Эпоха Свободного моря

      Весна и спокойная жизнь опустились на Ташбаанский дворец. С тех пор, как Великий император Калормена отослал своих жен с дочерьми в забытый прибрежный город Залиндрех, прошел без малого месяц. Не играла музыка в гареме, и не раздавался смех наложниц более, потому как распустили их восвояси, противясь законам Тархистанской Империи.       Иллария прогуливалась по вечернему саду, наслаждаясь благоуханием персиковых цветов и весенней прохладой. Она не покидала дворец после родов, не выходила из комнаты попусту, так как лекарь строго наказала отдыхать и беречь себя. Молодая женщина, мать наследника и любимая жена тисрока впервые вышла на свежий воздух, утомившись сидеть в четырех стенах словно узница. Как верные псы за ней следовали по пятам двое стражников, и были они молчаливы и почти незаметны, будто тени.       Илли с невообразимым восторгом разглядывала цветы, прячущие свою красоту на ночь, и деревья, устремившиеся ветвями к небу, вдыхала приятный цветочный аромат, стараясь навсегда запомнить то счастье и умиротворение, которое овладело ее душой. Все друзья (по крайней мере Тиарет была ее другом) спасены, не без помощи фиаллэ, бежали когда-то из этого сада, а враги повержены. О чем еще можно мечтать? Царица Калормена улыбнулась воспоминаниям, которые тотчас нарисовались перед ее глазами, и мысленно поблагодарила Таш за благословение и сына.       — Ступайте, — мягко приказала Иллария страже, намереваясь прогуляться в одиночестве.       Не смея ослушаться приказа госпожи, мужчины коротко поклонились, выразив свое почтение, и удалились по направлению к замку. Лишь только когда стих звук сапог по каменной кладке, царица продолжила свою прогулку.       Девушка свернула в очередной раз и замерла. Перед ней на расстоянии нескольких шагов стояла фигура в плаще.       — Ты кто? — она расправила величаво плечи, показывая всем своим естеством, что не напугана.       Фигура стояла недвижимо, словно ожидала чего-то, и когда сзади императрицы послышалось тихое рычание, был скинут капюшон. Перед Илларией стояла женщина в кошачьей маске, напоминающая жриц из сказок и легенд, которые на ночь рассказывала ей покойная мать. А сзади нее возник и прошел мимо тигр, огромный полосатый кот, готовый в любую секунду прыгнуть и порвать своими острыми зубами глотку. Он ступал своими мясистыми лапами мягко, почти не издавая звука, только недовольное рычание.       — Я не буду представляться, — голос женщины с черными, как ночь волосами звучал спокойно, ровно, — ни к чему тебе знать имя убийцы своей.       — Тогда зачем эти разговоры? — гордо вздернув подбородок, спросила Илли.       Колени ее под юбкой платья тряслись от страха, когда завидела она тигра, а сердце готовилось выпрыгнуть из груди в объятия ночи. Фиаллэ мысленно обдумывала все пути отступления, но как бы сильно не хотела спастись, она была обречена. Все тайные ходы находились далеко, при всем желании она не успеет добежать. Стражу сама отправила во дворец, а Небит, пришедшая незнакомка, только и ждала, когда императрица Калормена останется одна. Но как бы силен не был страх, Иллария держалась гордо и спокойно, достойно звания, что получила.       — Хотела передать привет перед смертью твоей, — по тону голоса незнакомки было понятно, она улыбается. — Из Залиндреха.       — Змея всегда остается змеёй. — Буркнула себе под нос девушка. — Какая тебе выгода от моей смерти? Ты ведь наемница лишь. — Сдержанно заметила Илли. — Скажи, сколько золота тебе дали, и я одарю тебя вдвое больше.       — То, что мне дали, более мне не нужно. — Ответила жрица, сверкнув своими кошачьими глазами в свете луны. — Но я держу свое слово. Сет. — Небит кивнула тигру.       Животное поняло без слов свою хозяйку. Нет, это не был простой выдрессированный тигр, к тому же, увидеть столь любящее воду существо в пустыне невозможно. Сет и Ош — хранители гробницы в Хамунаптре, волшебные сущности, кусочки души жрицы, что отделила она от себя с помощью, дабы жить вечно вместе со своим повелителем. Два больших тигра, бродящие по пустыне, находящиеся рядом с Небит, были ее защитой и слабостью.       В эту ночь она пришла в царский сад Ташбаана только с Сетом, оставив второго тигра охранять Имхотепа в море. И потому ее питомцы понимали жрицу без слов, с полувзгляда и даже полувздоха.       Тигр сделал два шага, прижимая тело к земле, напрягая каждую мышцу для прыжка. Глаза его сверкали злостью, а утробное рычание заставляло все поджилки трястись неимоверно. Илли замерла, словно загипнотизированная, пытаясь мыслями уговорить себя бежать, что есть силы, спасаться. Она видела, как хищник готовится, слышала, как рычание его затихло перед прыжком, и в самую последнюю секунду, когда животное готово было ее настичь, она отскочила в сторону. Сет промахнулся.       Иллария бежала со всех ног, стараясь не оглядываться, чтобы не тормозить. Поворот за поворотом по зеленому лабиринту, звуки собственных шагов и сбивчивое дыхание — все это лишь мешало. Не было времени думать о чем-либо, она бежала, но память сыграла злую шутку. Сколько бы Илли не заворачивала, она никак не могла добраться до замка или до какого-нибудь тайного хода. Ее загнали, как добычу, в самый центр сада, на открытую площадь, где в полдень собирались девушки для молитв.       С одной стороны ей путь преградила женщина в кошачьей маске, с другой — тигр, желающий убить. А страх имеет поразительное свойство перерастать в желание. Фиаллэ стояла среди двух одинаковых огней, отрезанная от спасения. Она желала жить не ради себя, а ради сына своего. Иллария могла бы молиться Таш, чтобы ниспослал ей силы и спасение, но молитвы никогда ничем не помогали, она знала это наверняка. Ее охватила злость. Это чувство не посещало сердце пустынной кочевницы с тех самых пор, как в последний раз она видела лицо убийцы ее семьи, Рияза. И уголек этот она считала давно затухшим, как вдруг пламя ненависти и злости стало разгораться внутри с невероятной быстротой.       Секунды были решающими. Сет одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от жертвы своей, и заорал как маленький домашний кот, которому отдавили хвост. Его кошачий рык сплелся с болезненным девичьим криком, когда вслед за шкурой начало гореть сырое мясо, пока не осталась от тигра горстка пепла.       Внутренний феникс пробудился.       Иллария полыхала от ярости, глаза ее горели, как и руки, но не обжигал этот огонь кожу. Царица Калормена обернулась к жрице в кошачьей маске. Глаза Небит были полны слез, часть ее души умерла навечно, и дышать стало неимоверно трудно. Она стояла как вкопанная, не силясь поверить своим глазам и чувствам.       — Как ты смеешь нападать на меня, императрицу Калормена?! — сквозь зубы с особой яростью цедила Иллария, подходя ближе к жрице.       Фиаллэ подошла вплотную к жрице и сдернула с нее маску. Пред ней предстала красивая женщина, глаза которой наполнились болью, ненавистью и страхом. Страхом перед неизведанным и необъяснимым. Небит верила, что кроме ее повелителя Имхотепа нет никого могущественнее, что все россказни про фениксов и морскую владычицу остаются лишь словами, закрепленными в умах и на бумагах. А теперь, лишившись частицы себя и своей силы, жрица прозрела.       Глаза Илларии потухли, так же как исчез огонь из рук ее, но кожа все еще была горяча, как раскаленное железо. Императрица хотела бы успокоиться, пожалеть несчастную, но законы тархистанской земли оборачиваются казнью для неверных, для тех, кто покушался на жизнь царской семьи. Нет, Илли не хотела суда, ее пугала возможность вновь оказаться в четырех стенах, как пугала себя сама. Молодая женщина всматривалась в лицо жрицы, а затем, неожиданно для себя самой, поддавшись эмоциям, приложила горячую руку на ее лицо, обжигая кожу и стирая опасную красоту навеки.       — Это мое послание Залике! — процедила женщина. — Уходи с моих глаз и никогда не возвращайся в Ташбаан.       Небит, словно кошка с подпаленной шерстью, бежала из дворцовых садов, обливаясь слезами и пряча лицо. Теперь маска ее перестала быть украшением, стала истинным ее лицом, закрывая шрамы.       Иллария, оставшись одна, теперь испуганно смотрела на свои руки, поражаясь своей жестокости. Жар в них не унимался, пульсировал, а внутри все кипело от раздражения и негодования, только эти эмоции владели ею. Фиаллэ от бессилия рухнула на землю и сидела так до тех пор, пока ее не отыскала стража.       Царица вернулась в свои покои глубокой ночью. Еще не утих ураган эмоций, бушевавший в ее сердце. Комната была освещена тусклым светом лампады, мерцающие тени играли на стенах у колыбели королевича. Иллария вяло улыбнулась и подошла к детской манеже, надеясь на успокоение от вида своего любимого дитя, как сердце пропустило удар.       Кровать младенца была пуста.       — Тахира! Тахира! — закричала императрица, после чего в покоях ее появилась служанка. — Где царевич?!       — Так вы же сами попросили служанку принести сына в сад, — торопливо ответила женщина.       — Какую служанку? — Илли подлетела к своей помощнице и с силой схватила ее за горло, закипая от злости вновь.       — Я…Я не знаю, она была в маске, — прокряхтела женщина, жмурясь от удушья и от обжигающей боли.