Наивные люди…
Вектор, рассекая воздух, пробил грудную клетку, а затем, обвив пару рёбер, резко подался назад. Хруст, затем тихий и не менее мерзкий хлюп, по рваной одежде стремительно заалели потоки крови, вырвавшиеся на свободу вместе с криком. Марго попыталась позвать на помощь, но лишь захлебнулась в собственной крови, которая заполнила собой рот, по щеке сбежала горячая жгучая слеза. Начало нещадно жечь в груди, словно кто-то вгрызался в молодое и неиспорченное мясо. Боль разлилась по телу, неприятно покалывая в пальцах. Безликий занёс второй вектор, разрывая безупречно белую кожу там, где у людей рот, обнажая хищную пасть, с которой на землю, в городскую грязь начала стекать чёрная вязкая слюна вперемешку с его же кровью, чёрной и вязкой. Из горла девушки вновь раздалось сиплое подобие крика, кровь неаккуратно струйками залила подбородок и шею, стекая в складки шарфа. В глазах потемнело, а в ушах снова раздались те душераздирающие крики. Мир смешался, тело начало падать в никуда. Хватая жадно ртом воздух, девушка резко села на кровати. В груди всё ещё болело, а во рту оставался привкус металла и горечи. Снова кошмар… Повторяющийся изо дня в день, вязкий и холодный. На календаре висела записка, оставленная любимой мамой: «Будем не скоро, еда в холодильнике». Ага, не скоро… Это затягивалось как минимум на полдня. Натянув свитер поверх спальной майки, Маргоша посмотрела в зеркало — за прошедшую недели с ней ничего не случилось, кроме правда что добавившихся синяков под глазами и потрескавшихся губ. Бледное овальное лицо со впалыми щеками и большими серыми глазами обрамляли тёмные каштановые волосы, спутанные и тусклые. Выглядела она уставшей, потрёпанной, словно действительно пришла из своего же кошмара, правда выдавал румянец — она ещё жива. Мама называла её цветком жизни. Может, из-за того, что она была единственной в семье, а может из-за обманчивой хрупкости, ведь в целом все люди такие — их можно очень быстро сломать. Как жалкую дорогую игрушку. Рита склонилась над раковиной и зачерпнула в ладони холодную воду. Заслуженно ли она видела свою смерть? Или может это тяжёлое испытание для её психики, которая не воспринимала реальность как что-то должное? Кошмары начали посещать Маргариту давно — начиная с даты своего тринадцатилетия, о нормальном сне приходится забывать, покорно принимая кошмарную реальность в ночи; иногда и они берут перерывы на неделю-две, иногда стихали и на полгода. На них девушка не жаловалась, а даже немного рада была хоть какому-то разнообразию в унылой зацикленной жизни, состоящей из бытовых проблем. «Мама так волновалась за меня в период переходного возраста… Хоть я не была ни проблемной, ни пай-девочкой, она старалась меня воспитать по своему образу — прилежная отличница, выскочившая замуж за богатенького парня». Холодная вода приятно взбодрила, и настроение таки немного улучшилось, сразу захотелось поесть спустя столь длинный и неприятный сон, так что Рита, не вытирая влажного лица, направилась на кухню. Правда вот стоило девушке уже приготовиться сесть за стол, как её телефон, лежавший на тумбочке в углу комнаты, затрезвонил, заливаясь стандартной мелодией. Правда вот вспомнить, что он делает здесь, она не смогла, но трубку всё же подняла. — Ри-и-итка, доброе утро. Так что, в лес идём? — из телефона раздалось полупьяное женское эхо, собеседник был явно навеселе. — Опять наподдавшая? Мари, не бережёшь же ты себя… Глупенькая, — Марго вздохнула, прислонившись к стене. Мария является одной из самых первых друзей и единственных. — Конечно идём, не хочу пропустить очередной вашей пьянки, на которой можно нормально поесть! — что правда, то правда. Озабоченная мать не баловала её обычной едой в целях сохранения фигуры и была против алкоголя, хотя последнее было понятно, так что такие вот гулянки неправильной компании были практически праздником для «правильной» девочки. — Там ребята со второй будут? А Серёжа будет? — Расслабься, всё те же припрутся. Сегодня на западной, к… девяти, — алкашка замялась, словно обдумывая свои слова. — Просто двое не могут раньше прийти, а без них… нет смысла торчать там, у них же угли и мясо с выпивкой. Они правда и так с неохотой… ммм… — она замолчала, Рита напряглась. — Ладно, при личной встрече. А я пойду, мне ещё надо матери показаться и не выглядеть выпившей, — в трубку она что-то булькнула и, не прощаясь, отключилась, оставляя свою подругу обдумывать услышанное.***
Марго не помнила отца. Смутно иногда задумывалась о том, был ли он вообще, но попытки вспомнить детство были тщетны — она не помнила ничего дальше лет семи, да и не особо рвалась к этому, семья её устраивала, как и отчим, с которым они были в прохладных отношениях. Маму она всегда считала красавицей: белокурые локоны, бездонные синие глаза и удивительная молодость и подтянутость в её годы; у неё очень нежные тонкие руки, а взгляд немного усталый и покорный, словно у ангела, который собственной шкурой защищает свою дочь, полную противоположность, у которой даже в глазах читалась казалось бы огромная сила воли и неподдельный интерес к тому, чтобы сломать систему. Глаза… Рита считала всегда, что глаза говорят больше, чем мы сами можем рассказать; они как бездонное зеркало, которое показывает всю глубину души, и у каждого она разная — бывает глубокая, наполненная чувствами, а бывает и совершенно мелкая и абсолютно пустая. Глаза… Рита вновь качнула головой и осмотрела шумящую молодёжь: кто-то пил и рассказывал заплетающимся языком анекдоты, порой не смешные, кто-то разбился на парочки и отошёл подальше в кромешную темноту поразвлечься, а кто-то остался у костра и ел, набивая брюхо вкусной жирной едой. С трудом выйдя из оцепенения, она начала вглядываться в лица тех, кто остался в свете огня, но вот Машу среди них так и не нашла. Шумело в голове, бросало в дрожь. «Может, простыла?» — подумала девушка, плотнее заматываясь в свою куртку, которая явно не подходила для сложившейся холодной весны, которая только недавно вступила в свои права и растопила снег, который местами бледными пятнами прятался в тени от солнца, и начинало прогревать землю и потерянное поколение людей. Люди… Странное ощущение складывалось у Марго при этом слове, но никак не сострадание или любовь, словно что-то отторгало её от них, как от мусора. — Мари… Мне плохо, кажется… — она опёрлась о дерево, встав на ноги с холодного бревна, в глазах снова странно поплыло. Но вот никто так и не откликнулся, голос утонул в пьяном шуме. В воздухе повис сначала запах алкоголя и костра, но к этому примешалось что-то… тошнотворное, словно кого-то подожгли живьём. Правда, почему именно это сравнение в голову пришло, девушка не подумала и с интересом вновь посмотрела на огонь, куда снова начали стягиваться местные алкаши. К Рите приблизилась пьяная в хлам туша, от неё несло перегаром и мерзко воняло потом и грязным телом. Оно схватило было её за руку своей лапищей, но Марго отшатнулась, выдёргивая себя из грязной руки. — Н-не трожь! — девушка попятилась и упёрлась спиной в очередное деревце. Стало ещё хуже, так что она зажала рот, когда мерзкий ком подошёл к горлу, обжигая его недавно выпитым алкоголем, ноги подкосились, словно земля решила уйти из-под ног. Неизвестно, что сделал бы этот алкоголик дальше, но в него с диким поросячьим визгом резко влетела полноватая дама, не менее пьяная, чем он. Оба повалились на грязную землю, под ними захрустели сухие ветки, а затем крик поднялся и возле костра, на что Маргарита и обернулась, но горько пожалела: один из подростков, самый молодой на тусовке, судорожно блевал, чуть держась на руках на карачках; ещё двое сдерживая рвотные позывы, пятились от ужасного зрелища к лесу — из костра выкатилась свежая оторванная женская рука, которая стремительно обугливалась в горячих языках пламени, а за самим костром барахталась девушка. Пригвождённая к земле, она хрипло с безумным пустым взглядом дергалась, поднимая пыль; рук не было, вместо них торчали обглоданные кости и ошмётки мышц, по подбородку и губам была размазана кровь, что текла из разбитого носа, который аж посинел. Теперь уже точно тусовка сворачивалась, люди бросили все свои вещи и бежали прочь с наполнившейся паникой поляны, иногда падая на заплетающихся ногах и крича уже от испуга. Марго же даже не шелохнулась и замерла на своём месте, словно ноги приросли к земле — снова тот тяжёлый взгляд обрушился на спину. Знакомый, и в то же время пугающе чужой… — Я знаю, что ты здесь, — девушка зашлась в кашле, постепенно сползая к земле, по бледным губам из носа потекла кровь от скачка давления. Конечно, хотелось закрыть глаза, и будь что будет, но ещё больше хотелось взглянуть на того, кто так долго терроризирует сны, обращая в кошмары, даже если это будет первая и последняя встреча — интерес сильнее инстинкта самосохранения. В тот вечер всё было пропитано предвкушением чего-то необычного. Что-то висело в воздухе, тяготило и пробуждало неподдельный интерес и желание поскорее узреть то самое что-то, что должно произойти с минуты на минуту. Компания из трёх девочек собралась возле дома на краю леса. — Ма-а-аша, ты идёшь? — одна из них тихо прошептала в щель в двери, склонившись над ней так, что тёмные волосы непослушно загородили личико. — Мы уже замёрзли! — Сейчас иду, не шумите! — пробурчал тонкий голосок из-за чахлой двери, и вскоре та открылась. Девочка с русыми косами тащила с собой листики бумаги, маркер, скотч и фонарик. — Нас точно не спалят? А то мои что-то заподозрили за ужином… — она нервно сглотнула. — Да брось, всё нормально. Мы всего на часик или два… — подала голос третья, с голубыми яркими глазами и рыжими короткими волосами. Она молчала и иногда бросала взгляд на пустующую дорогу и лес. Чёрные стволы походили на неприступные стены и тонули в темноте, а там, вдали стелился мутный непроглядный туман. Марго дёрнулась, но по-прежнему с вызовом во взгляде посмотрела на своих подруг. — Так в какую многоэтажку мы идём? — Здесь недалеко, на перекрёстке, — Рита показала пальцем вдаль. Над низкими домиками чуть поодаль начинали нависать девятиэтажные дома, стройка которых закончилась года два назад. Многие квартиры до сих пор не были заселены, но лифт работал исправно, а людей было мало — это и требовалось маленькой компании девочек. Они с большим интересом читали ритуал, аккуратно выводили на листах свои портреты. Точнее, Рита выводила. Зная её любовь к рисованию, они доверили ей это дело, попутно рассказывая то, что смогли найти, и планируя следующие такие походы с целью проверить эти слухи и призывалки. Вот, девочки взяли в руки скотч и на лифте спустились на первый этаж. Подталкивая друг друга и с озорными искорками смотря друг на друга, они ходили от этажа к этажу, а на пятом остановились. Последний этап, после которого остаётся ждать — самое тяжёлое и напряжённое для непосед. Лифт за их спинами закрылся, девочки уселись на подоконник, фонариком лениво освещая лестничную площадку, так как свет не горел в подъезде вообще. — Как думаешь, получится? — Рита посмотрела на Машу, а затем перевела взгляд на Виолетту. Последняя дрожала как осиновый лист. — Надеюсь, нет, — она тихо пискнула. — Мне не нравится всё это… Мне казалось, что за нами всё это время наблюдали… — она с тревогой посмотрела в ответ, готовая разреветься. — Я же говорила не надо… Вдруг правда всё это… — Не дрейфь! — её толкнула Маша. — Скорее всего ничего не выйдет, ведь сколько людей сделали это и не умерли! Рита промолчала. Как ни странно, но взгляд за спиной не покидал её, как и самую младшую из них. Конечно, можно было бы предположить, что это самовнушение, но вряд ли она могла заранее себе это внушить. «Уже можно идти, » — Марго окликнула подруг и спрыгнула на кафельный пол, глухое эхо отдалось от стен и затих на лестнице. Правда, девочка с косичками рассудила так: Рита идёт проверяет, а она сама остаётся с Виолеттой, которая вот-вот начнёт истерить. С ней не поспоришь, позаботиться о близком друге было необходимостью, так что вооружённая фонариком Маргарита смело шагнула в открывшийся лифт и поехала вниз. Живот неприятно сжало в комочек, стало тревожно. Кому из них верить? С одной стороны история казалось обычной выдумкой, но детское воображение рисовало эту картину как часть реальности. Мысли материальны… Внезапно вспомнившаяся фраза заставила её вздрогнуть. Дверцы раздвинулись в стороны, а темноту подъезда разрезал луч фонарика. Вздох. На первом пролёте между этажами висел лист с неуклюже нарисованным деревом, во всяком случае, оно было на него похоже. Удар сердца отразился эхом, как шаги в подъезде, в висках. На рисунке был подрисован висельник. Желание бежать значительно возросло, но уже словно заворожённая, она медленно поднялась выше, словно навстречу неотвратимому. Хотя, разумнее было бы добежать до девчонок, но как тогда миновать этаж, на котором обосновалась Безликая легенда, если лифт на нём же и остановится? Второй лист же издали дал понять, что Виолетта ни разу не ошиблась — тревога переросла в страх. От изображённого портрета остался лишь контур головы. Ни глаз, ни рта, ни носа, словно никто и не рисовал ничего из этого. Свет дрогнул и потускнел, как девочка только не трясла единственный источник света, дальше пришлось идти в полутьме. Неловко спотыкаясь, она поднималась всё дальше и дальше, минуя все оставшиеся четыре этажа, и остановилась перед листиком с изображением этажей. Из всех девяти этажей был выбран пятый. Фонарик полетел на пол и уже от удара совсем потух, оставив Риту в полной темноте. Она замерла, ощущая этот… взгляд… Безликий рассматривал дробненькую девочку, прикидывая, каким образом будет лучше всего будет убить очередное глупое существо, которое решило, что такими глупыми бессмысленными действиями сможет призвать его. Наивно и глупо полагать, что он будет идти на это, как летят мотыльки на свет. Мысленно усмехнулся, по-прежнему скрываясь в тени подъезда прямо за спиной своей жертвы. Что-то здесь не так… Обычно он ощущает людей, и все они имеют свой особенный, отличный от других вкус — вкус страха и желания выжить, вкус грехов, которые люди сами себе навязали, как рамки, отдающий плесенью. И противно, и тянет всё больше разрывать эти мешки мяса, возомнившие себя вершиной этого мира, тянет заставить их забиться в угол и молиться своему богу, думая, что он действительно спасёт. Человеческая наивность и желание карабкаться, такое животное, что они готовы грызть друг другу глотки. Почему же у этого очередного мешка костей нет этого? Что было дальше, она не запомнила. Помнит лишь отрывки того вечера и холодный страх, больше ничего. Кошмары преследовали, как и темнота. Никто не помнил из их троицы ровно ничего, а сама Рита утонула в том, чего боялась одна из них. Они твердили ей, что якобы Марго пришла и сказала, что ничего не вышло и они могут уходить, что сама она была огорчена этим. Почему же их воспоминания такие разные? — Ты не так глупа, как казалось все эти годы… — голос эхом раздался в голове. Грубый, низкий, одновременно с этим вселяющий немой ужас и одновременно с этим восхищение. Может, и не у всех, но Марго заворожённо слушала. Такой бы голос да нормальному певцу… Серьёзно, вы слышали тех, кто сейчас в трендах? Это больше похоже на конкурс «Кто кого перегавкает», где все равны между собой и никак не могут поделить награду, записывая одинаковые песни с одинаковой музыкой и одинаковыми голосами, будто бы этих «исполнителей» штампуют на заводе каком-нибудь чисто ради денег. — Польщён, что тебя мой голос не сильно напугал, — с некоторым сарказмом в ответ на мысли отвечал всё тот же приятный для девушки голос. В темноте наконец показался сам Безликий, Марго сильнее вжалась в дерево, ощущая, как почва уже повторно уезжает из-под ног далеко на Гавайи. Кроме него во тьме в свете костра блеснуло лезвие ножа, кухонного и широкого, сжатого мощной рукой с местами облезшей и неестественно беловато-серой кожей, уже перепачканного бурой подсохшей кровью. На лице обладателя ножа «сверкала» широкая ужасная улыбка, простирающаяся от одной щеки к другой, само же лицо ничем не отличалось своим цветом от рук, глаза с безумным взбудораженным взглядом стреляли, проверяя, все ли ушли, а заметив саму девушку, он с истерическим смехом, ринулся к ней, словно совершенно не замечая костёр, отделяющий его от будущей жертвы: пыльные ботинки спокойно прошлись по горящим палкам, откидывая их назад под тяжёлыми шагами, мужчину же огонь не задел вообще. Рита смотрела на него с ужасом, тело прошибало, то ли от того же алкоголя, бившего по мозгам, либо от страха и выплеска адреналина, потому как ноги по-прежнему никак не отрывались от земли. Безумца остановил чёрный вектор, который змеёй обвил его руку с ножом и отдёрнул назад, выворачивая конечность до «щелчка». — Ты ж щенок! — рыкнув от боли, тот с глубокой ненавистью посмотрел на хозяина Леса, сжимая здоровой рукой больную, выронив нож. — Она нужна живой, — сдержанно ответил на его ругань Безликий, даже не шелохнувшись, только извивающиеся векторы выдавали раздражение. — Плевать я хотел на твои прихоти! — Воу, полегче! — из темноты чуть позади раздражённого Слендера вышел ещё один мужчина, в чёрной маске с грустным смайликом, жёлтой заляпанной грязью худи и широких брюках, местами затёртых. — Джефф, не перегибай палку, у тебя была возможность убить человека, когда здесь толпа шумела, — с укором он хрипло высказал ему за импульсивность и опёрся о дерево, спрятав руки в карманы. Марго узнала и Джеффа, и Худи, правда вот уже по голосам и цветовым пятнами — взгляд не фокусировался. Но вот перепалку она не дослушала — нервишки подсдали, и костёр погас, как и всё окружающее, голоса потерялись, превратившись в монотонный нечленораздельный разговор.И никто не вспомнит о ней на утро, никто не подаст заявление в полицию, никто не станет искать её, будто человека просто вычеркнули из мира, разорвав все связи с человеческим обществом.