже заподозрил о твоём воскрешении, иначе ты долго не проживёшь. Всех планов директора я не знаю, но не думаю, что его поддержит хоть кто-то в борьбе против шестнадцатилетнего подростка, о котором никто толком уже и не помнит. Уж прости, Том, но это правда… А следовательно, ему нужна твоя более поздняя версия.       — Я понял ход твоих мыслей, — задумчиво ответил Том, продолжая прожигать взглядом неожиданного союзника. Молчание затянулось, подумать было о чем, но ночь подходила к концу.       — У нас не так много времени, Том, пора принимать решение…       — Хорошо, я согласен! — торжественно возвестил молодой маг.       — Вот и славно. Я сейчас усыплю Джинни, чтоб она не пришла в себя в самый неподходящий момент, и перекину вашу связь на себя. Только не отвлекай, все вопросы потом… — и окутав бледную, хотя, скорее, посеревшую девчушку сонными чарами, Гарри перехватил нить силы и замкнул её на себя. Том неотрывно следил за мальчишкой, всё также крепко удерживая чужую палочку в ледяных пальцах. Ни о каком доверии не могло быть и речи, но глупая надежда и дух авантюризма толкали его к столь необдуманным действиям, которые могли стать крахом всех его надежд.       И тут Гарри Поттер проделал какую-то непонятную манипуляцию с руками и… Том не мог осознать, что произошло, он лишь растерянно моргал, не веря своим глазам и ощущениям. Мгновение, и перед ним стоит невероятное создание, маленькое, хрупкое, прекрасное, словно видение из снов, именно такими он представлял в своем голодном и холодном детстве лесных духов, проказливых фей, только прозрачных крылышек не хватает. А эфемерное создание лишь заливисто рассмеялось, распростерло руки и начало кружиться словно в танце. В тот же миг пространство старинного подземелья стало меняться, магические потоки маленькими ураганчиками устремились к чудному ребёнку, а он играючи ловил их на ладошки и впитывал, наполняясь при этом свечением и силой. В это же время по их связи толчками стала поступать сила, не та безвкусная субстанция, что Том по крупицам тянул из малолетней ведьмочки, а сладкая, упоительная, поразительная, пьянящая и дарующая жизнь. Энергия его наполняла и наполняла, искрилась, пузырилась внутри, заставляя испытывать эйфорию и чисто физическое возбуждение… Он никогда прежде не чувствовал себя настолько живым, и вот когда, казалось, его просто разорвёт от столь острых переживаний и ощущений, Том выкрикнул в экстазе и потерял связь с реальностью.       А над безвольно лежавшей на каменном полу фигурой в чёрном склонился маленький омежка. Он улыбался. Сейчас нежное создание было практически счастливо, ещё немного, и его план воплотится в жизнь. Ребёнок тоненькими пальчиками убрал темно-каштановую прядь с лица молодого человека, очертил лёгкие мазки бровей и провел по бледным скулам, наблюдая, как они приобретают розоватый оттенок, а взволнованное дыхание выравнивается. Гарри был прекрасно осведомлён, что сейчас пережил его будущий защитник и покровитель, и союзник, хотя до таких громких титулов ему ещё расти и расти, но они справятся со всем, ведь не зря он выбрал Тома. Теперь стоило определиться со степенью привязанности: бессловесно влюбленный и нуждающийся в нём идиот ему определённо будет бесполезен, на роль отца он не тянул. Дядюшка? Нет, не то, а вот старший брат, души в нём не чающий, да, это будет самое то.       Немного притушив свое сияние, мальчик стал приводить в чувства мага, который пребывал в святом неведении о том, насколько он попал, ведь искренняя привязанность и тёплые чувства к прекрасному существу, что столь коварно завлекло его в свои сети, уже поселились в холодном и одиноком сердце будущего властителя судеб.       — Том, Том, Том… Том! Сколько можно?! Давай приходи в себя! Энервейт! — и наконец неподвижно лежащий подросток начинает подавать первые признаки жизни. Они, правда, вначале выразились в страстном стоне, и сорвавшемся дыхании, а потом густые тёмные ресницы затрепетали и глубокие синие глаза открылись, выхватывая из пространства мерцающее и такое родное прекрасное лицо мальчика, который стал отчего-то столь для него важным. В нём одном заключался едва ли не весь мир! Том никогда не мог даже предположить подобного и не ожидал обрести в облике этого колдовского создания столь многое.       Незнакомая прежде нежность, стремление заботиться, трепетное желание обнять забавного малыша. Гарри действительно был очень маленьким и изящным, практически невесомым. Казалось, дунь, и он, как видение, развеется и унесет с собой тепло и свет, радость существования и щемящее чувство в груди, которое заставляет ускоренно биться сердце и одновременно в тревоге замирать от одной только гипотетической возможности утратить эту странную, удивительную связь…       — Привет, спящий красавец, ты как?       — Прекрасно, — пытаясь приподняться, парень кинул взгляд на мокрое пятно, предательски виднеющееся на его штанах. Лесным пожаром смущение окрасило его щёки, а заполошный взгляд метнулся к лицу маленького чуда, которое беззлобно скалилось. Его факт случившегося конфуза совершенно не волновал. — Ну и чего ты? Ты испытал экстаз от переизбытка силы, это нормальная реакция организма.       — Поверю тебе на слово, — недовольно пробурчал Том, прикрываясь полами мантии.       — Ну, сам я этого пока не переживал, мал еще, но в книгах читал…       — А не юн ли ты для прочтения подобных книг?       — В самый раз. Вставай давай, у нас ещё много дел.       — Ещё минутку, у меня кругом голова… Гарри?       — Уммм? — промычало в ответ чудо.       — Кто ты?       — Гарри Джеймс Поттер.       — Ты уверен?       — Глупости не говори, конечно, уверен. Не всё тайное должно стать явным, Том, — настойчивые нотки в мелодичном голосочке заставили будущего Тёмного Лорда утвердительно закивать, соглашаясь на все сто процентов с тем, что есть тайны, которые не должны быть открыты, тем более, если они могут стать причиной неприятностей его чуда.       — Том, ты будешь моим братом? — спросил мальчонка, стреляя просительным взглядом из-под густых ресниц, на что практически взрослый волшебник, практически вершитель судеб не смог ответить иначе, кроме как согласно и радостно кивая головой, открывая робкие объятия для своего маленького солнышка, для своего чуда. Разве может быть что-то более естественным, чем заключить в объятия… братика, оберегая малыша от опасностей и ужасов реального мира? Теперь он — его радость. Только его! Его маленький братик, его семья, тот, к кому стремится его сердце и осколок души. Его тепло согревало, наполняло и дарило уверенность в завтрашнем дне.       — Братишка… — выдохнул Том.       — Да, только твой братишка. И знаешь, я верю, что все у нас с тобой получится.       — Теперь я начинаю в это верить, Гарри.        А ребенок затих в крепких объятиях молодого человека, знакомясь с его запахом, с его магией и прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Обмен энергиями не проходит бесследно, и, по существу, они действительно породнились. В душе маленького омеги зарождалось ответное чувство к Тому: чувство родства, привязанности и любви… Что ж, значит, будет так! Братья!       — Ну что, братик, приступим к работе? — последний раз втянув пряно-апельсиновый аромат, мелкий проказник выпутался из крепких объятий и озабоченно огляделся. — Пора создавать подходящие декорации для эпохального сражения добра со злом. И маскировка, — вернув артефакт на место, то есть надев кольцо обратно на мизинец, мальчик принял свой обычный вид и посмотрел на теперь уже брата. Но для Тома ровным счётом ничего не поменялось. Он с таким же, как и прежде, обожанием и любовью смотрел на свое маленькое чудо. Подумаешь, немного стал шире в плечах и выше, подумаешь, янтарная глубина глаз сменилась изумрудной зеленью и вместо водопада блестящих локонов на голове образовалось воронье гнездо, ведь он его ощущал прежним, своим, теплым, необходимым.       — Да, малыш, пора…

***

      Все произошло, как и планировал директор. Крики, бой, отчаянье… Пришлось магически вызывать необходимые эмоции, так как Том не захотел пулять в меня Круциатусом. Из-за его нежелания даже повздорил с ним немного. В итоге, самолично нагнал на себя жути и слегка поранился, чтобы всё выглядело достоверно. Честно сказать, появление Фоукса было неожиданностью для нас, но василиск, войдя во вкус, с достоинством отыграл свою роль. Я чуть было не зааплодировал, когда он довольно достоверно издыхал. Всё же погоняла меня эта рептилия изрядно. Кстати пришелся и его старый клык, который, для правдивости, мы извазюкали в свежем яде, протыкая с его помощью старый дневник.       В общем, так и закончился ещё один мой год в Хогвартсе… Я вновь стал героем, обрёл брата и теперь был не одинок. Да, магловские родственники так же питали ко мне теплые чувства, и я был им за это благодарен, но в лице Тома мне посчастливилось обрести действительно родного человека, от которого у меня практически не было тайн.