Hero of War

*** Сумку, оставленную Добрым Днём, Хьк’кмьеейр принимается потрошить сразу же, как только они остаются одни в комнате. — Это что? — Фэнг нависает над сумкой, рассматривая вместе с Фениксом содержимое (выходит, подарка?). Первой появляется белая доска, скруглённая с краёв, без каких-либо выступов и кнопок. — Полагаю, складная переносная дека связи, — вертит её в руках ящер. — Странно… Лёгкая. А передаёт даже голографическое изображение, судя по тиснению. — Два браслета, — достаёт Фэнг нечто смутно напоминающее детские пластиковые часы. Разноцветные. — Личная звуковая связь и навигация. Вот тут ложбины для бусин заклинаний по ободу диска: видимо, расширения программы. Вплоть до диагностического, судя по плотности магических наноузлов внутри. — Наноузлов?! — Их плетут крохотные роботы из готовых нитей шайе. Ты спал, когда мне рассказывали. — А это что за бумеранги? — Расширения для переносной деки, уже стационарные. Помогают создавать, сохранять и передавать элементы искусства различного толка. Я… разбираюсь только в этой части, медицинско-химической. — А это, чёрт возьми, что за хрень на дне? Феникс моргает в ступоре на обтекаемую пёстроватую форму с глазами, извлечённую со дна сумки, и постановляет: — Это резиновая коричневая курица. Фэнг пялится на неё ещё более ошалело, чувствуя, как понемногу начинает кружиться голова, решив, что хозяин спятил и галлюцинирует после бессонной ночи. Курица. Да. Определённо. Эти контуры, этот цвет… О господи. Это же она! Та самая! Возможно, подкорректирован размер игрушки под его нынешние габариты, ведь ладошки его уже далеко не детские, но курица вовсе не кажется маленькой. Также прекрасна, как и тогда, на первом рубеже его жизни. Он ловит себя на идиотской, абсолютно счастливой улыбке, растянувшей лицо, и тут же сворачивает непотребство. Что-то внутри сигнализирует: рано радоваться. Надо побыстрее защитить и спрятать! — Как он узнал? — шепчет Фэнг едва слышно, инстинктивно прижимая предмет к груди. Вспоминает о том, как распинался о ней во время барьерного теста на Вахраву. Но картинки-то не было! — Точнее, как он узнал, как она в точности выглядит? — То есть это удивляет тебя больше, чем то, что перед тобой в новом теле стоит Всадник Эпидемия, умерший более восьмисот лет назад? — Да, — от избытка чувств признаётся он. — Ведь одно дело — великое и важное. А другое — такое малое и ничтожное. Хрен выяснишь. — Видимо, оно вовсе не малое и не ничтожное, Фэнг, — рассудительно замечает тот. — Хуй с два я её из рук теперь выпущу, — радостно и зло восклицает он. — Хуй с два! И не удерживается от настойчивого желания лизнуть её поверхностным слоем суть-материи. Как он и предполагал всё это время: неуловимо сладкая. А потом, недолго думая, он берёт и поглощает её целиком, оставляя неизменной глубоко внутри себя. — Ты её что, в себе спрятал? — Феникс морщится со смешанным чувством отвращения, ужаса и любопытства. Последнее всё же более долгоиграющее и превалирующее, в силу профессии. — А что, имею право! — гордо и удовлетворённо заявляет Фэнг. Теперь точно: ничего у него больше отнять не смогут. Никогда! На огромном круглом поле посреди чёрной пустоты теперь нет никого: ни той самой курицы в центре, ни ягро, ни человека. *** — Почему я чувствую себя лучше после сегодня? То есть вчера, — Фэнг потягивается в постели. За окном, что удивительно, ещё день-деньской. — Очень странное ощущение. Будто, знаешь, отпустило. И по Ирис скучается не так сильно… Но он ведь на неё не похож, да? — Совершенно не похож, — серьёзно подтверждает Хьк’кмьеейр, читающий книжку лёжа рядом на циновке. — За Ирис, которой внезапно стало одиноко, целую ночь в кильватере не таскает. Хотя… это было не так уж и плохо. — В кильватере, — повторяет Фэнг скептически и чуть удивлённо. — Ты и не должен был почувствовать, — ксенос спокойно переворачивает страницу. — Он с ног до головы в защитах, как в бронированном скафандре, даже ягро не пробиться. Вот какого цвета у него глаза, помнишь? Нет? То-то же. — Никого он не тащил, ты сам пошёл, потому что тебе было интересно, — искренне обижается он за наезд на Доброго Дня. — За ночь мы нарушили кучу мелких законов и видели, как это делают остальные. — Ну… похулиганили немного, — пожимает тот плечами, смиряясь с выводами человека. — Вот уж от тебя не ожидал склонности к такому поведению. И не отпирайся, что просто присматривал за нами! — Не сказал бы, что я сам примерный гражданин, — Хьк’кмьеейр, наконец, встречается с ним взглядом. — Мне хочется проделывать с тобой вещи, приличным обществом совершенно недопустимые. — С каких это пор общество джанту считается неприличным? Всё по правилам! — стойко парирует человек, чем вызывает непроизвольную улыбку у ящера. Феникс откладывает книгу и стремительно напрыгивает сверху на Фэнга, приятно придавливает тушей, расположив лапы по бокам от его плеч. — Чувствуешь ли ты в себе физические силы? — вкрадчиво осведомляется он. — Чувствую. — А хочешь ли прямо сейчас? — Хочу. — Заклинание? — уточняет он. — Я думаю, уже нет необходимости. Разве только… немножечко, для подстраховки. — Мудрое решение, — кивает Хьк’к головой со знанием дела. Его пальцы сами собой, словно вообще без участия мозга, раздавливают пару овальных бусин и принимаются доплетать выпущенное жёсткое полупрозрачное кружево. Не обращая внимания на собственные высокотехнологичные действия, Феникс спускается ниже, скользнув длинным языком по его шее и груди до самого своего любимого места. Он целует его пресс, Фэнг периодически извивается и дёргается от щекотки, но терпит. — Тебе всё время приходится так долго ждать, пока я восстановлюсь от очередной попытки окружающей среды убить меня, — он принимается чесать его между рожками и вокруг ушных отверстий с нежной чешуёй. — Ммх… — бормочет тот невнятно, с неохотой отрываясь от изучения его кожи. — Большинство животных ждёт времени гона целый год. Продолжай почёсывать, мх… Вовремя он успевает доплести и запустить заклинание. Химию его явственного возбуждения чувствует даже дежурный поверхностный слой вокруг тела. Ксенос и правда невероятно «голоден». В сочетании с особо вычурной аккуратностью это всегда производило на Фэнга неизгладимое ощущение. Трудно отыскать партнёра, которому можно было бы полностью доверять, но и не делать за него всю работу по добыче удовольствия. Язык Хьк’ка спускается ниже, и член Фэнга заинтересованно приподнимается. Всё же физических сил в нём действительно накопилось достаточно — ещё немного и через край забьют. Можно было отбросить малодушный страх того, что обновлённое тело среагирует на ласку и контакт каким-нибудь непредсказуемым образом, и не тормозить события искусственно. Рано или поздно всё равно надо было рискнуть и попробовать. А Феникса совершенно не пугает эта «чуждость». Хотя это вполне объяснимо: если уж его не пугает близкое общение с существом непонятного генезиса по имени День, весьма успешно маскирующегося под нечто тривиальное даже под взглядом и нюхом ягро… Модульное, отзывчивое к сиюминутным изменениям заклинание проталкивается в структуру материи Фэнга, и он ворочается, чуть напрягая внимание, чтобы тупо не схавать магию по-ягровски, а дать ей воздействовать на его неизменяемые человеческие структуры. — Ты можешь частично подпитывать его с помощью своих имплантов, — довольно мурлыкает Феникс. — В них стоят преобразователи физической энергии в шайе. Оно будет черпать из аккумуляторов. — Чего? Я вырабатываю магию? — Фэнг негодующе приподнимается на локтях. — А нельзя было выбрать момент получше для того, чтоб сообщать такие новости? — Только сейчас увидел, — и добавляет в конце фразы какое-то сложное приторно-ласковое обращение, которое Фэнгу распознать и перевести не удаётся. Ах да. Хитрец использовал древний вариант общевахравского. Не зря же они именно на нём трындели с Днём всю ночь подряд. — Как ты сказал? — Драгоценность, найденная в сырой тьме. Охэшелаим. Фэнг замолкает на мгновение, переваривая звучание и смысл. И вообще, внезапное употребление таких обращений применительно к его персоне. — Хм, спасибо? — Это не комплимент, — уточняет тот, смиряясь с лёгкой недогадливостью, присущей людям, которые несколько раз пережили почти бесповоротную смерть. Его язык снова задумчиво проходится по человеческой шее, заставляя того откинуться обратно и выгнуться, подставляясь и чуть вздрагивая от мурашек удовольствия, гуляющих по всему телу. Затвердевший член мгновенно упирается Хьк’кмьеейру куда-то в область живота, упругого и поджимающегося от желания, и пачкает смазкой гладкую мелкую чешую на нём. Хвост начинает нетерпеливо постукивать по полу в нервном предвкушающем припадке. — Давай… сильнее… о-ох, — постанывает Фэнг. Язык основательнее надавливает на его шею, скользит от подбородка до ямочки между ключицами, от уха до самого плеча, прикусывает и оттягивает кожу. Втянуть её как следует мешает особенность строения челюсти, но и крохотные, безболезненные засосики имеют свою пикантность. Фэнг начинает машинально двигать тазом, потираясь об ящера скользкой головкой. И в очередную фрикцию он слышит знакомый чавкающий звук и в него утыкается горячее и очень влажное, а также заодно пульсирующее кровью и страждущее. — Заклинание должно было уже расслабить твои мышцы и сделать их податливыми, — доверительно сообщает Хьк’кмьеейр, обдавая дыханием его ухо и вызывая крупную дрожь, которую Фэнг с наслаждением пропускает через себя. — О, сегодня я особенно мягок и податлив… — шепчет тот с ухмылкой. Он больше не ограничен сугубо физическими параметрами человека, может себе позволить эксперименты, если пожелает. Краткий страх потери формы проскакивает на периферии сознания, но сейчас ведь всё по-другому. Он чувствует себя, осязает, перемещает вещества и чувствует свои пределы. Изменение больше не навредит ему и не сведёт в могилу. Феникс садится на пятки, подтягивает Фэнга за ноги ближе, кладёт ягодицами себе на бёдра. Поясница зависает в воздухе. Хьк’к нежно принимается смазывать его анус собственной смазкой, оглаживая раз за разом тугой вход — не дразня, а заставляя расслабиться и отдаться на волю ощущениям. Когти ему совершенно не помеха. Фэнг прикрывает глаза, отдаваясь в умелые руки. Феникс мог бы просто воспользоваться свойством заклинания и заставить мышцы раскрыться навстречу, но в самой неторопливой растяжке тоже была своя прелесть. Пенис возбуждается до крайней степени почти незаметно, а около пупка образуется небольшая лужица, накапавшая с раскрасневшейся головки, самостоятельно вылезшей из крайней плоти. Пальцы проскальзывают внутрь, и терпение воздаётся — они не встречают сопротивления. А Фэнг чувствует лишь неожиданно сильную жадность: захотелось сразу больше и глубже, и плотнее. Пальцы стараются, снуют туда и обратно, но они давят на стенки не так полно и равномерно, как нужно. Фэнг морщится, напрягая ягодицы и дёргая тазом навстречу. Его тяжёлое дыхание обретает свирепость. Феникс понимает намёк и заменяет пальцы на горячую головку. Её напряжённая, мокрая округлость заходит внутрь без проблем и замирает. Фэнг каждый раз поражается, насколько огромной она ощущается внутри, давящей на всё сразу и одновременно — в этом есть что-то опасное и до безумия сладкое. — Чёрт, да… ооох… — не выдерживает Фэнг и оглаживает себя, пару раз передёрнув шкуркой. Ещё пару раз и он бы кончил раньше времени, поэтому руки приходится убрать невероятным усилием воли. Мышцы сфинктера напрасно пытаются сжаться до привычной формы, обхватив член под головкой в более узком месте. Всё в паху отчаянно пульсирует от возбуждения и чрезмерной стимуляции. — Давай же… — выстанывает он, сжимая дрожащими коленями бока ящера. Тот прикрывает глаза и с наслаждением толкается бёдрами вперёд, медленно и неумолимо погружаясь в распростёртое тело. Сфинктер ёкает, пытаясь сжаться сильнее, но ему не дают этого сделать. Фэнг перестаёт дышать, натянутый, как струна, привыкая к огромному инородному предмету, теперь слабо регулируемому заклинаниями. Приходится приложить немного усилий, чтобы сделать ткани более эластичными и подходящими для таких воздействий, а гладкие мышцы — более сильными, чтобы в случае чего успеть сдержать напор. Возникшая было тупая боль сменяется облегчением и мгновенно нарастающим возбуждением. А когда Феникс начинает двигаться, мощными толчками заодно перемещая любовника по матрасу, всего Фэнга пронизывают то усиляющиеся, то спадающие волны напряжённого, немного двойственного наслаждения. Он стискивает зубы и вцепляется в низкий подушечный валик у себя под головой. Взгляд ящера направлен туда, где соединяются их тела и, кажется, он не мигает, поглощённый зрелищем. — Хотелось бы мне тоже увидеть, на что ты там любуешься, — с придыханием шепчет Фэнг, не в силах наскрести воздуха для более уверенной речи. Хьк’кмьеейр улыбается — слабо, но отчётливо. Он отщёлкивает бусину от браслета, как-то странно прокручивает запястьем. Заклятие разворачивается и застывает плоской зеркальной поверхностью. Он вывешивает её в воздухе под нужным углом и выжидательно-насмешливо глядит на реакцию. Фэнг выдыхает чересчур сладострастно от неожиданности, когда видит картинку. Тут же становится немного стыдно. Весь его пах и натянувшаяся кожа мошонки поблескивает от естественной смазки ксеноса. Он зачарованно наблюдает, как член медленно втискивается в узкую дырочку, максимально растянутую вокруг него. Края ануса покраснели, будто налившись румянцем, на них совершенно разгладились все складочки до единой, и лишь под головкой сфинктер мог получить небольшой отдых. Ощущения были ни с чем не сравнимые, практически на грани. Фэнг наслаждается ими с полной отдачей и упоением, понимая, что со временем он привыкнет и это не будет таким острым переживанием. Градус удовольствия придётся повышать. По беловатому пенису прокатываются мускульные волны, заставляющие его расцветать разноцветными расплывающимися точками по поверхности. — Красиво? — хрипло вопрошает Хьк’кмьеейр. Фэнг смотрит в подёрнутые поволокой золотистые глаза. — Персональная иллюминация? — Так и задумано, — внешне ничуть не смутившись, отвечает тот. Но следующее его движение будто в отместку заставляет человека выгнуться, снова резко откинуть голову на мягкий валик и хватануть ртом воздух от внезапной порции чистого физического удовольствия. Фактически до первого оргазма, наступившего неизбежно быстро, Хьк’кмьеейр лишь разрабатывает его. Напряжение постепенно покидает человека, пока он окончательно подстраивается под партнёра, даже не совершая попыток проявить активность — в этом нет никакой необходимости. Фениксу приятно именно так — обеспечивать для него всё и вся, и упиваться стонами и вздохами, испытывая дополнительно чувство глубокого морального удовлетворения. Оргазм вырывает из горла ящера утробный угрожающий рык, и он кончает долго, очень долго, изливая внутрь Фэнга всё первичное содержимое своих необъятных семенников. Давление на простату становится столь сильным и решительным, что Фэнг уже не способен отследить границы собственного затянувшегося оргазма — лишь чувствует брызнувшую на себя липкую влагу, тут же перемешавшуюся с потом. А затем ощущает знакомые таинственные подвижки в животе, сообщающие о заполняющей его сперме. — Ммм-нх… Ох… Как много… — выстанывает он. Вероятно, во всём виновато воздержание, начинившее яйца Феникса убойным количеством семени. А может, он где ещё её хранит… Ящер-то он немаленький. В любом случае, в первый раз Фэнг оставляет тело регулировать наполнение в естественном режиме, хотя природа ягро в принципе не должна позволить навредить ему такими простыми фокусами. Единым хлёстким ударом щупа, сформированного из пыль-материи, Фэнг разрывает поверхность заклинания. Смотреть на себя с той стороны в таком состоянии для него уже слишком. Достаточно того, что он видит со своей точки зрения и умильное выражение морды кайлихири — едва слюна не течёт, словно он увидел какое-то мировое божественное откровение, оставившее его мозги на дальней полочке. Конечно же, литры спермы успешно формируют из его плоского живота натуральный шарик, даже в лежачем положении почти скрывший собственный пенис за скруглением. Было в этом что-то неуловимо эротичное, а для Феникса — очень даже определённо эротичное. Фэнг предпочитает сосредоточиться на странно приятных ощущениях давления и наполненности. Из-за них его только что излившийся член продолжает стоять колом, а в яйцах вновь появляется настойчивое желание тут же кончить ещё раз. Пылающая, подрагивающая вокруг белого пениса задница требует быть жёстче и быстрее. — Ах… оух… Сильнее, не нежничай, мммх… Не останавливайся, — просит Фэнг, задыхаясь и обливаясь потом. Феникс вполне способен и согласен выполнить его желание. Громко хлюпает смазка или сперма, ставшая смазкой. Заклинание мешает ей вытекать, но на стыке всё равно происходит некоторая путаница. Видимо, часть так и не залилась внутрь и не запечаталась. Фэнг с удивлением отмечает, что все его физические впечатления словно усилились на порядок. В животе от активных подвижек плещется жидкость: приходится вцепиться в матрас, как в спасательный круг, чтобы не укатиться на пол. Гулкие, насыщенные и невероятно сексуальные «ммм», звучащие где-то в утробе ящера, заменяют ему стоны и сопровождают почти каждое его действие. Фэнг не столь стеснителен, он разрешает себе охать и ахать, закусывать губу и вскрикивать на особо ярких толчках, от которых кайф рассыпается искрами по коже и внутренностям. Именно в такие моменты его мозг отключается и перестаёт ориентироваться в пространстве-времени. Поэтому трудно сказать, как быстро Хьк’к выбивает из него второй оргазм, чтобы тут же присоединиться, почти болезненно стиснутый его сфинктером. Или же это показалось бы болезненным лишь для человека, но не для ксеноса. На этот раз Фэнг отчётливо распознаёт, как выплеснувшая сперма тугим и ровным потоком втекает внутрь, раздвигая стенки и будто нарочно проверяя его ягровскую гибкость и способность к распределению. Живот раздувается ещё больше, округляясь и начиная чуть свисать с боков, и член окончательно исчезает из виду. Фэнга придавливает его неповоротливой тяжестью. За два раза заполнить так масштабно — это умудриться надо. Возможно, Феникс умудряется спускать в него незаметно для самого себя, и вполне понятно, как можно не заметить мелкие случайные пики на фоне общего запредельного удовольствия их обоих. Хьк’кмьеейр просто не останавливается и не вынимает из него член до конца, словно не может оторваться. Его психическое возбуждение настолько сильное, что тело вынуждено слушаться и двигаться без остановки, замедляясь лишь тогда, когда его прошибает очередной оргазм. И вздумавший было опасть пенис снова неумолимо твердеет, стоит ему опустить взгляд на Фэнга под собой, и сходящий с ума от вожделения ксенос продолжает резко и мощно втрахиваться внутрь. От таких телодвижений надутый живот тяжело покачивается, доверху наполненный тягучей жидкостью. Инерция не поспевает за толчками, это становится неудобным, но Феникс тут же заботливо и любовно обхватывает его живот руками, придерживая от слишком сильных колебаний. Фэнг только что кончил, и каждое новое вдавливающее движение по простате рождает нечто, похожее на сверхстимулированный малый оргазм или его призрак, короткий, лишь на то время, пока по ней проезжается по-прежнему каменно твёрдый пенис. Оргазм как будто отказывается покидать его. Давление изнутри возбуждает снова и снова, не даёт опасть члену и расслабиться простате. «На этот раз и такими темпами, — умозрительно прикидывает человек. — Мы друг друга до конца выдоим». — Фэнг… — тяжело и хрипло дыша, Хьк’к произносит это так, будто уже не в силах удерживать при себе. — Ты такой… красивый. Чёрт его знает, что с таким откровением полагается делать. Хотя ящера можно понять — он сообщает это за секунду до третьего оргазма, также похожего на изощрённую атаку. Конечно, он выдаёт вовсе не так много, как в первые два, но на этот раз горячее, приятное тепло заполняет его действительно до предела. Фэнг чуть ворочается, придерживая руками массивный, огромный живот, раздувшийся до поразительных размеров — так, что даже отяжелевшими боками ложится на матрас. — Ооох… кажется, в меня больше не поместится… — выдыхает он, наконец, превращаясь в максимально расслабленную тушку. — Вы, джанту, правда проделываете такое со своими партнёрами? — О да, — Феникс осторожно выходит из него, запечатывая заклинанием сфинктер, точно анальной пробкой. Удовлетворённо оглядывает результаты своей работы. — И чем плотнее удалось наполнить приёмные полости, тем лучше и желаннее был секс. Тем сильнее наслаждение. Если же получается заполнить их целиком… Смотреть спокойно на разлёгшегося Фэнга он явно не способен: тут же наклоняется и принимается жадно, голодно вылизывать его член, прижимая его к низу неприлично раздувшегося брюха, из-за которого видны лишь снующие вверх-вниз рога. Причём «вниз» — как раз не видны. — Когда в тебе энергия закончится? Будто в последний раз трахаешься, — прерываясь на глубокие рваные вздохи, шепчет Фэнг. — Это приятно, но вряд ли я смогу кончить ещё раз, как и ты. — Я не могу остановиться… — признаётся тот почти жалобно, но берёт себя в руки и лизаться перестаёт. — Ты слишком сексуальный и красивый в таком виде. — Вот же проблема. Полежим просто так, — Фэнг начинает ёрзать, как опрокинутая на спину черепаха, и Хьк’к понимающе помогает ему перевернуться на бок. Пристраивается рядом, лицом к лицу, поглаживая по натянутой коже до отказа заполненного, налитого брюшка. Его ласки, как обычно, вызывают приятную истому во всём теле. — Где в тебе столько спермы хранится? — лёжа на боку, дышится гораздо легче. — Объёмы не соответствуют. — Её вырабатывает моя кйонда, по большей части в процессе. У неё есть естественные пределы. — Как и у меня, — Фэнг на пробу похлопывает по собственному круглому пузу и ощущает, как оно мерно и мощно колеблется, словно ударили по тугому шару с водой. — Ох. Забавно. — Скажешь, когда станет неуютно, охэшелаим, — бархатно, интимно произносит ксенос, прижимаясь к нему поближе. *** Обычно после столь серьёзных и длительных упражнений в постели люди выходят на веранду задумчиво покурить. Фэнг, как настоящий космодесантник, не курил, но потребность сходить проветриться и задумчиво попалить взглядом в никуда от этого факта не исчезла. Избавившись от литров спермы, весьма возбуждающе распирающих его изнутри, он беспощадным усилием воли придал кишкам и мышцам пресса исходную форму. Создав сверху регулируемый газовый слой и попивая фруктовый отвар, он почти не мёрзнет, поглядывая на лежащий в палисаднике снег. Наоборот, тело охватывает приятная прохлада. Хорошо, что тут совершенно не зазорно ходить голышом у себя дома. Даже если дом как бы общий. Но как бы свой. Впав в нирвану после слишком большого количества оргазмов, он не сразу замечает копошение неподалёку. Кахири в зимнем плаще разматывает завязки кахирских псевдоботинок и шерстяные онучи, сидя на низком настиле деревянной галереи, идущей вокруг дома. Знаки отличия зеркальных монахов и стиль Обещанных Фэнг теперь распознаёт хорошо. Она тоже замечает его взгляд и поднимает голову. Разглядывает некоторое время, определяя, кто он или что он. Ничего в этом бестактного Фэнг давно уже не видит, у них так принято. Он в ответ тоже может разглядывать. — Здравствуй, человек, в новый день, — произносит кахири. — Меня зовут Шафран. Твоя жизнь здесь проходит нормально? Никто тебя не обижает, не пристаёт? Валькирия. Недавно вернулась с Адгарды-2, назначена сюда, приставлена к храму и крипте. Неуловимо похожа на Ирис: выправкой и выражением лица, этой гибридной, теперь уже узнаваемой формой черепа. И серебром, обившим прежде рыжий мех. — Пусть только попробуют, — невольно улыбается Фэнг. — В новый день, Шафран.