Откуда им знать

Волк у оборотня ― вторая сущность. Это не просто его внутреннее Я. Оборотни верят, что волк внутри них ― опыт, накопленный всеми его предками годами или даже веками. Ты рождаешься, и внутри у тебя уже есть крохотный советчик с вековой мудростью. Поэтому волк первый понимает, кто твоя Истинная Волчья пара, поэтому к волку надо прислушиваться. Он не просто твоё Альтер-его, а самый настоящий друг, защитник и советчик. Так бывает, если оборотень таким родился. Он в это верит. В это верил Дерек Хейл. Его волк был действительно опытным и мудрым, намного мудрее и опытнее самого Дерека. В юности Дерек редко прислушивался к нему, и только после пожара понял настоящую ценность существа внутри себя. Возможно, потому что волк буквально выл о том, что Кейт Арджент ― ошибка, а влюбленный мальчишка-Хейл и слушать его не желал. Но, видимо, учится он мог только на своих ошибках. После пожара волк долго с ним не разговаривал. Не обиделся, просто Дерек, опустошённый случившимся, к нему не взывал. Но зверь сам заговорил спустя почти шесть лет, в тот самый момент, когда Дерек Хейл встретил Надежду Стилински. Это была иронией, но надежда ― именно то, чего Дереку так не хватало долгие годы. Он жил мыслями о мести, о том, какой он идиот, и эти мысли изводили его, но помогали держать контроль. Постепенно, резкость к окружающим и собственное чувство вины стало его внутренним стержнем, его контроль держался на этом. А потом появилась Надя, и волк сказал, что она не будет ошибкой. Кейт ― ошибка. Надя ―нет. Дереку существование Нади Стилински претит, он ее почти ненавидит. За эту двуликость, потому что она всегда улыбается, даже когда это совершенно не уместно. И Дерек бы ей верил, но исходящий от нее карамельный запах отчаяния и вранья оседает на языке и жжёт горло. Потому что она уже, черт возьми, дважды спасла его жизнь, и совершенно ничего не берет взамен. Люди бескорыстными не бывает, уж Дерек в этом убедился. Когда их оставляют одних, волк снова напоминает, что Надя не может быть ошибкой. Хейлу кажется, что волк сжирает его изнутри. Дерек смотрит на нее, хмурую и недовольную. Глаза у нее голубые, потому что у девчонки плохое зрение. Кто он в ее глазах? Тихий и сумасшедший тип, чья семья сгорела заживо, и который общается через взгляды и гримасы? За хмурой маской проще скрыть свои эмоции: нет ничего романтичного и шального в жизни волка-одиночки, в ней лишь тоска и сплошные утраты. Надя смотрит так, словно понимает это. Дерек не понимает ее совершенно. Когда появляется Альфа и всаживает клыки в плоть Дерека Хейла, Надя кричит. Громко, оглушительно, а Скотт и Стайлз уводят ее в школу. Волк внутри Дерека скулит и рычит, в его рыке фактически отражается имя «Надежда». Дерек падает на землю и, когда уползает в своей разрушенный дом ― униженный, побежденный, слабый ― умирать, он думает о Наде. Все, что он знал, это то, что ему было все равно. И вдруг он стал слишком сильно переживать. *** Перед Стилински распахиваются белые двери больницы, и девушка резко тормозит. Она нелепо взмахивает руками, стараясь по инерции не упасть вперед. ― Черт возьми, ― говорит она, потому что была уверена, что пару секунд назад она с Есфирь вбежала в какой-то кабинет. Они спасались от Альфы, Надя не могла оказаться в больнице. В голове все путается. Сердце бьётся лихорадочно, и Стилински, крутясь на одном месте, смотря по сторонам. Людей не было, а стены больницы словно покрылись льдом, весь мир окрасился в холодно голубой. И этот холод убивал Надю. ― Senyor, Senyor Déu, ajudeu-me pecador, salveu-me/Господи, Господи боже, помоги мне грешнице, спаси меня/ ― шепчет Стилински. Голос кажется чужим ― она не знает этого языка, но знает, что именно сказала. Она молилась. На чужом, незнакомом языке. Так выбирают язык ведьмы? Порыв ветра треплет белые занавески и открываете бесшумно двери в отделение особо тяжелых пациентов. Наде снова одиннадцать, зато теперь она знает, что здесь делает. Ее мама умерла, и она выбежала из палаты и, блуждая по больнице и давясь слезами, пришла сюда. В этом отделение нет живых ― Надя чувствуя тяжёлый запах смерти, который исходит от каждого человека в этом месте. Они в коме, искусственной или нет, они уже вряд ли при. Надя маленькая, но она знает, что сюда привозят людей умирать, никак иначе. Те, кого рано хоронить, но уже поздно спасать. Она видит приоткрытую дверь палаты и, утирая рукавом слезы, заходит в нее. На больничной койке лежит человек. Он сильно обожжен, Надя знает, что ему очень больно. Глаза его плотно закрыты, дыхание слабое. От него запах смерти идет слабее, но Надя все равно его чувствует и морщится. ― Ja n'hi ha prou, ― твердо говорит она. ― Ningú hi va a morir a avui Хватит. Сегодня больше никто не умрет. Она берет в свою маленькую холодную ладошку руку неизвестного мужчины. Горячая кожа соприкасается с ее, и Стилински закрывает глаза. Проходит мгновение, но его хватает ― вены у мужчины синеют, он резко втягивает в себя воздух, распахивая горящие синим глаза. Надя отпускает его руку и падает на пол. Из носа у нее течет кровь. ― Что здесь происходит? ― спрашивает рыжеволосая медсестра Дженнифер. Надя поворачивается и смотрит на нее. Ей снова шестнадцать. Пациента зовут Питер Хейл. Стилински этого не знала. Надя снова оказалась в школе. Голова у нее болела, и она упала на пол, ударившись грудью. Воздух на секунду прекратил подавать кислород, и Стилински сделала резкий вдох, чтобы продолжить дышать. В голове появился звон, шелест, по вискам словно стучали отбойным молотком. Непонятные шумы и шепот, звуки костра, имена на чужих языках. ― Prou, prou, prou, tranquil, ― шептала Надя, свернувшись в позу эмбриона на холодному полу. Слезы текли по ее щекам, но она их не чувствовала. ― Em fa mal, dir alguna cosa. Ja n'hi ha prou. PROU!!!!!! Хватит, хватит, тихо. Мне больно, молчите. Хватит. ХВАТИТ! ― Надя, ― слышит она шепот, и ее подхватывают тонкие, но сильные женские руки она бессознательно поворачивает голову, но видит лишь черные кудрявые волосы. Перед глазами двоится, и мир она видит, как через сильный туман. Она еле-еле перебирает ногами, плетясь за женщиной следом. ― Гана, ― шепчет она. Ей не отвечают, но внезапно в довольно грубой манере заталкивают в какой-то кабинет. Она падает на спину, не успев зацепиться за парту, и видит, как что-то черное нависает над ней. На бедрах ощущается чужое давление, а руки упираются ей в плече, лица касаются кончики волос. ― Molim, molim vas i pozivam, Gospodine, spasi život svoga. Молю, молю тебя и призываю, Господи, спаси жизнь ее. Ей резко ударяют в грудь, и это словно вынырнуть из воды, когда почти утонул. Она делает резкий вдох, чувствуя, как все внутри обжигает болью. Но возвращается ясность ума, она может нормально видеть, и мысли и ее ожидаемо текут в сторону друзей и брата. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Скотт, Стайлз, Есфирь. Она произносит эти имена как молитву, как заповедь. Как память о тех, ради кого она должна жить. Ей надо найти их. В школе Альфа ― высший и опасный хищник, который пришел за ее человеком, который убьет ее брата и подругу, если она не вмешается. Надя не в первый раз задается вопросом о том, что она собственно может. Она ― слабая человеческая девчонка, у которой проблемы с психикой, проблемы в общение с другими людьми и полные неопознанные чувства к Дереку Хейлу, который умер минут двадцать назад. Надя чувствует, как через ее тело проходит вибрация. Это похоже на то, как вибрируют в руках наушники, когда музыка включена на полную. Стилински со стоном встает и подходит окну. Ее взгляд цепляется за знакомую фигуру в противоположном окне. Это была Есфирь. На секунду Надя разглядела выражения испуга на ее лице, а потом девушка выпрыгнула из окна. Намеренно или нет, но Есфирь стремительно летела вниз и все, что успела сделать Надя, крикнуть пронзительное: ― Есфирь! В окне мелькнула отвратительная, страшная морда Альфы. Он смотрел на то, как Есфирь приземлится на землю с третьего этажа, а после поднял взгляд и красные глаза вперились в Надс. Оборотень раздраженно рыкнул, и исчез. ― Maleïda sigui/Вот же черт, ― выругалась Надя и бросилась вон из кабинета. Она практически сразу врезается в Скотта, который тут же хватает ее за плечи и порывисто обнимает. ― Надя, о Боже, ты в порядке! ― Скотт! ― вскрикивает девушка и крепко обнимает парня. ― Где Стайлз? Как он? ― Все нормально, он с Элиссон, Лидией и Джексоном в кабинете. А где Есфирь? Надя отстраняется и вытирает слезы руками. ― Выпрыгнула из окна, но кажется в порядке. Скотт снова прижимает к себе Стилински. Черт возьми, он так за нее волновался, в несколько раз сильнее, чем за каждого в этот момент. Потому что, даже если он и любил Элиссон, Надя была его другом и девушкой намного дольше, чем можно было себе вообразить. Их неделимая четвертка Стилински-МакКолл-Стилински-Мартин. Этот вечер стал испытанием для них всех, но в тоже время Скотт чувствовал, как между ними еще сильнее укрепляется связь, которая уже была. Она обвивала их запястья прочной железной проволокой и накалялась. ― Нам надо уйти отсюда как можно скорее, ― сказал Скотт. ― Лидия вызвала полицию. Осталось подождать совсем немного. Звук сигнальной машины оглушил их двоих. Надя не выдержала и, коротко всхлипнув, безвольно повисла на руках оборотня. ♪ ♫ ♩ ♬ ♭ ♮ ♯ ° ø Мирный писк аппаратов. Снотворное, которое не действует. Слезы на глазах, и одно имя в голове. Дерек. Дерек. Дерек. Дерек. Надя всхлипывает, и шкала пульса начинает зашкаливать. Практически сразу в этот момент заходит Мелисса МакКолл. ― Надя, ― говорит она и гладит девочку по голову. ― Ну, хватит плакать. Уже все закончилось. ― Мне было так страшно, ― всхлипывает Стилински, не желая говорить истинной причины своего невроза. ― Я боялась, что умру. ― Но все уже хорошо. Тебе не о чем переживать. Наде всегда нравилась эта женщина. Едва Скотт и брат-сестра Стилински начали общаться, Мелисса тут же принялась помогать шерифу с детьми. Она понимала, насколько сложно было растить ребенка в одиночку, особенно двоих. А если одним из них была девочка, то отцу-одиночке было сложнее в четыре раза. Поэтому как женщину, Надс воспитывала мама Скотта. Шериф и Мелисса были рады, когда их дети начали встречаться, но только Мелисса понимала, что этим отношениям долго не продержаться. Надя была как редкая птица ― она шла вперед гордо подняв голову, ища кого-то, кто будет сильнее нее. А Скотт, к большому сожалению Мелиссы, был лишь одним этапом для Нади Стилински. Как и она ― для него. Эти отношения были нужны, но будущего у них не было. Следующим утром к Наде заходит Есфирь. Они о чем-то недолго разговаривают, и Есфирь благодарит Надю за то, что та спасла ей жизнь. ― Я слышала тебя, ― говорит Мартин. ― Не знаю, что именно ты сделала, но это спасло мне жизнь. ― Ты моя семья, Есфирь, ― слабо улыбаясь от количества успокоительного в ее крови, говорит Надс. ― Я бы умерла за тебя, ―Есфирь закусывает губу, потому что глаза слезятся и целует девушку в лоб. Надя вдыхает запах вишни и мужских духов. Стилински проводит в больнице почти два дня, потому что Мелисса боится нервного срыва девушки. Вечером ее забирает отец и говорит, что пару дней она может отдохнуть, Скотт и Стайлз исправно составляют ей компанию, играя в видеоигры. Скотт не остается на ночь, поэтому до полуночи брат и сестра смотрят «Звездные воины» в гостиной. Потом Джон гонит их спать. Наде пусто. Постоянное ощущение чужого присутствия исчезло, вместе с теми бумагами, которые она и Джексон вытащили из архива. Наде не знала, взял ли их отец, а спрашивать не стала ― в конце концов, бумаги ей не принадлежала, поэтому если шериф молча вернул их в архив, Надя не станет возражать. Ганы Уиджи тоже словно больше нет. Стилински не могла этого объяснить, но она словно знала, что Гана была где-то по близости, но теперь… ничего. Пустота. Надя лежит ночью в своей кровати и не может заснуть. Она смотрит на стену напротив, думая о разном. В основном ― о Дереке Хейле. О том, что он вряд ли мертв, как подумал Скотт. Конечно, когти оборотня чем-то схожи с небольшими кинжалами, и если воткнуть их в спину приятного мало, но если Хейл был уверен, что выживет после того, как ему отрежут руку, то такое он должен был пережить. Надя переворачивается с бока на спину и смотрит в потолок. Медленно считает от одного до тысячи и обратно, стараясь уснуть. Даже если это называется биполярным расстройством, то она не просто испытывает всего две эмоции. Она испытывает депрессию (иногда тяжелую), (гипо)манию, апатию, злость (иногда чрезвычайно сильную), она диссоциирует, замыкается, чувствует свою беспомощность, она чувствует тревогу и панику.... Это не улица с двусторонним движением. Дерек еле-еле дотащил себя до сгоревшего дома, потому что больше идти ему было некуда. Когти Альфы едва ли раздробили ему позвоночник, поэтому ходить было затруднительно. Имея возможность «повариться» в своих мыслях, он думает о Наде Стилински. Она ― не лучший человек, которого он знает, и все же Волк, которого приятно считать старшим и мудрым советником, в ней заинтересован. Он говорит о том, какая девушка умная, но постоянная вторая роль просто затопчет всю ее индивидуальность. Волк предлагает ему прогуляться. Дереку страшно больно, он еле-еле может шевелиться, поэтому он ждет, когда закончится регенерация, прежде чем пойти пошататься по национальном заповеднику Бейкон Хиллс. Свежий, ночной холодный воздух остужает горящие раны, делая боль немного выносимыми. Он срывается и проносится на сверхскорости мимо деревьев, пугая мелких животных ― белок и зайцев, даже один раз натыкается на лося. Потом он видит Надю и, поражённый, застывает. Для прогулки по заповеднику ее одежда явно не годится ― она в белой майке и коротких спальных шортиках, так еще и босиком. Дерек думает, что ошибся, поэтому озабоченно потирает переносицу, жмурясь, потом снова смотрит на то, что он принял за Стилински. Это оказывается она. Девушка замерла на толстой ветке дерева, примерно в семи метрах от земли, протянув руку вперед и смотря на что-то широко раскрытыми глазами. Дерек заволновался ― его сестра Кора или Лора могли выделывать подобное, но они были оборотнями и упав отделались бы парой сломанных костей, которые тут же заживали. Стилински могла серьезно пострадать. Он удивлялся, как она еще не упала. Не за что не державшись, он стояла, как акробат на канату, без какой-либо страховки. Хейлу стало интересно, как она вообще туда забралась. Но вот Надя, слегка покачиваясь, сделала шаг вперед по ветке ― Дерек поразился тому, как она еще не сломалась ― протягивая руку еще дальше, по инерции наклоняясь вперед. Тут Дерек ― или его Волк ― не выдерживает, и Хейл кричит: ― Надя! Уже потом он думает, что если она лунатик ― а так, скорее всего, и было ― то будить ее было ошибкой. Он мог забраться на дерево и аккуратно спустить на землю, и потом разбудить, или просто страховать ее, но точно не кричать. Но было поздно ― он буквально слышит ее резкий, испуганный вздох, а потом она теряет равновесие и начинает падать. Стилински вскрикивает, но буквально через минуту оказывается на руках Дерека. Тот шипит от боли и опускается вместе с ней на землю. Девушка выглядит порядком растерянной: ― Дерек… О черт, какого я здесь делаю? Надя что-то начинает лепетать, но Дереку от этого не легче. Он сжимает зубы от неприятной боли. Надя тут же замолкает и поворачивает его на бок, к себе спиной. ― Почему раны не заживают? ― озабоченно спрашивает она, проводя кончиками пальцев по кровавым отверстиям под футболкой. ― Потому что это ранения от Альфы, ― говорит Дерек, против воли огрызая, но Надя, кажется, этого и не замечает. Хейл пытается встать, но девушка удерживает его на месте. Она прикасается ладонью к ранкам и, зажмуривались, произносит: ― Curació Исцеление. Из-под ее ладонь появляется слабый, светло-голубой свет, который обволакивает спину Хейла приятным холодом. Он чувствует, как ускоряется регенерация ― и буквально через секунд десять от ран не остается и следа. Надя хлопает его по плечу и поднимается с колен, отряхиваясь. ― Мне все еще интересно, как я здесь оказалась, ― неловко говорит она и хихикает. Хейл поднимается и смотрит на нее с интересом. В волосах у нее несколько листов, одежда кое-где испачкана в липкой смоле, а сама Надя немного подрагивает от холода. В глазах у нее застыли слезы, но она продолжает улыбаться. ― Прекрати, ― говорит Хейл. Надя немного теряется. ― Не улыбайся, если тебе не хочется. Я чувствую, как тебе больно. Стилински мгновенно меняет выражения лица. Улыбка покидает красивое лицо, а слезы по одной скатываются по щекам. Девушка всхлипывает и проводит рукой по щекам. ― Я не знаю, что со мной, ― говорит она, сотрясаясь в рыданиях. ― Мне страшно, Дерек. Я не знаю. Что с этим делать. И самое страшное ― я не могу не кому рассказать об этом, потому что у Скотта и Стайлза свои проблемы, а отец отправит меня в сумасшедшей дом. Она опускается на землю, продолжая плакать, зажав рот рукой. Внутри Дерека что-то дергается, Волк буквально в ребра ему когтями впивается, и Хейл опускается рядом со Стилински. Он сжимает ее плечи горячими руками, но Надя так долго была сильной, что уже не может остановить поток слез. Даже если она плачет перед Дереком Хейлом. ― А Есфирь? ― внезапно спрашивает он. ― Есфирь Мартин? ― Она в опасности, и если я ей расскажу, все будет только хуже, ― говорит Надя, продолжая всхлипывать. ― Я так боюсь потерять ее. Скотта. Стайлза. Всех, кто мне дорог. Дерек хочется, чтобы она включила его в этот список. Он поднимается вместе с Надей и сжимает ее в сильных объятьях. Девушка продолжается тихо плакать, уткнувшись в сильную грудь, не обращая внимание на легкие поглаживания по спине и руку в волосах. Дереку кажется, что волк вот-вот сжирает его изнутри. Не в свете спелой луны, насмешливо ухмыляющейся с темного неба, дело, не в том, что в отражении зеркала он не узнает собственный взгляд. Ему это даже нравится, нравится то, как кровь кипит в жилах, когда злое веселье овладевает им, а сила пьянит, позволяя ему быть безрассудным. Но Волк, проснувшийся в его крови, сжирает Дерека изнутри. От инстинкта защитит свое ломит кости и сердце ноет так, что ему кажется — он вот-вот задохнется от неожиданной боли, то и дело вспыхивающей где-то между ребер, пока он прижимает к себе слабое тело шестнадцатилетней девушки, Нади Стилински. Дерек готов поверить, что все шрамы и рубцы, которые он когда-либо получал, начали кровоточить одновременно и тупая боль, источника которой никак не найти, сводит его с ума, заставляя глаза гореть синим. Надя отстраняется, и с листвой в черных взъерошенных волосах, она выглядит очень красиво. Хейл не размыкает объятья, а Надя не пытается вырваться. ― Почему ты мне помогаешь? ― спрашивает она. ― Я не знаю, ― и этот ответ не то чтобы совсем не правдивый, но определённые догадки у Дерека есть. Надя слабо хмыкает, даже не пытаясь улыбаться в полную силу. Только стоит Дереку запустить ладонь в ее волосы, как связные мысли покидают голову Стилински и она, стараясь не дышать, боясь испортить этот момент, наслаждается редкой лаской. Сердце его, как Дерек и опасался, раскрывается ей навстречу, и у него нет ни сил, ни желания с ним бороться. Все заслоны, которые удалось вокруг себя соорудить, вся система подавления чувств теперь рухнули. Быть оборотнем значит нуждаться в стае, думает Надя, касаясь приоткрытыми губами губ Дерека. Она не удивляется, когда оборотень прижимает ее к себе и рычит, а ее спину едва ли не ломается от столкновения с деревом. Надя слабо стонет от боли, прежде чем одна рука находит чужое бедро, а другая сжимает шею, и Дерек скулит в поцелуй, вылизывая ее рот мелкими кошачьими движениями, умоляя впустить, из-за чего Надя стонет, выгибаясь под весом Дерека. Отстраняясь, он задыхается и касается щеки Нади, втирая свой запах. Дерек довольно улыбается, а Надя под ним хнычет. Дерек тихо смеется, утыкаясь носом ей в шею и глубоко вдыхая. Волк внутри счастлив, и даже если Дерек считает все происходящее неправильным, удовольствие зверя захватывает его очень быстро. Надя отстраняется распахивая карие глаза, потому что на ночь она снимает линзы, и Дерек больше всего боится увидеть в них омерзение или сочувствие. Но глаза Стилински светятся, и она смеется. ― Поехали, хмуроволк, ― она разворачивает его к себе спиной и легко запрыгивает, обивая шею руками и вжимаясь в горячее тело оборотня. Она опускает губы к его уху и тихо смеется от восторга, потому что Дерек ― да, черт возьми ― действительно пускается бегом по заповеднику. Длинные ноги обхватывают его бёдра, и Надя тянется к нему, чем делает Хейла и его Волка невероятно счастливыми. Дерек рычит, глаза вспыхивают прежде, чем он ныряет в лес, а Надя, счастливая и согревшаяся, дышит ему в кожу.