Alternative

Письма. В тяжелых желтоватых конвертах, без марок и подписанные ровными изумрудными строчками; они пахли типографской краской и печеньем с гвоздикой — Джейн всегда прижимала их к лицу и вдыхала божественный аромат, прежде чем с громким хрустом сломать печать и позволить бумаге выскользнуть из пальцев в неожиданно сильные руки тети Петунии. Она не могла точно сказать, когда это началось, но хорошо помнила, когда впервые осознанно совершила нечто необычное. Джейн тогда проснулась от солнечных лучей, щекотавших её щеки и нос, сонно сползла с кровати, собрала волосы в пушистый беспорядок на голове — обычную её прическу, когда было лень расчесываться и натянула на себя бесформенную серую тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старой футболкой Дадли. Солнце за это время поднялось еще выше, и теперь в полной мере освещало тесное пространство, в котором она жила. И взбитую кровать, и упавшую на пол подушку, и стопки из книг и кипы одежды, валяющиеся буквально повсюду. Девочку тошнило от стерильной чистоты и блестящих поверхностей всего остального дома, поэтому в маленький чулан под лестницей она постаралась привнести ту частицу первобытного хаоса, которой так не хватало в коридорах и кухне. — Поднимайся! Быстро! Несколько сильных ударов в дверь. — Подъем! Джейн быстро накрыла кучку фантиков в дальнем углу покрывалом и выскочила за дверь прежде, чем тетя перешла на ультразвук. Петуния сегодня выглядела до странного нарядно — вместо серых блузок в оборочках или скучных «бабушкиных» сарафанов, — белоснежные платье в цветочек, выгодно скрывающее непропорциональность её плеч и талии, светлые волосы распущены и заколоты на затылке, даже губы сегодня были бледно-розовые и сжаты чуть меньше обычного. Увидев, что Джейн встала относительно быстро и не валялась в постели полчаса после пробуждения, Петуния смягчилась. — Пойдем на кухню, будешь печь блинчики. Тесто уже на столе, — она подтолкнула её в спину и ускорила шаг. — В день рождения Дадлички все должно быть идеально. Просторная кухня почти вся была погребена под кучей свертков и коробок самых разнообразных форм и размеров. Точно можно было сказать только что там однозначно есть новый компьютер, взамен разбитого Дадли в прошлом году в припадке ярости, второй телевизор, гоночный велосипед и несколько настольных игр, скромно приютившихся в самом углу. Именно в такие моменты Джейн острее всего осознавала, что у нее богатая семья, только на нее привилегии «богатой» девочки не распространяются. Сначала это бесило. Теперь она привыкла и утешала себя мыслями, что в жизни добьется гораздо большего, чем её инфантильный кузен. С каждым годом различия между ними становились куда более очевидными. Толстый краснолицый Дадли ненавидел любую физическую активность (и зачем ему тогда велосипед?), никогда ни к чему не прикладывал усилий и обожал задирать всех вокруг, в особенности Джейн. Она выглядела слишком маленькой и щуплой для своего роста, что только усугублялось старой одеждой тети Петунии или Дадли, и совершенно не похожей на светлокожее семейство Дурслей. Кожа у нее была оливковая, глаза не круглые и удивленно распахнутые, а миндалевидные, тускло-зеленые, темно-рыжие волнистые волосы до середины спины… На этом сходство с матерью, как однажды проговорилась тетя, заканчивалось. И телосложение, и тонкие, почти аристократические черты лица, и вздернутый нос, острые скулы достались ей от отца, о котором она не знала ничего, кроме имени, и того что по его вине ее родители разбились в аварии. И шрам. Самая ненавистная часть её тела. Джейн вообще не любила получать шрамы — не из-за боли, это сопровождающей, а из-за того, что убрать их по желанию нельзя, и если, например, неудачно напороться на что-нибудь острое, придется до конца жизни ходить с бледно-розовой уродливой дырой в коже. Темная тонкая полоса в виде молнии и вовсе вызывала у нее отвращение и жгучее желание утопиться в пудре и тональном креме. Джейн уже заливала блинчики черничным джемом, когда в комнату, важный, как дирижабль, вплыл Вернон Дурсль с утренней газетой в руке. — Причешись нормально! — вежливо поздоровался он. — И сделай мне кофе. Джейн полезла в шкаф за кофейными зернами и под мерное гудение кофемолки продолжила выкладывать ягоды на тарелку. Не то чтобы она так хотела порадовать брата, но она всегда любила красивые вещи, к которым относила и еду. Когда в кухню в сопровождении матери явился Дадли, сегодня в качестве исключения аккуратно причесанный, все тарелки были расставлены на столе, а кофе почти готов. Дадли был миниатюрной (если его вообще можно так назвать) копией своего отца: крупное розовое лицо, мясистая шея, почти незаметная между грузным телом и плотной головой в шапке светлых волос. Его водянистые глазки сразу заметались по высокой куче подарков. Джейн наконец принесла дяде Вернону кофе с безлактозным молоком и бухнула рядом с джемом сахарную пудру, вполне справедливо сочтя свой гражданский долг исполненным. Дадли к тому времени посчитал все подарки (Джейн всегда удивлялась тому, что он вообще умеет считать) и большой лоб прорезала толстая складка. У всех представителей семейства Дурслей это означало крайнюю степень недовольства. — Тридцать шесть, — наконец капризным тоном заявил Дадли. — На два меньше, чем в прошлом году. — Ты забыл посчитать подарок от тети Марджи, дорогой. Джейн, получившая от силы два подарка за всю свою жизнь, уткнулась в чашку с какао, чтобы не наорать на кузена. Осознание несправедливости этого мира каждый раз больно било по её самолюбию, выжигая на нем огромную дыру. — Ну хорошо, тридцать семь, — вынес вердикт именинник. Джейн быстро закинула в рот остатки блинчика и залпом допила какао, опасаясь, что Дадли перевернет стол. Тетя Петуния, очевидно, тоже почуяла опасность и затараторила: — Мы купим тебе еще два подарка, когда пойдем гулять, хорошо? Еще два подарочка. Дадли задумался, отчего его глупое лицо приобрело крайне забавное выражение, но заискивающие нотки в голосе матери его убедили и он кивнул. Раздался звонок телефона. Тетя Петуния оторвалась от тарелки, пододвинула к Дадли только что вскрытую банку варенья и вышла ответить. За это время мальчик вскрыл гоночный велосипед с блестящим красным корпусом, видеокамеру, самолет с дистанционным управлением, шестнадцать компьютерных игр и уже разрывал упаковку от золотого «Ролекса» когда тетя вернулась, бледная и немного озабоченная. — Плохие новости, Вернон. Миссис Фигг заболела и не сможет посидеть с ней. — И тетя легко мотнула головой в сторону Джейн, делая вид, что ее в комнате не существует. Она вообще любила говорить о людях в третьем лице, игнорируя их присутствие, но обычно сдерживалась. Джейн же не особенно волновала миссис Фигг. Единственным плюсом ее существования была возможность раз в несколько недель поиграть с кошками, которых девочка очень любила и на которых у Петунии была аллергия, но в её доме всегда воняло капустой и чем-то несвежим, поэтому возможность провести это время на чистом воздухе была приятной неожиданностью. — Ну и что с ней теперь делать? — Позвони Марджи, — предложил дядя Вернон, уже дочитавший газету и теперь принимающий активное участие в беседе. — Брось, ты знаешь, она ненавидит девчонку, — раздраженно отмахнулась тетя Петуния. Еще несколько минут было слышно только как работают челюсти Дадли, приканчивающие очередной блинчик. — А твоя подруга, — начал дядя Вернон, — как там ее, Ивонна? — На Майорке. — Оставьте меня дома, — предложила слегка воспрянувшая духом Джейн, в мыслях уже лежащая на диване перед телевизором или играющая на старом компьютере Дадли. — Я могу помыть посуду и убраться. По лицу Петунии пробежала легкая тень, но потом губы её опять плотно сжались. — Чтобы мы вернулись к руинам? В дальнейшем обсуждении Джейн участия не принимала, но слышала, что в машине её тоже не оставят. Дискуссия была прервана трелью звонка, и через несколько секунд на пороге возникло крысиное лицо Пирса Полкисса с красной коробкой в руках. Тщедушный и трусливый Полкисс, выделяющийся разве что непропорционально большим носом, обычно выкручивал руки очередной жертве Дадли под смех зрителей. Через полчаса, до сих пор не веря своей удаче, аккуратно причесанная и одетая в легкий белый сарафан — самую приличную вещь, которую удалось найти, Джейн сидела в кожаном салоне нового «Фольксваген» дяди Вернона, зажатая между Дадли и Пирсом и впервые в своей жизни ехала в зоопарк. В зоопарке было многолюдно и очень душно; люди буквально плавились под палящим солнцем, Петуния обмахивалась белым веером и жаловалась на погоду, поэтому они немного отклонились от намеченного маршрута в сторону киоска с мороженым, где Дадли и Пирсу купили два огромных шоколадных рожка, посыпанных кокосовой стружкой. К счастью, Дурсли не успели быстро среагировать, когда улыбчивая продавщица спросила, не хочет ли чего-нибудь девочка, поэтому им пришлось выложить еще фунт за лимонный фруктовый лед для Джейн. Это было лучшее утро в её жизни. Они проходили мимо птиц, рыб, мимо кроликов и большого толстого тигра, нежащегося на солнце, один раз даже сфотографировались с зеброй (Джейн примостилась сбоку и попала в кадр), потом пообедали в кафе, где ей разрешили доесть за Дадли потрясающий сливочный десерт с ягодным привкусом. Все было слишком, неестественно хорошо. Наверное, потому и закончилось так быстро. Утром террариум был закрыт по техническим причинам, как значилось на объявлении при входе, но после обеда снова заработал и извилистая очередь протянулась от входа до самого ресторана, из которого в тот момент выходили Дурсли. А так как Дадли не мог пропустить столь интересное зрелище, они встали за полной женщиной с двумя крайне невоспитанными детьми и отстояли положенные двадцать минут, после чего наконец попали внутрь. После долгого дня прохладный и тёмный террариум был как глоток свежего воздуха. Стены здесь были темно-зеленые, как будто светящиеся изнутри, и при виде их в Джейн змейкой шевельнулось какое-то воспоминание, как будто она видела эти стены раньше, в окружении изумрудного бархата… но быстро исчезло. Вдоль стен тянулись подсвечиваемые синим, красным и фиолетовым витрины; за стеклом были прекрасно видны и декорации в виде камней и бревен, и длинные пестрые ленты, извивающиеся между ними. Дадли и Пирс со свойственной им кровожадностью вслух расписывали все возможности свернувшихся кольцами питонов и ядовитых кобр, способных убить человека, Петуния едва заметно вздрагивала, стоило ей увидеть змею, но в принципе держалась спокойно. Самая большая, и, соответственно, самая интересная змея мирно дремала в самом конце экспозиции, отвернувшись от посетителей и демонстрируя им коричневую голову с серыми ромбами. Дадли немного помялся на одном месте, глядя на блестящие кольца и пачкая стекло грязными руками, а потом заныл. — Пусть она проснется! Дядя Вернон, отставший на второй змее и неизвестно как их догнавший, побарабанил по стеклу толстыми пальцами, но змея по-прежнему не реагировала, и вообще не выглядела особо живой. — Давай еще раз! — воодушевленно приказал Дадли, и дядя Вернон послушно постучал снова, но никакой реакции, кроме косых взглядов других посетителей, не добился. Через несколько минут они отошли от витрины и прошествовали дальше, не забыв смерить даже не подозревающую об их существовании змею осуждающим взглядом. Джейн подошла ближе и тоже вгляделась в извилистую тень. Если честно, она бы не удивилась, если бы узнала, что змея сдохла от скуки — подумать только, каждый день видеть перед собой одиозных личностей вроде Дурслей и слушать размеренный стук костяшек по стеклу, и все же что-то в этой ситуации вызывало у нее отвращение и неприязнь. Вдруг змея приоткрыла глаза — умные и спокойные черные бусинки, медленно, очень медленно подняла голову и уставилась прямо на Джейн. И подмигнула. Но Джейн, которой дядя и тетя с детства вдалбливали, что магии не существует, которая прекрасно знала, что змеи неразумны, и признавала исключительно научный подход и исключительно доказанные факты, вовсе не показалось это странным. Наоборот, она почувствовала свою власть над этой змеей, и в голове сразу пронеслись множество случаев, когда змеи уже слушались её раньше… Бледное искаженное страхом лицо, змея готовится к броску… Змеи сползаются со всех сторон, вся трава буквально кишит ими, но ей абсолютно не страшно, ведь они ей повинуются… Длинная королевская кобра скользит по мраморному полу… Нагайна… Джейн осмотрелась по сторонам, но никто не обращал на нее внимания, поэтому она повернулась обратно к змее и подмигнула ей в ответ. Последняя оценила её дружелюбный жест и приподнялась на своих кольцах, качнула головой в сторону Дадли и дяди Вернона, которые сейчас рассматривали ужей и возвела глаза к потолку, задрапированому синим бархатом. — Понимаю, — шепнула Джейн прижимаясь ближе к стеклу и рискуя разбить его и провалиться на ту сторону. Ей вдруг до ужаса, до дрожи в коленях захотелось быть к этой змее гораздо ближе, змеи ведь гораздо умнее людей… Улыбчивый веснушчатый мальчик с каштановыми завитками на голове и круглыми щеками… — Надоели все эти люди? — Последние слова Джейн буквально выплюнула, сама поразившись тому, как зло и холодно прозвучал её голос. Змея медленно кивнула, не сводя с нее пристального взгляда пустых глаз, но и долго контакт держать не смогла. — Откуда ты? — вновь полюбопытствовала Джейн уже нормальным голосом. Змея ткнула длинным хвостом в прикрепленную левее табличку, которую девочка раньше не заметила. «Боа-Констриктор, Бразилия», прописными буквами было выведено на бумаге. И ниже приписка: «Данный экземпляр родился и вырос в зоопарке». Экземпляр. Злость захлестнула её с новой силой, но так же быстро сошла на нет. Она собиралась задать новый вопрос, но в этот момент её сбило с ног что-то большое и тяжелое. Джейн увидела светлую макушку Дадли и темные патлы Пирса Полкисса, прижавшихся носами к стеклу и разглядывающих змею, настроенную относительно доброжелательно, а потом все как будто заволокло клубящимся серым туманом. Стекло исчезло и змея выползла наружу, скручиваясь спиралью, люди кричали и бежали к выходу, а Джейн стояла посреди пустого, за исключением нескольких людей, не успевших среагировать, террариума и смотрела змее в глаза. — Мне припугнуть его, госпожа? — спросил боа-констриктор. — Нет, — прошептала Джейн, испугавшаяся последствий. — Обними его, — продолжил другой голос, властный и холодный. Директор зоопарка, узнав о происшествии, лично заварил Петунии крепкий чай с имбирем и тремя ложками сахара и принес свои извинения, пообещав оплатить лечение Дадли, получившего многочисленные гематомы и перелом двух ребер, что было удивительно, если учесть, что змея, кстати, скрывшаяся в неизвестном направлении и наводящая страх на газетчиков и журналистов, могла смять всмятку машину, но с Дадли этого не произошло. Может быть, его спасла жировая прослойка. Загадочное происшествие с Джейн никто не связал, хотя уволенный смотритель, как попугай, повторял: «Стекло, стекло. Куда делось стекло?», но воспоминания о подавленном виде Вернона и дорожки от слез на впалых щеках Петунии еще долго преследовали ее в кошмарах, и сам факт этих слез пугал её больше, чем Дадли. Даже больше того, что какая-то её часть хотела, чтобы Дадли страдал, не имея на то причин, а просто отрывочные воспоминания из детства. Но скоро это забылось, кузена выписали и его грузные шаги по лестнице снова мешали Джейн спать, она больше не вспоминала о террариуме и избегала смотреть на змей. Все пришло в норму. Пока не пришло первое письмо.