«Я чувствую себя максимально ужасно.
Обычно надо отпускать прошлое и закапывать его как можно глубже,
надеясь, что оно никогда не восстанет из мёртвых и не попытается снести все то живое,
что было построено вновь.»
Хочу домой. Для меня отвели комнату под самой крышей поместья. Два покрытых вековой пылью окна, сквозь которые даже свет не пробирался, скрипучий пол, который вот-вот, кажется, превратится в труху под моими ногами, в углу валялся замызганный старый матрац и какая-то мутно-серая тряпка, отдалённо напоминающая покрывало. Я не ждала идеальных хором, поэтому лишь сдержанно поблагодарила Трендера за краткую экскурсию по дому и устало села на свою «кровать», с трудом удержавшись и не чихнув от поднявшейся в воздух пыли. Спать ещё не хотелось, изнутри бурлил некий интерес. Так и сидела, прикидывая в уме, сколько я потрачу времени на оттирание окон и стирку одеяла. Так, на случай, если придётся здесь остаться подольше, чем на один-два дня. Изучив подсобку, которая находилась за соседней дверью, я с уже большим оптимизмом вернулась в комнату, вооружённая сомнительным тряпьём, почти стёртым, губкой, шваброй с ведром ледяной воды и, к своему удовольствию, коробкой со швейными принадлежностями. Было подозрение, что это добро принадлежало когда-то Трендермену, но сейчас у него куда поинтереснее инструменты.***
Тело шевельнулось, а затем с жутким хрипом поднялось на локтях, осматриваясь. Мужчину сбросили в овраг где-то в чаще леса, где свет попросту не доходил до земли, встречаясь с ветками вечнозелёных деревьев, которые словно нарочно преграждали путь. Травы под руками не было — она не выживала здесь без столь нужного солнечного тепла, почва была каменистой, возможно из-за холода, а может быть это был действительно камень. Вокруг — ни души, какому идиоту придёт в голову заявиться сюда? — Немного дальше, чем я предполагал… Туша в грязной толстовке, измазанной застывшей бурой кровью и грязью, наконец поднялась и осмотрелась, отхаркивая и сплёвывая чёрные сгустки своей же крови. Где-то вдалеке на горизонте сиял свет, тонкими лучиками проникая сквозь толщу деревьев и неприятно слепя глаза. Граница с человеческим миром, выход с этого измерения, что для человека… существа с маниакальным желанием сделать мир лучше был светом, к которому он полетит, как мотылёк. Спустя пару мгновений вокруг расстилался парк, воздух наполнился далёким гомоном толпы подростков, решивших отдохнуть в столь тёплый выходной. Солнце было в самом зените, согревая продрогший от осенней погодки город, чьи высотки выглядывали из-за багряной кроны деревьев. Никто не обратил внимания на парня в грязной одежде и странным запахом вокруг него, а может быть и просто не хотели, игнорируя его присутствие. Живой почти труп тащился куда-то в глубину лесного массива, окончательно растворяясь в его буроватой массе подальше от взора людей, чтобы дождаться вечера.***
Когда в комнату ворвался чистый холодный воздух, я окончательно расслабилась. Оперевшись на подоконник, на оттирание которого ушло минут десять, я рассматривала тёмный пейзаж вокруг. Тёмный купол неба навис над этим миром, который назвали Параллелью, мрачными облаками клубясь и злясь, словно вот-вот разразится дождём; сильный ветер играл с деревьями, посвистывая и пригибая макушки сосен, а также пробирая меня до мурашек и заполняя комнату осенней свежестью. Я помню, как ждала осень, чтобы поехать с мамой и отчимом в трёхдневный поход, чтобы сидеть поздним вечером возле костра, жарить сосиски и рассказывать истории, чтобы играть на гитаре и вместе завывать песни, совершенно не попадая в ритм. Да и само нахождение в лесу заметно расслабляло, и меня это радовало. И как итог, сходив однажды вот так в лес чисто отдохнуть, я нахожусь здесь. Рядом с чёртовыми «мифами» сети, один из которых явно стремится убить, а второй… даже не знаю, что в его безликой голове может быть. — Всё, что угодно. Меня прошибло, я резко в панике обернулась, надеясь на то, что мне это просто послышалось. — Приходи в себя и спускайся вниз. Высокий силуэт, который теперь я точно буду узнавать из тысячи, помаячил в дверях и исчез, стоило мне моргнуть. Мне, конечно, хотелось применить весь свой матерный запас, но вспоминая, как легко Слендер остановил того сумасшедшего, я захлопнула рот, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями. Отдых придётся отложить. — И что я должна делать? Меня расстраивал и пугал тот факт, что я работаю сейчас на убийцу, виноватого в пропажах людей и отдельно детей. Я ведь теперь тоже, по сути, пропавшая без вести его жертва, только жива и вынуждена выполнять его приказы. И сейчас он перенёс нас в лес. Здесь уже смеркалось, солнце скрылось за деревьями, лишь мельком освещая самые макушки, а в небе горела одна из звёзд, самая ранняя. — Сыграем в одну игру. Посмей только удрать отсюда — это будет последнее мгновение твоей свободы.О какой свободе речь, если шаг влево, шаг вправо и всё, расстрел?
Я сжала походный фонарь в руке, который мне заботливо (нет) вручили, стараясь даже не думать в этот момент, мало ли, вдруг он снова услышит, жить-то теперь почему-то хочется. — А… если я не смогу? — Это твои собственные проблемы. Ясно. Ничего не ясно, но спасибо, объяснил. Включив фонарь в руке, я как только можно тихо двинула в мрачный лесок, в надежде, что хоть кого-то встречу. Когда я заметила, что осталась совсем одна, меня словно отпустило. И после этого мне будут говорить, что Слендермен не существует и от него легко сбежать, как в игре? Не хотелось бы рушить надежды наивных людей, которые считают, что эти игры — самая настоящая правда. Слендер оказался намного… ужаснее? того, как его описали. Он наблюдает за людьми, да, но когда он «смотрит» на тебя, то это похоже на то, как обычно тянет десятикилограммовый рюкзак за спиной, наполненный льдом, который обжигает спину и тает, оставляя на футболке мокрый след и противно стекая по ней. А ещё страшнее, когда смотришь в ответ — сжимается сердце и лёгкие. И я сомневаюсь, что в таком состоянии можно от него бежать, найдёт же и разорвёт в клочья; тогда мне повезло, что меня решили оставить в живых, но почему-то я начинала жалеть об этом — с каждым мгновением хотелось всё больше домой, в уютное родительское гнездо, забыть всё это, как страшный сон, и не вспоминать, что такие существа есть на самом деле. Но, увы, мне пришлось плестись по лесу, сжимая единственный источник света, который периодически гас, слушать свои же шаги и пытаться услышать чужие. Пару раз, правда, столкнулась с наблюдающим Слендерменом, за что чуть не повторила свою участь из сна, ибо я начала ему на нервы действовать, но вовремя унесла ноги. А ещё здесь чертовски холодно ночью-то в одном свитере. Мне стоило бы подойти ближе к городу, чтобы выйти хоть на кого-то, но я была похожа на новорождённого котёнка: тыкалась по зассаным углам вслепую и ходила кругами по коробке. Но мне окончательно не повезло именно в тот момент, когда потух фонарь и оставил меня в темноте посреди ночной мглы. Отбросив теперь уже бесполезный прибор, я с досады пнула попавший под ногу небольшой камень и села на поваленное замшелое бревно. Смешно, наверное, попасть в ситуацию, над которыми обычно смеёшься и крутишь у виска пальцем. Когда-то я шутила про то, что Палочника не существует, как и убийц этих в целом, что в лесу невозможно заблудиться, да и кто туда ночью пошёл бы. Я нервно хихикнула, перебирая подушечками пальцев заледеневшие костяшки на руке. Кто бы мог подумать, что я буду находиться у тощего в подчинении, да ещё и в лесу в темноте застряну? Реальность сурова. Почему-то именно сейчас я вспомнила ещё и своё внутреннее состояние, начиная с того злосчастного вечера, когда всё случилось. Мне было страшно, мне хотелось в тот момент исчезнуть, умереть, не давшись в руки. Я помню, как что-то холодное разливалось внутри, под рёбрами, и как дрожали колени. Но почему это наваждение пропало потом? Ведь ситуация и лучше не стала… Я задрала голову к небу, которое окончательно потемнело и озарилось сиянием луны. Россыпь звёзд была похожа на блестящую пыль, а более крупные её частички — осколки, крошка льда. Всё такое холодное… Меня аж передёрнуло. Вот почему я так легко сдалась и теперь сижу тут, ничего не делая? Начинаю уподобляться тем, кого так презираю… Фу. Я не помню, как перешла на бег, что-то внутри заставляло чуть ли не лететь, чтобы окончательно не покрыться льдом изнутри и заодно не поддаться такой лёгкой участи. Я уже не ощущала почвы под ногами, рискуя вспахать землю носом. Мне хотелось верить, что это «задание» было не посылом на смерть, поэтому, сильнее сжав челюсти и превозмогая слабость, я продиралась прямо вперёд, не сворачивая, и когда впереди показались огоньки от фонарей, я смогла сбавить шаг и наконец дать себе расслабиться. Люди должны быть поблизости, хотя бы пара прохожих. Чтобы просто попросить денег на такси и уехать как можно глубже в город. — «Чёрт! Почему нельзя сыграть в это днём?!» — панически пронеслось в голове. Я выбежала в парк и теперь, отдышавшись, я неспешно шуршала листьями под ногами и озиралась по сторонам в поисках хоть одной живой души. — «Надо выйти дальше от леса, может кто ещё не спит и гуляет здесь…» Уже более оживлённо я повертела головой, а затем пошла прочь от леса, из которого выбежала — на моё счастье, я заметила движение впереди под светом фонаря. Страх, который был загнан в угол на какое-то время, вновь пополз по спине, перебирая каждое рёбрышко, каждый позвонок, разливаясь холодом. Роясь в сумочке, женщина присела на скамейку. Я подошла к ней. Почему-то сейчас я ощутила, насколько замёрзла — я ощущала каждую трещинку на губе, которой почти не могла шевелить, пальцы не сгибались, а свитер до жути неприятно скользил по коже, по ощущениям смахивая на змеиную чешую. — Вы можете… мне помочь? — я с трудом смогла произнести даже эту фразу, хрипло выпустив воздух. Взглядом незнакомка обеспокоенно окинула меня, а затем с большим испугом посмотрела мне за спину под немой крик: она открыла в ужасе свой аккуратно напомаженный рот. Я резко развернулась и только чудом не схлопотала нож в спину, из-за чего тяжёлая рука с холодным оружием по инерции угодила прямо в грудь незнакомки. Крик, ещё один тяжёлый удар, бездыханное тело тяжело валится на асфальт, из открытых ран на листья и дорожку засочилась свежая кровь, тёмным пятном расползаясь под бездыханным телом. Я попятилась, боясь повернуться спиной и бежать — может же и повторить свою попытку ударить в спину. Всё ещё со свистом выпуская изо рта воздух, я разглядела перед собой фигуру человека, который только что на моих глазах убил человека. Сутулая, вся в чёрном, на лице самодельная маска, а в руках он сжимал обычных кухонный нож. Странные ощущения, на самом деле… Я бы сказала, пугающие… Потому что ни единого мускула не дрогнуло в моём замёрзшем теле, ни единой нотки ужаса, как обычно красочно описывают в книгах, я не испытывала, видя перед собой мёртвое тело и кровь. Даже… тоску какую-то. Я не помнила уже, как бежала, как извернулась под его рукой с ножом. Я просто бежала, ощущая, как от холода сводит ноги, а от темноты неприятно колет в глазах, бежала, куда глаза глядят, пока свет вокруг окончательно не сменился лесным мраком.***
С тяжестью в груди я рухнула навзничь на жёсткую сухую траву; волосы, спутанные, с парой почти истлевших листиков и веточкой, невесть как попавшей в пряди, рассыпались по земле, путаясь ещё больше. В глазах поплыло, я видела разноцветные круги и абсолютную темноту, даже звёздное небо словно померкло. Убежав, насколько хватило сил, я, видимо, отбилась от преследователя. «И что это за ступор на меня нашёл?..» — наконец спросила я себя, повернувшись набок и поджав колени. — «Ни крикнуть, ни бежать не могла… Словно наблюдала со стороны, совершенно забив на инстинкт самосохранения». Перед глазами снова встала та немая сцена. Ни единого слова, короткие гляделки и уже мёртвый зритель. Собственно… у него вполне был мотив меня добить, ведь я стала свидетелем убийства. Ни телефона, ни каких-либо денег даже нет, чтобы сообщить в полицию. Чувствительность очень медленно возвращалась ко мне, а уставшее от бега разгорячённое тело понемногу снова начало мёрзнуть. Больно щипало плечо; я потянула к нему руку и с силой сжала — свитер был порван, на ладони я ощутила что-то тёплое и влажное. Когда он успел… — До чего ты бесполезна, однако, — раздалось у меня над головой, и меня как будто окатило ледяной водой. Рядом со мной упал фонарь, который я оставила, когда он погас. — Поднимайся. Я не нашла в себе сил ему ответить, да даже голову поднять, но мне не составило особого труда представить его, стоящего позади меня, скрестив руки на груди и пристально смотрящим с презрением в мою спину с желанием порвать. Конечно, я ведь не справилась даже с таким, казалось бы, пустым делом, нарушив правила игры и попытавшись сбежать. Я смотрела на фонарь рядом. Знаете, какой обычно в игре со Слендерменом делают? С широким металлическим корпусом, тускло поблёскивающим в темноте, с широкой жёлтой линзой. Невольно вспомнила, как с упорством играла в эту чёртову игру, собирая записки. Всё было так предсказуемо, всегда можно было найти записку, просто приблизительно помня карту, всегда можно было отвернуться и сбежать. …А в этот раз я всё запорола. Внутри я снова ощутила пустоту и безразличие. Меня даже саму иногда удивляет такая реакция на то, что по сути я готова умереть прямо тут от одного только мерзкого ночного холода. Я закрыла глаза. Безразличие безразличием, а я устала с этой беготнёй. В окружившей приятной темноте я наконец начала выстраивать свои мысли на полочке, тщательно перебирая их и расставляя в алфавитном порядке, будто бы склянки в кабинете по химии. Я любила читать книги. Очень много книг. В юном возрасте я перечитала всю литературу, до которой дотянулась моя ручонка, просила покупать мне книги и иногда сама же на отложенные сбережения баловала себя новой историей; я рано научилась читать, говорили, что я сама захотела понимать буквы и уметь писать, что было для детей моего возраста так вообще редкостью. Книги были разные, но очень много было про жестокость и душевные страдания (потому что Россия для грустных, чего только Есенин стоит), много сцен кровопролитных войн и угрызений совести. Так красиво расписанные, что буквально на себя переносишь всё это, всю палитру эмоций. Не понимаю до сих пор, почему одноклассники на дух не переносили, к примеру, Достоевского. Пока многие из них дремали на уроке, мне приходилось отдуваться у доски и отвечать на каверзные вопросы Елены Николаевны, считающей, что никому из нас не дано понять столь чувственных произведений литературы, а затем с большим нежеланием она выводила на странице дневника очередную пятёрку. Сколько воды утекло с того времени, как я видела её хитрое лицо… Такое странное, с тонкими бровями, сведёнными к переносице, серыми безжизненными глазами и окружённое белокурыми локонами. Опять же, я в который раз подмечаю, что хватает лишь одного взгляда, чтобы человек подсознательно мне не нравился. Конечно, так не со всеми работает, ведь и друзья у меня есть… были, скажем так. Но на этом все мои странности и заканчивались. Любила водить пальчиком в книжке, избегала людей со «злым» взглядом и почти ни с кем не общалась из одноклассников. Правда, даже это поменялось, когда я поступила в колледж. И только это. В своих мечтах я лелеяла ощутить те эмоции, что красиво расписывали авторы, испещряя ими текст. Такие сильные, острые, человеческие… Но в конечном счёте даже в экстремальных условиях я ощущала себя вообще никак. Никаких ощущений. Это очень похоже на такое состояние, когда тебе всё равно, пойдёт ли дождь, пока ты гуляешь без зонта, спросят ли тебя, когда ты без домашнего задания, или же спалят ли тебя с сигаретой в зубах. Такое пугающее ничего, и лишь очень маленькие язычки страха, когда безликий смотрит на тебя. Даже без глаз его взгляд доводит меня до остолбенения и мерзких мурашек, что волосы дыбом встают поневоле. И на этом весь спектр ощущений обрывался. Ощущаю себя чистым листом, пустым таким, жаждущим даже того, чтобы детская неловкая рука исписала его цветными карандашиками. Я не помнила, когда реальность сменилась сном, но пришла я в себя, сидя на земле. Боли не было, крови на ладони тоже; ветер не свистел в ветвях, не задувал за пазуху и не пытался спутать волосы, которые были практически в идеальном состоянии. Значит, действительно, я сейчас сплю… Я тут же встала и огляделась вокруг себя: небольшая поляна, поросшая блёклой травой, так странно сиявшей без луны в небе, высокие сосенки, подпирающие тёмное небо, извилистая дорожка и… фонарь, лежащий около ног. Я взяла его в руки, повертела, нажав на кнопку, и посветила вперёд, куда вела тропка под ногами. Всё казалось вполне безобидным, шла себе, шла, даже заметно расслабилась, пока луч света не выловил белый лист, одиноко висящий на сухом широком стволе. Не припомню я, чтобы в играх были чистые листики (он просто стирает их с лаской), хотя чего я хочу от сна? Я подошла ближе, сорвала записку. Резкими движениями были нарисованы ёлочки, как обычно рисуют их дети: набор палочек. И среди этих ёлочек такой же резкий силуэт Слендермена. «А можно хотя бы во снах мне его не пихать, а?» — несдержанно воскликнула в мыслях я, комкая бумажку и бросая за спину. Мне хватает этого… этого вот там, в настоящем мире, во сне мне хотелось бы отдохнуть от этого. И стоило мне обернуться, как свет фонарика задрожал, а затем упёрся в чёрный костюм. Осмелев, я подняла луч света выше, прямо в лицо своему преследователю. Мой сон — моя территория, что хочу, то и ворочу. И не особо я хотела давать его портить какими-то сомнительными личностями в похоронных костюмах (это он на похороны твоего чувства юмора собрался). Ему не особо понравилось, судя по тому, как испуганно трепещала лампочка в этом допотопном устройстве. — Надеюсь, тебе не нужно объяснять правила моей игры повторно, — холодно бросил он, сразу после исчезнув в темноте. — Умрёшь здесь, умрёшь и там. Теперь уже у меня нервно задрожали руки, так что пятно света неровно прыгало, освещая деревья в округе. Сначала кошмары на протяжении нескольких лет, теперь ещё и взаимосвязь с реальностью. Тонкий же почерк у автора этих издёвок. Местность незнакомая, не похожая ни на одну из карт, что встречались в играх — не в мою пользу. Обречённо выдохнув, я направилась в противоположную сторону от тропинки, водя фонарём по сторонам, пытаясь выцепить из темноты записку. Спустя несколько шагов, лес стал заполняться туманом, а фонарь стал настолько бесполезным, что оставалось только светить под ноги и идти дальше в неизвестность***
Я пронзительно чихнула, сильно дёрнувшись и тут же заскулив, настолько сильно болело тело. Слипшиеся глаза удалось открыть не сразу, попытки так с третьей, но даже после того как я прозрела, то пожалела об этом — яркий дневной свет нещадно ослепил меня. На ощупь я попыталась сесть, дернувшись от того, как хрустят суставы и напрягаются мышцы, а кровь с усилием пытается разогнаться. Я не ожидала, что проснусь вообще, но на удивление я жива, и даже все кости целы, только почти не ощущаю пальцев на руках от холода. Я ожидала, что замёрзну, пока буду вот так долго пребывать вне реальности. Вновь открыв глаза, я огляделась — вокруг расстилался знакомый мне парк, только уже возле того места, где я живу, а это достаточно далеко от того, где я была вчера. И вчера ли… Мимо проходили редкие посетители, но очень тревожно на меня смотрели, хотя я бы также посмотрела на девушку в столь нелепом виде, которая спала себе посреди улицы, а теперь пыталась понять, что было в последний раз. Что-то ещё меня начало напрягать, только вот чт-… Я не сразу поняла, почему не замёрзла и почему сейчас не трясусь от утреннего осеннего холодка — на плечах у меня всё это время был пиджак. Чужой пиджак. Очень большой по размеру пиджак. Я подскочила с земли, с трудом держа равновесие и кутаясь в единственную одежду, что действительно меня сейчас грела, а затем поплелась в сторону дворов знакомых мне с детства многоэтажек. От движения я слегка проснулась, тут же начали ныть все полученные мною ссадины и царапины, а позже я почувствовала, как по губе потекло что-то тёплое и густое — давление не выдержало произошедшего, и с носа пошла кровь, играя в контрасты с и без того почти побелевшим лицом. В зеркале я выглядела ещё печальнее, чем могла себе представить. Даже мешки под глазами стали намного темнее, словно вобрав в себя весь мрак прошедшей ночи и беспокойного сна. Как я очутилась так близко отсюда, я уже не спрашивала, пиджак, что висел на стуле в комнате, ответил на вопрос. Жаль только, что он не ответит, зачем, к чему весь этот спектакль для одного зрителя? Создатель этой легенды вряд ли задумывал его таким, да и вообще хотел, чтобы она действительно существовала. Это и есть тот эффект бабочки? Я залезла в душ, включив горячую воду, и с наслаждением подставила плечи, спину под неё. Грязь мутными ручьями стекала вниз и исчезала в глубине сливного отверстия, забирая с собой запах леса и мрачные несколько дней. Мокрые волосы тут же змеями оплели шею. Так-то лучше. На скорую руку нарезав бутербродов и заварив кофе, я села возле окна за стол и с наслаждением поела. Мой взгляд снова упёрся в пиджак, мирно висевший на соседнем стуле. «Да с чего бы ему вообще помогать? Какую роль я вообще в этом играю?» — мысли не давали покоя, снова. — «Я уже давно выросла с того времени, когда ты сопливо вздыхаешь и ждёшь романтики от таких мрачных типов. И вообще, какое сегодня число?». С остатком булочки в зубах я дошла до своей комнаты и включила ноутбук. Белыми цифрами высветилось, что уже 24 апреля, суббота. Прошло больше… недели с того момента, как всё началось. Внутри всё передёрнулось. Так много?! Ощущение, словно это было не более двух дней назад! В глазах аж потемнело от осознания того, что могла подумать моя мама за это время. Я бросилась в комнату к компьютеру, где мог лежать мой телефон. На удивление, он был цел, правда выключен, рядом лежал клочок бумаги. «Я буду у подруги на неделе, телефон нужно сдать в ремонт — кажется, он не работает. Люблю тебя, Рита». Дрожащими руками положила записку обратно. Почерк мой, но… Это всё не могло быть просто сном, я совершенно точно уверена в том, что я видела. И этот… пиджак на стуле. Включив телефон, я проверила сообщения, звонки. Мари была в сети, в статусе крутилось название трека. Значит, ответит сразу. «Позвони как можно скорее. Это срочно», — я скользящими пальцами набрала текст, нажала на отправку и выдохнула. Она жива и никуда не пропадала, в отличии от меня. Звонка долго ждать не пришлось. — Мать твою, тебя где носило?! — на меня полилась ругань. — Я уже не знала что думать! Попросила узнать Вилку, так она меня просто послала куда подальше! — Если расскажу, ни ты, ни она не поверите. Ты сможешь с ней прийти? — я грюкнула чашкой. — Это очень важно. Не прошло и получаса, как девочки ввалились в мою квартиру. Маша ходила от окна к холодильнику и обратно, а Виолетта сжала пальчиками спинку стула, ожидая от меня рассказа. Мы в это влезли втроём, значит и тайн у нас быть об этом друг от друга не может. Видеть их лица после всего описанного — несравненное чувство. И шок, и страх, Мари в ужасе готовилась меня морально отчитать, а Ви смотрела на меня с загадочным блеском в глаза. — А давай… я тебе погадаю, — она полезла в свой рюкзак, не дожидаясь моего ответа. Да и зачем мне отвечать, тут даже без моих слов было ясно, что иначе ответ мы не сможем получить. Была не была.