«Gather up the gold you've found You fool, it's only moonlight. And if you stop to take it home Your hands will turn to butter.»
Townes Van Zandt — Lungs
— Ты полагала, что можешь убежать… К уже знакомой ране на груди прибавилось еще одно багровое пятно. Шоу пыталась ползти, пальцы, исцарапанные осокой, за которую она цеплялась, стараясь продвинуться, саднили. — Ты правда так считала… Ее хватают за плечо, поднимают и куда-то тащат. Она оборачивается, видит Джона и другую себя, все так же сидящих у дуба, с которого стремительно опадают листья, почти заслоняя пару собой. От мужчины рядом едко пахнет порохом и кровью. Он сжимает ее плечо сильно, оставляя синяки. Тащит, не жалея ее юбку, подол которой цепляется за торчащие коряги и с треском рвется, по кромке теперь он чем-то напоминает платье Веры. У Джой нет сил сопротивляться, она лишь судорожно хватается другой рукой за края его рубашки и слышит хриплый смех над ухом. Мужчина тащит ее в какой-то дом, дверь которого выкрашена в черный. В темном коридоре на стенах висят головы животных. Они все будто живые, следят за ней глазами, головы волков скалят пасти, лоси пытаются боднуть, медведи рычат и клацают зубами. Шоу жмурится и неосознанно вжимается спиной в грудь мужчины, он лишь смеется. Когда ее кидают на сырой пол, она может повернуться и взглянуть на мужчину. Шоу так и застывает в позе, в которой упала. Перед ней стоит улыбающийся Джейкоб Сид, только вот вместо правой половины бескровного лица — череп с остатками уже иссохших мышц и разводами крови. — Мой брат принес свою жертву. Когда ты принесешь свою? Шоу чувствует, как блузка, увлажненная кровью, прилипает к телу, и пытается сосредоточиться на своих ранах, на боли, только бы не видеть его лица. Он же все шире улыбается, садится на колени прямо перед ней, хватает за ноги, не давая отодвинуться и убежать. — Посмотри на меня, Джой! Твоя же работа! Помощница поднимает глаза, в сознании отпечатывается каждая деталь. Джейкоб хватает ее руку, заставляет прижать к голому черепу. Кость холодная, и Шоу вынуждена провести согнутым указательным пальцем там, где должна быть скула. Ей больно, ей жаль. Джейкоб прижимает ладонь к ее щеке, большим пальцем стирает слезы с мягкой кожи. — Но тебя еще можно спасти… Он придвигается, касается губами ее лба. Шоу чувствует прохладу его черепа, легкий отпечаток зубов с холодной стороны его лица на лбу. Джейкоб убирает руки, смотрит ей прямо в глаза, но Джой не способна оторвать взгляд от полой глазницы. Она чувствует, как что-то упирается ей в живот, но не может опустить голову, чтобы посмотреть. Мужчина одной рукой придерживает ее подбородок и усмехается. Шоу ощущает шершавость его пальцев. Почти так же, как при жизни. Его изуродованное лицо приближается, и Джой не понимает зачем. Когда он касается ее губ своими, она лишь прикрывает глаза, принимая это как должное. Когда она слышит выстрел и чувствует резкую боль в животе, сжимает его плечо. Он отстраняется, ласково опускает ее на пол, поглаживая по голове. — Ты ведь могла спастись, птичка. Помощница просыпается от собственного безумного крика. Видит рядом с собой Джона и отчаянно прижимается к нему. Тот вздыхает, гладит ее по волосам. — Ты опять принимала? — Вдохнула где-то по пути. Шоу страшно признать, что дело даже не в порошке Джона, ведь сегодня его не было. Сид утыкается носом в ее затылок, водит пальцами по обнажённой спине и негромко шепчет что-то успокаивающее. — Джон… — Помощница почти до боли сдавливает его предплечья, водит пальцами по венам, неосознанно вжимает их. — Да? — Расскажи мне что-нибудь хорошее. Даже в темноте видно, как он хмурится, затем опять вздыхает, видимо, силясь припомнить хоть что-то. — Когда-то в детстве Джейкоб водил нас с Джозефом на рыбалку. Мне было не больше двух, но я хорошо это запомнил. Джой судорожно вдыхает, в голове опять всплывают картинки из сна, пустая глазница, поцелуй, выстрел… — Он тебе снился? Джейкоб, да? — мужчина чуть сжимает ее плечо, но не позволяет эмоциям взять верх. Она лишь кивает. Чувствует, как горячие слезы собираются в уголках глаз, катятся по скулам, капают с подбородка. — Ну, тише, — Джон размазывает капли по подбородку, мягко целует в щеку, — ты не хотела всего этого, я знаю. Джозеф знает. Ты делала то, что тебе говорили. — Но я должна буду продолжить. — Джозеф мне говорил. Я надеюсь, ты начнешь думать и контролировать все сама. Мне продолжать рассказ? Он не воспринимает ее слова всерьез, и Джой задумывается. Она не хочет причинять ему боль. Это ощущение в ее жизни не впервые, оно проходит, когда отношения разрываются. По крайней мере, ей хочется уверить себя, что с болью, но все это забудется. — Да, Джон. — Он взял тогда корзинку для пикника, накрыл ее красным клетчатым кухонным полотенцем, как сейчас помню. Там были бутерброды, термос со сладким чаем, потому что я другой не пил, — мужчина улыбается, и Шоу чувствует какую-то страдальческую радость, — а еще там был мой самолетик. Джозеф купил мне его с денег, что заработал, продавая какие-то безделушки соседям. Джой хочется, чтобы все было иначе. Она все еще плачет, но уже не от страха. Ей больно оттого, что когда-то три маленьких человека были сломаны сначала своими родителями, потом приемными. — Так ты с детства любил самолеты? — О да! Каждый раз бежал смотреть, когда они пролетали над нашим домом. Джозеф выходил со мной и иногда подсаживал на плечи, — Сид прикладывает руку к ее щеке, после поворачивается и смотрит на нее. — Ну хватит, Джой. Все хорошо, серьезно. И все будет хорошо, я тебе обещаю. Но Помощница знает, что не будет.