Дьявол Черного моря

«Задача: добыть спрятанную в Биконе Реликвию Выбора. Вводная первая: доступ к хранилищу может открыть только Осенняя Дева и Чемпион Старшего. Вводная вторая: на Осеннюю Деву было совершенно нападение, половина ее силы похищена, предположительно – с использованием неизвестного вида Гримм. Эмбер удалось отбить до завершения процесса, но с половиной души жить ей осталось не больше года. Открыть хранилище позволит только полная сила. Вводная третья: Бикон – неприступная крепость, дом для лучших воинов Королевства. Рядом, всего в двадцати километрах – база Первой армии, обороняющей Срединный перевал. Вводная четвертая: в этом году Вейл принимает у себя сорок первый Чемпионат Витал, в котором будут участвовать студенты всех четырех Академий Ремнанта. Участники из Мистраля, Вакуо и Атласа в рамках культурного обмена будут жить и проучатся в Биконе два месяца. Решение первое: прямой штурм. Нереализуемо в первом и втором приближении - собрать столько Гримм не сможет и сам Младший. Для того, чтобы осуществить этот сценарий, к Тварям Темноты должна примкнуть вся армия Вейл. Решение второе: инфильтрация. Варианты исполнения – шпион должен проникнуть в Бикон либо среди абитуриентов, либо вместе со студентами по обмену. Реализация первого этапа – проникновение – возможна, достижение цели – маловероятно. Хранилище защищено, Эмбер под охраной, одиночке или даже малой команде до них не добраться в хоть сколько-нибудь приемлемые сроки. И тем более не покинуть академию в одном куске. Решение третье: комбинация первых двух. Спящий агент и отвлечение внимания – Гримм, террористическая атака, внутренний конфликт, все вместе. Я бы действовал по третьему варианту» Согнув листок пополам, она аккуратно провела ногтем по сгибу, прижав бумагу к колену. Какая-то крохотная отстраненная часть ее, сохранившая способность трезво мыслить, равнодушно отметила, как она запустила себя. Руки – та часть тела, что всегда выдает возраст женщины: жировая клетчатка на тыльной стороне ладони намного тоньше, чем в любом другом месте, а ладони вовсе лишены сальных желез. В ее возрасте без увлажняющих и защитных кремов, скрабов, питательных масок и всего остального мелкую сеточку морщин уже не скрыть, как и сухость кожи. Она согнула лист еще раз, все с той же педантичной тщательностью прижала сгиб... и бросила послание в камин, щурясь в яркое пламя этого совершенно устаревшего элемента декора. Озпин всегда был до изумления старомоден в некоторых вещах. Только бумажные книги, совершенно бесполезный в нынешние времена камин, перьевые ручки, которыми не пользовался уже никто лет двадцать... она всегда находила это очаровательным, особенно в юности: старомодный красивый парень, с этим непередаваемым шармом зрелости... «Ты всегда была мне надежной опорой, Глинда» - прочитала она на следующем листе. Она далеко не в первый, и даже не в десятый раз читала эти строки, но и сейчас споткнулась о них, вновь упав в тот же самый эмоциональный ступор, как и впервые. Белый лист, последние слова Озпина расплылись перед глазами, оставив в фокусе только это ужасающее «была». Это просто не укладывалось у нее в голове. «Была»... это значит, что уже никогда не будет. Люди придумали много слов, чтобы описать горе – она могла подписаться под каждым. Словно что-то в ней умерло вместе с ним. Будто все краски выцвели, покрылись серой засохшей грязью, звуки приглушились, а вкус притупился. Она чувствовала себя как старуха – внезапно заныла старая, полученная еще в юности рана, ломило по утрам кости; каждую ночь она засыпала за полночь и просыпалась до восхода – разбитая и уставшая. Она чувствовала себя инвалидом, у которого забрали трость, слепцом без поводыря, наркоманом, лишенным дозы... и все потому, что человека, вокруг которого она выстроила свою жизнь, не стало. «И я верю, что останешься ею и дальше. Прости, что пришлось сделать это вот так – внезапно и не подготовив тебя, но мне оставили слишком мало пространства для маневра. Мой брат в городе, и мы оба знаем, как дорого обошлась бы Королевству его смерть. Я не смогу победить его, но смогу ранить, ослабив достаточно, чтобы ему пришлось прятаться и хитрить, и Самаил никогда не был силен в этом: сила – вот его поле. Он не будет и вполовину так опасен, как раньше, и с этим вы сможете справиться, я верю. К этому я готовил вас, растил и воспитывал – в этом смысл всего, что происходило в вашей жизни. Каждое событие, победа и поражение, боль и радость, вело вас к этому бою – убить Самаила, купить человечеству еще одно живое поколение. Это может показаться малой победой в сравнении с ценой, но именно из таких шажков складывается история» С беспомощным хрустом бумага сжалась в кулаке. Наверно, для него все так и было: очередная битва, не первая и не последняя, новая смерть, одна из многих – лишь веха на пути, такая же, как и все остальные. Для нее все было иначе. Для нее это был самый важный бой, последняя и единственная смерть... и всего одна, безвозвратная жертва – мужчина, после смерти которого уже не имеет никакого значения, красивые ли у нее руки, заметна ли седина в волосах, правильно ли наложен макияж, скрывающий синие круги под глазами и мелкие морщинки. Свой долг она сможет выполнить и некрасивой. «Помни главное, Глинда: пешки, ладьи, ферзь или слон – ничто из этого не имеет значения. Важен лишь король. Те, кого они зашлют в Бикон, те, кто будет действовать снаружи – все они лишь средство, чтобы найти Самаила. Если он почувствует опасность, то сбежит и все, что останется нам – ждать следующего удара, который может последовать с любого направления: в Вейл ли, Вакуо, Мистрале или Атласе. Сейчас мы знаем где, знаем зачем, имеем представление как – лучшего шанса не будет» Еще один лист, тщательно расправленный и сложенный вчетверо, отправился в пламя. Озпин всегда был особенным, еще до того, как, почти тридцать лет назад, стал САМЫМ особенным человеком на свете. Глинда точно знала – они выросли вместе. Они родились с разницей в день в одной больнице, они жили в соседних квартирах, их семьи дружили, они ходили в один детский сад и школу. Озпин всегда был особенным. К нему тянулись люди, его любили учителя, уважали ровесники и улыбались девочки. А она... ну, а что она. Она была гадким утенком – вся будто слепленная из острых углов, худых коленок и локтей, нелюдимая, неуживчивая, педантично-правильная – настоящий книжный червь... она могла лишь бессильно наблюдать, как с каждым годом их пути расходятся все дальше. Он был на свету, она – в тени, он – среди людей, она – среди книг. От участи школьного неудачника, над которым традиционно подшучивают все, кому повезло больше, ее спасало только то, что Озпин прекрасно помнил их старую дружбу – и все знали, чьим врагом они станут, тронув школьного изгоя. Никто и никогда, если он был в здравом уме, не хотел становиться врагом Озпина. Так было всегда, еще до того, как он стал воплощением того, кого в разных эпохах и странах называли то Вечным, то Чемпионом Старшего Брата, а то и им самим – живым божеством, воплощением всего светлого, что есть в человечестве, кто ведет людей к свету с самого Сотворения Мира. Она сразу заметила, что что-то не так. Он пришел в школу после выходных задумчивым и тихим, не выспавшимся, совершенно измученным, и на все вопросы лишь отшучивался, что купил новую игру. Но на следующий день все повторилось, и на следующий... Озпин быстро потерял интерес ко всему, что было его жизнью раньше: ушел из команды по баскетболу, отмахнулся от обязанностей старосты, свалив их на другого, вечно пропадал где-то вечерами, перестав ходить на вечеринки и поддерживать связи с прежними друзьями... И совершенно внезапно оказалось, что именно с ней ему теперь интересно проводить время. С кем еще он мог поговорить об истории, экономике и физике? Не со старыми друзьями же, которых больше волновало, кого поцеловала Филиция из параллельного класса или новая песня Эммы Тайс?! Глинда была счастлива, но не могла не задавать себе вопроса, с чем связаны такие резкие изменения. Проследив за ним однажды, она узнала, что он ходил в какой-то боевой клуб чуть ли не на противоположном конце города. Забравшись на крышу соседнего здания, через окна она наблюдала, как, одного за другим, ее друг детства, никогда не интересовавшийся боевыми искусствами, укладывает на лопатки парней на десять лет себя старше так легко, будто те были младенцами. И в тот же вечер она узнала, почему молодым девушкам, даже таким нескладным и «очкастым», как она, не стоит лазать по крышам в районе по соседству с Черным морем. Она даже ничего не успела заметить и понять – широкая, воняющая потом и алкоголем, ладонь зажала рот, чей-то грубый и хриплый голос выдохнул на ухо что-то, но единственное, что она смогла понять, было слово «поразвлечься». Вторая ладонь обхватила за талию, скользнула вверх, коснулась груди... Именно это вывело ее из ступора – она цапнула нападавшего за палец, едва сдержав тошноту от вкуса, вдавила каблучок в ступню, как (она внезапно вспомнила) советовала какая-то книжка, и попыталась убежать. Но куда бежать, если лестницу и выход на крышу перегородили двое огромных темных фигуры?.. Ее поймали, заткнули рот и придавили к земле, и от судьбы быть найденной утром мертвой в соседней канаве ее спас... ну разумеется, Озпин. Кто же еще? Как-то узнал, как-то заметил, как-то успел – Глинда так и не узнала, как, кроме расплывчатого «есть способы». Она почти ничего не видела, забившись в угол и отчаянно дрожа от страха, не решаясь открыть крепко зажмуренные веки. Грохот выстрелов она, правда, прекрасно расслышала, как и острую обжигающую боль в животе, и горячую влагу, стекающую по ногам. Испуганное лицо Озпина в медленно чернеющем мире почему-то успокоило ее. Она улыбнулась его слезам, она что-то прошептала тогда – что-то очень-очень важное, что иначе так навсегда и осталось бы похороненным в самых глубоких уголках сознания под спудом страха и неуверенности. Еще она помнила изумрудный свет, смешавшийся с золотом, что покрыл ее со всех сторон, как теплая меховая шуба. Она помнила, как этот свет проник внутрь, пропитал все ее естество, принося с собой покой и комфорт, чувство абсолютной безопасности, как за пазухой у бога. Еще она помнила зеленые глаза, обернувшиеся двумя золотыми звездами, но долгие годы думала, что ей просто почудилось. В ту ночь Озпин открыл ей ауру, чтобы спасти жизнь, и это определило ее судьбу. Законы об ауре строги и однозначны. Открытая душа привлекает Гримм в разы сильнее, чем закрытая – эмоции таких людей ярче, и негатив, излучаемый ими, для Тварей Темноты – не слабая свечка, зовущая к столу, а пылающий факел. Поэтому все было просто: человек, которому, вне зависимости от причин, открыли ауру, должен уметь защитить себя, и либо служить в армии, либо быть Охотником, либо платить немалый налог. За нарушение этого закона наказание было простым – смертный приговор или служба в штрафных батальонах: на оборонительных рубежах Королевства свежее «мясо» было нужно всегда. Ей пришлось учиться владеть открытой нараспашку душой, вместе с Озпином ходить на занятия в подготовительную школу, но увы, пятнадцать лет – это уже слишком поздно. Драться она так и не научилась, и долгое время единственным положительным эффектом от тренировок была куда-то подевавшаяся угловатая фигура из локтей и коленок, наросшее во всех нужных местах «мясо» и немного смелости, чтобы повторить эти самые важные в жизни слова, на этот раз – в ясном сознании. В тот выпускной вечер, на заднем дворе школы, пока остальные веселились и танцевали, втихаря лакая тайком пронесенный алкоголь, она, дрожа и спотыкаясь, предложила ему себя, самый важный человек в ее жизни вздохнул, присел рядом и рассказал ей все. Оказалось, что она была влюблена в горный хребет. Она состарится, умрет, ее плоть разложиться, кости растают и прах развеется по ветру, а он все еще будет жив – в другом теле, в новой жизни продолжать то, что начал тысячи лет назад. Может быть, он думал, что это ее напугает, или что она подумает, что он спятил, или решит, что специально выдумывает всякий бред, не желая отказывать прямо. Но Глинда могла бы поклясться на чем угодно, что удивление в зеленых глазах, когда она его поцеловала, было подлинным. Плевать. Она – девочка, влюбленная в горный хребет. Озпин познакомил ее со своими старыми соратниками, из прошлой жизни – генералом Амарантом Спайрсом, двумя командами Охотников, еще паре человек тут и там, все – на важных постах, в совокупности во многом определяющих политику Королевства. Сейчас все они уже были либо мертвы, либо в отставке, доживая свой век на пенсии, и их места заняло новое поколение. Озпин никогда не скрывал, что если она хочет быть с ним – ей придется занять один из постов, полезных для маленького заговора, управляющего миром. Сам Озпин планировал поступать в Бикон – и возглавить его лет десять-пятнадцать спустя. Глинде пришлось работать вдвое упорнее, чтобы иметь хотя бы тень шанса поступить вместе с ним, ведь если бы у нее не вышло – идти пришлось бы в армию, там требования куда ниже. У нее были все шансы, ведь, в конце-то концов, ее учил тот, кто учил учителей Бикона, и их учителей тоже, и учителей их учителей, и так до той поры, когда первый человек тысячи лет назад впервые открыл себе ауру. Вечный, чьим Проявлением было бесконечное перерождение, или Чемпион Старшего Брата, получающий от божества все знания человечества, или даже сам Старший, поколение за поколением воплощающийся в людях, которых посчитает достойными. Озпин всегда был уклончив об истинной своей сути, и, судя по всему, так было всегда – древние тексты весьма противоречивы. И кто знает, что бы из этого вышло, если бы незадолго перед передачей документов она не открыла свое Проявление – телекинез. Все вокруг было в ее полной власти, исключая покрытое чужой аурой и предметы весом больше тонны. Возможность «починить сломанное», вроде разбитой вазы, на молекулярном уровне, была уже просто вишенкой на торте. Глинда не просто поступила в Бикон – ее туда настойчиво пригласили, на бесплатное обучение по программе особо одаренных студентов. С таким Проявлением ее личные боевые навыки были уже глубоко вторичны... Потом... потом были четыре волшебных года в Биконе, знаменитая команда ORRG, с обманчиво безобидным названием «Оригами» - Озпин Адельфос, Хейзел и Сара Рейнарт, Глинда Гудвич. Ей повезло родиться в удивительно мирное время – Мировая война закончилась почти восемьдесят лет назад, Война за Права – сорок и с тех пор никаких крупных военных конфликтов не случалось. Стены Королевства были высоки, Охотники – сильны и многочисленны, армия – отлично вооружена и подготовлена: Золотой Век человечества, чуть ли не впервые в истории живущего без страха перед Гримм. Она могла позволить себе просто жить и учиться, выбросив из головы все проблемы внешнего мира: встречаться с парнем, в которого была влюблена с детского сада, танцевать с ним на вечеринках, украдкой целовать, когда никто не видит и мечтать о свадьбе, читать любимые книги запоем, наконец, в восемнадцать-то лет, учиться, дружить и общаться с одноклассниками. А потом был выпуск, и свадьба, и первые миссии в качестве полноправной Охотницы – в пограничных городках или охраняя торговые поезда и корабли, выслеживая близ границ Вейл особо опасных тварей. Было и счастье – спасенные благодарные люди, большая квартира, купленная вместе с мужем, и ее любимый горный хребет, по-старчески ворчливый спросонья, крепко вцепившийся в кружку кофе. Было и горе – мертвецы на улицах, когда они не успевали прийти вовремя и защитить всех, осиротевшие дети, смерть Сары и ушедший Хейзел, винивший Озпина в ее смерти. Озпин, пробегав по лесам и миссиям пять лет, устроился работать в Бикон, она, разумеется, последовала за ним... и сама не заметила, как оказалась замдиректора, погрузившись в учебную рутину, шутя управляясь со своими буйными сверхсильными подопечными. В жизни Глинды Гудвич, девочки, влюбленной в горный хребет, было много всего, но она благодарила Небеса за каждый прожитый день. А потом Озпин умер, и все, что оставил после себя – дурацкую флешку, лежащую на белом листе, на котором черными, будто выжженными паяльником буквами было написано: «Он всегда любил тебя, Глинда». Она не узнала почерк – воздушный, с сильным наклоном, но при этом механически точный. Листы бумаги один за одним летели в камин – секретные документы, о существовании которых раньше не знала даже она, вперемешку с наставлениями, возможными сценариями развития событий, компроматом, контактами, секретными счетами... Озпин хорошо подготовился к собственной смерти. Что ж, пожалуй, смерть может быть внезапной, если происходит с тобой впервые, но не в том случае, когда встречаешь ее в тысячный раз. А как полагалось бы готовиться ей? Ничего не приходило в голову. Никакой разум, никакая логика не могла подготовить ее к смерти Озпина. Когда она утешала других, потерявших друзей и любимых на этой бесконечной войне с Гримм, то всегда говорила, что время лечит... и только сейчас в полной мере осознала, почему Хейзел в ответ на это попытался ее убить. Озпин мертв, и Глинда Гудвич, любящая жена и верная подруга, умерла вместе с ним. Жить осталась лишь Глинда Гудвич – верная соратница, чей долг – хранить Королевство. Или нет. Нет. Не так. В сгорающих листах последней воли ее мужа рефреном звучало одно: «убей Самаила». - Что ж... – прошептала Глинда, скривив губы в такой несвойственной ей злобной улыбке, предвкушающая боль и насилие. – Убить одно божество ничуть не меньшее достижение, чем выйти замуж за второе. Ты можешь сделать это, Глинда. Для этого он тебя создал. От сладких мыслей ее отвлекло мигание Свитка, поставленного на беззвучный режим. Взяв в руки коммуникатор, Глинда оскалилась еще шире: сообщение было отправлено Кроу Бранвеном, одним из лучших людей Озпина, участником их маленького международного заговора. «Я буду в Вейл через три дня» Прокрутив список сообщений вниз, она нашла другой файл – насквозь официальное письмо-извещение. Экспедиционный флот, сопровождающий гигантский летающий стадион «Колизей Согласия» из Атласа в Вейл для проведения турнира Витал, прибудет на следующей неделе. Флот вел еще один вассал Озпина – Джеймс Айронвуд, чья семья служила Вечному уже третье поколение. Отложив устройство, Глинда взяла в руки последний листок. «Самаил всегда презирал человечество. Всегда недооценивал. Единственный враг, которого он боится – это я. И сейчас, после моей смерти, он уверен в том, что победа у него в кармане. Сыграй на этом. Заставь поверить, что он победил, заставь раскрыться – и лишь тогда нанеси удар» Лист полетел в пламя. С застывшей пластиковой улыбкой Глинда смотрела, как съеживается и чернеет бумага, словно нарочно, оставляя нетронутыми последние три самых важных слова. - Я тоже тебя люблю, Озпин...