***
Они вместе давно, а по ощущениям были всегда. Таня, сказать честно, даже не поняла, когда Оля стала частью её жизни, дома, главной составляющей её уюта. Просто неожиданно осознала на третий день отсутствия её «коллеги», что ей не хочется возвращаться домой. Что ей хочется, чтобы этот грёбаный поход быстрее закончился. Что она желает, чтоб Оля снова показывала ей фото с «монументального исторического святилища» или рассказывала байки про сидение у костра с какими-то попутчиками. Оля тоже тогда поняла, что не хочет возвращаться домой. Она хочет к своей маленькой неумехе, слушать смех и обнимать проворного собакена. Она хочет меняться с ней вещами и помогать готовить завтрак. Но пришлось вернуться домой. Одной. Потом пришлось прожить ещё полгода в смятении. Полгода неловкого румянца Оли и милейшего перебирания подола рубахи Тани. Они делали всё, чтобы доказать друг другу, что всё хорошо, что они такие же старые подруги и хорошие коллеги, но все шло прахом. Они то пытались избегать друг друга, то хватались, как за самое дорогое, что есть. Оля всегда переживала за Таню, как за маленького ребёнка, ибо «Как можно быть такой слабохарактерной!? Объясни мне! Они обижают тебя!», а девушка лишь молчала, подняв полные грусти глазки. Наверное, тогда Ольга поняла, что не может сдерживать этот безумный режим «защитить», который рвался наружу всё это время. Она впервые увидела, как Тане тяжело, как трясутся её ручки от страха что-то сказать, как ресницы дрожат во время робкой злости. Тогда случилась точка невозврата. Тогда они поняли, что умрут друг без друга. Тогда они впервые почувствовали эту сладкую дрожь, которую несут в сердце сейчас как самое драгоценное в их жизни. А потом был первый поцелуй. Кажется, во время очередного исторического фильма в момент какой-то пафосной речи. А потом их было уйму... А потом был первый раз, и тогда Оля поняла, что никто так не ценил её, как её «маленькая девочка». Тогда она поняла, что перед смертью ей будет что вспомнить, но хочется запечатлять это в памяти снова и снова. Тонкие маленькие пальчики на спине, дрожащие закусанные губки и робкое «всё хорошо». ВСЁ НИХЕРА НЕ ХОРОШО – вывеской светилось в голове, а Оля лишь целовала её шею, успокаивая. «Я рядом» – шептала она на ушко, пока её не начали перебивать нежные вздохи... Они повторяли это не раз, но Оля никогда не забудет того, как она поняла, что не хочет никого, кроме своего «котёночка».***
Она открывает дверь ключом, и навстречу преподавательнице бежит мягкий пёсик, который начинает вылизывать холодные пальцы. До неё доносится запах риса с кухни, а слух начинает ласкать фраза Оли: «Котёнок, это ты?». Наушники вынимаются из ушей, а на талии чувствуются мягкие руки и мурчание: «Я соскучилась». «Я тоже», – не успевает ответить Таня, а перед ней появляется коробочка. «Я устала не дозваниваться тебе» – говорит Оля и «её котёнок» понимает, что это конец... 3 часа ночи. Таня сидит на коленях своей девушки и рычит снова и снова, когда не может вспомнить где писать, а где звонить. Кнопка западает, а от фразы «Это Сири» уже хочется блевать. Оля лишь смеётся и целует её в ушко за каждую маленькую победу. «Ты справишься» – звучит уже скорее как строчка с молитовника, чем как поддержка... За окном уже рассвет, а в доме всё звучит дурацкое «Привет, это Сири» и милое рычание Олиного «котёнка».