Alternative

Это произошло рано утром. Джейн как раз разбивала яйца над сковородкой, попутно размешивая чай и всячески ублажая родственников, когда раздался настойчивый звонок в дверь и в коридоре зашуршали бумаги. Вернон Дурсль оторвался от газеты, пробежался взглядом по блондинистой макушке Дадли и читающей книгу Петунии, задержался на Джейн, отхлебнул кофе и снова погрузился в чтение. — Принеси почту, — велел он из-за энергично жестикулирующего мужчины с козлиной бородой. Джейн выбросила скорлупки и высыпала на сковородку укроп. — Пусть Дадли принесет, — отозвалась девочка. — Я готовлю завтрак. Это был действительно весомый аргумент. Широкие светлые брови мистера Дурсля сошлись у переносицы. — Дадли, принеси почту. Дадли оторвался от созерцания своей новой бордовой формы с вышивкой на груди и поднял на отца водянистые глазки. — Пусть она принесет почту, — возразил он. Сковородка угрожающе зашипела, поэтому Джейн кивнула, поставила чайник на стол и быстрым шагом ретировалась в коридор, где на мягком коврике лежала увесистая стопка корреспонденции. Открытка от Мардж, которая сейчас отдыхала то ли на Канарах, то ли на Мальдивах — в подобных нюансах Джейн не разбиралась, знала только, что и там и там красиво и дорого; несколько квитанций и извещение в буром конверте, записка для тети Петунии, перевязаная бечевкой и… письмо для Джейн Лили Поттер. Толстый плотный конверт, явно сделанный под старину, без марок и штампов, четыре каллиграфические строчки в левом нижнем углу и потрясающий запах гвоздики. Органично, если не считать пестрой сургутной печати, разделенной на четыре равные части. Джейн надломила печать, и снова почувствовала это странное дежавю, как будто такое уже происходило. Длинные тонкие пальцы крутят конверт в руках, внутри длинный список и уведомление о зачислении… Она почти ощущала эти шероховатые бумажки у себя в руках, только в её воспоминаниях (откуда бы им взяться) буквы были меньше, а вензелей больше, отчего текст становился сложночитаемым, когда в коридор, видимо, недовольная её долгим отсутствием, вплыла тетя Петуния с чашкой чая в руке. — Что ты там возишься? — поинтересовалась она, критично оглядывая Джейн. И распечатанный конверт, который девочка держала в руках. Лили держала его точно так же, склонив голову набок и глядя на Петунию с превосходством и легкой улыбкой. Лицо тети Петунии немного посерело, но голос звучал твердо и спокойно, когда она сказала: — Можешь прочитать, если хочешь. Это уведомление о зачислении в Волшебную школу, мы с Верноном хотели тебя разыграть, но это, пожалуй, не лучшая наша идея. В какой-то умной психологической книге она читала, что если ребенку что-либо запрещать, то он сделает это исключительно из чувства противоречия. К Джейн, унаследовавшей характер своего отца в полной мере, это относилось тем более, поэтому она решила поступить дипломатично и сразу отбить у девчонки весь интерес. Судя по всему, удалось. Джейн бегло пробежалась глазами по письму и протянула Петунии светлый листочек, сложенный втрое. — Это вам. А это, — она показала на стопку бумаг в своей руке, — я отнесу на кухню, — закончила девочка, сминая письмо и конверт. Завтрак прошел без эксцессов, а таинственное письмо, как очередная жестокая шутка Дурслей, быстро вылетело у Джейн из головы. Единственное, что не давало ей покоя, все те несколько часов, что она мыла посуду и стригла клумбы, — стойкое ощущение, что когда-то она уже видела это письмо, подписанное откуда-то знакомым именем Альбуса Дамблдора. Следующая странность произошла через два дня. Тетя Петуния, украдкой доставшая злосчастный конверт из мусорки и увидевшая расписанный до малейшей подробности адрес, испугалась. Поэтому на семейном совете было решено переселить Джейн в старую комнату Дадли, а чтобы это не воспринималось как поощрение, сначала ей нужно было вылизать всю комнату сверху донизу до блестящего состояния. Вещи, которых оказалось не так много в сложенном состоянии, Джейн перенесла за один раз. Потом еще спустилась за шваброй, новым пледом и постельным бельем, и ближайшие несколько часов провела за уборкой. На втором этаже было четыре комнаты — спальня дяди Вернона и тети Петунии, — туда Джейн не пускали, спальня Дадли, в которую она заглянула лишь однажды и увидела только огромную кучу игрушек, гостевая спальня с белыми стенами как в психушке и вторая комната, использовавшаяся Дадли как склад для не помещающихся у него вещей. Относительно небольшая, заставленная пыльными коробками, со стенами, испачканными чем-то липким (скорее всего, Дадли пил лимонад) — но это, в конце концов, была её собственная, настоящая комната, о которой она мечтала каждое утро, просыпаясь в компании пауков, которых боялась до дрожи, как и всех насекомых в принципе. Купленную на день рождения месяц назад и уже не работающую видеокамеру, игрушечный танк, разбитый Дадли в припадке бешенства телевизор, старую вонючую клетку и пневматическую винтовку с погнутым дулом она закинула в дальний шкаф — тетя Петуния не разрешала ничего выкидывать, а видеть горы мусора каждый день Джейн не хотела. Потом она мыла полы, протерла липкую стену и перестелила кровать, теперь пахнущую самым дешевым стиральным порошком, что опять всколыхнуло в ней воспоминания о серой тряпке, на которой приходилось спать. На то, чтобы разложить вещи, ушло меньше всего времени и после Джейн отправилась готовить обед, довольная своим новым обиталещем и решившая поддерживать в нем идеальный порядок. Почту в этот день забрал дядя Вернон, вечером вынося мусор Джейн увидела это же (или уже другое) письмо, но читать его не хотелось — в наследство от Дадли ей достались совсем нетронутые, пахнущие типографской краской книжки с иллюстрациями, занимавшие две длинных полки над её кроватью и с ними она провела остаток вечера. Привилегия вынести мусор с конвертом была проверкой — в этом Джейн убедилась, когда на следующий день её послали забрать почту, в которой на этот раз было три подписанных изумрудными чернилами письма. — Я, вероятно, забыла отменить заказ, — сказала ей Петуния, когда Джейн вывалила корреспонденцию на её завтрак, но вечером прорезь для писем была заколочена. В пятницу писем было двенадцать, девять из которых просунули в щель под дверью, два подкинули в окошко в туалете, пока Джейн принимала душ и еще одно ждало её на подоконнике, вложенное в «Мастера и Маргариту» как закладка. Это письмо она закинула куда-то к винтовке и камере и больше о нем не вспоминала, а остальные дядя Вернон сжег, после чего вооружившись молотком заколотил все щели входной двери и черного входа. Именно тогда Джейн поняла, что что-то не так. В субботу двадцать четыре письма, свернутые в трубочки внутри яиц, были измельчены тетей Петунией в кухонном комбайне, пока дядя Вернон звонил с претензиями на почту и в молочную лавку, громогласно задаваясь вопросом, как такое могло произойти. Джейн чувствовала, что знает, как это произошло, но не могла сформулировать, ответ как будто проскальзывал у нее между пальцами. В одном она была уверена точно — ей нужно прочитать письмо, потому что слово «Хогвартс» казалось ей подозрительно знакомым и отзывалось то теплом в области груди, то кипучей ненавистью. Завтрак в воскресенье не задался. Сначала Джейн случайно опрокинула стакан с апельсиновым соком на новую белоснежную скатерть, потом разбила яйцо и долго искала тряпку чтобы все протереть, поэтому тетя Петуния отправила ее за молоком и сама дожарила яичницу. Наверное поэтому Джейн и пропустила водопад писем, который обрушился на чистую кухню и ее обитателей из печной трубы. Когда она вернулась, бледный дядя Вернон с всколоченными усами отобрал у нее бутылку, пихнул в руки рюкзак и вытолкнул за дверь. Шелест бумаги было плохо слышно за запертой дверью. Через десять минут они мчались по почти пустому шоссе, все дальше и дальше от дома, куда именно — никто не сказал. Джейн попыталась расспросить всхлипывающего рядом с ней кузена, но тот только посмотрел на нее, как на идиотку и продолжил рыдать. Они петляли, разворачивались и пару раз нарушили правила дорожного движения, не говоря уже о превышении скорости и том, что за весь день Джейн не брала в рот не крошки, но в конце концов остановились напротив маленькой угрюмой гостиницы с видом на железную дорогу и с очень маленькими номерами. Дадли, которого поселили с ней в одном номере, быстро забыл о пяти пропущенных передачах по телевизору и захрапел, а Джейн, с ногами забравшись на подоконник, смотрела на усыпанное звездами небо и думала о том, что письмо настоящее и это был вовсе не розыгрыш. — Простите, кто из вас мисс Д. Поттер? На её имя пришло около сотни таких писем, — с ужасно французским акцентом поинтересовалась хозяйка гостиницы на следующее утро. Джейн резко оторвалась от бутерброда с помидорами и солеными огурцами и увидела, как дядя Вернон буквально вырвал письмо из рук женщины. И заметила написанный все теми же ровными строчками, до малейших подробностей точный адрес. Коукворт Гостиница «Рай под насыпью» Номер 17, ближняя к окну кровать Мисс Д. Поттер «третий этаж, верхняя комната мистеру Т. Р… » Дядя Вернон привозил их в лес, на вспаханное поле, на висячий мост и на многоэтажную стоянку, везде оглядывался, тряс головой и снова садился за руль. — Папа сошел с ума, да? — тоскливо спросил Дадли после очередной остановки, на этом раз на берегу моря. Они путешествовали уже два или три дня, терпение Джейн медленно, но верно подходило к концу, она потеряла счет времени и ужасно хотела есть. Тяжелые темные тучи разразились стеной дождя. Улыбаясь, вернулся дядя Вернон с длинным тонким свертком. — Все, я нашел идеальное место, пошли! — возвестил он и бодрым шагом направился к темнеющей вдали скале, и Джейн, в продуваемом всеми ветрами старом свитере тети Петунии вдруг ужасно захотела утопиться в море. Исходя из её скудных знаний географии, на другом берегу была Франция. — Сегодня ночью обещают шторм, — злорадно заметил дядя. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку. К ним подковылял беззубый старикашка с бесцветными стеклянными глазами, до ужаса напомнивший Джейн кого-то из прошлого и с ухмылкой указал им на маленькую лодку, которая едва ли могла выдержать одного человека, не говоря уже о круглом Дадли и его родителях. Несмотря на это, они доплыли достаточно благополучно. В полуразвалившейся избе было сыро и пусто, ветер задувал в широкие щели между досками, но Джейн сразу почувствовала в этом месте… энергию. Силу. Магию. Как угодно. В этой избушке она впервые заговорила со змеей… Отсюда она любовалась рассветом, сбегая от миссис Коул… Она приезжала сюда каждое лето и училась создавать волны… Она делала это. Говорила со змеями, поднимала кубики в воздух и управляла животными, открывала двери и двигала предметы без касаний, зажигала свечи взглядом. Только где? В теплом чулане или в холодной пустой комнате на третьем этаже, куда ее сослали после смерти кролика? Линди ведь не просто так упала с лестницы. Джейн хотела, чтобы она упала. Она развивала свои способности каждый день до одиннадцати лет, пока к ней не пришел мужчина с блестящей рыжеватой бородой. Она училась контролировать их до шести лет, а потом все прекратилось… Она действительно может делать магию. Поэтому Джейн не удивилась, когда за услышала тяжелые гулкие шаги и дверь содрогнулась от удара. Только отложила пустую упаковку от чипсов и внимательно смотрела на возникнувшую на пороге огромную фигуру. Еще до того, как гость представился, Джейн знала, что это Хагрид и что они точно были знакомы раньше, когда она была Старостой факультета и постоянно снимала баллы с глупого великана.