В пору цветенья Вишни сродни облакам — Не потому ли Стала просторней душа, Словно весеннее небо… Камо Мабути
Яркие лучи солнца пробились сквозь занавески, оповещая о начале нового дня. Хитоми неохотно приоткрыла глаза, после чего вновь их сомкнула, подумав, что неплохо будет полежать ещё несколько минут, но в этом случае был велик риск вновь уснуть, а после слушать нравоучения матери по поводу неумения придерживаться твёрдого графика. Сладко потянувшись, девушка поднялась с футона и, накинув халат, направилась в ванную принять душ, дабы освежиться после сна. Мысли о прошедшей ночи не давали ей покоя, и нежась под тёплыми струями воды, Хитоми вспоминала девушку из своего сновидения. Её облик, поражающий своей красотой и гармоничностью, всё представал перед глазами, вызывая сердечное волнение, что испытывают девушки на первом свидании с любимым. Как художник, Хитоми имела свои представления об эстетике и красоте, и была способна отделить истинную красоту от подделки, гнетущей своей фальшью. Незнакомка из сна была подлинным воплощением того, что девушка находила прекрасным, и не только из-за внешних очертаний, но и потому, что красота словно изнутри наполняла её. Её холодные глаза напоминали дремучий лес, из которого никому не удавалось найти выход, они влекли в свои непроходимые дебри. За яркой радужкой таилась некая загадочная тень, вызывающая одновременно страх и любопытство. Нечто потустороннее, нечто вне человеческого понимания. Это манило Хитоми, заставляя вновь и вновь воспроизводить в голове своё видение, и покинув душевую, сделав все утренние дела, она налила себе горячего кофе и достала альбом, желая запечатлеть в нём ту, что не выходила из её мыслей. Лёгкие штрихи ложились на бумагу, воссоздавая образ таинственной девушки из сна, и сейчас, вспоминая о ней, Хитоми казалось, что она выглядела печальной и очень одинокой. Хитоми редко доводилось общаться со сверстниками, да и не всегда это общение проходило удачно, потому, когда днём в гости к семье Синохара зашёл сосед: молодой и дружелюбный парень с крашеными светлыми волосами, собранными сзади в короткий хвост и сияющими задором карими глазами — Шинобу Асахина, — девушка отнеслась к нему довольно настороженно. Но Мегуми встретила его дежурной улыбкой и следуя правилам вежливости, предложила чаю. Хитоми, не вмешиваясь в светскую беседу между матерью и соседом, молча пила чай и с интересом наблюдала за юношей. Шинобу был на пару лет старше неё, его простые, но в то же время лишённые грубости, присущей некоторым мужчинам, манеры, создавали приятное впечатление, и на удивление быстро Хитоми перестала ощущать напряжение в присутствии нового знакомого. На редкость разговорчивый и улыбчивый, парень словно распространял вокруг себя атмосферу светлого оптимизма. Он рассказал, что живёт в доме неподалёку, и узнав о приезде новых людей в их тихий район, пришёл их поприветствовать и наладить контакт. Мегуми тяжело вздохнула — парень явно утомил её разговором, а у женщины болела голова — сказывалась очередная ночь без сна, но и на неё сосед произвёл хорошее впечатление, потому она, извинившись, оставила его на попечении Хитоми и отправилась к себе. Хитоми несколько смутилась, стоило ей остаться наедине с юношей, но в то же время ей хотелось ещё немного поговорить с ним. Девушка удивлённо заметила про себя, что впервые так легко и непринуждённо беседует с парнем. Это было так необычно для неё, что в порыве откровенности, Хитоми рассказала Шинобу про свой сон, тут же пожалев об этом. Она подняла на него взгляд, ожидая увидеть насмешку с его стороны, но парень по-прежнему спокойно смотрел на неё с лёгкой задумчивостью, словно его и впрямь заинтриговал сон девушки. — Как интересно, — произнёс он, прикрыв глаза и подперев ладонью подбородок. — Разве Вы не находите это странным? — спросила Хитоми, а Асахина-сан лишь рассмеялся в ответ. — Да, это и впрямь странный сон, — наконец сказал он, улыбаясь, — но я люблю странные истории. Сделав глоток чаю, он вновь перевёл взгляд на свою собеседницу. — Знаете, Синохара-сан… — начал он. — Можно просто Хитоми, — оборвала его девушка, тут же смутившись, посчитав своё действие невежливым. Мать всегда твердила ей, что только невоспитанные люди перебивают собеседника. — Хорошо, Хитоми-тян, — обезоруживающе улыбнулся Шинобу, не обратив даже внимания на то, что ему не дали договорить. — Так вот, собирать разные мистические истории — моё хобби, так что мне было интересно послушать про твой сон. В нашем мире существует столько загадок, которые человечеству ещё только предстоит раскрыть. Но разве это не прекрасно? Девушка кивнула в ответ. Она и сама ещё с ранних лет увлекалась подобным, мечтая когда-нибудь столкнуться с чем-то паранормальным, хоть рациональная часть её души целиком отрицала такую возможность, иронично насмехаясь над этими наивными фантазиями. — Кстати, и о сакуре существует множество историй, — продолжил Шинобу, — к примеру, ты наверняка слышала легенду о боге Ниниге, взявшему в жены одну из дочерей бога гор Охо-Яма? — Хм, — задумалась девушка, — у Охо-Ямы было две дочери: Цветущая — отличающаяся своей неземной красотой, и Скала, которую Ниниг счёл недостаточно красивой. Выбор Ниниги разозлил Охо-Яму, и он сказал, что если бы Ниниг выбрал Скалу, то жизнь в Японии стала бы вечной и прочной, но раз он предпочёл Цветущую, жизнь всех людей будет красивой как цветок, но недолговечной. А когда Цветущая умерла, её волосы окрасились в розовый цвет, что поразило людей, а на её могиле выросло прекрасное дерево, которое назвали Сакурой, — пересказала Хитоми некогда рассказанную ей матерью легенду. — О, так ты знаешь эту историю? — улыбнулся Асахина. — Она очень известна, думаю, её многие знают, если не все, — Хитоми нерешительно улыбнулась в ответ. — Но, как Вы думаете, Асахина-сан, Ниниг ошибся в своём выборе? — Я так не считаю, — парень покачал головой. — Вечность не всегда даёт счастье, порой она наоборот может сделать судьбу человека горькой, а жизнь обременительной. Мы чувствуем, что живём лишь потому, что знаем о смерти. — Но не стала бы жизнь лучше, если бы люди обрели бессмертие? Ведь тогда у людей появилось бы больше времени в запасе для осуществления своих желаний, можно было бы больше увидеть, больше почувствовать, больше познать. Бессмертие или хотя бы более длинная жизнь подарила бы человеку больше возможностей. — Может быть, — пожал плечами юноша, не соглашаясь, но и не оспаривая точку зрения Хитоми. — Но вернёмся к сакуре. Я хотел рассказать тебе одну малоизвестную историю, которую ещё в детстве услышал от деда. Хитоми заинтересованно взглянула на парня. — Говорят, под каждой сакурой лежат чьи-то кости, именно поэтому сакура цветёт столь красиво. Сакура пьёт кровь того, кто покоится под ней, и именно кровь мертвецов окрашивает её лепестки в розовый цвет. Легенда о мертвецах, чья плоть покоится под корнями деревьев сакуры, показалась девушке довольно романтической. Тёмная лирика подобных рассказов всегда вызывала в Хитоми воодушевление. — Я решил рассказать об этом, потому что твой сон напомнил мне эту историю, — объяснил Шинобу. — Знаешь, раньше в этом месте многое происходило… — он нахмурился, а после достал из кармана блокнот и вырвав из него лист, написал свой номер телефона на нём. — Держи, — он протянул листок Хитоми, — звони мне, если будут какие-то проблемы или если просто захочется поговорить.***
Мегуми Синохара сидела перед мольбертом, нерешительно крутя в пальцах кисть. В течение года после трагедии, она снова и снова пыталась рисовать, но запястье предательски болело, а картины получались просто отвратительными по сравнению с её прошлым творчеством. Это угнетало. Женщина понимала, что уже никогда не сможет заниматься живописью, любимой ею с детства, но не могла бросить бесплодных попыток вернуть своё мастерство, хоть врачи и советовали ей не напрягать руку. Голова по-прежнему гудела после бессонной ночи, а мысли рассеивались, не давая сосредоточиться. Но поборов своё состояние, женщина нанесла кистью первый мазок на свою новую картину. Светло-синие краски мягкими движениями кисти создавали на листе изображение безмятежного океана, озарённого летним солнцем. Мегуми вспоминала свою первую встречу с мужем, когда они были так юны и полны лучезарных надежд. Океан стал свидетелем их первой ночи любви, из романтического приключения превратившейся в пожизненный приговор. Она сама не заметила, как мягкие мазки кисти стали интенсивнее, да и цвета изменились, словно океан окрасился багровыми разводами крови. Кисть так сильно давила на бумагу, что казалось, альбомный лист вот-вот порвётся. Боль в запястье стала нестерпимой, словно что-то пыталось сломать ей руку, женщина стиснула зубы и попыталась отстраниться от холста, но пальцы словно не принадлежали ей, продолжая крепко сжимать кисточку, резко водя ею по бумаге. Мегуми не управляла своей рукой, когда рисовала на холсте нечто, от вида чего её пробирала дрожь. Женщина пришла в себя, когда кисть выпала из дрожащей руки, с лёгким стуком соприкоснувшись с полом. Она прижала к груди ноющее болью запястье и, тяжело дыша, обратила взгляд к мольберту. На листе было изображено искажённое криком сюрреалистичное лицо. Океан, что рисовала Мегуми, был целиком закрыт резкими штрихами мутных чёрно-красных красок, напоминающих гниль. Это лицо было похоже на одно из тех, что Мегуми в последнее время видела в своих кошмарах, где тёмные, исхудавшие настолько, что из них выпирали кости, тени людей, окружали её постель, качаясь и заглушая всё вокруг своими стонами. Когда они приходили, женщина закрывала глаза, лишь бы не видеть их изуродованных лиц и обгоревшей плоти, но даже не видя, она по-прежнему слышала их плач и чувствовала неприятный сладковатый запах медленно разлагающихся тел.***
Ледяные капли дождя омывали землю, где-то вдалеке виднелись яростно бьющие молнии. Шум грома заглушал крики, всё ещё звучащие в голове Хитоми, медленно бредущей по саду. Скандалы родителей давно стали привычными, но всё равно всякий раз вызывали некое опустошение и желание сбежать как можно дальше. Но куда неприятнее была мысль, что это — её собственное будущее. Судьба, уже заранее решённая за неё людьми, по какой-то нелепости зовущими себя семьёй. В глубине души, Хитоми презирала своих родителей, насмехаясь над их глупостью, и больше всего не хотела повторить участь своей матери, что как последняя дура злилась на отца за его измены, которые тот давно уже не держал в тайне. Их отношения терпели крах, так следовало хотя бы сохранить подобие дружбы и не лезть в личную жизнь друг друга в бесплодных попытках ограничить свободу. Впрочем, в последнее время Мегуми Синохара стала ещё более нервной, чем обычно, выплёскивая свою злость на любом, кто подвернётся под руку, потому Хитоми старалась как можно реже попадаться ей на глаза. Больше всего Хитоми хотела покинуть этот дом. Промокшая одежда липла к телу, грязь на подошвах туфель замедляла шаг, а губы дрожали от холода, но возвращаться обратно девушке не хотелось. Засыхающая сакура вновь приветствовала её тихо склонившимися ветвями, по которым безжалостно стучали капли дождя. Мёртвые тихонько спят в своих могилах и не тревожат живых, мёртвые не кричат и не устраивают скандалов и интриг. В этом смысле, мёртвые куда лучше живых. Девушка хрипло рассмеялась своим мыслям — почему-то это дерево всякий раз напоминало ей о смерти. Прижавшись спиной к стволу сакуры, Хитоми медленно опустилась на корточки, тяжело дыша. Сердце билось слишком быстро и тошнота подступала к горлу. Мёртвые лучше живых. Только живые причиняют боль. Внезапно перед глазами потемнело, и девушка попыталась за что-то ухватиться, понимая, что вот-вот потеряет сознание — такое происходило уже не первый раз. Онемевшие пальцы коснулись сырой земли, и девушка упала возле сакуры, видя перед собой лишь закрытое тучами небо, перед тем, как всё вокруг погрузилось в кромешную темноту. Придя в себя, она ощутила что-то мягкое под своей головой. Боль стучала в висках, а всё тело по-прежнему дрожало от холода. С трудом разлепив сомкнутые веки, она попыталась сосредоточить взгляд, и обнаружила, что лежит на чьих-то коленях. От этого человека исходил приятный цветочный аромат. Когда девушка подняла голову, её глаза распахнулись от удивления — перед ней была незнакомка из сна. Длинные волосы струились по её плечам, укрытым шёлком кимоно, а глаза, взгляд которых всё это время не выходил из мыслей Хитоми, были устремлены к альбому Синохары, который девушка держала в руках, с интересом разглядывая рисунки. Хитоми смутилась при мысли о том, что незнакомка может ненароком увидеть в альбоме свои собственные портреты. — Вы очнулись? — мягким, бархатистым голосом позвала девушка, взглянув на Хитоми. — Да, спасибо, — неловко ответила Синохара, поднимаясь с колен девушки. — Это Ваше? — спросила незнакомка, протягивая Хитоми её альбом. — Вы красиво рисуете, — невзначай добавила она. — Я уже видела Вас здесь раньше, — нерешительно произнесла Хитоми, не зная, стоит ли спрашивать её о той ночи, когда засыхающая сакура неожиданно расцвела. Но девушка лишь кивнула и спокойно улыбнулась. — Сидзуру, — представилась она, протянув Хитоми руку. — Приятно познакомиться, Хитоми-сан. Пожимая тонкую кисть незнакомки, девушка не задумалась о том, откуда та знала её имя и почему рука её такая холодная. Прошло несколько дней с момента её знакомства с Сидзуру. Видеть её, общаться обо всём на свете, позволяя некогда скрытым мыслям вырваться наружу, с течением недолгого времени стало привычным. Рядом с Сидзуру, Хитоми забывала о реальности, переносясь в светлый мир грёз и впервые чувствовала, что может открыться кому-то, не будучи осуждённой за искренность. Забавно. Люди утверждают, что нуждаются в честности, но стоит кому-то открыть им нелицеприятную правду, как люди бегут от неё, кривя рот в презрении и в ужасе закрывая уши, лишь бы не слышать. Люди так противоречивы. А может, дело в том, что правда редко бывает светлой и приятной, а человек из-за своей слабости всегда отрицает негативные стороны жизни, особенно касающиеся лично его самого. Сидзуру всегда внимательно слушала её, порой задавая наводящие вопросы и оспаривая некоторые идеи собеседницы. И тем не менее, чаще всего она была молчалива, лишь глубокий взгляд чёрных, как бездна, глаз, выдавал понимание и интерес с её стороны. Хитоми нравилось говорить о себе, открывать свои мысли и переживания, делиться случаями из жизни, нравилось чувствовать внимание со стороны Сидзуру, при том, что раньше она сама исполняла роль слушателя для других, не смея затронуть важное лично для неё. Быть слушателем порой столь утомительно, особенно когда внутри беспорядочно копошатся мысли, жаждущие вырваться во внешний мир, но тщательно сдерживаемые из страха осуждения. Хитоми впервые чувствовала столь сильную благодарность по отношению к человеку, захотевшему выслушать её. И в то же время ей хотелось узнать больше о Сидзуру. Где она живёт? Где учится? Почему приходит сюда, на территорию их дома, и как ей удаётся пройти незамеченной? Хитоми предполагала, что Сидзуру живёт где-то недалеко, по соседству, а поскольку дерево сакуры, где они впервые встретились и проводили вместе всё свободное время с того дня, находилось в самом углу сада, вдали от дома, то девушка вполне могла перебираться сюда через забор. Вот только каменный забор, окружающий усадьбу семьи Синохара, был достаточно высок и перелезать через него было весьма трудно, тем более для юной девушки, с виду не имевшей никакой спортивной подготовки. Чтобы удовлетворить своё любопытство, Хитоми внимательно оглядела весь забор, в поисках каких-то дыр или другого возможного прохода, но так ничего и не нашла, после вспомнив, что ещё перед самым их заселением сюда, бывший хозяин проводил ремонт. Проще всего было напрямую спросить у Сидзуру об этом, но Синохара волновалась, что эти вопросы вызовут беспокойство у её новой подруги и она может подумать, что является нежеланной гостьей. И всё же спустя некоторое время Хитоми решилась задать ей эти вопросы. Сидзуру прикоснулась к стволу сакуры и грустно улыбнулась. Печаль, сквозившая в её облике, столь разительно отличалась от её обычного апатичного умиротворения. — Я люблю это дерево, — произнесла она, — пока оно здесь, мне не нужно никуда уходить. Хитоми видела, что девушка уклоняется от ответов, но не стала дальше расспрашивать её, понимая, что Сидзуру просто не хочет об этом говорить и принимая её молчание, как должное. Любопытство не давало покоя, но куда больше мучил страх потерять единственного человека, пробудившего в ней чувства, неведомые ранее. Рядом с Сидзуру, Хитоми чувствовала себя живой. Время, ранее застывшее на месте, будто ускорилось, придав жизни, некогда полной блёклых серых цветов, яркие краски. Но в глубине души засело неприятное ощущение того, что она бежит от правды, желая потонуть в своих иллюзиях, цепляется за прекрасный мираж, готовый исчезнуть, стоит коснуться его пальцами. Время начало свой ход и уже не могло остановиться. Сидзуру внимательно рассматривала рисунки в альбоме Хитоми, пока та, удобно устроив голову на её коленях, с нетерпением ждала мнения подруги о её новых работах. Заправив прядь волос, упавшую на лицо, за ухо, Сидзуру задумчиво перевернула лист и тихо рассмеялась, прикрыв ладонью губы. Хитоми впервые слышала её мягкий, сдержанный смех. — Ты так часто меня рисуешь, — заметила Сидзуру, проведя тонкими пальцами по волосам Хитоми, от чего девушка смущённо отвела взгляд. — Ты очень гармонично смотришься рядом с деревом сакуры, — с напускной серьёзностью ответила Синохара, но тут же короткий вздох сорвался с её губ, исказившихся ироничной усмешкой — Сидзуру видела её насквозь, и разные отговорки и наигранность были совершенно неуместны рядом с ней. — Мне просто нравится тебя рисовать. Ты очень красивая, наверное красивее всех, кого мне доводилось видеть, — честно ответила она, понимая, что со стороны такой комплимент звучал бы очень глупо, тем не менее это были её искренние мысли, которыми она хотела поделиться с Сидзуру. — Я знаю, — без толики смущения сказала Сидзуру, растягивая губы в довольной ухмылке. — Ты слышала о такой штуке, как скромность? — саркастично заметила Хитоми, несколько удивлённая её ответом, на что Сидзуру лишь слегка потянула пряди её волос, лукаво улыбаясь. Время подходило к вечеру, и Хитоми предложила Сидзуру проводить её домой, на что та лишь покачала головой. Сидзуру выглядела бледнее, чем обычно, и весь её вид казался изнурённым и болезненным. Поднявшись на ноги, девушка неожиданно пошатнулась и чуть не потеряла равновесие, но Хитоми вовремя придержала её за плечи, с беспокойством глядя на подругу. — Что с тобой? — взволнованно спросила девушка, чувствуя как подрагивают плечи Сидзуру. Её тело было холодным, как лёд. — Я в порядке, — слабо улыбнулась Сидзуру, но весь её вид говорил об обратном. — Не ври! Я же вижу, ты… — воскликнула Синохара. — Нет, это… — девушка покачала головой, нахмурившись и осторожно опустившись на колени, переводя дыхание. — Всё нормально. Хитоми опустилась рядом с ней, боясь покинуть подругу в таком состоянии. Белое как снег лицо Сидзуру было совсем близко, она смотрела на Хитоми с ожиданием и лёгкой грустью. Хитоми нерешительно коснулась её щеки, мягко проводя пальцами от виска к узкому подбородку, её сердце судорожно колотилось в груди, и на каком-то неведомом импульсе она прижалась губами к губам Сидзуру. Она не успела испугаться безрассудности своих действий, когда Сидзуру ответила на поцелуй, перехватив инициативу, проникая языком в её рот, ласково проводя им по нёбу. И хотя губы Сидзуру были холодными, как и её руки, неожиданно обвившие шею Хитоми, притягивая ближе, Синохара ощущала невероятный жар, охвативший всё её тело до кончиков ногтей. Багровый закат окрасил землю алыми красками, подобными распускающимся цветам ликориса, растущим у адских врат. Засыхающее дерево сакуры склонило свои почти голые ветви над девушками, словно священник, скорбно венчающий двоих проклятыми узами, несущими верную погибель. Возвращаясь домой, Хитоми чувствовала небывалое воодушевление, что было так непохоже на её обычную апатию и равнодушие ко всему происходящему. У порога её встретила Норико Фукуяма-сан — служанка, нанятая отцом, дабы облегчить хозяйственные хлопоты жены. Пожилая женщина высокого роста с полноватой фигурой, с её вечной простодушной улыбкой и раздражающей суетливостью, выглядела на редкость встревоженной, и стоило Хитоми зайти в дом, как она подошла к девушке. Хитоми вежливо поздоровалась с ней, желая поскорее уйти к себе в комнату, но женщина задала странный вопрос, заставив Хитоми удивлённо обернуться: — Хитоми-сан, с кем Вы говорили в саду? — С подругой, — невозмутимо ответила девушка, — а что-то не так? — На миг Хитоми подумала, что, возможно, Фукуяма-сан стала свидетелем их отнюдь не дружеских поцелуев с Сидзуру, и если бы женщина рассказала об этом матери, это могло вызвать проблемы, учитывая консервативный склад характера Мегуми Синохары. — С подругой? — Женщина сжала руки в замок. Её бегающий взгляд и сквозящее напряжение не остались без внимания Хитоми. — Хитоми-сан, пожалуйста, будьте осторожнее, — попросила она, сжав морщинистыми, погрубевшими от тяжёлой работы пальцами руку девушки. — Это место дурное. Вы знаете, тут что-то не так, — пробормотала она, на что Хитоми лишь непонимающе склонила голову к плечу. — Что Вы имеете в виду? — спросила Синохара. Фукуяма-сан опустила голову, выпустив пальцы Хитоми и с тревогой, искоса глядя в окно. — Здесь очень холодно, — тихо сказала женщина. — Ваша мать, Мегуми-сан, в последнее время просыпается по ночам и долго ходит по дому, — продолжила она, — Вы крепко спите, так что не слышите, но я видела её, рисующую в темноте. Хитоми подавила раздражённый вздох и натянув на губы снисходительную улыбку, мягко произнесла, надеясь поскорей закончить разговор: — Вы же знаете, мама любит рисовать, ну, а у творческих людей полно всяких странных заморочек. — Вежливо кивнув головой, девушка отправилась к себе в комнату, игнорируя тяжёлый взгляд Норико-сан и её тихие причитания. Включив свет, девушка удобно устроилась за столом и достала свой альбом. Раскрыв его на одной из страниц, она нашла вложенный в него засушенный цветок, а рядом красивую поэму. Хитоми с нежностью провела пальцами по строчкам, зная, что Сидзуру писала этот стих, думая о ней, и глядя на эти строки, девушка всё ещё ощущала рядом присутствие Сидзуру. Но вспоминая о событиях минувшего дня, Хитоми чувствовала беспокойство за здоровье девушки.