Bad apple. Яблочный переполох.

      Иногда во время выступления мир теряет звук. Я перестаю слышать собственный голос, рев толпы у сцены, музыку — все. Все, что в ушах — отвратительное, на грани ультразвука пищание. Открывая рот, не могу понять, действительно ли из него льется звук, или я просто рыба, которую на краткий миг выкинуло на берег бешеной волной. — Спокойной ночи, Лондон! — первая фраза, которую я услышал после очередной маленькой смерти. Улыбаюсь залу и, подойдя к краю сцены слегка касаюсь ладоней людей около нее. Вы когда-нибудь замечали, насколько разные руки у разных людей?..       О, прошу прощения, кажется, я забыл представиться. Мое имя Себастьян Михаэлис, я солист одной из популярных нынче групп — «Bad apple». Англия никогда не была кроткой матерью даже своим детям, поэтому осели мы в США, но периодически случаются туры по Европе. Сейчас один из таких. Сегодня — первый концерт, и кажется, что отработали мы охуенно. Нет, я не хвастаюсь, просто трижды на бис — о чем-то да говорит. Правда, уходя за кулисы, я понимаю, что вот-вот начнется… — Бля-я-ять, — да. Именно это. Громкий и весьма пронзительный голос принадлежит нашему барабанщику. Грелль. Он был, мягко говоря, очень… Неординарным молодым человеком. Высокий и худой, порывистый в жестах, словно русская борзая с каскадом пережженных алых волос, забираемых на концертах в неопрятный пучок. Животный оскал и зачастую размалеванные неаккуратно по-блядски красным губы. Выглядело это так, словно Грелль перед выходом на сцену успевал перегрызть пару-тройку младенцев и принести их в жертву сатане. Рваные джинсы и забрызганная краской огромная футболка на нем — неотъемлемая часть каждого нашего выступления. Но поспешу заверить, что на маньяка-антихриста это чучело похоже лишь на сцене. Как человека я могу охарактеризовать Грелля, как своего личного психолога. Слишком проницателен, зараза. Умеет он так смотреть из-под своих очков-половинок, неторопливо потягивая самокрутку, иронично вести бровью, будто мать-оторва, знающая тебя от и до. — Я лично изобью любого, кто скажет, что сегодня мы не были СМЕРТЕЛЬНО пиздаты. Через пару секунд послышалось нервное хихиканье прямо Греллю в спину:  — Тут, конечно бесспорно, — чуть скрипучий голос ударил по ушам и я морщусь, будто с непривычки. — НО ПОГРОМЧЕ БЫЛО НЕЛЬЗЯ?! — оглянувшись, я узрел картину маслом. Наш басист, погоняло которому — Гробовщик, орал Греллю в самое ухо. Сатклифф явно прихуел немного, замерев на месте. Но сейчас прошу уважаемого читателя обратить внимание на следующее лицо, вышедшее из-за кулис. Лицо, скрытое седой челкой, испещренное длинными шрамами, стягивающими сероватую кожу. Пожалуй, самый загадочный персонаж нашего маленького коллектива. Знали бы вы, сколько фанфиков про них с Греллем настрочено на разных платформах, у-у-у некоторые лично мной. Так, о чем это я? Ах да. Гробовщик от Сатклиффа не отставал в плане «оскалов». Лыбился вечно во все тридцать два, издавал какие-то непонятные звуки, хихикал, говорил сам с собой. Так всегда было. Поначалу пугало до чертиков, но сейчас все привыкли. Правда еще я могу сказать, что это, пожалуй, самый угрюмый человек, которого я видел. Вне своего сценического образа в особенности. В отличие от Грелля Гробовщик питал нездоровую страсть к черному цвету и к такому материалу, как кожа. Отойдя от шока, Грелль взбесился и, как мне кажется, не без наслаждения принялся орать на басиста, доводя того едва ли не до истерического смеха. — И так каждый раз… — проговорил наш юный соло-гитарист. Парень вполне нормальный, разве что волосы немного странноваты, а так… По сравнению с нашим-то дурдомом он просто верх скромности и сдержанности. Я по пьяни пару раз спрашивал, мол, как тебя вообще сюда занесло? Чтобы что? Но честно говоря, я ответа не помню вовсе. Мы приняли его сравнительно недавно, месяца четыре назад, когда предшественник Нокса очень жестко упоролся в гримерке и не смог играть. Наш менеджер с трудом уладила все проблемы, которые вытекали из этой ситуации. А когда подвернулся Рон, совершенно случайно, выбора особо не было, так что ему я попросту благодарен. Да и играет он неплохо. — Он первый начал! — проговорили парни, указав друг на друга. Я тихо засмеялся, плюхнувшись в кресло-мешок, вытянул ноги, чувствуя, что не чувствую их. — Ребята, вы заметили, что ваши скандалы слишком часто повторяются? У меня уже создается ощущение дежавю, — с легким сарказмом произнес я. — Так, блять. Что за претензии?! Этот петух первый начинает! — возмутился Грелль, распаляясь. — Мну? — Гробовщик, кажется, удивился. — На себя посмотри пи… — Парни! — привстав, гаркнул я, ловя на себе их взгляды — Что?! — синхронно интересуются они. — Хватит. — Ла-адно. — В конце концов, мы все устали и, думаю, лучше отдохнуть, — на выдохе добавил я и неторопливо размял шею, ощущая, как она хрустит. Зря говорят, что в двадцать лет только начинается. Стоит переступить этот порог и все. Ты чертов дед. — Вот! Первая здравая мысль за последние пять минут! К девочкам поедем! — примирительно, но в то же время с надеждой в голосе, проговорил Рон. Гробби и Грелль переглянулись. — Ла-а-адно уж, — протянули они, и внезапно воцарилась тишина. Все разошлись по углам, занявшись какими-то своими послеконцертными делами. Я же совершенно не желал двигаться, наслаждаясь своей ролью наблюдателя. У всех нас после каждого концерта имел место быть подобный отходняк, когда хочется спокойствия и тишины. Сегодня ни одному из нас не хотелось фотосессий и афтограф-сессий, а потому выбираться пришлось максимально по-тихому. Как вы понимаете, путь к лимузину был большим стрессом. Парни уселись в машину, я же замер и посмотрел вдаль, уловив знакомый переулок. В голову ударил какой-то странный флешбек из детства. — И долго еще стоять будешь? — окликнул меня Грелль. Он поправил очки и склонил голову. — Я вас нагоню, не переживай. Хочу наведаться к одному знакомому… — начал было я рассеянно, как вдруг уловил смешки из салона — А-а-а, знаем мы твоих «знакомых»! — Опять на блядки свои пошел! — Не забывай предохраняться! — Спасибо, Грелль, — протянул я, закатив глаза и захлопнул дверь машины. Авто медленно отъехало от стоянки, а я направился в сторону того самого переулка.

***

Забавно. Года идут, но что-то остается прежним. Я заметил определенную закономерность, а именно, что неблагополучный район таковым остается навсегда. Идя по узким тропкам меж домами, я чувствую этот непередаваемый букет ароматов: помои, сгоревшая на чьей-то сковородке дешевая фасоль, канализация и какие-то отвратительно-сладкие духи. Меня передергивает с непривычки. Часто мне кажется, что эти запахи преследуют постоянно, где бы я ни был, но в каждой стране, в каждом городе имеются такие улочки, подобные этой и запахи точь-в-точь похожие. Прохожу несколько кварталов, стараясь как можно плотнее спрятать нос в шарф, но не от холода. От вони. Я ищу то самое заведение, где бываю всякий раз во время наших турах. Ребята давно уж забыли и дорогу туда, но для меня — традиция. В скором времени я вижу полыхающую неоновыми огнями вывеску «Счастливого Майки». Миновав желание достать влажную салфетку, чтобы открыть дверь, я дернул ее на себя и окунулся в какофонию голосов, табачного дыма и орущей музыки. Пожалуй, что именно ночью, именно это место по неведомой мне причине притягивает к себе больше всего мусора с улиц Лондона. Но, чтобы вы не подумали, днем тут обычно обедают и завтракают вполне приличные люди. Сейчас я отчего-то подумал о том, что меня наконец вернули в воду. Я чувствую себя куда свободнее. Невольно улыбаюсь и целенаправленно смотрю в сторону барной стойки, где натыкаюсь, наконец, на того, кого искал. Слегка лохматый блондин в черном костюме, беседующий с официанткой. Медленно приближаюсь и, опершись о деревянную крышку столешницы, говорю с улыбкой: — Эй-йоу. — Себастьян! — тут же вскинулся блондин. — Сколько раз просил не подкрадываться?! — Бард схватился за сердце и тяжело выдохнул. Меня невольно берет смех. Что, родной, старость не радость? Улыбнувшись своим мыслям, я продолжил: — Сразу видно, как ты неописуемо счастлив видеть друга, — после этой фразы повисла минутная пауза, мы перекинулись весьма красноречивыми взглядами, а затем по-братски обнялись. — Тут уж дело в другом, Себастьян, — лукаво произносит мужчина и неторопливо полирует свою возлюбленную стойку. — Ты в наших местах столь редкий гость, а на телевидении столь частый, что меня едва кондратий не хватил! — я издал негромкий смешок и попросил у бармена виски на два пальца. — Рассказывай, что-то переменилось за все это время? — интересуюсь я, ожидая свой алкоголь. Бард выдыхает и качает головой. — Все, как и раньше… Но ты не подумай, что я жалуюсь! Уж лучше все гладко и стабильно, чем шатко-валко, как у некоторых, — Бард неприязненно поморщил нос. — А у вас вот, ребята, как я погляжу, все идет очень даже ладно, — добавляет мужчина, в его речи на миг мелькнул акцентец. — Куда не глянь, везде ваши физиономии! — Да уж… Что правда, то правда, — я неловко улыбнулся и повертел головой. Бармен, что буквально пару минут назад был здесь куда-то испарился. — Черти проклятые. Наверное списанную водку в подсобке дожирать ушел, — цыкнул мужчина, вызывая у меня еще один приступ негромкого, больше даже грудного смеха. — Так, спокойно, сейчас сообразим. -Полностью доверяю вам, маэстро, — я чуть кивнул и прикрыл рот в зевке. — Сиэль! — крикнул Бард куда-то за спину, в сторону дверей-створок, что вели в кухню. Музыка долбила так, что вряд ли этого было достаточно, так что Бард тяжело вздохнул и крикнул еще раз погромче. — Фантомхайв, чтоб тебя черти драли! На бар!        Прошло минуты две, лишь тогда из кухни неторопливо выполз молодой человек. Я вскинул бровь, осматривая его: лет девятнадцать-двадцать, не более. Лицо — ей-ей очаровательно-кукольное, что удивительно, ведь зачастую к такому возрасту парни заостряются и грубеют, но тут меня удивила именно эта кукольность. Очень контрастировало с этой чертой выражение, а именно скука и полнейшее безразличие. Знаете, часто говорят, что глаза это зеркало, отражающее душу? Так вот, это — совсем не тот случай. Непропорционально-огромные сапфировые глаза были закрыты на сорок замков и маленький ключик, губы сомкнуты в тонкую полоску, в одном его ухе сережка — крупное кольцо, сизо-зеленоватые волосы чуть выше плеч в легком беспорядке, челка, заправленная за ухо выбивалась и лезла ему в глаза. Парень походит на тех самых барменов из фильмов: белая, несколько измятая рубашка больше его размера на полтора, закатанные до светлых локтей рукава, фартук, повязанный чуть выше талии на два оборота. Правда очень выбивались из образа ярко-желтые кеды. Вот смотрю я на этого парня и не замечаю того, что губы растянулись в этой самой поганой улыбочке. Мне нравится. Очень даже неплохой вариант на сегодня. Поймав его взгляд, я щедро обращаю свою улыбку в сторону официанта, в ответ на что вижу очень странную реакцию: парень смерил меня презрительным взглядом и фыркнул. Разумеется, я немного прихуел от такого расклада. — Звал, Бард? — спросил он и вальяжно куснул зеленое яблоко, которое уже было покусано с боков, видимо, еще на кухне. — Да. Звал. Сиэль, скажи мне, милый мой ребенок, куда делся твой дружок Дик? — раздраженно интересуется мой друг, сведя светлые брови к переносице. — Списанную водку в подсобке дожирает, — спокойно ответил Сиэль, кивнув в сторону подсобки и еще раз сочно укусил яблоко. — Надо-то что? Ты знаешь, что работника обычно зовут с какой-то определенной целью? Босс? — голос его, кажется, был полон яда и сарказма так, как змеиные железы перед самым укусом. — Давай-ка, пацан, не паясничай. Налей нам выпить. Виски и джину, чтобы все по красоте, — строго произнес Бард, и я заметил, как парнишка «очень беспалевно» закатил глаза и чуть усмехнулся. Забавный парень. — Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — парень театрально поклонился и встал за бар. — Царь-батюшка, будьте так любезны, отчальте отсюда, — произносит парень, на что Бард лишь раздраженно фыркает и жестом предлагает мне перейти за столик, что мы и делаем, садясь в вип-зону. — Кто этот парень? — спросил я, как только мы остались тет-а-тет, а у меня появилась возможность смотреть за тем, как холеные белые ладони мелькают над барной стойкой и за ней, готовя не только наш, но и другие заказы, которые висели уже минут десять. — Тц, мой геморрой. Вот кто, — в ответ хмыкнул Бард. Я негромко рассмеялся: — Ну, а если серьезно? Кто это? — я все никак не отстану от него. Ну, а что? Я привык к образу жизни «пришел, увидел, победил», а видя что-то малодоступное, человек всегда впадает в азарт. А я, что не удивительно, человек, и страсти человеческие, соблазны мне не чужды. — Это сын моей хорошей знакомой. Она живет не в Лондоне, а Сиэль учится здесь. Вот она и попросила меня помочь ему. Парень работает тут официантом во вторую, а иногда и в первую смену. Очень сложно иметь с ним дело. Желчи больше, чем алкоголя в наших постоянщиках, схватывает, собака, все налету, но упертый, ленивый и легче было бы уволить… Но обещание есть обещание, сам понимаешь, — замялся он, почесывая затылок и тяжко выдохнул. — А знаешь, он ничего так… — произношу я с легкой усмешкой, подперев голову рукой. — Ты сейчас про него, да? — Бард указывает кивком головы на мальчишку, что сосредоточенно делал коктейли. — Вот про это маленькое чудовище, я правильно понимаю? — Бард приподнимает бровь и качает головой. — Небось купился на смазливую мордашку? Так вот, это все обман и провокация. Хочешь отличный совет? Не суйся. — Бард, — чуть приподняв бровь, я начал постукивать ногтями по столешнице. — Ты же понимаешь, что говоришь это человеку, который отымел пол-Америки? Буквально. К концу вечера от его спеси не останется и следа, — я самодовольно откинулся на диван и скрестил руки на груди. — Это что, вызов? — Бард вскинул бровь. — Что ты! Констатация факта! — улыбнулся я. — Ну что ж… Если ты так уверен, рискни, — проговорил мой друг с легким сомнением в голосе. Через минуту я увидел периферическим зрением, как Сиэль водрузил на поднос едва ли не десяток стаканов и двинулся прямиком к нам. Подойдя к столику, он ставит алко на стол и выпрямляется: — Пожалуйста, ваш виски и джин, что-то еще для вас? — спрашивает парень приторно-едко, и я вижу, как Бард потихоньку закипает. — Господи, да вали уже с глаз моих подальше! — выдавил Бард. — Господи? Да ладно тебе, босс, ты слишком высокого мнения обо мне, — отмахивается Сиэль, и мой друг смотрит на него так, словно вот-вот и прожжет дыру. — Иди. Работай. — Ты мне не отец, чтобы указывать, что делать, — на манер капризного подростка произносит парень, кажется, что этот диалог мог бы продолжаться вечно, но тут раздался пьяный вопль: — Офицант! — Сиэль с отвращением посмотрел в сторону владельца голоса и, закатив глаза, направился к столику. — Себастьян, ты подумай, нужно ли тебе тратить силы, время и нервы на это? — с опаской в голосе спросил Бард, наблюдая за тем, как юноша составляет выпивку с подноса на столик и берет заказ, направляясь к кассе, чтобы забить его. — Ага, — ответил я коротко, наблюдая за тем, как юноша разнес прочие заказы и сел за бар, открывая что-то на компьютере, скучающе подпирая голову ладонью. — Смотри и учись, пока я жив. Осушив свой граненый олд-фешн, я поднимаюсь из-за столика и неторопливо направляюсь к парню, который клацал мышкой, водя ею по экрану. Косынка, кажется, иначе, что еще можно делать, так упорно кликая мышью? Да и… по себе знаю. — Прости, тут не занято? — негромко поинтересовался я, отодвинув барный стул. — Запара. Полная посадка, — флегматично ответил он. — Если ты слепой, то комментирую: за баром пусто. — Да, ты прав, — я чуть усмехнулся и сел на стул, глядя на лицо парня, освещенное слабым приглушенным светом ламп и монитора. — А можно поинтересоваться? Что така-а-ая звезда делает в этой забытой богом дыре? — безразлично спросил он. — Хм, ну иногда и звездам нужно немного спокойствия. И тем более, твой работодатель — мой друг, — ответил я спокойно, иронично поведя бровью. — Тогда еще вопрос. Зачем ты подсел ко мне? — ему настолько на меня наплевать, что это… Торкает. Безумно. Сиэль встал, услышав очередной оклик, он вышел из-за бара и, ожидая ответа, посмотрел на меня. — А ты против? — я чуть улыбнулся уголками губ и по отработанной схеме поднес руку к его лицу, желая обвести контур подбородка, однако следующее произошедшее ввергло меня в шок и осознание пришло, когда я уже сидел на полу, а по губам и подбородку стекала струйка крови. — В общем, да, я против.