a bouquet of my pain

      Гэвин Рид много думал о том, как он умрет.       У него было множество возможностей подумать «это оно, вот так я и умру». И каждый раз, просыпаясь в больнице, у него было время поразмыслить над всеми моментами, когда он был на грани жизни и смерти. Со временем он привык. Пуля в голову, нож в сердце — его больше ничего не пугало.       Но он никогда не думал, что умрёт вот так.       Он сидел в маленьком, холодном, забетонированном переулке, который участок обозначил «местом для курения», с незажжённой сигаретой между пальцами. Он подумал, что если уж и умирать, то, по крайней мере, он может попытаться «выкурить» цветы. Рид не торопился. Он рассеяно смотрел на серую стену напротив, вертя сигарету между пальцев.       День был… тяжелым. Он заявился на работу, как будто ничего не произошло, и Ричард сделал точно так же. Они оба работали молча. Конечно, он разговаривал с Тиной и другими, чтобы сдать отчеты за события прошедшего дня, но на Ричарда Гэвин даже не смотрел. И всё же он ощущал, как андроид пристально смотрит на него время от времени. Он чувствовал, как умирает, и это не было связано с цветами в легких никоим образом.       Дверь, ведущая к месту для курения, открылась и закрылась. Гэвин ухватил незажженную сигарету губами, но не поднял взгляд. Пара туфель неуверенно ступила рядом, и кто-то в белом пиджаке сел на тротуар. Опять воцарилась тишина. — Не веди себя так, будто я не в курсе, что именно ты делал весь день, — наконец пробормотал Гэвин. Ричард шевельнулся рядом. — Ты сканировал меня весь день. Пытался узнать кто же это.       Без ответа. Виновен по всем пунктам, подумал Гэвин, сдерживая кашель. — Развлеки меня. Что бы ты сделал с ним, если бы узнал, кто это? Избил за то, что не любит меня в ответ?       Ричард сделал глубокий вздох, который, Гэвин знал, ему не был нужен. Это значило, что он колеблется. — Я подумал, что возможно… я бы указал этому человеку на плюсы отношений с тобой. Люди думают, что ты полный мудак, и даже если на первый взгляд это может показаться правдой, но это не совсем так.       Гэвин взял сигарету в руки, ожидая продолжения. — Ты умён, сообразителен и красив. Ты обладаешь хорошей логикой, у тебя искренняя душа, спрятанная за всеми этими стенами, возведенными вокруг. И у тебя ужасный вкус в одежде, — Гэвин выдохнул что-то похожее на смешок, — но довольно неплохой в музыке, и … и …. — Что, закончились плюсы? — уколол Гэвин, поворачиваясь лицом к андроиду, но его сердце разрывалось от печальной радости. Он встретился глазами с мягким взглядом Ричарда, два оттенка серого встретились друг с другом. — И ты важен. — Это прозвучало как признание, болезненное и как будто вырванное насильно. Как будто оно дожидалось своего часа, ждало, пока его произнесут, слишком долго. — Ужасно важен для меня. Я не могу вынести мысль о том, что могу тебя потерять. Не так.       И затем, в этот момент, который называется «к чёрту всё», Гэвин положил ладонь на лицо андроида и притянул вниз.       Поцелуй с Ричардом ощущался как глоток свежего воздуха в самый первый раз — тяжесть покинула его грудь, сердце запрыгало в освободившемся пространстве. Кислород кипел в крови, посылая странное покалывание по коже. И, внезапно, Ричард поцеловал его в ответ, и всё стало гораздо лучше.       Это быстро превратилось в пиздец из жадных прикосновений, и грязных поцелуев, и обрывков фраз «боже, ну ты и идиот» и «заткнись, Ричард». Руки Ричарда были повсюду, оставляя дорожки тепла на теле. Он был близко, держа Гэвина крепко, но в тоже время мягко, нежно, как будто он был кем-то желанным, любимым. Когда они отстранились, чтобы посмотреть друг на друга, Ричард улыбнулся самой яркой, самой красивой улыбкой, что видел Гэвин в своей жизни. Андроид мягко провел большим пальцем по щеке Рида, заставляя того вздохнуть: — Ебануться, я обдолбался кислородом. — Это невозможно, — тихо рассмеялся Ричард, и это был, пожалуй, самый прекрасный звук во всем мире. Гэвин сжал пальцы, крепче обхватывая шею андроида, как будто таким образом цеплялся за этот самый момент. Он чувствовал умиротворение, такое, какое он не чувствовал годами и, блядь, возможно всю его жизнь. Он хотел, чтобы это чувство длилось как можно дольше.       Внезапно улыбка Ричарда угасла, и выражение лица вновь стало отстраненным. Его диод моргнул от голубого к желтому и к красному. Это заставило Гэвина нахмуриться и выпрямить спину. — Что? — Из-за меня тебе было очень больно, — прошептал Ричард, медленно проводя кончиками пальцев по щекам Гэвина. — Мне… мне следовало заметить. Прости меня. — Блядь, нет, — Гэвин ухватил лицо напарника обеими руками, пытаясь встретить его взгляд, — не смей винить себя, слышишь? Ты не виноват. Я был придурком. Это мне надо просить прощения. — За то, что опять подвергал свою жизнь опасности, или за твое не совсем вежливое обращение со мной? — Ричард снова улыбнулся, и напряжение в Гэвине растаяло. Он смущенно фыркнул. — Ага, эм. Извини. — Но Ричард лишь покачал головой и вновь поцеловал его, только в этот раз это были невинные поцелуи в губы, в нос, щеки, веки, по всему лицу. Гэвин не сдержал хихиканья, настолько это было целомудренно. Его сердце пело от радости после каждого прикосновения андроида. Ричард вновь отстранился, смотря внимательными глазами в лицо Рида, и сказал неуверенно: — Детектив… Гэвин, — Рид задрожал от того, как прозвучало его имя голосом Ричарда. — Я могу задать личный вопрос? — Мы только что целовались, это достаточно лично, но давай. — Операция… — и внезапно Гэвин вернулся с небес на холодный бетон. Он застонал, в то время как Ричард продолжил. — Ты дважды делал запрос, один раз на ранней стадии заболевания. Ты всё еще записан на процедуру через шесть дней. -Ты смотрел мои медицинские записи? — Тебе действительно было так легко расстаться с чувствами ко мне?       Гэвин убрал руки андроида от своего лица. Ричард молча смотрел, как мужчина слегка отвернулся от своего напарника (любовника?), но, не смотря на это, их руки всё еще соприкасались. Гэвин не возражал. — Я…блядь, я испугался, ясно? Ты, и я имею ввиду всех андроидов, вы можете быть живыми, но вы всё равно не чувствуете боли и никогда не почувствуете. Ты не знаешь, насколько пугающе это дерьмо. Я видел, как это разрушает людей быстрее, чем любая другая известная мне болезнь. — Ты переболел ханахаки раньше.       Гэвин чуть сильнее прислонился к андроиду. Ричард терпеливо ждал ответа, пока мужчина собирался с духом, начиная свой тихий рассказ: — Ее звали Глория, и нам было по четырнадцать. Она была моим лучшим другом. Я знал, что она любила кого-то другого. Я чуть не умер тогда. — Гэвин потёр подбородок, внезапно чувствуя себя подавленно. — Мне сделали операцию, частично из-за того, что родители настояли. Она каким-то образом узнала, что произошло, и просто перестала со мной разговаривать. Возможно, из-за чувства вины, или ей было важно, что подумают люди, но … я начал… отталкивать людей после этого случая. Быть одному казалось намного лучше, чем быть мёртвым. — Ты любил ее? — Наверное. — Гэвин покачал головой. — Я не знаю. Я не помню. Наверное, побочный эффект.       Только тогда Гэвин заметил, что во время их диалога Ричард приобнял его одной рукой — утешающий жест, который, как оказалось, был так ему необходим. Он неуверенно наклонился ближе, затем, нахмурившись, повернулся посмотреть андроиду прямо в лицо. — Ладно, моя очередь спрашивать. Что это была за хуйня в кафетерии? Ты назвал меня капризным ребенком за моей спиной и хотел перевестись…       Красивые глаза Ричарда расширились в изумлении. — Как ты об этом узнал?       Гэвин фыркнул. -Я мог… подслушать… — Это… Серьезно, чему я удивляюсь, — Ричард засмеялся, но прозвучало неловко. — Я искренне прошу прощения. Я не хотел, чтобы ты это слышал. — Ну, очевидно… — У меня нет другого оправдания, кроме того, что я чувствовал себя, — Ричард сделал паузу, подбирая наиболее подходящее слово, чтобы описать свои эмоции, — преданным в какой-то степени, когда ты начал снова отдаляться от меня. Ты жалуешься, когда что-то тебя расстраивает, и я подумал, что могу сделать так же.       Какая же ебанутая и глупая ситуация. Такое незначительное недопонимание — всего этого можно было избежать, если бы они просто поговорили. Ричард помолчал пару секунд и заговорил снова: — Тебе станет легче, если я скажу, как сильно я чувствовал себя виноватым?       Гэвин подумал. — Немного, — сказал он и покачал головой с горькой улыбкой. — Серьезно, это почти смешно. — Что?  — Не обращай внимания. Просто поцелуй меня, идиот. ***       Гэвин вышел из некомфортно чистой комнаты ожидания больницы. От резкого света у него зачесались глаза. Он сощурился, ища взглядом своего спутника. Не то чтобы шестифутового андроида было легко пропустить.       Ричард встал практически сразу, как увидел Гэвина, и быстро подошел. С такими ногами это несложно, подумал Гэвин. — Как прошло? — спросил Ричард. Гэвин неловко откашлялся и отвел взгляд. — Они, эм, — Гэвин потряс маленькой желтой бутылочкой в руке, — дали мне таблетки, сказали, это должно помочь с мусором, что остался во мне после того, как цветы погибли или что-то вроде этого. В остальном сказали, что я в порядке.       Ричард кивнул и без предупреждения обнял мужчину. Гэвин моргнул. Он даже не почувствовал, как у него выступили слезы, и перехватило горло. Без предупреждения он заплакал. Он громко и уродливо всхлипывал, но Ричард просто прижал его ближе, полностью удерживая его вес, чтобы Гэвин мог полностью опереться на него. На них наверняка пялились люди, но Риду было плевать.       Облегчение переполняло его. Он даже не осознавал, насколько был напряжён на протяжении предыдущих недель. Только сейчас, когда это исчезло, он понял, насколько устал за такое короткое время.       Рид не мог описать, каково это было — стоять здесь, живым, дышать и обнимать своего напарника. Ричард гладил короткие волосы у него на шее. — Поехали домой, — прошептал он в ухо Риду, когда тот притих. Гэвин кивнул.  — Поехали. ***       Его прижали к стене одним не таким уж и плавным движением. Гэвин ударился затылком, но стон потерялся на губах Ричарда. Сейчас они целовались глубоко и жадно, как будто у них не было вечности впереди, как будто им надо было торопиться.       Адреналин пульсировал в венах, одно только ощущение жизни заставляло его кричать. Ричард дотронулся до него, и он вдруг захотел кричать уже совсем по другой причине. Всё происходящее было таким грязным и жарким, но таким живым, что Гэвину хотелось улыбаться до боли в лице, потому что он не чувствовал себя так хорошо уже очень давно.       Он хотел, чтобы это продолжалось вечно. ***       На Гэвина пялились на работе. Он не мог понять почему — не знал, каким пугающим для всех был его переход от «посмотришь на меня и я откушу твою чёртову руку» к «нет, это была моя вина, мне следовало смотреть, куда я иду, хорошего вам дня» за одни выходные. Но так как перемена была лучше для всех, все быстро позабыли о ней.       Тина Чен была одной из немногих, кто действительно понял, что происходило. Она перехватила Гэвина в кафетерии, где они пили свой ежедневный послеобеденный кофе. — Последние пару недель ты был таким мрачным, что я серьёзно думала, что что-то случилось, но, — Тина пожала плечами — видимо, тебе надо было просто потрахаться. — Очень смешно, ага, — буркнул Гэвин, высыпая маленькую порцию сахара в кофе. — Как прошло? — ладно, она просто прикалывалась. — Я имею в виду, секс-андроиды должны быть хороши в сосании хера, я понимаю, но он же… — О боже, может заткнёшься? — Гэвин запрокинул голову к потолку и Тина рассмеялась. — Но вы трахаетесь, так что мне пора к этому привыкать. Сейчас только, сколько, четыре? А я уже шесть раз видела, как вы мечтательно пялитесь друг другу в глаза. Серьёзно, ребята, профессионализм? Слыхали о таком? — Мы этого не делаем. — Эм, делаете. — Не делаем.       Они делали. Так часто, что Хэнк сорвался спустя некоторое время: — Фу, серьёзно парни? Прямо перед моим андроидом? — Но на протяжении всего дня он улыбался, и, когда рядом не было свидетелей, пробормотал Гэвину быстрое: — Хорошо, что ты вернулся. (Гэвину от такого стало жутковато, и он обрадовался, когда через пару дней Андерсон вернулся к привычным оскорблениям.)       Фаулер был более чем доволен их работой вместе в последующие недели (что означало, что орал он меньше и позволял уходить на пару часов раньше по пятницам). Как только они решили проблемы, рождённые от недостатка коммуникации, они стали непобедимыми как в поле, так и в личной жизни. Конечно, жизнь всё еще не была идеальна. Но если ты переживаешь что-то вроде любви, остаётся всего несколько вещей, что могли бы навредить.        Всё было хорошо. ***       Гораздо позже, уже после ночи, проведённой в ленивых поцелуях и шутках, Гэвин заметил, что что-то было не так. Он нахмурился, протягивая руку к лицу Ричарда, который сидел на противоположном конце дивана и расслаблено улыбался. — Где твой светодиод? — спросил он, пальцами гладя его висок. Точно, маленького светящегося кольца больше не было, кожа Ричарда была чуть несовершенна на ощупь. Улыбка Ричарда стала застенчивой. На его лице появился интересный оттенок, который мог быть вызван тусклым светом, но мог быть и чем-то совершенно другим. Андроид потянулся к нагрудному карману своей черной рубашки и достал что-то крошечное. Он вытянул другую руку, как если бы просил руки Гэвина. Мужчина озадаченно посмотрел на него, но подчинился. — Здесь, — ответил Ричард. Он положил предмет в ладонь Гэвина, и сжал свои пальцы поверх его. Предмет чувствовался как маленький кусок пластика. Глаза Гэвина расширились. Он отпрянул и уставился на него. — Это…!       Светодиод. — Я бы хотел, чтобы он был у тебя. — Ричард гладил его руку, глядя на него теплым взглядом. — Гэвин, ты … заставил почувствовать меня таким живым. Больше, чем что-либо или кто-либо за всю мою жизнь. Ты показал мне, что значит быть человеком.       Гэвин уставился на него, полностью обезмолвленный. Он сжал светодиод в руке. Ричард начал нервничать. — Пошёл ты, — выпалил Гэвин. — Я сейчас заплачу, чёрт возьми. Ты разрушишь мою репутацию.       Ричард рассмеялся. Гэвин тоже засмеялся, вытирая при этом глаза. — Иисусе, я … я даже не знаю, что сказать. — Ты ничего не должен говорить, — Ричард наклонился. — Просто возьми его. И пообещай, что будешь любить меня вечно.       У Гэвина перехватило горло. Он взял лицо Ричарда свободной рукой и поцеловал его долгим, сладким и честным поцелуем. На его губах был лёгкий привкус вина и Ричард сцеловывал его, как будто это было его долгом — проанализировать каждый миллиметр шрамов на губах детектива Гэвина Рида. В одной руке Гэвин держал крохотную часть Ричарда, в другой — его лицо, и прошептал прямо в механические, но принадлежащие живому существу, губы: — Я обещаю.       И он знал, это обещание он сдержит.