За чертой

— Доброе утро, мистер Роджерс, — к механическому голосу Стив успел привыкнуть. Как и к головной боли после сна — ноющей, неприятной, неотвратимой. Через час от мигрени и следа не осталось, но все-таки ничего приятного в таком пробуждении не было. А ведь так происходило каждое утро на протяжении двух месяцев. Похоже, последствия пребывания у Гидры сказались сильнее, чем можно было предположить, но признаваться в этом Стив не собирался. И без того его жизнь напоминала какое-то странное не то шоу, не то кино. И, видимо, в этом веке с друзьями у него не сложилось, потому как кроме Тони на этаже больше никто не появлялся. А ведь с кем-то он взаимодействовал на операции с инопланетными визитерами, о которой рассказано было только в общих чертах. Стив все еще никак не мог привыкнуть к технологическому освещению Башни — солнечные лучи больше не будили. Электронные часы неярко светились, стоя на прикроватной тумбочке и показывали каждое утро практически неизменное время — половину седьмого утра. Стиву не требовался будильник для пробуждения, в отличие от того же Тони, который порой мог спать до полудня, игнорируя все на свете, включая самого Стива. — Доброе утро, Джарвис, — Стив вздохнул и уселся, потирая виски. Боль постепенно отступала, но вспомнить, снилось ли что-нибудь он так и не смог. — А Тони где? — К сожалению, мистер Старк покинул Башню. Неотложные дела. Но к ужину он непременно вернется, — последовал ответ. — Завтрак будет готов через несколько минут, рекомендованы необходимые гигиенические процедуры. Стив выдавил в ответ кривую усмешку и поднялся с кровати. Такие разговоры продолжались уже второй месяц, с того самого момента, как Стив очнулся. Последнее, что он помнил — как направил самолет во льды, рассеянно попрощавшись с Пегги, которая совершенно точно не хотела его отпускать. Однако он предпочел уйти, боль потери Баки жгла душу даже в момент прощения с несгибаемой и стойкой Картер. А теперь он мало того, что очнулся в новом столетии, так еще и оказался женатым. Да на ком — сын старого друга оказался его законным мужем. В голове Стива это до сих пор укладывалось с трудом. После гибели Баки он не мог смотреть больше ни на кого, намеренно утопил самолет, а тут такой неожиданный финт. И от этого Стив чувствовал себя невольным предателем, но вслух никогда не говорил. Тони старался помочь, то и дело подсовывая различные фотографии. Яркие и цветные, не чета тем, которые были в эпоху его юности. Однако и это зримое свидетельство союза не помогало — Стив ничего не мог вспомнить. Тони говорил, что просто нужно немного подождать, но на дне его глаз Стив все равно видел смятение Или настороженность, словно Старк ждал чего-то неприятного. В чем было дело Стив не понимал, но и не спрашивал, прекрасно зная, что ему не ответят, на ходу выдумав какую-то нелепую причину. Он с новостью о собственной беременности смирился проще, нежели с женитьбой. Неожиданный «подарок» сыворотки, который должен появиться на свет через четыре месяца. Тони каждый раз мимолетно хмурился, когда упоминал это, вызывая у Стива недоумение. То ли все Старки от природы не знали, что делать с детьми, то ли между ними было что-то еще, недосказанное. Стив вздохнул и отправился умываться. На его этаже было много литературы разных эпох, но чувствовалось, что собиралась эта библиотека как-то наспех, небрежно, то ли ради статуса, то ли Тони уже не смог придумать, куда еще можно было потратить деньги. Стив после завтрака шел именно сюда — книги его успокаивали и помогали справиться с мигренью, которой, вообще-то у него не должно было быть. Он читал не только классику, как поначалу почему-то считал Тони. Современные авторы вызывали у Капитана Америки в отставке не меньший интерес — на основе их творчества он пытался составить свое собственное мнение о мире. Но в этот раз Стив после еды направился не в библиотеку. Он подошел к окну, в который раз удивляясь технологиям, благодаря которым стекло приобрело необыкновенную прочность и прозрачность. Город был как на ладони. Стиву до сих пор странно было осознавать, что Вилли, самое высокое здание Бруклина в эпоху его юности, сейчас едва ли дотянется и до половины небоскреба Старка. Изменилось все. Стиву все еще Тони не позволял покидать этаж, напоминая, что он все еще на реабилитации после недавнего плена. Да и в его положении исследовать внешний мир было не самой лучшей идеей. Эти аргументы были слабыми и Стив в другое время обязательно горячо возразил бы, но почему-то после каждых таких бесед вновь усиливалась головная боль. Приходилось принимать лекарства и ложиться в постель, проваливаясь в очередной липкий сон без сновидений. А утром все повторялось сначала — приветствие Джарвиса, редкий завтрак с Тони и целый день наедине с книгами или мольбертом. Стив тяжело вздохнул и заставил себя отойти от окна, пока Джарвис в очередной раз в своей изысканно-вежливой манере не напомнит, что следовало вернуться к прерванным занятиям. Стиву казалось, что он живет в каком-то нескончаемом дне сурка. Изменялись мелкие детали, но сама суть оставалась неизменной. Ребенок под сердцем легонько толкнулся, напоминая о себе. Стив покрывался холодным потом при мысли, что бы с ним сделала Гидра, проведи он в плену еще несколько месяцев. И к его возмущению, Тони обычно только отмахивался. — Ты смог залететь благодаря сыворотке — Эрскин решил, что создание солдата, способного родить, будет невероятно прогрессивным делом, — с обычной язвительной иронией говорил Тони, когда Стив в очередной раз делился с ним тревожными мыслями. — Большой вопрос — сумеет ли он выжить после кесарева в положенный срок. Будь он хоть десять раз суперсолдатом, не всегда у ученых получается обмануть природу. Стиву каждый раз после таких слов Тони становилось плохо. В глазах темнело, он без сил опускался в кресло, а в ушах набатным эхом звучали два знакомых, но почему-то забытых голоса. Резкий запах выдергивал Стива из полуобморочного состояния. Рядом стоял Тони с ваткой в руках и недовольно поджимал губы. Он явно верил в свои слова и не понимал, почему Стив каждый раз так бурно реагировал. — Это всего лишь самый вероятный итог, вот и все, — ворчал он, убирая в аптечку средства первой помощи. — Заканчивай меня пугать и смирись с неизбежным. Стив мог только растерянно смотреть в ответ. Как можно смириться с тем, что он носил в себе заранее обреченного на смерть? Прижимая руку к животу, Стив чувствовал легкие толчки, словно малыш с ним здоровался. В такие минуты он и сам улыбался, позволяя себе прикрыть глаза. Стиву порой казалось, что его еще совсем не очевидного живота касались совсем другие руки. Тони он не спешил это озвучивать, сидел себе в библиотеке под неусыпным присмотром Джарвиса и делал вид, что дремал. На самом же деле Стив позволял себе мечтать о несбыточном. У него всегда был Баки, всю сознательную жизнь. Никого дороже у Стива не было. Другое дело, что их первая близость произошла незадолго до того проклятого поезда — оба слишком боялись потерять друг друга и старательно скрывали свои чувства. Как оказалось, они зря потратили бесценное время. Стив почему-то не мог вспомнить прикосновений и поцелуев Баки — снова напоминала о себе проклятая мигрень, а слабость становилась непривычно ощутимой. Стив в такие минуты пытался сосредоточиться, но все заканчивалось тем, что он возвращался в постель. Из непонятного состояния его вечером вытаскивал Тони, намекая, что давно пора поужинать. Тони любил вечер. Он сам сервировал стол, умудряясь не повторяться. Стиву было страшно представить, сколько стоила посуда, свечи, цветы и алкоголь, которые Тони приносил с собой. Тонкие хрустальные бокалы казались уязвимыми, совсем как сам Стив до сыворотки, но это впечатление оказалось обманчивым. Тони рассказывал, как прошел день в своей неповторимой манере — перескакивая с одного на другое, практически не упоминая имен, говоря лишь «ты их не знаешь». Под разговоры он разливал вино в бокалы и не желал слушать возражений Стива. — Ты суперсолдат, Стив. Как слабенькое элитное вино может тебе повредить? Так что не делай такое лицо, а пей — я старался, искал, — Тони жестикулировал своим бокалом и Стив вынужденно уступал. Про свойства сыворотки он и сам все хорошо знал, но хотел как лучше для ребенка. Тони только фыркал в ответ и Стиву приходилось дегустировать разные напитки вместе с ним. Разумеется, его потом начинало мутить, комната почти плыла перед глазами, а Тони продолжал что-то рассказывать, ничего не замечая. Стив к кровати брел на ватных ногах — ему хотелось занять горизонтальное положение и закрыть глаза. Тони с этим был не согласен, Стив засыпал под настойчивыми поцелуями и требовательными ласками и совершенно не помнил подробностей утром. Круг повторялся уже два месяца. Иногда правда Стиву удавалось отказаться от алкоголя, но тогда его поили соком, почему-то, почти всегда томатным и похоже, некачественным, как бы странно это не звучало — каждый раз Стив ощущал странную кислинку, но вслух ничего не говорил. Возможно, в этом времени производство напитков такое, а Тони не виноват. Стив почти привык оправдывать Тони — он не видел причин, по которым тот мог бы причинить ему вред. В нынешнее время можно спокойно развестись, если партнер становился лишним или ненужным — об этом сам же Тони иногда рассказывал. Стив чувствовал смутную тоску и в такие минуты обычно поднимал левую руку, рассматривая находящееся на нем кольцо — тонкое, безликое — всего лишь полоска яркого лимонного золота с бриллиантовой гравировкой их имен с внешней и внутренней стороны. Это казалось Стиву странным — когда Тони отсутствовал, он снимал его и рассматривал со всех сторон. Ничего, разумеется, не менялось, имена находились на своем месте и он возвращал кольцо на свое место. Стиву смутно казалось, что прежде он носил совсем другое украшение, но туман в голове не позволял быть в этом полностью уверенным. Стив устал от такой жизни. Невольно вспомнились сказки о запертой в башне красавице, обреченной коротать там век. Он был другого пола, но оказался так же заперт в Башне — месте, о котором Тони с гордостью говорил, как о самом безопасном на планете Земля. — Его даже ядерный заряд не сметет, — говорил он, любовно поглаживая то стену, то пол. — Ты здесь в полной безопасности, Стив, — пресекал он неуклюжие попытки Стива задавать вопросы о местонахождении. На лице Тони читалось искреннее недоумение, связанное с отчаянным желанием Стива покинуть свой стеклянный дом. «Здесь безопасно и уютно, ничего больше нам и не надо», — казалось, было написано в глазах Тони каждый раз когда Стив пытался заговорить о Башне и доме. Каждый прожитый здесь день немилосердно давил, Стив почти задыхался, не в силах выразить эмоции, а на мольберте появились черно-белые наброски, однотипные и пугающие самого художника. Тони же, когда был рядом, не давал их уничтожить, забирал и обещал, что найдет им обязательно достойное применение — выставку, там организует или в музей сдаст. Стиву казался очень странным такой энтузиазм, но он смирился, списав ее на особенности характера Тони. К своему ужасу, Стив, за все время своего осознанного обитания в Башне, так и не смог нарисовать Баки. Его лицо расплывалось в тумане, вновь давала знать о себе мигрень, а руки дрожали, выпуская карандаш или кисть — что было на данный момент в руках. И это мучило Стива — такого с ним не происходило никогда. Он мог жениться на Тони, как тот сказал, по большому взаимному чувству, но ведь Баки это Баки. Он был всегда, даже когда еще не было Капитана Америки. Стив Роджерс, хрупкий, болезненный художник из Бруклина постоянно рисовал Баки, который шутил, что скоро у него будет больше всех собственных портретов. Все они растворились в неумолимом временном потоке. Стив никогда не думал, что однажды наступит момент, когда он не сможет нарисовать Баки, не сумеет вспомнить его лица, даже голос, самый родной когда-то, остался с ним мучительным эхом, которое он изо всех сил пытался услышать. Это пугало Стива, но Тони лишь улыбнулся и сказал, что реабилитация проходит нормально и он уже готов отпустить прошлое. Стиву тогда очень захотелось запустить в супруга что-нибудь тяжелое, но усилием воли он сдержался, только привычно сжал губы и ушел в библиотеку — практически единственное место на этаже, где он мог хоть немного побыть в одиночестве. Стив отказывался принимать такую логику, внутри него все протестовало, он не был готов забыть Баки. Ближе него у него и сейчас не было никого. Он сомневался, что хоть когда-нибудь чувствовал к Тони то, что тот охарактеризовал как «большое взаимное чувство». Но были фотографии, где он улыбался совсем иначе — светло и безмятежно. Стив опускал голову и вновь погружался в неизбывный круговорот их со Старком совместной жизни. Он не знал, что в этом времени фотографии можно исправить, над памятью — поработать, а жизнь заменить ее подобием. Стиву хотелось побывать в Бруклине этой эпохи. Там все наверняка изменилось, от его дома ничего не осталось, наверняка выросли такие же небоскребы, как у Тони и жители перебрались в них. Только Вилли еще олицетворял прежние правила строительства, когда одно высотное здание являлось символом целого района. Если, конечно, его еще не снесли — банки в это время расположены совсем в другом месте. Но он хотел там побывать, несмотря на все изменения. Пусть ненадолго, но он бы смог вернуться домой, точно бы вспомнил, где что располагалось раньше и наверняка смог воссоздать множество моментов с Баки — они с детства были вместе. Тони отказал сразу, едва Стив заикнулся о Бруклине. — Там нет ничего интересного, Стив. Обычный, ничем не примечательный квартал. Ты там был перед атакой читаури, сказал, что так тебя еще ничего не разочаровывало, — принялся объяснять Тони свою позицию, но при этом так и не смотрел Стиву в глаза, явно скрывая что-то. — Раз я ничего не помню, почему бы не стимулировать мою память тем, что было когда-то дорого? — Стив проглотил и это, понимая, что правды от Тони не добьется, а каждая их ссора заканчивалась опустошением, слабостью, головной болью и ноющей поясницей — ребенок внутри слабо сообщал о том, что неплохо было бы на потом отложить все эти разборки. — Это ни к чему не приведет, только хуже станет, — тоном заправского эксперта ответил Тони. — Поверь, это мы проходили еще до того, как ты оказался в лапах Гидры. «А как я должен вспоминать, сидя в четырех стенах?» — хотелось в сердцах сказать Стиву, но он сдержался, понимая, что это бесполезно. И от этого осознания было не по себе. Стив не помнил, что с ним делала гидра, но воспоминаний — четких, ясных, без странного тумана, было очень немного. Все они были связаны либо с ранним детством, либо с уже становлением его как Капитана. И это вызывало у него недоумение — такого точно быть не должно. Но было. И что с этим делать, Стив понятия не имел. Он попытался как-то спросить у Джарвиса, но получил совет — больше отдыхать. Получался замкнутый круг из которого непонятно как выбираться. Тони, как обычно, появлялся вечерами, от него часто пахло приятными женскими духами и некрепким алкоголем. Стиву почему-то было все равно, но его супруг, похоже, был уверен в обратном — за очередным ужином рассказывал о блестяще проведенном приеме, на котором он, разумеется, был гвоздем программы. Стив слушал, рассеянно кивал и пытался бороться с отвратительным самочувствием. Получалось плохо и слова Тони никак не улучшали ситуацию. Баки бы сказал, что он попал в золотую клетку. С каждым новым днем Стив все яснее понимал, что еще немного — он сломается, растворится в вынужденном одиночестве, принимая все, что Тони готов был ему дать. Роскошное кольцо резало глаз, сны все больше напоминали падения в пропасть. Украдкой Стив коснулся ладонью стекла, когда проходил в сторону библиотеки. Осознание было болезненным — даже если он пробьет его, оказаться внизу ему не дадут — прямо под его окнами летали беспилотники приличных размеров. Даже разбиться было не дано. Двери снова бесшумно распахнулись, пропуская единственного посетителя. «Если получится покинуть Башню тайком — возможно, будет проще», — вяло подумал Стив, позволяя Тони себя поцеловать. У него почти не осталось сил притворяться, что все в порядке.