***
Тихий ветер нежно касался редких лепестков сакуры и шелковистых волос Сидзуру, которые Хитоми ласково перебирала пальцами, наслаждаясь их мягкостью. Взяв расчёску, она медленно провела ею по волосам девушки, а после достала из небольшой кожаной бежевой сумочки, в которой всегда носила свой альбом и другие необходимые вещи, длинную красную ленту. Сидзуру наклонила голову назад, довольно прищурившись, чувственные губы её расплылись в мечтательной улыбке. Она выглядела куда бодрее, чем днём ранее, и Хитоми успокоилась, списав плохое самочувствие девушки на лёгкую простуду. — Завидую, — вздохнув с притворной грустью, протянула Синохара, — твои волосы намного длиннее моих, — девушка потрогала пальцами кончики своих коротких, едва достающих до плеч, слегка растрёпанных волос. — Они же ещё отрастут, — возразила Сидзуру. Хитоми заплела ей косу, скрепив её лентой, ярко выделяющейся своим цветом на фоне угольно чёрных волос девушки. Синохара улыбнулась, довольная проделанной работой и склонилась к Сидзуру, мягко сжимая пальцами её изящную кисть. Сидзуру. Девушка идеальной красоты. Добрая. Понимающая. Способная согреть заледеневшую душу. Хитоми не понимала, почему Сидзуру не отвергла её чувств, почему говорила с ней, почему позволяла касаться себя? Синохара не привыкла к такому тёплому отношению, считая, что просто не достойна его. Любовь нужно заслужить — мать всегда так говорила, и Хитоми стремилась к этому: пыталась быть правильной, пыталась заработать любовь. Но Сидзуру ничего не просила у неё и ничего не ждала. Рядом с Сидзуру она могла забыть о стремлении к совершенству. — Ты снова грустишь, — заметила Сидзуру, обратив к девушке внимательный взгляд. — Я думала о прошлом, — ответила Синохара, опустив голову. — Знаешь, я никогда особо не умела общаться с людьми. Между ними и мной всегда словно стояла высокая каменная стена, вот только я сама воздвигла этот барьер из страха перед ними. Я всегда думала, что слишком плоха для общества, но потом… — девушка горько усмехнулась, сильнее сжав пальцы Сидзуру. — Потом я изменила своё мнение. Я поняла, что это они были слишком плохи для меня. Знаешь, я… — её голос дрожал, Хитоми впервые решилась рассказать самое сокровенное, что терзало её на протяжении долгих лет. — Я всегда ненавидела их. Меня пробирало отвращение, всякий раз, когда я думала о людях. Об их глупости, лицемерии, о том, что они попросту очерняют всё вокруг — всё, что их окружает. Я думала, люди только и способны, что использовать друг друга, предавать, уничтожать. Я не хотела сближаться с ними. Люди ведь даже неспособны любить. Человеческая любовь полна фальши. — Хитоми, — Сидзуру обеспокоенно смотрела на неё, чувствуя как подрагивает рука девушки. — Мать вышла замуж против своей воли, а отец женился на ней из личной выгоды. Забавно, не правда ли? Никто из них не руководствовался собственным желанием — только жестокой необходимостью. Они забыли о собственных желаниях, и мне тоже со временем пришлось о них забыть. Мне сказали, что раз я слишком слаба, раз моё здоровье оставляет желать лучшего, то хорошо, если хотя бы наследника смогу родить, хорошо, если удастся найти мне жениха побогаче, и плевать, хочу я этого или нет. Вот только… — девушка нервно рассмеялась, — я сама не знаю, чего хочу. Не знаю даже, есть ли у меня вообще желания. Хитоми вздрогнула, когда Сидзуру притянула её к себе, крепко обнимая. Её руки, укрытые шёлком кимоно, казалось, могут защитить от холодного мира, закрыть, подобно зыбкому барьеру из лепестков сакуры, и Хитоми сильнее прижалась к ней спиной, желая почувствовать себя защищённой. — Сейчас ты здесь, со мной, разве не потому, что ты этого хочешь? — В который раз слова Сидзуру успокаивали её, словно та читала её мысли и знала, как внести умиротворение в сердце девушки. — Да, и правда, — Хитоми прикрыла глаза, подставляя лицо лёгкому ветерку, дрожь в её теле постепенно унялась. — Знаешь, Сидзуру, ты первая, кому я доверилась. Возможно, ты мой первый настоящий друг. — Всего лишь друг? — с наигранной обидой хмуро вздохнула девушка. — Нет, я не то имела в виду, — поспешила исправиться Хитоми, но Сидзуру приложила палец к её губам и крепче обняла её. — Знаю, — улыбнулась она, — но и я могу сказать тоже самое. Ты тоже первая для меня. Первая, кто увидел во мне человека. Глядя в глаза Сидзуру, Хитоми казалось, что она падает на самое дно колодца, такое же чёрное, таящее в себе неизвестность и смутную надежду на спасение. Бездна одиночества в черноте её глаз была так знакома Хитоми, словно она видела своё собственное отражение в этой бесконечной глубине. Её собственные чувства, давно забытые, скрытые от неё самой, намеренно запертые за тысячью стен. Она чувствовала себя разоблачённой всякий раз, когда Сидзуру смотрела на неё, и это приводило в замешательство, но в то же время вызывало странное желание ещё больше открыться ей. Девушка попробовала отстраниться, но неожиданно споткнулась о корень сакуры, торчащий из земли, и попытавшись удержаться на ногах, она схватилась за ветку дерева, но всё же упала наземь, поранив ладонь. — Чёрт, — тихо пробормотала Синохара, поморщившись. Порез неприятно саднил. Сидзуру присела на корточки рядом с ней. — Осторожнее, — мягко улыбнулась она и, сжав кисть девушки, нежно провела большим пальцем по кровоточащей царапине на её ладони. Хитоми широко распахнула глаза и в смущении склонила голову к плечу, когда Сидзуру коснулась губами её ранки, ласково проводя по порезу языком, пробуя кровь девушки на вкус. Хитоми прикусила губу. Чувственные прикосновения Сидзуру вызывали сладостную дрожь во всём её теле, заставляя желать большего. Лёгкая саднящая боль смешивалась с наслаждением. Сидзуру слизывала её кровь, собирая каждую каплю, пробираясь глубже в рану своим умелым язычком, словно вампир, жаждущий поглотить свою добычу. Но Хитоми была не прочь отдать ей всю свою кровь, всю свою плоть, всё, что есть у неё, лишь бы та не останавливалась. Синохара в смущении попыталась отвернуться, стоило ей встретиться с лукавым взглядом из-под опущенных густых ресниц, но что-то словно сковало её изнутри, не позволяя и шевельнуться. Губы Сидзуру согнулись в хищной ухмылке, которую Хитоми прежде никогда не видела на её спокойном лице. Но это не пугало — лишь заводило сильнее прежнего. Свободной рукой девушка коснулась лица любимой, и не в силах больше сдерживать себя, припала к её губам, наслаждаясь металлическим привкусом собственной крови на кончике её языка. Ближе. Прижаться как можно сильнее. Стереть последние ненужные границы. Сплетаясь телами, сплетаясь душами в бесконечном внутреннем холоде, обращая его в мучительный жар адского пламени. Руки Хитоми дрожали, когда она, со столь несвойственной ей решимостью, распахнула полы кимоно Сидзуру, тут же впиваясь губами в тонкую белую шею, оставляя на коже алые отметины неудержимой страсти. Лепестки сакуры, устлавшие землю, казались идеальным в своей изысканности ложем, на которое девушка уложила возлюбленную, склонившись над ней, покрывая поцелуями хрупкое обнажённое тело. Лёгкий шорох заставил Хитоми на миг отвлечься. Алая лента, скреплявшая косу Сидзуру, легко соскользнула с волос девушки, и длинные тёмные пряди рассыпались по её плечам. Лишь короткий вздох успел сорваться с губ Синохары, когда Сидзуру неожиданно опрокинула её на спину, сжав тонкие запястья девушки над её головой. Хитро улыбаясь, Сидзуру обвила лентой руки Хитоми, закрепив их крепким узлом. — С-сидзуру?.. — хрипло выдохнула девушка. Мысли Хитоми уносились в неизвестность, подобно ветру, оставляя за собой лишь неутолимую жажду, заставляющую трепетать в холодных руках любимой, от прикосновений которых по коже проходили мурашки. Пробравшись пальцами под блузку девушки, Сидзуру погладила её живот, после коснувшись маленькой груди, скрытой кружевным белым лифчиком и сжимая, возможно, слишком сильно, срывая едва слышный стон с губ Хитоми. Её руки, ласкающие грудь, пальцы, играющие с затвердевшими сосками, язык, скользящей по ушной раковине. Безумный шёпот, словно заклинание на неизвестном древнем языке, и зубы, легонько покусывающие мочку уха. Хладнокровие на её лице, лишь в глазах играют алые блики — и Синохара вновь тонет в бездонном колодце этих глаз, срывается в пропасть, влекомая желанным наваждением. Не в силах сдерживать стоны, вновь и вновь слетающие с обкусанных губ, сжимает сильнее колени, чувствуя, как всё внутри горит, собираясь затянутым узлом внизу живота. Холодом веет. Шорох. Блузка спадает на землю с хрупких плеч. Руки Сидзуру бесстыдно скользят по юному телу, легко раздвигают стройные ноги девушки, поглаживают бёдра, медленно проводя от колен и выше, под подол короткой юбки. Дёргая связанными руками, Хитоми попыталась высвободиться, сомкнуть колени, не дать Сидзуру коснуться её там, но все её неловкие попытки защититься были быстро подавлены настойчивыми прикосновениями. За невозможностью спрятаться, она закрывает глаза, когда Сидзуру пробирается рукой под намокшие трусики, лаская нежную плоть и проникая пальцами в горячее лоно. Хитоми теряется в ощущениях, податливо выгибаясь навстречу прикосновениям, стонет, уже не сдерживая себя, целиком отдаваясь своей жажде. Сидзуру массирует набухший клитор большим пальцем, продолжая гладить изнутри, склоняется к губам девушки, и глушит надрывный стон глубоким, страстным поцелуем.***
Тяжело дыша, ощущая, как гулко и резко бьётся сердце в груди, Хитоми лежала, склонив голову на колени возлюбленной, лениво перебирающей пальцами короткие спутанные пряди её волос. Накатившая усталость клонила ко сну, но девушка не могла позволить себе уснуть прямо в саду, догадываясь, что это лишь вызовет лишние вопросы и нравоучения, стоит ей вернуться домой. — Сидзуру, — тихо позвала она, — в следующий раз не связывай меня, хорошо? — улыбнулась девушка, с радостным трепетом вспоминая о произошедшем и чувствуя, как краска вновь приливает к щекам. — Я хотела прикоснуться к тебе, но из-за связанных рук… — В следующий раз… — неуверенно произнесла Сидзуру, глядя куда-то вдаль. Облокотившись о ствол увядающей сакуры, девушка устало прикрыла глаза. — Сакура скоро засохнет, — вдруг сказала она, — и мне придётся покинуть это место. Хитоми вздрогнула и сжала руку в кулак, ощущая твёрдый комок подступивший к горлу. Сидзуру хотела уйти. Какими бы ни были причины, суть оставалась одна — Сидзуру уйдёт, исчезнет из её жизни также внезапно, как и появилась в ней. Хитоми впервые узнала о страхе потери, впервые поняла, как больно разлучаться с кем-то. Она и не думала, что сможет испытать когда-нибудь столь остро такие чувства. Страх вернуться к прежней пустоте, бесцельному вакууму, не имеющему ничего общего с жизнью. — Как это связано? Засыхающая сакура и… твой уход? — спросила Синохара, надеясь, что Сидзуру не услышит дрожи в её голосе. Но Хитоми сомневалась, что девушка ответит ей. Это был один из тех вопросов, от которых Сидзуру всегда уходила, меняя тему разговора или просто игнорируя молчанием. Сидзуру не любит говорить о себе — Хитоми давно приняла это, как данность, и всё же порой мечтала о большем доверии с её стороны. Но если человек что-то скрывает, значит, на то есть достаточно веские причины, и пытаться силками вытащить эту правду, всё равно, что совершать психологическое насилие. Она не могла поступить так с Сидзуру, она не могла даже допустить мысли о том, чтобы причинить ей боль. — Я могу что-то сделать? — нерешительно спросила девушка, поднимаясь с колен Сидзуру и крепко сжимая её изящную, безвольно упавшую на землю кисть. — Я не хочу с тобой расставаться. Сидзуру мягко улыбнулась, притягивая Хитоми к себе, нежно скользя рукой по её узкой спине: — Ты слышала о деревьях сакуры, под корнями которых покоятся кости людей? Сакура питается жизнью.***
Хитоми всегда испытывала неприязнь к Сатико Отори — дочери подруги её матери — сейчас сидящей перед ней и увлечённо рассказывающей о чём-то. Хитоми не уловила сути разговора, больше напоминающего бесконечный монолог, среди которого ей лишь изредка удавалось вставить одну-две фразы, показывая тем самым видимость своей заинтересованности в беседе. Но Хитоми догадывалась, что Сатико вновь рассказывает о чём-то, связанном с парнями, её популярностью в институте и любимыми сериалами, просмотренными накануне. Её речь напоминала жужжание мухи, залетевшей в окно, и вызывала лишь желание чем-нибудь её заткнуть. Вот только правила хорошего тона этого не допускали, потому Хитоми, медленно попивая чай, размышляла о своём, время от времени поглядывая на часы, в ожидании, когда незванная гостья наконец уйдёт. Сатико Отори ничем особым не отличалась от своих сверстниц, впрочем, Хитоми редко общалась с людьми, потому и сравнивать свою знакомую с кем-либо ещё ей было непросто. Семья Отори была богаче и выше по статусу, чем Синохара, а отец Сатико был важным партнёром по бизнесу отца Хитоми, потому было невыгодно портить с ними отношения. Но порой Хитоми хотелось забыть об этом и хоть раз высказать Сатико всё, что она думает о ней. Что же до Сатико, так она прекрасно осознавала своё превосходство над подругой и пользовалась этим преимуществом, вероятно жалея, что от нелюдимой Хитоми слишком мало проку, но хотя бы для роли бесплатного слушателя и жилетки по заказу она идеально годилась. Кроме того, рядом с Хитоми, Сатико могла в очередной раз ощутить себя эдакой королевой, снизошедшей до простых смертных. Её взгляд свысока, эта отвратная снисходительность и явное презрение, скрытое за маской показной доброты, всякий раз выводили Хитоми из себя. Но куда больше злило её счастье. Хитоми мерзко было осознавать низость собственных чувств, но она завидовала Сатико, завидовала её яркой, насыщенной событиями жизни. В доме были только они одни. Коджи Синохара, возможно, был на работе, а может, развлекался с очередной любовницей, мать Хитоми ушла к подруге — в последнее время женщина старалась как можно чаще покидать усадьбу, словно и вовсе не хотела быть здесь, — а Фукуяма-сан отправилась в город за покупками. Звонок Сатико, вдруг решившей заглянуть в гости, стал для Хитоми неприятной неожиданностью, но отказывать ей было уже поздно, поскольку звонила девушка, уже стоя у порога дома семьи Синохара. И, похоже, она не собиралась так скоро уходить, всецело поглощённая разговором и словно не замечающая скуки на лице собеседницы. «Сидзуру хочет уйти,» — это единственное, о чём могла сейчас думать Хитоми, в бесплодных попытках придумать, как избежать нежеланной разлуки. Но никакие идеи не приходили к ней в голову, ведь она даже не догадывалась о настоящей причине, по которой Сидзуру приняла это неприятное решение. Мысли о том, что Сидзуру на самом деле не испытывает к ней никаких чувств, быстро исчезли — Хитоми точно знала, что Сидзуру любит её. Значит, возможно, её семья планирует переехать? Такое было вполне вероятно, но почему же тогда девушка честно не сказала ей об этом? Уход Сидзуру был связан с сакурой, доживающей свои последние дни, медленно засыхающей под изредка доносящийся ветром звон колокольчика. «Говорят, под каждой сакурой покоятся чьи-то кости…» Вспомнились ей слова Шинобу. «… именно поэтому сакура цветёт столь красиво.» — Сатико-сан, — Хитоми смущённо улыбнулась, поглаживая рукой лоб и болезненно морщась, — может, выйдем на свежий воздух? Здесь немного душно. — Ох, я и забыла, у тебя же анемия, — спохватилась девушка, разом отвлёкшись от своего рассказа, — плохо себя чувствуешь? — с беспокойством спросила она, а Хитоми лишь прикрыла глаза в раздражении. Конечно, людям приятно с притворным сочувствием заботиться о слабых и больных, ведь это такой хороший способ в очередной раз потешить свою самооценку, самоутверждаясь за чужой счёт. — Нет-нет, всё в порядке, — поспешно возразила Синохара, растягивая губы в самой милой улыбке, на какую только она была способна, — просто хочу немного проветриться. Сатико с интересом рассматривала сад и прилегающую территорию к усадьбе Синохара, когда они вышли из дома. Её оценочный взгляд словно разом определял стоимость каждой детали, что попадалась ей на глаза, и кривая ухмылка расползалась на её губах при мысли о том, насколько её семья превосходит семью Синохара в богатстве. Хитоми шла позади неё, не слушая изредка бросаемые реплики, зная, что всё равно не услышит от Сатико ничего интересного. Листва деревьев тихо шуршала при касании ветра, а небо окрасилось мутными серыми красками, оповещая о приближении очередной грозы. — Куда ты меня ведёшь? — спросила Отори, бросая на девушку любопытный взгляд. — Я хочу показать Вам одно интересное место, — улыбнулась Хитоми, — там ко мне всегда приходит вдохновение. — Хм, вот как, — разочарованно протянула Сатико, но всё же продолжила идти в том направлении, куда Синохара вела её. Увядающая сакура встречала их всё в том же покорном безмолвии, лишь ветер легонько покачивал её голые ветви, склонившиеся над землёй. Сатико подошла к дереву, равнодушно осматривая его и лужайку с засохшей, протоптанной травой, не понимая, чем Хитоми так приглянулось это место. Синохара стояла позади девушки, погружённая в свои мысли. «Если это дерево не засохнет, ты ведь останешься здесь, со мной? Если сакуре нужны жизни — я дам их ей.» Достаточно было лишь взять любой камень побольше и, подойдя со спины к Отори, ударить её по голове, тем самым на время лишив девушку сознания, потом добить её любым булыжником, а после… Хитоми сама не знала, что делать после. Если бы Сидзуру яснее объяснила, что именно она подразумевала под своими словами, но та лишь дала смутный намёк, и Хитоми боялась, что истолковав его неверно, совершит непоправимую ошибку. Потому лишь стояла в бездействии, виня себя за собственную трусость. Как же глупо было сначала действовать, повинуясь первому импульсу, а после стоять здесь в нерешительности, не в силах воплотить задуманное. Убивать страшно. Впрочем, только если делаешь это впервые. Любое действие поначалу пугает, особенно если не подготовлен к нему, ну, а после оно входит в привычку. Куда страшнее ошибиться, ведь к чему-чему, а к ошибкам привыкнуть не получится. Хитоми ненавидела ошибаться. Любая оплошность может принести за собой страшные последствия, которые потом будет уже невозможно исправить. Она не знала наверняка, что имела в виду Сидзуру, говоря о деревьях сакуры, питающихся жизнью, может, она и вовсе шутила, не желая открыть правду. В конце концов, как может чьё-то мёртвое тело спасти умирающее растение? Что за нелепица! Сидзуру наверняка возненавидит её, если Хитоми посмеет совершить столь ужасный поступок. Но куда хуже то, что девушка понятия не имела, как потом избавиться от трупа, и даже закопай она его под сакурой, с её жалкими физическими силами это потребует очень много времени, и она не успеет закончить с этим за оставшиеся пару часов: не сможет вырыть достаточно глубокую яму, не сможет привести в порядок место преступления. Мысли роились в голове, не давая сосредоточиться, и девушка судорожно прикусила губу, понимая, что лишь напрасно теряет время в бессмысленных раздумьях. Драгоценные минуты утекали, и скучающая Сатико уже собиралась уходить. — Вернёмся в дом? Что-то мне чаю захотелось, — протянула Отори. Сердце гулко колотилось в груди. Хитоми поспешно вытерла вспотевшие от волнения руки о джинсы. Последний шанс был потерян. С другой стороны, возможно, это и к лучшему, размышляла девушка, успокаивая себя. Сатико медленно подходила к ней. Ветер трепал её аккуратно уложенные каштановые волосы. На миг тишина показалась почти осязаемой, словно смола, обволакивающая всё вокруг, и Хитоми прижала ладонь к уху, услышав неожиданно раздавшийся слишком отчётливый шорох, идущий из-под земли. Этот звук становился всё громче, словно что-то приближалось, но Сатико, вероятно, ничего не слышала, продолжая что-то болтать о сортах чая. Резкий холод обдал плечи Хитоми, заставив её сжаться, в тревоге распахнув глаза. Сатико сделала ещё шаг, и вдруг, споткнувшись, упала на землю. — Какого?.. — пробормотала она, потирая ушибленный копчик. Пытаясь понять, что вызвало падение, девушка осмотрелась, приметив корень дерева, торчащий из земли и обвившийся вокруг её лодыжки. — Вот ведь! — недовольно проворчала девушка, едва сдерживая себя от более откровенных ругательств, которые так и норовили сорваться с языка. Схватившись за корень, она попыталась вырвать из него свою ногу, но тот оказался слишком крепким, и держал её цепко, словно клещами. — Хитоми, принеси-ка нож, — попросила она, стараясь говорить ровно, хоть голос её и подрагивал от гнева. Но Хитоми никак не отреагировала на её просьбу, продолжая с интересом наблюдать за происходящим. — Живее! — крикнула девушка, уже не сдерживая злости, кипевшей в ней. Куда больше её раздражало непонятное спокойствие Синохары, нежели корень дерева, всё сильнее сжимающий лодыжку, словно сильная рука, держащая в стальной хватке. Глянув вниз, Сатико в ужасе распахнула глаза. Почва поднималась небольшими длинными буграми и слегка вибрировала. Что-то, напоминающее огромных змей, медленно ползло под землёй, окружая девушку. Корень сакуры до боли впился в ногу Сатико, словно пытался раздробить её кости. Болезненно вскрикнув, девушка продолжила беспомощно царапать по крепкому корню, пытаться отодрать его с ноги, бить по нему дрожащими руками. — Хитоми! Нож! Скорее! Принеси мне наконец этот чёртов нож! Сделай хоть что-нибудь! — в истерике кричала Сатико, не оставляя бесплодных попыток вырваться. — Зачем? — донесся до неё тихий голос Синохары. Хитоми смотрела на неё, растянув губы в холодной усмешке. Корни сакуры медленно выползали из-под земли, приближаясь к Отори. Девушка с трудом поднялась, ощущая мучительную боль в лодыжке, но корни тут же обвились вокруг её ног и повалили наземь. Беспомощно раскрывая рот в немой мольбе, девушка протянула ослабевшую руку к Хитоми, но лишь успела коснуться кончиками пальцев её туфель, когда корни резко потащили её по земле, отнимая последнюю надежду на спасение. Словно серые змеи, они пробирались под одежду девушки, разрывая её в клочья и впиваясь, словно жалом, в открывшуюся плоть. Хитоми отвернулась, не в силах дальше видеть отвратное зрелище, разворачивающееся прямо перед ней. Она хотела бежать подальше отсюда, но ноги словно окаменели, не давая сдвинуться с места. До ушей донесся хлюпающий звук и треск ломающихся костей. Что-то влажное, напоминающее мокрую тряпку, упало на землю. Дикий, нечеловеческий визг оглушил Хитоми, заставив всё тело покрыться липким потом. Вобрав в лёгкие побольше воздуха и стиснув зубы, девушка заставила ватные ноги двигаться, и постепенно с осторожного шага перешла на бег. Она бежала так быстро, как только могла, не обращая внимание на лёгкое покалывание в груди и одышку. С каждым шагом ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание, но несмотря на это, девушка заставляла себя бежать. Скорее. К дому. Только не оглядываться. Не смотреть назад. Забыть. Крик Сатико по-прежнему звучал в ушах. Кричат ли бабочки, когда им отрывают крылья? Или, может, люди просто не способны видеть их слёзы и слышать мольбы? Но чем же люди отличаются от этих жалких насекомых, если даже их предсмертный крик остаётся проигнорирован миром?