Химера

      Ничего больше не поясняя, Орочимару бросился следом за ускользающей нервной тенью. Густая от яркого солнца, она текла по углам близко стоящих зданий, цеплялась за ветви деревьев и спотыкалась на ровных местах. Орочимару юркнул в арку, когда буквально почуял холодную угрозу в воздухе. Еще чье-то чужое присутствие.       Он незаметно осмотрелся и увидел вторую тень, которая тянулась за тяжелыми сапогами. Широкая и грязная, она царапала мостовую убранным в ножны мечом. Это мог бы быть боевой маг, но его лоб не закрывала общепринятая повязка-протектор с символом королевства, которое он защищал. Может, этот тип и вовсе не защищал ничего и никого, кроме собственной выгоды. Следил за Ооцуцуки?       Ее фамилию Орочимару узнал от секретаря Канпу, чей аллергический каркающий кашель казался лишь поводом уйти от расспросов и уткнуться лицом в платок, отворачиваясь. И все же тот сообщил, что мисс Ооцуцуки приходила, но возникла проблема в оформлении документов, поэтому она вернется не скоро. Недоговаривал, что, будь воля этого наемника, она может не вернуться вообще.       Почему же она все-таки пришла посмотреть на экзамен издалека, если за ней охотились? И почему сама замалчивала даже больше, чем Канпу? Орочимару это не нравилось, но он продолжал все отчетливей чуять, как струящийся рваный страх в воздухе пытается выскользнуть из всё туже затягивающейся гарроты. Только этот шлейф и позволял не потерять Ооцуцуки из вида.       В запутанных паучьих сетях коротких переулков она была бабочкой с проржавевшими крыльями, выгоревшими узорами. С ее лица пауки уже выпили цвет.       Орочимару догадался, что Ооцуцуки направлялась на почтовую станцию. Наверное, собиралась на попутной повозке покинуть Айлекс, но ошиблась, поспешив на окраины города, пока все запивали хлеб игристыми зрелищами на еще продолжавшихся экзаменах в Рыцарскую Академию. Ооцуцуки было бы намного безопаснее затеряться там, в толпе, чем сразу пытаться бежать.       Почему вы не доверились мне?       Орочимару не видел никаких других логических объяснений происходящему, кроме того, что Ооцуцуки на самом деле звали леди Акума. Возможно, он просто слишком сильно хотел это слышать в каждом болезненно гулком ударе своего сердца по вискам. Оно возвращало в реальность, где еще теплый воздух был ужален неожиданно возникшим в ладони наемного убийцы кинжалом, отравлен, и осень, уже не встречая сопротивления, потекла по сосудам.       Наемник был далеко. Намного дальше, чем пронизывающий холод, забившийся под веки. Глаза Орочимару расширились, пересохли, словно в зрачок потекли черные песчинки. И время перевернулось.       В отличие от случая с дождем, когда Орочимару осознанно пытался собрать в воздухе крупицы влаги, облака, а те ускользали между напряженных ресниц, сейчас он даже не понял, что именно сделал и как. Только почувствовал, что окружающий мир как-то замедлился, смазался, становясь текучими красками на холсте. Время пропустило Орочимару сквозь рвущиеся финишные ленты в воздухе, шелковом и вязком. Его показалось слишком мало в легких, и что-то кольнуло под ребра, как будто Орочимару сделал не пару десятков шагов, а пробежал несколько километров.       Пространство тоже исказилось, заглатывая собственный хвост до тошноты. Рвануло мышцы на вдохе, словно четверка диких лошадей, мчащихся в разные стороны, чтобы оставить лишь месиво цвета крови, искрящей от магической энергии в каждой жиле. Не получилось.       Или?..       Неожиданно осознав, что он каким-то образом догнал уже летящий в цель метательный нож, Орочимару даже успел увидеть, как переливается на лезвии тонкий слой яда, прозрачный, словно мушиное крыло. Орочимару машинально схватился за рукоять и едва устоял на ногах, когда его выдернуло в привычный ток времени, и болезненный разряд пробежал по кончикам пальцев и уголкам глаз.       Уже второй раз за день откат от заклинания грозился пойти горлом и даже из-под когтей. Орочимару не мог не признать, что ему точно не хватало умения Сасори экономно расходовать силы на волшебство.       Но эту проблему он будет решать после того, как спасет Ооцуцуки.       - Орочимару?! - где-то за спиной Ооцуцуки на этот раз уже не перепутала его имя, потому что, несомненно, даже Леерский король Каймиере не умел замедлять время. Или ускорять собственные движения? Что бы это ни было, оно оставило боль в мышцах, слабость в коленях, а, главное, нож в руке и короткий непроизвольный испуг в глазах наемного убийцы. Белое лицо Орочимару с пятнами у глаз выглядело жутко и без того, чтобы он появился из ниоткуда, как это, должно быть, смотрелось со стороны.       В ответном взгляде краснела от напряжения сетка капилляров и вопросов. Нападешь? Отступишь? На каждый вариант пришлось по одному тонкому зрачку.       Наемник попытался зайти справа, отшвырнуть Орочимару в сторону. Определенно, у него не было приказов и намерений убивать Химеру. Сил на это тоже не было. Нить времени еще не ускользнула мышиным хвостом из когтей, позволила Орочимару все с той же невероятной скоростью отреагировать, увернуться. Только металлический привкус остался в воздухе от клинка, которым наемник собирался нанести удар плашмя. А вскрикнула Ооцуцуки, хоть она точно не была ранена. Наверное, ей показалось, что меч прошел слишком близко от горла Орочимару.       Но ведь она же сама сказала...       Значит, ты можешь поранить кого-то еще       Мысли странно ожили, как будто до этого спотыкались на каждом шагу, а теперь пытались наверстать упущенное и сталкивались уже друг с другом. Толпились на остриях когтей, чувствовавших в себе мягкую тигриную силу. Тонули в пылающем горле.       Не терять времени! Завернуться в него на давящем выдохе.       Орочимару смазано ускользнул от еще одного взмаха клинка в сторону. Попытался блокировать текучую атаку отравленным кинжалом, но ненадолго присвоенное оружие тут же вылетело у него из ладони. Наемник был силен. Физически. Орочимару неожиданно четко разглядел его лицо, плоское и перекошенное, как будто ярость и отвращение тянули в разные стороны мимические мышцы. А потом резкий порыв ветра отшвырнул несостоявшегося убийцу к стене за секунду до новой атаки.       Повинуясь взгляду Орочимару, сам воздух изогнулся драконом, ударил одновременно хвостом в основание черепа и широкими лапами по ушам наемника, словно еще крепче вбивая в голову разлетавшиеся звезды.       Значит, могу.       Орочимару даже не пошевелился, ураган закручивался вокруг его зрачков песчаной бурей. Увидев, что оглушенный противник не поднимается с земли, он развернулся к мисс Ооцуцуки, подбежал к ней. Взгляд той короткими стежками скакал от Орочимару к, по всей видимости, потерявшему сознание наемному убийце и обратно. Не пытался сшить, а на нитках не было узлов. Только точка под знаком вопроса.       - Ты не ранен?       Орочимару отрицательно мотнул головой, не был уверен, что то же самое можно было сказать о наемнике, и точно знал одно:       - Нужно уходить отсюда, пока он не очнулся.       Или пока не явилась городская стража, которая вполне могла растолковать происшествие по-своему, даже несмотря на то, что, перехватывая кинжал, Орочимару был в перчатках. Ооцуцуки не спорила, и быстрый шаг прочь так и не позволил прочистить горло, избавиться от распиравшей изнутри мысли назвать ее леди Акумой и хотя бы посмотреть на реакцию.       Она же сама часто обращалась к нему "Каймиере" в день знакомства!       - Поэтому я и предлагала уехать в Гербидж. Здесь... меня слишком легко найти, - печальные зеленые глаза извинялись вместо слов, как и прежде старательно огибая самую главную правду.       - Кому? Лорду Акуме?       То, как Ооцуцуки чуть не запнулась об эту фамилию, уже дало запоздалый ответ, покрытый двухдневной щетиной. Ей стоило рассказать раньше, но, наверное, до того самого момента, как ее отражение попало в ядовитое лезвие, она надеялась, что признаваться в этом не придется никогда.       Слишком многое пришлось бы объяснить из судьбы клана, некогда считавшего себя Вечным. Клана, слепленного из сгущенной ночи и разномастных скорпионьих лап, то здесь, то там высовывавшихся на поверхность плотного клубка, как спицы.       - Нет, я не думаю, что сам Акума уже знает, иначе он бы прислал настоящего боевого мага, а не обычного головореза, - отрицать, впрочем, и открыто врать в глаза Ооцуцуки тоже не стала.       Орочимару согласно опустил веки. Он и сам понимал, что первое пришедшее в голову заклинание не встретило сопротивления не столько потому, что противник недооценил его или был захвачен врасплох, сколько по причине слабой магической ауры наемника и привычки полагаться на грубую силу.       - Но управляющий приюта господин Сагиши, вероятно, работает на Акуму и, как смог, попытался избавиться от меня, наняв того типа. Только вопрос времени, когда его послание придет к Акуме, - Ооцуцуки с тоской оглянулась на белокаменный Айлекс за их спинами. Впереди же, как отброшенный ящерицей ненужный хвост, лежала дорога к почтовой станции, а где-то между, как дым от костра, клубились вопросы. Она заранее задыхалась в них.       К тому же, дыма не было без огня...       - Так я не просто однофамилец герцога Акумы? - про настоящую фамилию самой мисс Ооцуцуки Орочимару все-таки не решился спросить. Иначе было бы больнее услышать, что он ошибся.       - Нет, - вся боль досталась потрескавшимся губам. Слова висели на них, как крючки без лесок, уже не дрожали. Расколотые, как бутылочное стекло, зеленые глаза тщательно хранили свои трещины, следы от разбитой судьбы, которая больше не зарастет, даже если теперь уже и не рассыплется. - Ты - принц Леерский. Сын Эйенми Акумы и... Кирейны Ооцуцуки, последней выжившей из Леерской династии.       Тишина. Она позволяла лишь закрыть глаза, выдохнуть и почувствовать, как с далеких гор в стране рисовых полей скатывается пронзительно звездная ночь. Расстояний не будет. Не будет границ, времени. Только память о чужом счастье, до того, как оно разбилось вдребезги, и его поглотил зыбучий песок. Вместе с лепестками роз. И ядом из оторванных, кровоточащих шипов.       Но глаза Орочимару открылись, чтобы не видеть свою собственную пустыню, вырезанную раскаленной иголкой на обратной стороне век. То, что сказала Ооцуцуки, принцесса Леерская, мама, казалось прекрасной до накатившего безумия иллюзией, неумышленно обреченной на жизнь. Общая нереальность всего происходящего, ощущавшаяся еще с самого первого визита этой странной фоморианки на тренировочную площадку, еще не успела перерасти во что-то иное. Текла медленно, как только набирающая скорость лавина.       И, на самом деле, Орочимару подсознательно уже знал это. Догадался. Опуская веки. Поднимая их. Глядя на восходящее, как бабочка, танцующее на острие иглы солнце. Он вспомнил каждой клеткой. Каждым нервом, который из точащего червя превращался в перо. Крылья. В сердце. Он чувствовал, как они ловили этот ощущение. Сквозь хаос, сквозь бурю. Химеры тоже умели летать.       Возможно, ему следовало испугаться? Но страха не было. Только замерзшие, с трудом выжившие запахи в разряженном воздухе. Орочимару нервно слизнул их с верхней губы, уточнив:       - Химера?       Он мог бы, наверное, спросить, почему его оставили в приюте Блэйза, так далеко и от Сирреса, и от Леерсии, почему пришли только сейчас, или задать десятки других вопросов, но на самом деле, это слово уже объясняло все.       - А то ты сам не знаешь, - рожденный на губах лепесток огня улыбнулся. Ооцуцуки почему-то тоже. Со вздохом. С глотком отстраненной свежести, которая горчила, как полынь. Когда-то она сама отчаянно спрашивала Чиё о том, был ли ее новорожденный сын Химерой. - Ты ведь сейчас использовал магию времени и стихию воздуха, а на экзамене исцеление, да еще и дождь вызвал. Не говоря уже об огненном мече на той тренировке, которую я видела. Раз уж назвался целителем, постарайся лучше конспирироваться.       Орочимару передернул плечами и как-то совсем по-кошачьи фыркнул, оторвав с мясом еще недавно намертво припаянный взгляд:       - По-вашему, мне надо было дождаться, пока тот тип вас пырнет ножом, а потом вылечить, чтобы не выдавать свои способности?       Ооцуцуки снова вздохнула, признавая его правоту. Подняв глаза к кронам деревьев, опальная принцесса Леерская казалась королевой, которую вели на эшафот. И каждая ступень заставляла в чем-то признаваться, пусть даже самой себе.       - И то верно. Но будь осторожен с теми, кто знает о тебе, Орочимару. Каким бы доброжелательным ни казался этот герцог Учиха, боюсь, он всего лишь хочет втереться в доверие, использовать твои уникальные способности в интересах своего клана. Но совпадают ли интересы Учих с твоими? Слушай свое кошачье чутье, не торопись доверять ему. И еще, вот, возьми...       Она вытащила старинный кулон в форме белого дракона из-под ворота куртки, попыталась расстегнуть цепочку, но та не поддавалась, словно имела свою волю и считала, что умрет, разомкнувшись. Вообще забыла, как это делается.       Принцесса Леерская с детства не снимала этот кулон, получив его от отца. Она помнила, что Пятый лендлорд звука, тогда еще молодой, вечно занятый государственными делами, но всегда старавшийся уделять как можно больше времени детям, так рано лишившимся матери, тоже в свое время долго боролся с цепочкой. Он победил, конечно. До восстания вероломного маркиза Фуумы отец принцессы Леерской всегда побеждал.       Сама принцесса так не умела.       Наконец, ей все же удалось подцепить непокорную застежку. Неумело расстегнув древний, как сама Леерсия, замок, загнутый кошачий коготь принцессы соскользнул в сторону короткой белой полоской на шее. Символ власти вырвался у нее из рук и почти упал, но прежде, чем сверкающая подвеска коснулась земли, Орочимару с поразительной скоростью поймал кулон раскрытой ладонью, как звезду с загаданным желанием на хвосте.       Ярко блеснувшему металлу, похоже, польстило это сравнение. Он засиял, отражая кошачьи глаза, и пригрелся в белых пальцах. Похоже, действительно нашел нового хозяина и ни капли не жалел о взломанной застежке на цепочке.       - Хорошая реакция, - машинально похвалила принцесса Леерская, глядя, как Орочимару рассматривает искусно выплавленного дракона со сверкающими в лучах солнца чешуйками. Казалось, рептилия просто застыла во льдах, покрылась тонкой коркой и впала в спячку, чтобы когда-нибудь вырасти, открыть глаза и взлететь.       - Это белый горный дракон, герб Леерсии, символ мудрости, - осторожно пояснила принцесса Леерская, сдавливая в когтях собственные воспоминания о родном королевстве, и решительно сомкнула пальцы сына вокруг кулона. По правде говоря, она ожидала мертвенного холода от рук Химеры, но на ощупь те оказались теплее, чем дрожащие ладони самой принцессы. - Оставь себе, ладно?       - А ты... уходишь? - неожиданно болезненно осознал Орочимару, даже не отдавая себе отчета в том, что в этот момент перестал называть собственную мать на "вы". - Я ведь Химера, я смогу защитить тебя!       Улыбка принцессы Леерской стала еще грустнее, когда она поняла, что Орочимару действительно так думал. Но принцесса намного лучше представляла себе, на что способен лорд Акума. Уже пережила это однажды. Время залечило всё, что смогло, а что не смогло, просто вырезало, осторожно и почти незаметно, не оставив ни шрамов, ни швов, если только не заглядывать под кожу.       Даже Химере нужно было вырасти и окрепнуть. На данный момент его невероятная магическая аура восстановилась только до уровня чуть больше максимума обычного фомора или дану, а вот боевого опыта у Акумы и его ближайших союзников, которых тот подбирал именно с такими мощными аурами, было несравнимо больше. Орочимару же пока использовал все заклинания на инстинктах. И через боль, если они оказывались еще слишком сложными для него. Принцесса Леерская не желала ему этой боли.       - Ты не готов, котенок, - обреченно покачала она головой, крепче сжав ладони сына в своих нервных пальцах. - Ты и сам это понимаешь, иначе бы не хотел так сильно учиться в Рыцарской Академии. Тот, кто желает мне смерти, пришлет в следующий раз намного более опасного убийцу. Опытного мага. Ты с ним не справишься. Сейчас. Мне нужно исчезнуть. Не волнуйся за меня, он меня не найдет. У тебя замечательные друзья. Особенно тот мальчик-акула. Береги их. Защищай и помогай, как тогда, на экзамене. Держитесь вместе.       Орочимару кивнул, хотя принцесса Леерская, по сути, просила его забыть о том, что у него все-таки есть мать, и начать все с чистого листа. Начать так, чтобы на этот лист не попали голодные чернила с предыдущих страниц, прогрызавшие свои клетки на бумаге. И линейки тоже. И поля. Но они будут, непременно будут так делать, до тех пор, пока даже не просачиваются, а капают с распоротых пальцев единственной истинной.       - Но мы еще увидимся?       Правда же была у каждого своя.       Принцесса Леерская отпустила ладони сына, сжимавшие символ власти леерских королей, как единственное подтверждение того, что ему это все не снилось, и мягко отступила в тень. Вот только было немного больно при дыхании и еще под сердцем. Видимо, без кулона рядом, оно чувствовало себя слишком свободным, немного боялось и попадало мимо ритма.       - Обязательно, - пообещало это измученное сердце. - Когда ты вырастешь и станешь рыцарем.