Я и мой приятель

Я не потерял веры в то, что существуют какие-то моральные и рациональные приметы, по которым человек узнает человека. Карел Чапек

— Зачем тебе туда возвращаться? — спросил Пашка, выдохнув слова вместе с сигаретным дымом. При жизни у него была «бесконечная» зажигалка, а в посмертии — действительно нескончаемая сигарета. Сколько бы парень не затягивался и не стряхивал пепел, она так и оставалась будто бы только что прикуренной. Соня пожала плечами, глядя на землю под деревом, на котором они сидели. По преющей листве в ожидании поживы ползало несколько десятков золотистых гнильцов. Иччи Бадараан сказал, что они питаются опадом, но он просто не знает, что на самом деле эти черви едят людей. И если Соня или Пашка сейчас спрыгнут на землю — гнильцы их сожрут. К счастью, пока ни одной из этих тварей не удалось вскарабкаться по стволу. — Там мой дом. Люди… — проговорила Соня, болтая ногами. — Подумаешь, люди, — фыркнул Пашка, — нужны они тебе… будь я на твоем месте, я бы здесь остался. Здесь клево… реально клево, Сонь. Только представь: у тебя — у тебя одной! — есть целый мир! Непаханое поле для исследований! На кафедре все лягут, когда ты принесешь им свой новый диссер. Да редакторы «Нэйчр» и «Сайнс» за твои статьи будут глотки друг другу драть! Соня невесело усмехнулась, покачав головой. — Ага, только их еще написать надо, — сказала она. — А у меня ни карандаша, ни блокнота нет. Даже, чтоб ее, бумаги сортирной — ни клочка. — Да далась тебе эта сортирная бумага! — рассмеялся вдруг Пашка, — что, русский человек без нее помрет что ли?.. — Нет, — смущенно улыбнувшись, согласилась Соня и подняла глаза на лицо друга. На дыру во лбу и развороченный пулей затылок она старалась не обращать внимания. — Но, знаешь ли, хотя бы смена белья не помешала бы. — Ты готова променять новую планету на смену белья?.. — серьезно спросил Пашка. — Нет, — немного подумав, ответила Соня. — Вот и оставайся, — он затянулся и выпустил изо рта колечко голубоватого дыма, — а блокнот попроси у своего приятеля. У него наверняка найдется что-нибудь. — Ага, жди, — фыркнула она, поджав губы, — даже подстилку пожалел. Хорошо хоть воду мне носит… — А ты просила? — резонно возразил друг. — Он же не знает ничего. Потому и пытался накормить тебя всякой дрянью. Он это ест, и думает, что и мы едим. Соня кисло поморщилась. — Он совсем дурак, что ли? — зло спросила она, — «Мы» тут не водимся. С чего он вообще решил, что знает, чем нас кормить? Пашка задумался, почесывая заросший щетиной подбородок. Соня искоса разглядывала его лицо — мертвенно-бледное, но не изменившее черт. Когда дед лежал в гробу, она его поначалу не узнала, а Пашка и после смерти оставался таким же, как и был. Красивый он все-таки… и хороший. Веселый и честный. Всегда ее защищал. Помогал с кандидатским по философии. В кино звал… жаль, что ничего у них не получилось и теперь уже не получится. Гнильцов внизу становилось все больше. Уже не десятки — сотни. Земля почти скрылась за их копошащимися телами. Иногда в этом месиве можно было разглядеть особо крупных особей — пару метров в длину, толщиной с руку. Хорошо, что они не умеют лазать по деревьям… — У него, видимо, сходный с человеческим метаболизм, — задумчиво проговорил Пашка, — Ел же он медвежатину в тундре. Помнишь, я говорил, что с туши все самое вкусное вырезали?.. — он повернулся к подруге и та кивнула. — Значит, то, что подходит ему, и человек переварит. Соня пожала плечами, глядя на огромного золотого червя, который в этот момент поднял голову и растопырил антенны, ощупывая ими ствол. — Выходит, так, — вздохнув, сказала она. Но одно воспоминание о той тухлой лапе заставило ее ощутить тошноту даже во сне. — Ты не дрейфь, — усмехнулся Пашка, обнимая ее за плечи и прижимая к себе. Он был холодным, как ледышка. — Оставайся. Я помогу, если что. А вообще… — вздохнув, он отстранился, задумчиво поглядев вниз. — Мне уже пора. Светает. Надо уходить в небытие. — Ты вернешься? — заглянув ему в глаза, с мольбой в голосе спросила Соня. Пашка кивнул, беззаботно улыбаясь. — Конечно. Он уже собрался прыгать, но девушка, неожиданно вспомнив кое о чем, остановила его, коснувшись плеча. — Паш, подожди… — шепнула она. — Твоя зажигалка… Я ее подобрала после того, как вас… Парень махнул рукой, дотронувшись кончиками холодных пальцев до ее ладони. — Оставь себе. Она же бесконечная. Пригодится. Пригодится… Соня качнула головой и убрала руку, отпуская друга. Куда бы он теперь ни уходил. Пашка с наслаждением затянулся, выпустив дым через ноздри, и зажал тлеющую сигарету в зубах, с отвращением поглядев на копошащихся внизу червей. — Ну, бывай, — проговорил он, — Я пошел. Увидимся! И, подмигнув подруге, лихо спрыгнул вниз, почти мгновенно скрывшись под извивающимися золотыми телами. И все-таки Иччи Бадараан прав — они всего лишь замыкают круговорот… возвращают в него то, что умерло — будь то упавший лист или погибшее животное… или навеки потерянный друг. А, значит, Пашка еще вернется. Непременно вернется. Свежей весенней листвой, яркими полевыми цветами, стаей щебечущих птиц… Соня, невесело улыбнувшись, медленно закрыла глаза. И проснулась. *** Несмотря на то, что этот сон был гораздо приятнее вчерашнего (если не считать червей, конечно), Соне потребовалось гораздо больше времени, чтобы вернуться к реальности. Она долго лежала на спине, глядя в потолок, а, когда нашла в себе силы сесть, тут же разрыдалась, закрыв лицо руками. Хотя отчаянно не хотела этого делать. Хорошо, что никто этого не видел. Нельзя ей плакать, совсем нельзя. Надо быть сильной. Как всегда. Иначе — конец. Сломаешься, споткнешься, будешь растоптана и разорвана, уничтожена… и сколько не плачь — делу это не поможет, не вернет друзей, не отменит свершившегося зла. Это глупо и бесполезно. Только вода напрасно тратится. Но проклятые слезы так и текли из глаз, никак не желая останавливаться… Когда стало немного полегче, Соня решительно вытерла глаза и встала на ноги. К черту. Когда вернется на Землю — напьется до зеленых чертей, и уж тогда будет реветь хоть сутками напролет. Но не сейчас. Сейчас — не время… На этот раз пришельца на берегу не оказалось. Наверное, сегодня решил смотаться пораньше, чтобы навязчивая землянка снова следом не увязалась. Ну и черт с ним. Так даже лучше. Воспользовавшись одиночеством, Соня снова хорошенько выкупалась, промыла и даже почти распутала пальцами сбившиеся в сплошной колтун волосы. Заодно и выстирала одежду — вчера было как-то несподручно, несмотря на то, что футболка к вечеру насквозь пропиталась потом и надевать ее на чистое тело было неприятно. На солнце вещи сохли быстро. Соня натянула заметно посвежевшие джинсы и футболку, заплела волосы в короткую косицу. Иччи Бадараан так пока и не вернулся. Девушка какое-то время сидела на берегу, ожидая его, но потом решила, что и без пришельца сможет как-нибудь обойтись. Может, даже сходить в лес — только недалеко, чтобы не заблудиться. Пожалуй, перед этим стоит все же захватить штормовку, несмотря на жару. И не только ради карманов: есть некоторый шанс, что в зеленой брезентовой куртке ее будет не так заметно, как в белой футболке. Хоть какая-то маскировка. Она вернулась в «камеру», уныло оглядев свое мрачное временное пристанище. За несколько дней оно успело обрасти тем, что с некоторым допущением можно было назвать «личными вещами» — аккуратно сложенной в углу одеждой и пристроившейся рядом острогой, кучкой вчерашних «сувениров», подобранными ранее на берегу сухими листьями и цветами… приятнее от этого не стало, но Соню вдруг посетила странная мысль о том, что она больше не воспринимает это место, как темницу. Скорее уж, как логово, пусть и временное. Родным и уютным оно, конечно, не стало, но мрачные стены с их безумными орнаментами больше не давили на сознание. Ко всему-то человек привыкает… Любопытно, кстати, корабль весь такой, или только эта его часть? Иччи Бадараан как-то назвал Сонино пристанище «грузовым отсеком», а такие помещения как-то не принято делать комфортными и эстетичными. Может, обычно пришельцы здесь какую-нибудь инопланетную картошку перевозят, а что ей, картошке, до цвета стен и удобства интерьера?.. так что вполне возможно, что другие отсеки выглядят как-то иначе. Вряд ли, конечно, там окажется обитый кожей салон и панели из красного дерева — подобные чисто человеческие роскошества как-то не вязались с образом болотного духа в частности и с концепцией космического аппарата вообще. Но все же крайне любопытно хоть одним глазком глянуть, как устроен настоящий звездолет изнутри… А почему бы и не посмотреть?.. Соня, влекомая своим порочным любопытством, уже шагнула ко второй двери, но вовремя опомнилась и одернула себя. Иччи Бадараан запретил ей туда ходить. И, кажется, обещал «прибить» кое-кого в случае неповиновения. Хотя сейчас-то его здесь нет… Она замотала головой, заставляя искушающий внутренний голос заткнуться. Но тщетно. В конце концов, нет ничего плохого в том, чтобы просто выглянуть из-за приоткрытой створки. А то ходи потом, мучайся, что за восемь дней (из которых в ее распоряжении осталось всего два) так и не осмелилась взглянуть на инопланетные технологии. …Ладно. Глубоко вздохнув, девушка коснулась рукой скрытой панели, втайне надеясь, что дверь окажется запертой, и внутренний конфликт разрешится естественным образом. Но стена перед ней послушно разомкнулась, отрезав путь к отступлению. За условным порогом оказалась точно такая же маленькая комнатка, как и с другой стороны. Что-то вроде атмосферного кессона — Соня уже успела выяснить, что обе двери, ведущие наружу, невозможно открыть одновременно, что, кажется, было справедливо и теперь. Только сейчас это несколько озадачило — непонятно, зачем устраивать такие штуки внутри корабля. Разве что только на случай разгерметизации?.. Но все стало ясно, стоило только открыть второй проем. Кессон наполнился вязким, тяжелым и влажным воздухом. Стало душно, как в перетопленной бане, отчего у Сони почти сразу начала кружится голова — ощутимо, но вроде без риска потери сознания. Она торопливо достала из кармана Пашкину зажигалку, на всякий случай держа руку на дверной панели, и щелкнула кремнем. Огонь горел, притом не то чтобы едва теплясь. Только язычок пламени был неровным, чадящим, непривычного оранжевого цвета*. Вспомнить бы еще, что это означает… Какое-то время девушка так и стояла, в нерешительности раздумывая, не стоит ли вернуться. Мало ли, чем тут можно надышаться… Но отчего-то каждый новый вдох давался легче предыдущего — вот уже и духота не кажется такой уж невыносимой, и голова перестает кружится, и размытая пелена перед глазами тает. Через пару минут Соня с удивлением обнаружила, что чувствует себя вполне сносно. Ни слабости, ни сонливости, ни гипоксической мути в голове… Как странно… может, воздух просто застоялся?.. довольно глупое объяснение, надо признать, но нельзя же так быстро приспособиться… Девушка подняла глаза, окинув взглядом просторный отсек, в котором оказалась. И тут же напрочь забыла о возможных проблемах с атмосферой — потому как увиденное на какое-то время вообще заставило ее перестать дышать. Основное помещение еще больше напоминало пещеру, выточенную упрямым водным потоком в твердой породе. Кажется тот, кто это проектировал, явно имел что-то против прямых линий и простых геометрических фигур — вокруг сплошные изгибы и причудливые обтекаемые формы, непостижимым образом сочетающиеся друг с другом и образующие единое целое. Стены покрывал тот же резной орнамент, органично завершающий это визуальное безумие. Все это странным образом завораживало, притягивало взгляд, создавая целый каскад неуловимых иллюзий. …Соня опомнилась, обнаружив себя почти на другом конце зала, хотя изначально не планировала уходить так далеко. Испуганно вздрогнув, она прислушалась — по закону подлости именно в этот момент Иччи Бадараан мог бы вернуться, застав ее на месте преступления, но вокруг царила все та же глубокая тишина, разбавленная лишь мерным гулом работы каких-то систем корабля. С облегчением вздохнув, она торопливо зашагала обратно. Все, хватит. Хотела увидеть — вот и увидела, пора назад, пока болотный дух действительно не пришел… Но неожиданно ее взгляд наткнулся на нечто, из-за чего снова застыла в изумлении. Под одной из арочных ниш в стене было что-то вроде полукруглого стола с аккуратно разложенными на нем инструментами. Выглядели они довольно пугающе — даже думать не хотелось об их возможном предназначении. Но рядом с ними лежал предмет, показавшийся Соне смутно-знакомым. Это был череп. Крупный, клыкастый, с разинутой в вечном оскале пастью. Более странных костей девушке видеть не приходилось, но наметанный глаз легко определил существо, которому он когда-то принадлежал. Старый знакомый, щетинистый оогл. Нервно усмехнувшись, Соня осторожно приблизилась к столу. Она не видела, что пришелец тогда сделал с убитым зверем, но теперь, кажется, ясно, куда к утру пропала туша. Дотронувшись до массивной теменной кости, девушка рассеянно провела пальцем по ажурному костному шву. Надо же, как искусно он отпрепарирован — все мягкие ткани вычищены, но кости сохранены до мелочей. Даже тонкие шипики на саггитальном гребне и хрупкие арочки ажурной височной дуги в полном порядке — ни одна не сломана и не повреждена. Идеальный экспонат. И очень тонкая и аккуратная работа — Соня сомневалась, что сама смогла бы сделать все настолько четко, хотя имела в этом деле некоторый опыт. Причем череп не варили, судя по цвету и консистенции кости — а именно очищали, кропотливо и осторожно, явно со знанием дела. Интересно, может, Иччи Бадараан тоже своего рода исследователь? Или коллекционер?.. в любом случае, он явно не один час потратил на эту работу, как будто для него результат имел какой-то особый сокровенный смысл. Соня хотела обойти стол, чтобы осмотреть череп сзади (трогать его руками было как-то боязно — не хватало еще уронить), но случайно задела плечом какой-то выступ на стене, из-за чего та неожиданно пришла в движение. Испуганно вздрогнув, девушка отскочила, едва не скинув на пол ценный препарат. Торопливо придержав опасно зашатавшийся череп, она посмотрела вверх, на нишу в стене, которая открылась бесшумно скользнувшей в сторону створкой. И вот тут ей стало действительно не по себе. Там оказалось что-то музейной витрины, с которой таращились пустыми глазницы другие черепа, двумя аккуратными рядами развешенные на стальных штырях — для полноты картины только этикеток не хватало. И почти все они были человеческими. Соня в ужасе прижала руку к губам, заставляя себя проглотить рвущийся наружу крик. Вот черт… Не то чтобы осознание факта, что Иччи Бадараан убивал людей, сильно шокировало. Соня, в конце концов, своими глазами видела, как он это делает. Но если избавление этого мира от Сергея и его дружка раньше казалось чуть ли не благим делом, то сейчас в ее сознании что-то сдвинулось, заставив в корне изменить сделанные ранее выводы. На негнущихся ватных ногах она подошла к витрине и сняла один из черепов с подставки. Массивная широкая челюсть, заметно выраженные надбровные дуги — останки принадлежат крупному мужчине. Соня пробежалась глазами по жутким экспонатам, чтобы убедиться, что и остальные имеют те же общие черты. Их явно собирали специально. Коллекционировали, как марки. Соня судорожно вздохнула, пытаясь справиться с потоком вспыхнувших в голове вопросов. Что же все-таки Иччи Бадараан делал в тундре? Куда пропали тела Игоря и Сергея?.. уж не постигла ли их в итоге та же участь? И куда делась голова того несчастного медведя? А как насчет найденного Антоном целодонта? О, черт… да эти пришельцы, выходит, с древних времен посещают Землю, чтобы… чтобы… Чтобы собирать кости. Эта догадка повергла Соню в глубокое смятение. Осознавать, что твой вид для кого-то является, по сути, источником желанных экспонатов как-то не очень приятно. Люди морят этилацетатом жуков и бабочек, чтобы наколоть их на булавки и поместить в коробку. Люди добывают птиц и зверей, чтобы набить их шкуры опилками и поставить на полку. И для выпускницы биофака это будто бы в порядке вещей. Но вот когда кто-то делает примерно то же самое с людьми, начинаешь смотреть на ситуацию несколько шире… Ведь при таком раскладе ты и сам можешь оказаться в чьей-то «коллекции». Но Иччи Бадараан говорил, что не причинит вреда… он вроде бы даже пытался заботится о Соне и защищать ее… Ага, конечно. Синяя Борода тоже сначала любил своих жен, пока те не открывали тайную комнату золотым ключиком, который после этого начинал кровоточить. И, кстати, раз уж об этом зашла речь… Соня медленно обернулась, краем глаза заметив какое-то движение. И даже почти не удивилась, когда увидела там вернувшегося на корабль пришельца. Пожалуй, когда девочкой она мечтала попасть в сказку, то имела в виду несколько иное… Несколько секунд она не могла заставить себя пошевелиться, тупо глядя на болотного духа. Иччи Бадараан тоже не двигался, точно окаменев буквально на полушаге. В одной руке он держал свой нагрудник, вымазанный чем-то алым настолько, что уже не было видно стали. А другой сжимал изогнутый рог, торчащий из оторванной — или точнее, вырванной вместе с позвоночником — башки очередной местной твари. Маски на нем не было. На лице застыло выражение глубочайшего изумления, граничащее с легким шоком. «Цей’ти?» Череп выскользнул из вспотевших ладоней, с пустым звуком стукнув по полу. Все. Это, пожалуй, даже хуже, чем окровавленный ключик. Они сорвались с места почти одновременно, как будто только и ждали какого-то безмолвного сигнала, как бегуны на дорожке. Пришелец, отбросив и доспех, и трофей, рванул к Соне. Та, вскрикнув, понеслась обратно к грузовому отсеку, почти не чуя под собой ног. Дальше все было, как в тумане. Первая створка воздушного шлюза, закрывшаяся за спиной в последний миг перед тем, как в нее врезался разъяренный болотный дух. Вторая дверь, заклиненная скомканной штормовкой, которую Соня стащила с себя, стоя в проеме, чтобы не дать шлюзу закрыться. Приглушенный рык пришельца и его отчаянная злость, обжигающие разум. Он был очень, очень недоволен… Второй шлюз. Свежий воздух, ворвавшийся в легкие. Душные заросли, шипы и ветки, цепляющиеся за одежду и царапающие кожу. На краю сознания мелькали мысли о гнильцах, ооглах и прочих тварях, что не прочь полакомиться человечиной. О том, что в лесу ей долго не протянуть. Что больше никак не вернуться домой… Но все это, в сущности, теряет смысл, когда за тобой по пятам гонится не теоретическое, а вполне конкретное чудовище. Соне все-таки удалось разозлить болотного духа. И теперь он ее убьет. *** К тому моменту, как Че’Ктаар осознал, что дверь грузового отсека заклинило капитально, и выбрался через основной шлюз, Цей’ти, естественно, успела удрать. Скрылась в лесу — больше прятаться негде. К’жит. Да у нее, похоже, вообще нет инстинкта самосохранения! Чокнутая… И как ей только это удалось?.. Охотник был уверен, что внутри корабля уману долго не протянуть. Да что там — первый же полноценный вдох должен был стать весьма сильным аргументом в пользу того, чтобы убраться прочь и больше не повторять попыток нарушить запрет. Не дышат они в привычной яутам атмосфере. Не должны, по крайней мере. Но то — нормальные уманы. Данную конкретную идиотку, похоже, даже удушье не остановило. Там, видимо, с мозгами совсем плохо… Че’Ктаар глубоко вздохнул, приказав себе успокоиться. Не злиться. Когда он только увидел, что Цей’ти пробралась на корабль, то, к своему удивлению, испытал страх. Не потому, что она могла наделать дел, сунувшись, например, к панели управления, и даже не из-за найденных ею трофеев (какой кретин вообще их там оставил?!). Первая мысль была о том, что она из-за своей глупости может погибнуть, попросту отравившись вдыхаемым воздухом. И на несколько мгновений ожидание неизбежного буквально парализовало — умана, как он был уверен, вот-вот должна была рухнуть и забиться в конвульсиях. Но… Но не рухнула и не забилась. И, судя по тому, как резво бросилась наутек, чувствовала себя вполне сносно. Либо Че’Ктаар все-таки чего-то не знал об уманах, либо… Нет. Вряд ли. Это невозможно… Допустим, Цей’ти просто повезло, и она просто не пробыла внутри катера достаточно долго. Но, в любом случае, ее необходимо срочно отыскать и вернуть. Если, конечно, еще есть кого отыскивать и возвращать. Даже если с ней не произошло ничего необратимого на корабле, вероятность того, что она непоправимо испортиться в лесу, прямо-таки неприлично высока. И, Цетану, зачем вообще надо было убегать? Уж чего Че’Ктаар делать точно не собирался — так это мстить за осквернение чужих трофеев. Ладно. Неважно. Это можно выяснить и потом. Четко отпечатавшиеся следы вели к опушке — Цей’ти как выскочила из корабля, так и понеслась по прямой, даже не попытавшись отыскать более легкий путь. Охотник покачал головой. Да наверняка, пока она ломилась через заросли, то подняла столько шума, что весь лес узнал о ее появлении. Скверно. Настроив поисковую систему маски на восприятие уманского химического следа, Че’Ктаар направился к лесу. Надо торопиться — ведь с каждым мгновением шансы застать Цей’ти живой таят с поистине космической скоростью… *** Почувствовав, что бежать дальше не может, Соня остановилась, и, тяжело дыша, рухнула на колени. Она понятия не имела, как далеко смогла удрать от корабля, но по ощущениям пробежала как минимум половину марафонской дистанции. Страх подгонял ее, не позволяя прерывать бег даже для того, чтобы перевести дух, и сейчас она чувствовала себя буквально выжатой до последней капли. Не без труда восстановив сбившееся дыхание, она подняла голову, напряженно прислушиваясь и ожидая уловить шаги болотного духа или его привычное стрекотание. Однако ни того, ни другого не услышала. Тихо… если, конечно, не считать обычных лесных шорохов, негромких и осторожных — в наделе Теней не место громким и шумным тварям. Не веря своим ушам, девушка с тревогой оглянулась. Никого… только недвижимый туманный сумрак, изрезанный золотыми клинками солнечных лучей, да обычное копошение «теней», деловито ползущих, бредущих и скачущих по своим неимоверно важным для круговорота веществ делам. Неужели удалось оторваться?.. Девушка встала, утирая липкий пот со лба. Вроде бы она даже не слышала погони. Конечно, ее трюк с дверью навряд ли серьезно задержал пришельца. Но не исключено, что тот провозился слишком долго, чтобы увидеть, в какую сторону побежала его потенциальная жертва. Хорошо… Значит, пока она в безопа… …Соне невероятно повезло, что она успела заметить промелькнувшую вверху тень и отскочить прежде, чем та обрушилась ей на голову. Но сил у нее не осталось даже на то, чтобы завизжать. О том, чтобы пытаться смыться, речи тем более не шло. Мягко приземлившись, Иччи Бадараан выпрямился, мрачно буравя ее взглядом мертвых глазниц маски. Соня судорожно вздохнула, но не смогла заставить себя даже попятиться. Казалось, весь мир вокруг, включая ее саму, окаменел, замороженный неведомыми злыми чарами. Бежать было бесполезно. Можно попытаться, да только сил надолго не хватит. И если уж болотный дух выследил и нагнал ее поверху, то на земле тем более нет шанса оторваться. Соня прекрасно помнила, как шустро он скакал по тундре — едва ли не со скоростью вездехода, не проявляя ни малейших признаков усталости. Все. Конец. Она обречена… «И что это все означает?» — спросил Иччи Бадараан. Соня почувствовала его удивление и едва сдерживаемые раздражение и гнев. И стиснула зубы. Вот уж чего она сейчас точно не собирается делать, так это отчитываться перед ним! Или оправдываться… Гордо вскинув подбородок, девушка мотнула головой, старательно прокручивая в голове все, что она о нем думает. Если пришелец может читать мысли — то пусть наслаждается. «Хватит уже, я понял», поморщился болотный дух. «Пойдем, надо возвращаться». Он протянул ей руку, но Соня, уставившись на нее, как на ядовитую змею, пугливо отступила на шаг. — Н-нет, — выдавила она, — н-не подходи ко мне… «Не дури. Тебе срочно нужно на корабль. Для твоей же безопасности». Ага, конечно. Заладил, как заведенный. До сих пор ни одно существо, кроме самого Иччи Бадараан, даже не пыталось на нее напасть. Это, конечно, не значит, что так будет и впредь, но на данный момент стоящий перед ней пришелец представлял опасность куда бОльшую, чем все лесные хищники, вместе взятые. Хотя бы потому, что исходящая от него угроза была не теоретической, а очень даже реальной. И даже заметное беспокойство в голосе болотного духа не заставило Соню в этом усомниться. — Не подходи, — повторила она, продолжая пятиться от шагнувшего в ее сторону врага. — Я тебе не верю. Пришелец наклонил голову, как будто данное заявление его сильно удивило. Ну да, нашел наивную дуру! Все с самого начала было ловушкой. Сейчас это стало очевидно. Сначала он не хотел выпускать жертву из камеры, а теперь, когда она знает правду, пытается ее заболтать. Ну, нет… не на ту напал. «Цей’ти, стой», — резко приказал Иччи Бадараан, выставив вперед ладони. «Остановись. Я не причиню вреда.» Соня ощутила уже знакомое прикосновение чужой воли. Парализующее, вынуждающее остановиться, застыть, замереть… подчиниться… Нет! Уж человеческий-то мозг устроен посложнее, чем примитивная нервная система пожирающих гниль червей. Не-ет, черт ты безрогий, так просто ничего у тебя не выйдет… Тихо зарычав, Соня заставила себя сосредоточиться, вопреки рассеивающему мысли воздействию, и сделать еще один шаг назад. Само ее тело сопротивлялось, но это, в конце концов, было ЕЕ тело. И никакие треклятые телепаты не смогут сделать из нее марионетку… Незримая скорлупа, сжимающаяся в сознании, разлетелась миллионом осколков, заставив пришельца едва заметно вздрогнуть. — Оставь меня в покое! — крикнула Соня, победно скалясь. — Мои кости ты на стенку не повесишь! Довольно смелое заявление. Повесит, еще как повесит… это вряд ли будет так уж сложно, несмотря на то, что жертва готова дать отпор. Иччи Бадараан заревел, ощерив клыки. «К’жит! Да не нужны мне твои кости!», с непонятным надрывным отчаянием воскликнул он. — «Я все тебе объясню. Только не двигайся. Позволь мне…» Не слушать, его, не слушать… заставить голос в голове заткнуться… — Да пошел ты! — прошипела девушка, с ненавистью глядя в лицо Иччи Бадараан. Пришелец дернулся, словно собираясь броситься на свою жертву, но в последний момент все-таки передумал. «Цей’ти! Остановись! НЕМЕДЛЕННО!» Соня скривилась — чужие эмоции резали разум, точно острые клинки. На сей раз они были не просто невероятно сильными, а настолько всепоглощающими, что их можно было принять за свои. Предостережение. Гнев. Отчаяние… Страх?.. Неужели этому чудищу вообще может быть страшно?.. Это настолько изумило, что Соня невольно обмерла, но торопливое движение противника заставило ее очнуться. — Нет! — крикнула она. — Я не… Еще один шаг. Хруст ветки под ногой. Шорох подстилки, потревоженной движением ветвистых зеленоватых корней. Короткое, но емкое и безо всякого перевода понятное ругательство… И зловещее дробное треньканье, точно рядом сотни стрел сорвались с тетивы невидимых луков. Иччи Бадараан прыгнул, толкнув Соню на землю, в полете каким-то немыслимым образом извернувшись и подмяв ее под себя. Девушка вскрикнула — не то от испуга, не то от резкой боли, иглой пронзившей лодыжку и плечо. Или от запоздалого озарения, вспыхнувшего в голове, когда семена дурманника с омерзительным чавкающим звуком впились в шкуру болотного духа… На какой-то краткий миг время замедлило свой бег, растянув секунды краткого полета, позволяя не то насладиться непривычной легкостью, не то осознать весь ужас своей ошибки. А потом они все-таки упали. Это было, мягко говоря, больно и неприятно. Удар о землю, казалось, вышиб не только дыхание из груди, но и саму душу из тела. Под спиной что-то хрустнуло, ненавязчиво намекая на неприлично высокую вероятность сломать ребра, да и вообще быть раздавленной пришельцем в лепешку. Но, кажется, обошлось. Соня первой рискнула пошевелиться, остро ощущая необходимость вылезти из-под придавившей ее туши. Вот черт, сколько он весит?.. Килограмм двести? На грудь как будто могильную плиту положили, не не иначе… да еще и косы эти лезут в лицо, щекоча лоб и скулы. Иччи Бадараан чуть отстранился, и, оценив ситуацию, торопливо приподнялся на руках. Соня судорожно вдохнула, рефлекторно вцепившись пальцами в его плечо. На его оказавшееся в неприятной близости лицо, пусть и скрытое маской, она старалась не смотреть. Вверху, в золотистом потоке солнечного света, танцевали шестикрылые бабочки — ярко-красные, с золотистыми искрами… на щеку капнуло что-то густое и теплое, резко пахнущее… чем-то непонятным. Мускус с жженой изолентой или что-то вроде того. Коротко и раздраженно рыкнув, пришелец сполз с распластанной по земле жертвы, и, вцепившись в воротник футболки, рывком поднял и Соню, заставив по крайней мере верхнюю половину ее тела принять вертикальное положение. Только тогда она рискнула перевести на него взгляд. Иччи Бадараан выглядел крайне недовольным, но, похоже, убивать кого-либо прямо сейчас не собирался. Его плечо было перемазано в ядовито-зеленой крови, слабо фосфоресцирующей в полумраке. «Жива?» Девушка кивнула, поморщившись от боли. Руку только царапнуло, оставив на коже глубокий порез, а вот в ногу как будто вогнали здоровенный гвоздь. Семя вонзилось под углом, как огромная заноза, вбуравившись в плоть почти на две трети своей длины. И это было чертовски больно, хотя, конечно, ни в какое сравнение не шло с незабываемыми ощущениями от недавнего пулевого ранения. Но большую часть семян принял на себя болотный дух, закрывший ее собственной спиной, которая сейчас неприятным образом напоминала истыканную игольницу. Соня виновато опустила глаза, с сожалением признав, что вообще теперь не понимает, что, черт возьми, происходит. Разве Иччи Бадараан не хотел ее убить? Он ведь был нечеловечески зол, когда вернулся на корабль, обнаружив свою подопечную там, куда ходить запретил. Он тогда с такой яростью пытался выломать дверь, что девушка не сомневалась: поймает — разорвет голыми руками… Но, тем не менее, он ее спас. Опять. И не просто спас, а принял удар на себя. Даже думать страшно, что стало бы, если б он этого не сделал. Но зачем тогда?.. это же явное противоречие... — Теперь ты меня убьешь?.. — окончательно запутавшись, робко спросила Соня. Мало ли… вдруг он решил, что безответственно доверять такое важное дело какому-то безмозглому растению. Ну, или не хотел лишать себя удовольствия… «К’жит, нет», — раздраженно рявкнул пришелец, резким движением выдирая семя дурманника из своего плеча. Поглядев на испачканный в крови «снаряд», Иччи Бадараан фыркнул и отбросил его прочь. — «С чего ты вообще это взяла? Почему убежала?» Соня поджала губы. Вообще-то это было более чем очевидно: когда на тебя на всех парах несется окосевший от гнева инопланетный монстр, нет потребности более естественной, чем спасение бегством. Это, знаете ли, производит сильное впечатление. Даже если знать наперед, что на этот раз тебя, так уж и быть, не выпотрошат — от такого сдадут любые нервы. А с этим парнем Соня, очевидно, вообще рискует заработать психоз. Молчание, однако, затянулось, и взгляд Иччи Бадараан, явно ожидавшего ответа, стал невыносимым. — Я испугалась, — лаконично ответила девушка и заставила себя поднять глаза. — Те черепа на корабле… Зачем они? Хотя это тоже, в общем-то, очевидно… «Это трофеи», сказал пришелец. Соня кивнула. Значит, угадала... Но, черт, как бы хотелось именно сейчас ошибиться. — То есть мы, люди — для вас вроде как дичь? — еще один бесполезный вопрос. — Вы… нас едите? Иччи Бадараан, брезгливо поежившись, мотнул головой. «Нет. Кодекс запрещает употреблять в пищу плоть низших разумных рас». Ну, хоть на том спасибо. И за то, что людей эти монстры не жрут, и за то, что все-таки признают их разумными. Но вот от «низших» Соню покоробило. Одно дело — читать про фашизм в книгах, а совсем другое — столкнуться с оным лицом к лицу. Оказавшись, к тому же, в числе унтерменшей… — А я? — спросила она, сжав зубы. «Ты самка», пожал плечами болотный дух, выдергивая из себя еще одно семя. «На самок охотиться нельзя, их следует оберегать. Ведь они рождают детенышей и продолжают род.» — Чтобы те выросли и стали добычей? — возмутилась Соня, чувствуя, как вскипает негодование в ее груди. — То есть… я вроде как инкубатор на ножках?.. «Ты детородица. Это важная функция», с убийственной серьезностью кивнул пришелец. — Но не единственная! — в сердцах воскликнула девушка, чувствуя, что вот-вот готова впасть в истерику. «Благодаря ей ты еще жива», спокойно проговорил дух, пожав плечами и тут же болезненно поморщившись. Соня в отвращении отвернулась, пытаясь справиться с неприятным комком в горле. — Какая мерзость. «Ты опять начинаешь?», устало проговорил Иччи Бадараан, пытаясь подцепить пальцами очередное инородное тело в своей спине. «Сейчас не самое подходящее время». — Очень даже подходящее! — вспылила Соня, и, забывшись, ткнула пришельца пальцем в грудь. — Ты… ты убиваешь людей! Я еще поняла бы, если б ради мяса, но… ради развлечения?.. ради трофея?.. убивать невинных, чтобы… «Я никогда не убивал невинных и безоружных, бестолковая ты тварь!» — огрызнулся болотный дух, больно стиснув ее запястье. «Мне вообще было запрещено трогать уманов в холодных землях! Двух недостойных на болоте я прикончил из-за тебя, и был изгнан за это. Так что держи свои претензии при себе». Он замолчал, злобно щёлкнув клыками - даже через маску было слышно. Соня, высвободив руку из его неожиданно ослабевших пальцев, тоже прикусила язык. Так и застыла, ошарашено глядя в его лицо круглыми глазами. Сознание будто обожгло горечью, прозвучавшей в его голосе. Иччи Бадараан, выходит, влип в серьёзные неприятности после того инцидента, только вот проявить сочувствие и понимание было непросто, учитывая то, что он рассказал раньше. И как-то совершенно дико было чувствовать одновременно и вину, и признательность за спасение своей жизни, и жгучую ненависть, и животный ужас. Такое огромное противоречие, кажется, просто не помещалось в голове. «И вообще… это НЕ МОИ трофеи», — добавил пришелец, уже тише и спокойнее. «Я угнал этот корабль, если ты вдруг забыла». Соня смущенно опустила голову, все еще не зная, что говорить или думать. Да и как тут, черт возьми, разобраться?.. Что делать — то ли благодарить его, то ли проклинать? Как вообще выйти из этого тупика, оставшись в здравом уме? — Ладно, — она рассеянно кивнула, — значит, спас меня только для того, чтобы… я… «Я спас тебя потому, что те уманы охотились нечестно», — проговорил болотный дух, отворачиваясь. — «Они не дали тебе шанса спастись». Девушка глубоко вздохнула, устало прикрывая глаза. Знала бы она заранее, что проклятая летняя экспедиция закончится тем, что она будет сидеть в чаще инопланетного леса и пытаться заново склеить свое рассыпавшееся в прах представление о мире, добре и зле — то точно бы не поехала. Уж лучше бы зачеты принимала, ей-богу. «Теперь мы можем идти?» — поинтересовался Иччи Бадараан, заставив Соню вырваться из очередного витка внутреннего кризиса. Реальность, правда, тоже была неутешительной. — А можно меня лучше кто-нибудь сожрет, а?.. — беспомощно пискнула Соня. «Не дождешься», — фыркнул пришелец, с циничной усмешкой подхватив Соню и поставив на ноги, как куклу, не обращая внимания на ее вялое сопротивление. Но, когда девушка, встав на больную ногу, вскрикнула, чуть снова не растянувшись на земле, болотный дух только покачал головой и, вздохнув, привычно взвалил ее себе на плечи. — Эй! Отпусти меня, — возмущенно проговорила Соня, но прозвучало это крайне неубедительно. — Немедленно отпусти! Иччи Бадараан! Пришелец деловито поправил Сонины ноги, пристраивая ношу поудобнее, благополучно пропустив протест мимо ушей. Где бы они у него ни были. «Прекрати уже называть меня Иччи Бадараан», проворчал он. «У меня есть имя. Меня зовут Че’Ктаар». Соня, оскорбленно хмыкнув, промолчала. *** Рана выглядела не так уж плохо, но на этот раз Че’Ктаар, наученный горьким опытом, решил не рисковать. Нагретая в котелке над костром вода смыла кровь и налипшую грязь, открыв оставленный семенем дурманника порез — небольшой, но довольно глубокий. Яут промыл его разбавленным дезраствором, после чего положил сверху лоскут тканевой повязки, пропитанный соком жабьей травы — в рану почти наверняка попала зараза, компресс вытянет ее… Если конечно, Охотник все правильно рассчитал и не ошибся, упустив что-то из вида. Теоретически все было просто, даже странно, что он в первый раз до этого не додумался, но организм уманов, как выяснилось, может преподнести немало неприятных сюрпризов. Оставалось только примотать припарку остатками бинта и надеяться, что на этот раз все обойдется. Цей’ти не издала ни звука, хотя Охотник знал, что ей больно. Решила молчать, во что бы то ни стало, однако по крайней мере не сопротивлялась. Сначала она явно протестовала, но, к тому моменту, когда Охотник дошел до корабля, вроде бы успокоилась. Ну, или по крайней мере перестала пытаться его лягнуть, расслабившись — то ли выбилась из сил, то ли сделала вид, что потеряла сознание. Конечно, яута этим трюком не провести, но Че’Ктаар благоразумно сделал вид, что поверил, более не пытаясь с ней заговорить. Однако это далось ему неожиданно тяжело. Мрачное и враждебное молчание уманы странным образом тяготило. Че’Ктаар пытался выбросить это из головы, но чем дольше это продолжалось, тем неуютнее он себя чувствовал. Хотя казалось бы, чего еще можно ждать от добычи, кроме ненависти и страха? Вот, пожалуйста — как и положено. Но все же что-то не так. Раньше было хорошо, а стало плохо, пусть даже Че’Ктаар миллион раз ошибался, позволяя себе привыкнуть к любопытной самочке. К’жит. Да, это правда — пора бы уже признать. Сколько бы неудобств не доставляла Цей’ти, ее выходки хотя бы отвлекали от мыслей о позорном изгнании. А это опасные, вредные мысли. От них веет холодным отчаянием и тьмой забвения, и это не каждый способен вынести. Не даром же многие изгои сходят с ума… может, умана была единственным лекарством от этого недуга. А теперь?.. Теперь вот сидит, прислонившись спиной к камню и слепо глядя в пространство перед собой. Пусть больше и не пытается убежать, не сопротивляется и не спорит, но эта угрюмая покорность на деле оказалась стократ хуже открытого бунта. Че’Ктаар злился и на Цей’ти и на себя. Но последнее было как-то нелогично. Ведь нет вины Охотника в том, что кое-то откровенно плюет на запреты и сует свой острый уманский нос не в свое дело! Предупреждали же — не лезь, куда не просят. Значит, в том, что выстроенная в голове иллюзия рухнула, самочка виновата сама. И это не попытка уйти от ответственности — а неоспоримый факт. Но легче от этого почему-то не становилось… Костер медленно умирал. Необходимости в огне больше не было, и Че’Ктаар не счел нужным его поддерживать, хотя хвороста хватило бы еще надолго. Впрочем, местные деревья все равно неважно горят — дымно, трескуче, неохотно разгораясь и слишком быстро истлевая, почти не оставляя углей. Не говоря уж о том, что найти полностью сухую ветку в лесу из-за высокой влажности не так-то просто. А вечно голодные Тени способны превратить любую древесину в гнилую труху буквально за пару десятков циклов, так что валежник тут не задерживается. Разворошив кострище палкой, чтобы все гарантированно прогорело дотла, Че’Ктаар вдруг поймал на себе взгляд уманы. Вид у нее был крайне недовольный, но уже не такой воинственный, как пару часов назад. «Успокоилась?» — спросил Охотник, решив, что молчать ему все-таки надоело. Пусть уж лучше злиться и ругается. Хоть не так мрачно получается. — Почти, — хрипло ответила Цей’ти. Ярости в ее голосе поубавилось, но до конца она так и не исчезла. Ну да, все верно. Все на своих местах. Все-таки им от природы положено быть врагами и ненавидеть друг друга. Даже странно, почему раньше они этого не делали. Хотя у него почему-то даже сейчас не получалось... — Наверное, мне следует тебя поблагодарить, — тем же тоном проговорила умана, продолжая цепко смотреть на Охотника. Че’Ктаар поморщился. «Можно обойтись без этого», — ответил он, подумав, что даже самое страшное проклятье прозвучало бы сейчас куда безобиднее такой «благодарности». Цей’ти издала невнятное хмыканье, чуть заметно качнув головой. Она смотрела на угли, над которыми время от времени все еще поднимались упрямые язычки пламени. — Не понимаю, зачем ты это делаешь? — задумчиво спросила умана, сдвинув брови. — Ты мог бы оставить меня в лесу… Так было бы проще. Че’Ктаар усмехнулся. Определенно... А еще проще было тогда позволить уманам завершить свою Охоту — и тогда вообще ничего этого не произошло бы. Но теперь уже поздно об этом жалеть. «В первый раз вижу умана, который бы из-за этого злился», — ответил яут. — И много уманов ты спас? — оживилась Цей’ти. «Ты первая», - честно признался Че’Ктаар. Самочка покачала головой. Охотник знал, какой вопрос теперь ей захочется задать: много ли уманов он убил?.. Не так уж много. Пятерых, не считая тех, о которых Цей’ти уже знала и нескольких воинов, охранявших корабль - но этих яут не считал. Он всего раз до этого охотился на их планете, и результат считался неплохим, хотя некоторым Охотникам, бывало, везло и больше. Только отвечать почему-то не хотелось. Не то чтобы яут неожиданно устыдился — о, нет. То была славная Охота, одна из лучших в его жизни. Но все-таки что-то внутри подсказывало, что Цей’ти об этом рассказывать не стоит. Но ей, впрочем, тоже не хотелось знать ответа. И вопрос остался не заданным. — Я не злюсь. Не на тебя, по крайней мере, — медленно проговорила умана, — Просто как-то не слишком приятно осознавать… что все мечты о контакте с внеземным разумом закончились… вот этим. Нервно усмехнувшись, она откинула голову назад, задумчиво уставившись в небо. Солнце еще не скрылось за горизонтом, догорая в вечерней заре, но первые звезды уже начали потихоньку проявляться на темнеющем небосводе. — Мы-то уже столько всего успели себе намечтать. От вариантов с оккупацией Земли враждебной цивилизацией, до интеграции человечества в межзвездное сообщество, — Цей’ти фыркнула. — А на деле оказалось, что мы какие-то бессмысленные козявки. Низшая раса… скот. Нас даже завоевывать не хотят, настолько мы ничтожны. Годны только чтобы с нами поразвлечься, прихватив сувенир на память. Че’Ктаар сгреб угли в кучу и все-таки подложил парочку дров. Из золы выпорхнула стайка оранжевых искр и устремилась ввысь, в тщетной попытке долететь до неба и разгореться новыми звездами. Большинство растаяло еще у самой земли. «Я сказал тебе правду», — проговорил Охотник. «Было бы лучше, если бы я соврал?» Цей’ти поморщилась. — Ты мог бы сказать какую-нибудь приятную правду, — ворчливо заметила она. Охотник задумчиво наклонил голову набок. «Ты быстро бегаешь». Цей’ти подняла голову, удивленно уставившись на яута. «Я еще в холодных землях это заметил», добавил тот, пожав плечами. Изумление на лице уманы медленно преобразилось в кривую усмешку. — Пфф, толку-то. Все равно ты меня догнал, — вздохнув, сказала она, снова уставившись на небо. «Пытаться уйти от яута в лесу бесполезно. Ни одному уману это еще не удавалось», заметил Охотник. Самочка тяжело вздохнула. Че’Ктаар переломил в руках очередную ветку, успевшую подсохнуть возла огня, и швырнул ее в пламя. — Кстати, что ты теперь будешь делать… со мной? — нарочито-отрешенным тоном спросила умана, старательно пялясь вверх. Охотник, впрочем, знал, что Цей’ти наблюдает за ним, когда думает, что он не видит. «Я сдержу свое обещание», — спокойно ответил яут, и, чуть помолчав, добавил: «Если ты, конечно, не угробишься раньше» — Так вот просто отпустишь? — Цей’ти все же опустила голову, подозрительно сощурившись. — После всего, что я узнала? «Ты же не собираешься бежать к своим Арбитрам и давать показания», — фыркнул Че’Ктаар. — Я бы предпочла вообще об этом забыть, — пробормотала Цей’ти. «Мне казалось, тебе здесь нравится», — удивился Охотник. Но правда же — все эти дни она восторженно сказала вокруг, натаскала в грузовой отсек кучу мусора, припрятав его под своими вещами (вот как будто кто-то собирался его отбирать!), а теперь хочет забыть?.. — Мне не нравишься ты, — уточнила самочка. «Потому, что я убивал уманов?» — В точку. «Уманы тоже могут убивать уманов», — заметил Че’Ктаар с некоторым недоумением. — У нас это не поощряется, — назидательным тоном отчеканила Цей’ти. «Да, иначе бы вы давно вымерли, с вашим-то уровнем агрессии», даже не пытаясь скрыть насмешку, ответил яут. Умана фыркнула, закатив глаза. — Уж кто бы говорил. «Глупо это отрицать», — Охотник бросил в огонь еще одну ветку, вопросительно поглядев на собеседницу. «Разве тебе самой никогда не хотелось кого-нибудь прикончить?» — Нет, — твердо ответила она, после короткой, но красноречивой паузы. Че’Ктаар развел клыки в широкой ухмылке. «Врешь». — Не все разумные существа во Вселенной такие кровожадные монстры, как ты и твоя раса, — с изрядной долей пафоса заявила Цей’ти. Яут честно пытался не расхохотаться в голос, и стиснул клыки, но смех вырвался из груди сдавленным хрипом, заставившим уману с обеспокоенным видом отлепиться от камня и в недоумении застыть у костра. Много она знает о разумных существах во Вселенной, ха! «Или как твоя», — проговорил Охотник, немного успокоившись. «У нас хотя бы есть Кодекс.» — А у нас есть законы, — парировала умана с плохо скрываемой обидой в голосе. Яут согласно кивнул, уже не скрывая ухмылки. «Только вы их не соблюдаете», напомнил он, презрительно скривившись. — «Отнимаете жизни друг друга, почти не задумываясь об этом. Вспомни, что случилось с поселением в холодных землях. И подумай, кто после этого кровожадный монстр». Цей’ти задумчиво замолчала, недовольно щуря на Охотника глаза, в свете костра почему-то приобретшие красноватый оттенок. — Я бы не стала убивать людей, — проговорила она, гордо вздернув подбородок. «Даже тех, кто уничтожил твоих близких?», — уточнил яут, внимательно наблюдая за реакцией. Умана неопределенно мотнула головой и снова откинулась на камень, скрестив руки на груди и отвернувшись. Похоже, этот вопрос ее задел. Какое-то время у костра царило молчание. Цей’ти смотрела на разгорающиеся лесные огоньки, прикусывая губу и молча дискутируя сама с собой — так бурно и эмоционально, что мысли можно было прочитать, не напрягаясь. Че’Ктаар прислушался было, но не смог уловить сути. Что-то о соли, ранах, казуистике и «хитрожопых болотных чертях». Сам он продолжал поддерживать костер, стараясь ради разнообразия ни о чем не думать и держать голову чистой. Неплохо было бы вообще посвятить часок-другой ритуальной медитации — Че’Ктаар уже очень давно ею не занимался. По идее, он должен был посвятить этому большую часть времени своего изгнания, но в холодных землях как-то не сложилось. Впрочем, там он все равно узнал много нового о терпении и смирении, обходясь и без мыслительных практик. Безысходность тоски и одиночества не оставляла вариантов. Как там Цей’ти это называла? Сенсорная депривация? Фразочка в духе аттури… Самочка вдруг глубоко и шумно вздохнула, отвлекая от устало текущих мыслей. — Если бы я была сильной, как ты, я бы этого не допустила, — медленно проговорила она. Че’Ктаар приоткрыл глаза. Возвращаться к этому вроде бы угасшему спору не хотелось, и он мог бы просто проигнорировать эту реплику, но, немного подумав, все же ответил: «Значит, тебе пришлось бы их уничтожить». — Насилие — не единственный выход, — упрямо заявила Цей’ти. «Хорошо. Мы можем это проверить», — с обманчивой покорностью отозвался яут. — «Когда настанет срок возвращаться, я отыщу тех воинов и высажу тебя неподалеку. Попробуешь с ними договориться». Умана фыркнула, но возразить на это не смогла, беспомощно замерев с открытым ртом. Охотник, негромко посмеиваясь, покачал головой. — Придурок, — выдохнула Цей’ти, снова закатив глаза. «Переходить на оскорбления из-за того, что проигрываешь в споре — последнее дело», — флегматично заметил Че’Ктаар. Умана ничего не ответила, с уязвленным видом отвернувшись. …В ту минуту еще никто из них и не подозревал, что этот спор, начатый теплым вечером у костра, затянется на долгие годы. Потому что оба были правы. И оба ошибались. ____________________________________________ *Автор долго ломал себе голову над вопросом состава атмосферы, но в итоге успокоился на неоднократно упоминающейся "парниковой". Даже при достаточном количестве кислорода она не слишком полезна. Мягко говоря.