Пыльные истории.

Для всех Персиваль Грейвс был типичным плейбоем: богат, красив, избалован, любитель женщин и азартных игр. Он мог проиграть в казино целое состояние — и лишь весело посмеяться. Никто не воспринимал его всерьёз, считая, что у него нет мозгов, а те, что были, постоянно заняты дорогими машинами, выпивкой и красивыми женщинами. Грейвс всегда улыбался, читая про себя очередную сплетню в желтой газетенке. И никто из этих прохвостов-журналистов не знал, что днём этот повеса надевает маску и наказывает всех преступников, пытаясь вернуть в Нью-Йорк справедливость. На протяжении многих лет он бегает от полиции, которая считает его самым опасным преступником, спасая несчастных, наказывая настоящих бандитов. Этим самим он поделил город на две части: половина считала его своим героем, а другая всеми силами старалась его уничтожить. И порой они были весьма близки к этому, если бы не Якоб Ковальски — талантливый хакер, верный друг и неплохой врач в крайних случаях. Он помогал Грейвсу со всеми делами и иной раз прикрывал его, если тот не отходил от ранений, оставленных чёртовыми полицейскими. Поэтому половину слухов, что вились вокруг его персоны, принадлежали именно Якобу. Так он жил из года в год, пуская людям пыль в глаза и охраняя свой родной и любимый город, пока не появилась она. Тина Голдштейн была журналисткой местной газеты. Она охотилась за очередными слухами, пополняя свою колонку «Секреты мисс Ти». Весьма милое чтиво, но Грейвсу она категорически не нравилась. — Признай, есть в ней что-то увлекательное, — сказал Ковальски, читая её статью с кричащим заголовком «Персиваль Грейвс — гей?». Все сводилось к некоторым фактам, которые все и так знали: Персиваль не был ни разу женат, не имел семью, дамы задерживались в его кровати не больше чем на пару месяцев. Именно это и подтолкнуло мисс Голдштейн написать данную статью. — Весьма, — отозвался Грейвс, тяжело вздыхая и просматривая криминальные сводки за вчерашнюю ночь. Он уже привык к таким статьям. Его больше волновал их автор. Тина Голдштейн была умной, находчивой и упрямой журналисткой, которая вот уже пятый месяц следила за ним. Именно следила. Где бы он ни был: будь то совещание, ресторан или театр, куда он пригласил свою очередную даму, Персиваль постоянно натыкался на нее. Через месяц, на одном из приемов, Грейвс подловил девушку и, аккуратно, но сильно прижав её к стене, пригласил закончить этот вечер в более уютной обстановке, в надежде, что после этого её пыл остынет и она перестанет быть его тенью. Но он ошибся: Тина лишь хмыкнула, сказав, что это ей не интересно и, потушив сигарету о ткань его дорогого пиджака, с достоинством удалилась. — На выброс, — произнес Якоб, осматривая вещь и кидая на пол. — В следующий раз надо быть осторожнее. Грейвсу хотелось сказать, что следующего раза не будет: он считал, что спугнул девушку... Но не тут-то было. Она прицепилась к нему не хуже пиявки и совала свой милый носик во все дела. Как-то раз он даже заприметил её рядом со своим домом. Простояв около него примерно час, журналистка повернулись и медленно пошла вдоль улицы. Это его и забавляло, и пугало одновременно. Она могла найти что-то, что натолкнуло бы её на мысль о второй, тайной жизни Персиваля, а прыткий ум смог бы все додумать до своего логического конца. И вот, на очередном приеме, вроде как в честь мэра, он снова почувствовал на себе уже знакомый прожигающий взгляд карих глаз. Найдя ее в самом дальнем углу зала, Грейвс протянул ей бокал шампанского. — Не пью на работе, — отчеканила Тина и выпустила струю сизого дыма изо рта. Хмыкнув, Грейвс поставил ее фужер на столик рядом и прислонился к стене, наблюдая за остальными гостями вечера. — Давно не видел вас, мисс Голдштейн. Уже начал переживать, куда делась моя тень, — сказал Персиваль, невольно косясь на нее и заметив, что в её взгляде скользит усталость. — Вы же знаете, что я болела, мистер Грейвс. Даже цветы послали с пожеланиями наискорейшего выздоровления, — произнесла Тина, снова поднося сигарету к губам. — Это так мило… — Я просто переживал за своего любимого журналиста, — ответил Грейвс и сделал глоток шампанского. Повернув голову, он тут же встретился с острым и проницательным взглядом милых глазок цвета спелого ореха. — Если вы думаете, что ваше обаяние и манеры произведут на меня впечатление, причём такое, что я сразу раздвину ноги и тут же запрыгну на вас, то выбросьте эти мысли из своей головы, — чётко сказала Тина, не сводя с него глаз. — Меня этим не купишь. — И не собирался, — весело усмехнулся Персиваль, тоже полностью поворачиваясь к ней. — Хотя я хотел пригласить вас на балет. В Нью-Йорк приезжает на гастроли балетная труппа Большого театра, и я подумал, что… — Я знаю, что у вас есть секрет, — перебила его Тина и прищурила глаза. — Огромный секрет, мистер Грейвс, и скоро я всё узнаю, хотите вы этого или нет. Всё его тело напряглось, однако с лица не сходила глупая веселая улыбка: привычная маска, которая прекрасно прижилась. — Вы меня раскусили! Я ужасно громко храплю. Как вы узнали? — поинтересовался он, попробовав перевести всё в шутку. — Не стройте из себя дурака, мистер Грейвс. Вы не так глупы и ветрены, как хотите казаться. Вы ломаете комедию перед всеми: «глупый, но богатый мужчина, который ни черта ни в чём не смыслит и получает удовольствие от жизни», — передразнила она кого-то и сделала шаг ближе к нему, внимательно смотря в темно-карие глаза. — Вы обманываете всех, и вам верят. Всех, кроме меня. Я знаю, что вы далеко не так глупы и беспечны, как хотите казаться. И скоро об этом узнают все. И вот это будет настоящей сенсацией! Потушив сигарету о новый пиджак Грейвса, Тина Голдштейн взяла его бокал в руки и быстро скрылась из виду, оставляя после себя легкий шлейф духов и запаха сигарет. Нахмурившись и заметив прожженную дырку от окурка, Персиваль тяжело вздохнул: в этот раз ему попалась девушка с характером. И да, Якоб снова будет недоволен испорченным пиджаком.