***
Стоило ему открыть глаза, как он тут же зажмурился, накрываясь одеялом до макушки. Голова болезненно ныла, словно череп стал слишком мал для мозга, во всём теле была противная слабость и не хотелось ничего. Он чувствовал себя приблизительно так же паршиво после смерти Седрика и Сириуса. После потери кого-то. Рон. Он чувствовал себя ужасно, будто потерял кого-то, потому что так и было. От этой мысли навалилось острое чувство одиночества — он вдруг кристально ясно понял, что всё изменилось. Что мир больше не тот, что прежде, и люди, раньше бывшие его друзьями и врагами, стали совсем другими. Золотое Трио исчезло, от него осталось лишь воспоминание, выцветшая картинка для всего мира, но для него — реальная жизнь несколькими днями ранее. Он всё ещё был там, в том сложном, пугающем мире, погрязшем в войне, отчаянии и смерти, но его мире. А теперь это стало далёким прошлым, страницами в учебниках истории, постыдным мрачным пятном, которое все старались забыть. И забыли, ведь Волдеморт из тени правил Британией, и люди были счастливы. То, чего он так страшился, стало обыденностью, и никто не хотел ничего не менять. Магам и волшебным существам нравился их Министр, нравился установившийся порядок и тот, кто его навёл, они были довольны. И всё ужасное, что сделал Волдеморт, стёрлось, будто и не было. Гарольд не знал, что ему делать здесь. Здесь, где Гермиона приняла убийство Рона, её парня и друга, и замужем за заказчиком, где она дружила с убийцей двух её друзей. Здесь, где Люциус Малфой, Пожиратель из Внутреннего Круга, Министр уже много лет. Здесь, где Волдеморт, теперь носящий имя Марволо Мракс, стал мудрым и могущественным, почитаемым народом, и где против его политики никто ничего не имел против. Здесь, где его лучший друг мёртв, и у него никого нет. Здесь, где он сам мёртв. И где воскрес монстром, чьё существование сосредоточено на отнятии чужих жизней. У него другое имя, другая внешность, другая кровь. Он всё ещё Гарри, просто Гарри. Мальчик, жаждущий любви и боящийся, что не справится, не оправдает чужих надежд и кого-то подведёт. И ничего не изменилось — разве что ответственности стало больше и она легла целиком на его плечи. И теперь он совсем один. Просто Гарри свернулся клубком, комкая и обнимая одеяло, приятно пахнущее свежестью. Ему хотелось кричать от страха перед неизвестностью, от переполнявших отчаяния и боли, раздирающих душу. Ему хотелось назад, в мир, где всё знакомо, где ясно, кто друг, кто враг, где у него есть Гермиона и Рон, где есть Дамблдор. Где он не одинок. Но он ведь и сейчас не одинок. Перед глазами встали Сириус и Люцифер. Ласковые объятия крёстного, тёплые слова и ощущение семьи; твёрдые, правдивые наставления от Люцифера, проскальзывающая забота и доброта. Он не один. — Эй, парень, пора просыпаться, — в комнату без стука вошёл Люцифер, плюхаясь на кровать и стягивая с него одеяло. — Не хочу, — пробурчал Гарольд, опускаясь ниже, пряча нос под одеялом. — Бродяга мне уже все нервы вытрепал, сил нет. Так что вставай и покажи ему, что ты в порядке. — А я в порядке? — тихо спросил Гарольд, поднимая глаза на блондина. Тот задумчиво склонил голову набок, рассматривая его. — Тебе трудно, я знаю. И я хотел бы сказать, что время само всё вылечит, но это не так. Если ты сам не начнёшь вытаскивать себя из депрессии, не начнёшь наслаждаться жизнью, то ничего не изменится, либо на это уйдут годы. Ты должен сам вылечить себя, собрать по кусочкам, возможно, с помощью семьи. Но ты сильный, и я уверен, ты справишься. Впереди тебя будут ждать неприятности, потери и предательство, но ты должен научиться принимать это и жить дальше, — ангел погладил его по волосам, накрутил прядь на палец. — Иначе ты сломаешься. А мы не можем этого допустить. Ты Безликий, пусть и наполовину, и потеря контроля обернётся катастрофой. Помимо того, что твой крёстный из меня душу вытрясет. Люцифер улыбнулся, и Гарольд попытался отзеркалить, но, судя по выражению чужого лица, получилось не очень. Но сил на большее не было. Слова ангела одновременно и воодушевили, и огорчили. В него верили, и он должен держаться, ради них. Но он устал и не уверен, что справится. Пусть он и выглядел как тридцатилетний, но ему всё ещё семнадцать, и он совсем не ощущал в себе уверенности. Он должен сделать так много. Но сможет ли? — Не знаю, о чём ты думаешь, но прекрати. Это вводит тебя в уныние, — Люцифер хлопнул его по плечу, резво вскакивая на ноги. — Домовики приготовили восхитительный завтрак, и мы будем ждать тебя в столовой. Если не успеешь за десять минут, тебе ничего не достанется. Люцифер ушёл, задорно подмигнув. Гарольд устало вздохнул, садясь на кровати. У него было два варианта — остаться в комнате, упиваясь потерей, заставляя двух близких людей волноваться, или спуститься вниз и насладиться вкусной едой вместе с ними, а затем заняться делом, к примеру, научиться чему-нибудь. Гарольд решительно откинул одеяло.***
— Сосредоточься. — Я пытаюсь! Гарольд злобно сверлил сундук перед собой взглядом, мечтая, чтобы тот исчез. Или чтобы из его новой палочки, которую непонятно откуда притащил Люцифер, наконец появился олень. Но безуспешно. Патронус упорно отказывался не то, что принимать форму зверя, но даже появляться маленьким облачком света. И потому, когда появлялся боггарт в виде дементора, он терял сознание на несколько минут. Уже три раза подряд. И воспоминания ни о родителях, ни о семейных ужинах в Норе или на Гриммо, 12 не помогали. Что он только не пытался вспомнить — увольнение Амбридж, новость о том, что он волшебник, первый день в Хогвартсе, поцелуй с Чжоу. Ничего не работало. Ни одно из этих воспоминаний, ни вместе, ни отдельно, не являлось больше достаточно счастливым для призыва Патронуса. И он совершенно не понимал, почему. И что с этим делать. — Подумай о чём-то действительно важном! Пироги здесь не помогут! — Люцифер стукнул его тростью по голове, цепляя появившуюся чашку чая с блюдцем. — Я уже обо всём думал! Всё, что помогало раньше, теперь не работает! — с истеричными нотками закричал Гарольд, ощущая, как злость переплеталась с паникой. С ним снова что-то не так. — Значит, пробуй воспоминания из своей новой жизни. После перерождения, — терпеливо предложил ангел, отпивая чай, а ему нестерпимо захотелось спалить парившую в воздухе рядом трость. Глубоко вздохнув, он прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Темнота под веками сменилась ярким образом Сириуса, вернувшегося вместе с Люцифером, крепкие объятия и заботливый голос с лёгкой хрипотцой. В груди привычно потеплело, и он продолжил вспоминать всё, что было связано с крёстным — прогулку по саду, разбор его гардероба, распитие сливочного пива в три часа ночи из-за того, что им обоим не спалось. — Экспекто Патронум! Из его палочки вырвался яркий свет, через мгновение преобразовавшийся в… скорпиона? — Что? Где олень? — он тупо пялился на Патронуса, щёлкающего клешнями и забавно дёргающего жалом. Который был размером с ладонь взрослого человека и чёрно-жёлтым, словно и не Патронус вовсе. — После сильных потрясений Патронус может меняться. Но довольно занятно, что из всех возможных твоим защитником стал именно он. — Что это вообще такое? Патронус не должен так выглядеть! — скорпион, услышав его голос, повернулся в его сторону, и медленно засеменил к нему. Гарольд испуганно дёрнулся назад, не понимая, что он только что призвал. — Эй, не бойся его. Ты его обидишь, — укоризненно заметил Люцифер, уперев ладонь ему в спину. — Я?! Его?! Объясни, что это за штука! Это не телесный Патронус! Скорпион замер, опустив клешни, и Гарольд почувствовал волну обиды, слабо накатившую на него и ему явно не принадлежающую. Чем бы это животное ни было, оно обиделось. Кем бы, мысленно поправил себя Певерелл, ощущая укол вины и стыда. Скорпиончик не сделал ему ничего плохого, а он кричал и шарахался, называя его «эта штука». — Эм, прости, ладно? Я не хотел тебя обидеть, просто я ждал призрачного оленя, а тут ты… — он медленно приблизился, осторожно протягивая руку и касаясь кончиками пальцев головы. — Не грусти. Скорпион щёлкнул клешнёй, отвечая радостью. Гарольд невольно улыбнулся, поглаживая твёрдый тёплый панцирь, а затем приглашающе положил руку на пол, на которую тут же заполз скорпион, щекоча кожу. Он встал, усаживая его на плечо и поворачиваясь к Люциферу, выглядевшему весьма довольным. — Молодец. Ты быстро нашёл общий язык с ним. Обычно на это уходит больше времени. — Ага. Но кто он? — Как ты знаешь, Патронусы призваны защищать людей от дементоров. Но дементоры — это люди, нарушившие Законы и наказанные Госпожой. И сами маги не смогли бы придумать способ защиты. Его даровали мы. Мы даровали защитников, ограждающих волшебников и волшебниц от проклятых. Патронусы появляются из чистой магии и света души, но, так как ты наполовину Безликий, то твоя душа не обладает нужным светом, а магия изменилась. Но всё же душа у тебя есть, поэтому ты способен на призыв. И потому защитник у тебя другой. Тебе, конечно, вообще не нужна защита от дементоров, они на тебя влиять не будут и тронуть не посмеют — ты высшее существо. Потому Патронус принял ту форму, в которой он сможет защищать тебя. Так что теперь этот скорпион — твой рыцарь в сияющих доспехах. Фамильяр, проще говоря. — Ого, — он удивлённо и уважительно посмотрел на скорпиона, сидящего на плече. — Я должен дать ему имя? — Да, это окончательно закрепит связь. Тогда ты сможешь лучше чувствовать его, а он — тебя, плюс его способности увеличатся. — Хм, как же тебя назвать… — с именами у него всегда было туго, а тут нужно дать имя не просто какой-то поломанной лошадке или солдатику, найденным на улице, а его фамильяру. — Брэд? Стив? Карлайл? Нет, всё не то. Нужно что-то крутое и магическое! — он лихорадочно прокручивал в голове имена всех могущественных магов, про которых когда-либо слышал, но кроме Волдеморта, Дамблдора и Основателей Хогвартса ничего в голову не приходило. — Может, Годрик? Хотя, нет. Не то. Точно! Геллерт! Отныне твоё имя — Геллерт. Геллерт дважды щёлкнул клешнями, и Гарольд почувствовал, как от фамильяра повеяло счастьем и гордостью. Сам же он испытывал что-то странное — смесь из облегчения, волнения, узнавания и какого-то не-одиночества. Как ещё назвать это, Певерелл не знал. — Поздравляю с закреплением связи, драгоценный полукровка, — тепло улыбнулся Люцифер, потрепав его по волосам. — Спасибо. Кстати, ты сказал, что удивлён, что я призвал именно скорпиона, почему? — Гарольд заинтересованно подался вперёд, неосознанно поглаживая Геллерта. — Ну, вообще, такие животные в некотором роде предсказывают судьбу. Основные вехи, которых не избежать, — при этих словах Гарольд мгновенно напрягся, предчувствуя, что его ждёт что-то плохое. — Скорпион означает предательство и смерть — либо твою, либо кого-то, кто тебе близок. Поэтому гадалки, ангелы и магические существа не очень любят их. Люцифер смотрел на него с жалостью, и он отвернулся, снимая Геллерта с плеча и озадаченно рассматривая. От него веяло извинением и горечью, и Гарольд не понимал, почему такому существу достались столь мрачные и ужасные знамёна. Предательство и смерть. — Звучит, как вся моя жизнь, — он усмехнулся, усадив скорпиона на макушку, и убрал палочку в карман, направляясь к входу. — Что-то я устал, пойдём найдём Сириуса и перекусим. — Конечно, — ангел кивнул, выходя следом. Гарольд надеялся, что сможет избежать этой судьбы, будет внимательно присматриваться ко всем, кто его окружал, и беречь как их, так и себя. Люцифер знал, что ни предательства, ни смерти не избежать. Ведь предсказания сущности защитников всегда сбываются. И он тому — лучшее доказательство.