Дьявол Черного моря

- Готовность три. Куру не пошевелилась. Это все равно были пустые формальности – все приготовления давно завершены. Да и нечего там было готовиться – рюкзак уже висел за спиной, а больше никакого груза с собой не было. Вместо этого она лишь крепче схватилась за поручень, глядя вниз на проносящиеся внизу деревья, щурясь зябкому весеннему ветру, трепавшему волосы и уши. Безусловно, летать с открытой аппарелью было нарушением правил, но, увы, две недели назад при отступлении другой группы гидравлика вышла из строя (точнее, была сломана особо резвой Урсой), а потом, прежде, чем корабль успели отремонтировать, случился новый аврал и пришлось лететь так. Здесь, в Хоффнуне, любили говорить, что уставы – для слабаков. Преувеличивали, конечно, но реальность была такова, что никакие уставы не могли охватить все прихотливые извивы обстоятельств в хаосе фронтира. И на сломанном транспорте приходилось летать, куда полагалось летать на целом, и изолентой чинить то, что следовало чинить иначе, и работать на износ, зачерпывая из тех резервов тела и души, что должны оставаться нетронутыми, потому что альтернативой служила смерть. Темно-зеленые хвойные леса сменились пустой каменистой равниной, блеснули и пропали беспокойные воды реки, замелькали плоские крыши складов. Транспорт задрал нос, переваливая через стену, постепенно сбавляя скорость, полетел над крышами домов: ярких и цветных, но с узкими окнами-бойницами, выстроенными перепадом высот и конфигурацией улиц так, что небольшой городок превращался в одну неприступную крепость. - О Близнецы, наконец-то! – простонали за ее спиной. Напарница, всю дорогу назад продрыхшая на лавке, привязав себя к ней веревкой, пристроилась рядом, с хрустом потянулась, балансируя на самом краю сломанной аппарели. Куру стоило бы ее одернуть, но до крыш всего было метров пятнадцать, аура полная – так что переживет как-нибудь, впредь наукой будет. Никакого физического вреда, зато целый вагон насмешек, бьющих по гордости куда сильнее любых переломов. - Кровать, жратва, пойло, мальчики… - мечтательно протянула Охотница. – Ванна! Мы целую неделю ловили этого ублюдка! Куру неопределенно пожала плечами. С одной стороны, конечно, она понимала – эта охота на Болотника, портящего жизнь северному аванпосту города, одному из перевалочных пунктов на воздушном пути в Атлас, вымотала и ее. Это были трое суток на жесткой лавке продуваемого всеми ветрами транспорта с уродской сломанной аппарелью, гнилые болота и орды комаров, а еще – одной хитрой древней тварью, которую следовало выследить и убить любой ценой. С другой стороны… она скучала по своей команде, годам в Биконе и годам совместной работы в Вейл. После того, через что они прошли за эти годы, люди становятся ближе, чем просто семья или просто друзья – они становятся частью друг друга. И теперь любые временные напарники, хоть бы и трижды компетентные и приятные, воспринимались с глухим подсердечным раздражением. У нее была одна единственная команда и одна единственная напарница. Это никогда не изменится. К сожалению, те деньки давно остались в прошлом. Сначала Жанна с Кардином остались в Вейл, когда Вайс приняла решение вернуться в Атлас (трехлетняя общая дочь как-то не располагает к таким кардинальным переменам), потом… - А как же отчет? – спросила Куру вслух. Ответом ей был тяжкий стон. - О Прах, еще же уродский рапорт! - Я доложу генерал-губернатору сама, - смилостивилась Куру. - Спасибо! Я твоя должница! - Расквитаемся, - пожала плечами фавн. Мысленно она улыбалась. На самом деле это она должна была благодарить Харриет – свидетели «доклада» ей были не нужны. И так чудо, что они до сих пор не вляпались в скандал… Быстрый звонок секретарю подсказал Куру, что у нее есть час, пока генерал-губернатор на встрече. Это значило, что будет время хотя бы принять душ и переодеться. Она, конечно, использовала бутылку воды, чтобы быстро помыть хотя бы подмышки перед вылетом, но глупо было думать, что это могло компенсировать неделю в болотах. Подписав все бумажки на стойке регистрации в воздушном порту и отправив нетерпеливо притаптывающую Харриет домой, Куру поторопилась домой, благо до дворца, где ей, как главе спецотряда (так в Атласе называли Охотников), полагалась комната, было рукой подать. Внутри ее ждала ловушка, столь же коварная, сколь и необоримая: диван. Большой и мягкий, он моментально заставил вспомнить о неделе в болотах, о сне на жесткой лавке, о холодном весеннем ветре, гуляющем по гребанному транспорту, о бессонной ночи на обратном пути, потраченной на то, чтобы набрать на планшете этот поганый рапорт. «Всего на минутку» - решила она, зная, что совершает ошибку. Проснулась Куру от того, что кто-то стягивал с нее ботинок. Подавив первую реакцию – оторвать наглецу голову – она осторожно приоткрыла глаза, уже догадавшись, кого увидит. Конечно, она оказалась права. Белоснежная макушка, странный гибрид платья и военного мундира – светло-голубой с темно-синими вставками; хозяйка всего этого великолепия, самый молодой генерал-губернатор собственноручно созданного города, встав на колени, как раз стягивала с Куру носки. Когда тонкие, чуткие пальчики коснулись обнаженной кожи, проскользив по голени к лодыжке и ступням, Куру не выдержала – тихо застонала от удовольствия. Прах, как она скучала по этим пальцам! Ее стон, разумеется, заметили. Довольно засмеявшись, Вайс отдернула пальцы и принялась за вторую ногу, повторив операцию с ботинком, носком и – о да! – прикосновением. На этот раз Куру сдержалась, надеясь, что это подстегнет напарницу стараться больше. Это оказало эффект, пусть и не тот, на который она рассчитывала. Вайс подняла голову, и Куру с трудом удержала дрожь – столько голода было в этих огромных голубых глазах. - Неделя, - медленно произнесла Вайс, осипшим, словно умирающим от жажды, голосом. – Мне кажется, это самый долгий срок, что мы провели порознь после тех каникул на третьем курсе. - Это были ужасные три недели, - согласилась Куру. - Я едва не накричала на Винтер. - Еще неделька, и я бы, наверно, начала войну, потому что тогда ты бы вернулась. Куру потянулась было к ней, чтобы затащить на диван, но Вайс отбросила ее руку. Вместо этого она повернулась к тазику, который стоял рядом – Куру не заметила его, сосредоточившись на более важном. Самом важном. Под ее любопытным взглядом Вайс достала из тазика губку, отжала ее и принялась вытирать ступню, которую все еще держала на ладошке. Куру, склонив голову, наблюдала за ней, пытаясь понять, что это значит. - Какой-то старый обычай? – наконец, предположила она, оценив всю глубину серьезной торжественности на лице напарницы. - Да, - загадочно улыбнулась Вайс. - Что-то с мужем и женой? Улыбка стала шире. - Да. - И я – муж? - дождавшись, когда улыбка превратиться в ухмылку, Куру поморщилась. – Почему я постоянно в этой роли?! Вайс медленно облизала губы, прекрасно осведомленная, какой гипнотический эффект это оказывает. - Ну, ты действительно любишь быть сверху. Если задачей Вайс было свести ее с ума, то она замечательно справилась. Рванувшись вперед, Куру увернулась от брошенной губки, повалила смеющуюся Вайс на пол и нависла над ней, прижав перехваченные руки к полу над ее головой. - Вот так? – промурлыкала Куру, свободной рукой медленно скользя по бедру напарницы. - Тело хорошей жены принадлежит мужу, - тоном, словно что-то цитировала, ответила Вайс. – Согласно закону, со своей собственностью можно делать все, что пожелает владелец. Рука Куру добралась до молнии на штанах напарницы. - Сегодня я желаю, чтобы ты не произносила ни звука, - проинструктировала Куру, расстегнув ширинку и возясь с поясом. – Кто первым закричит – тот проиграл. «Это будешь ты, - одними губами ответила Вайс, пока с нее стаскивали штаны, - я знаю, как правильно двигать язы…» Куру заткнула ей рот языком прежде, чем напарница смогла продолжить. …В конце концов, они проиграли обе. Трижды. Уже сильно после, на утро следующего дня, Куру держала в своих руках величайшее сокровище этой планеты. Маленькое, тонкое тело, словно ей до сих пор было семнадцать, а не двадцать шесть. Молочно-белая кожа, неуязвимая для любого солнца, гладкая и сияющая в темноте. Длинные платиновые волосы, укрывающие все это великолепие плотным одеялом. Спокойное, расслабленное выражение лица придавали ей тот особый вид исключительно чистой невинности, на который обычно способны только дети. Тоненький шрам на лице за эти годы поблек и теперь был едва различим, заметный только, если знать, что и где искать. Никто бы не узнал, в этом прекрасном видении вечно строгую генерал-губернатора. Без своего обычного ореола безжалостной строгости и ледяного высокомерия, грозный и несгибаемый лидер, держащей в железном кулаке развеселую вольницу фронтира, исчез, приоткрывая завесу над настоящей Вайс, такой, какой ее знали только самые близкие друзья: чистой, заботливой, доброй и еще тысяча эпитетов на тему. - Я знаю, что ты проснулась. Вайс приоткрыла один глаз. - Что, уже пора?.. Мы должны были сделать тайный ход пошире! Секунду Куру колебалась, не пошутить ли на тему того, что это не ход узкий, а кто-то слишком широкий, но удержалась. Это было бы весело, но затянулось бы слишком надолго… а у них был разговор, который и так слишком долго оттягивали. - Ты подумала о том, о чем мы с тобой тогда говорили? Ей не надо было уточнять, о чем. Расслабленное, преувеличенно капризное выражение лица моментально исчезло, сменившись коронной бесчувственной маской истинной Шни. Вайс отвернулась и села на кровати, кутаясь в одеяло. - Мы не можем игнорировать это вечно. - Я знаю, - проворчала напарница. - Через два года этот город официально будет признан успешной колонией, и придет время следующего шага. Возвращение в столицу… - Я знаю, - чуть тверже, с нотками искренней злобы ответила Вайс. - Твой отец поставил условие. Ледяной голос, полный тщательно взвешенной злобы, мгновенно сменился рычащим гневом: - Я знаю! - Наследник, Вайс. Или ты даешь ему это, или ты теряешь право на SDC. Кодекс старых семей на его стороне. - Это даже не закон! - Но ему следуют с тем же прилежанием. На секунду Куру показалось, что напарница взорвется – так выразительно она зарычала, мелко дрожа от ярости. Но это длилось недолго. Исчерпав запасы воздуха, Вайс поникла, тихо закашлявшись от перенапряжения связок. Одеяло, которая она перестала удерживать, воспитанно прикрыв рот, соскользнула с плеча, подставляя лунному свету белоснежную кожу. Привстав с кровати сама, Куру придвинулась ближе, обняла Вайс со спины, прижалась губами к ключице. - Почему мы должны говорить об этом сейчас? – хрипло спросила напарница. – Еще два года… - Потому что, если мы будем игнорировать вопрос, мы никогда не найдем ответ. И когда придет время… Глубоко вздохнув, успокаиваясь, Вайс запустила пальцы в волосы Куру, с привычной лаской погладила основание ушей, заставив фавна зажмуриться от удовольствия. - Чего ты хочешь, Вайс? Если отбросить все… чего ты хочешь? - Тебе правда нужно спрашивать? – улыбнулась напарница одним голосом. Куру не ответила, побуждая ее продолжить. - Ну хорошо, - вздохнула она. Помолчав пару секунд, словно собираясь с духом, она завозилась, разворачиваясь удобнее, наклонилась к уху Куру и тихо прошептала, так, словно боялась, что кто-то подслушает: - Ты единственная, с кем я хочу быть. И если когда-нибудь мне суждено стать матерью… я бы хотела, чтобы он был от тебя. Куру на мгновение замерла, нежась в этом признании, куда более весомом и значимом, чем банальное: «Я люблю тебя». Вайс прижалась к ней мокрой щекой. - Но это невозможно… Так, надо было срочно спасать ситуацию. Куру затеяла это не для того, чтобы довести напарницу до слез. - Разве? Вайс замерла в ее объятьях. - Когда-то я обещала, что исполню каждое твое желание, Вайс. И я привыкла держать слово. Вывернувшись из ее рук, Вайс отодвинулась, глядя на нее блестящими глазами, полными одновременно паники и надежды. - Но как?.. Улыбнувшись, Куру потянулась к той части себя, что спала годами, лишь изредка напоминая о себе, той части, что, казалось, была совершенно довольна быть лишь наблюдателем, воспринимая все это как отпуск длиною в жизнь. Бледное лицо Вайс озарилось золотым светом, весь мир словно засверкал новыми красками, став полнее и глубже, словно обретя пару дополнительных измерений. Засияла и Вайс – отблесками самой настоящей себя, светом души, что был даже прекраснее тела. - Кажется, ты забыла, с кем имеешь дело. В этом мире я решаю, где проходят границы невозможного.