Эпоха Свободного моря

      Ташбаанский дворец стоял на ушах весь, начиная с прислуги, заканчивая самим тисроком, который не мог найти себе места от нетерпения. Сквозь плотно закрытые двери опочивальни одной из его жен доносились крики, от которых хотелось убежать подальше.       Первое время Иллария, в минуты особенно сильных схваток, держала руку повитухи и сжимала ее с такой силой, что хрустели суставы. А потом руки ее вспухли, побагровели и словно закаменели, что она едва могла пошевелить даже пальцем. С трудом высвободившись из стальной хватки младшей жены тисрока, повитуха вложила ей плотный узел из полотенец. И Илли вцепилась в него мертвой хваткой, словно утопающий схватывается за конец, брошенный в воду, сжимала, растягивала, рвала и кричала. Кричала неистово от боли режущей и тянущей, как будто была зверем, простреленным на охоте, или попавшим в капкан.       Илли плакала, но не осознавала этого. Промежутки между приступами боли становились все короче, а сами приступы — дольше. Когда боль утихала, ожидание следующей схватки было равносильно самой изощренной пытке, и потом приходила боль рвущая, терзающая каждый нерв. Крики Илларии сливались с говором женщин, что собрались в ее комнате, среди них были лишь повитухи и лекарки, никого более, и переговаривались они так громко, точно на базаре, чтобы отвлечь молодую женщину от собственных мыслей. Хотя о каких мыслях могла идти речь.       Тело ее слабо корчилось, измотанное многочасовыми схватками. Она молила Таш о смерти, и когда почувствовала, что ей не пережить ни единого приступа более, на свет появился ее сын.       Она была в сознании до той минуты, когда утихла боль, и погрузилась в глубокий сон, уносимая усталостью. Иллария уже не видела и не слышала переговоры повитух, когда младенца, словно куклу погружали то в холодную, то в горячую воду, испуганно перешептываясь между собой. Он молчал, и голова безжизненно болталась из стороны в сторону.       — Мертвый? — Испуганно прошептала женщина, вытирая ноги королевны от крови теплой водой.       Раздался не то скрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик.       — Живой, наш королевич! — С улыбкой произнесла повитуха, омывая разоравшееся дитя от крови и слизи. — И голосистый какой!       Тисрок ждал у дверей, боясь войти внутрь. Он столько раз уже становился отцом, но все были дочери, и теперь сердце замерло, когда дверь тихонько отворилась и из опочивальни Илларии вышли три женщины, у одной из них на руках был ребенок. Он с нетерпением подскочил к ним, схватив повитуху за руки, и ожидал, словно маленький ребенок ожидает хороших вестей.       — Мальчик, — с улыбкой отзывается женщина, кивая в сторону малыша. — Здоровый! Ребенка в пеленках передали аккуратно на руки отцу. Руки его тряслись, тисрок с трудом верил в свое везение и чуть ли не плакал, когда смотрел в лицо маленького королевича. В тот день у него появился наследник, будущий законный правитель Калормена, и радость обуяла правителя южных земель с головы до пят.       Иллария проснулась утром. Ее переодели, поменяли простыни, а на байховом покрывале сидел тисрок, держа на руках младенца. Мужчина улыбался, и взгляд его сделался мягким, добрым, какой не всякий мог застать. Вести о рождении сына разнеслись по всему Калормену за одну ночь, была объявлена неделя празднования и ликования.       — У нас мальчик, — сообщил счастливый отец.       Илли с трудом поднялась на подушки. Нижняя часть тела ныла, отдавалась легкой болью, но терпимой. Она протянула руки к малышу и забрала его к себе. Тисрок нехотя, но все же отдал сына жене, и придвинулся поближе, приобняв ее за плечи и смачно поцеловав в щеку.       — Какое имя ты дашь своему сыну? — Неожиданный вопрос поверг в шок юную жену тархистанца.       По всем правилам и обычаям Калормена имена детям выбирали мужчины, особенно когда дело касалось мальчиков. Тисрок же был настолько щедрым за рождение первого и единственного сына, что позволил жене определиться с именем.       — Ранис, — проговорила хрипловато Илли, счастливо улыбнувшись. — Родившийся рано утром.       — Пусть будет Ранис, — согласился мужчина, еще раз поцеловав жену в щеку, чем заставил ее захохотать. — Ты моя жена, истинная, предначертанная судьбой. Ты родила мне наследника, как обещала, теперь моя очередь платить тебе.       Иллария робко посмотрела на своего мужа и улыбнулась согласно.       — Как только ты отдохнешь и встанешь на ноги, я провозглашу тебя главной и единственной женой. Царицей Калормена.       Они продолжали сидеть на кровати, не нарушая спокойный сон юного королевича, когда на улицах Ташбаана играла музыка из всех домов, и лилось вино реками, каких не видывал ни один праздник.