Soap

Хосок чувствовал, как с каждой секундой его все больше клонит в сон. Ему было тяжело поднять веки, они медленно закрывались, и в этом не было ничего необычного: на часах-то два часа ночи. Его хен находился в той же позе, что и раньше. Хосок спиной лежал на диване, пока Юнги был между его ног, уткнувшись лицом в шею рыжего. Это помогло Хосоку успокоиться, когда вечером бушевал уже успокоившийся шторм. А затем Хосок почувствовал, как старший зашевелился. Он совсем чуть-чуть приподнялся. Чон был слишком уставший, он едва ли мог раскрыть глаза, все плыло, но он, кажется, понял. Юнги навис над ним. Блондин не отдавал себе отчета в своих действиях. Нет, совсем нет. И совсем не мог себя контролировать, ему надо было дать волю своим чувствам. Но, что насчет Хосока: он, как минимум, запутался. Он плохо соображал сейчас, но что он знал определенно — так это то, что в его животе снова забушевали бабочки. И он знал, что Юнги собирается сделать. Когда его зрение все же сфокусировалось, он наконец рассмотрел все детально. Он видел тяжело дышащего Юнги над собой и чувствовал его горячее дыхание у себя на губах. Во взгляде Юнги было что-то, чего Хосок никогда раньше не видел. Волнение, страх, смущение, и что-то еще, что-то не такое очевидное: все это смешалось в его взгляде. Но Хосок знал, что это было. Он точно знал. Это было желание, или, может, что-то другое, но Хосок тоже это чувствовал. Юнги то опускал, то поднимал взгляд с губ Хосока на его глаза, то и дело прерывая визуальный контакт. Хосок не думал. И ему было наплевать. Ему так сильно этого хотелось, он так нуждался в этом. Он нарушал собственное же обещание, но, к счастью или нет, ему было на-пле-вать. Он потянулся вперед, но Юнги отстранился, садясь на диван. Хосок встал и сделал так же, инстинктивно следуя за ним. И теперь они сидели друг напротив друга, лицом к лицу. — Хосок, — это едва ли было слышно, но оно было, и Хосок расслышал. Юнги дышал так тяжело, словно только что пробежал целый марафон, и внезапно Хосоку стало ужасно его жаль. Мин ведь и вправду был запутан. Хосок знал, что старший всю жизнь считал себя натуралом, и теперь тому пришлось переосмыслить все. — Я сейчас попробую кое-что сделать… — действия Юнги были настолько быстрыми, что Хосок даже удивился. Блондин придвинулся ближе, не отрывая глаз от младшего. Мягко и нежно, Юнги взял в одну руку лицо младшего, а второй провел по его волосам. И вдруг он уже был прямо здесь. Губы Юнги были на хосоковых. По телу каждого прошел жар, заключая их в этом моменте, словно бы запирая в клетке из напряжения. Обкусанные губы старшего, чуть шершавые, оставили на губах Хосока нежный поцелуй, пропитанный любопытством. И Чон не мог сделать ничего другого, кроме как поцеловать в ответ. Но только руки младшего оказались на талии Юнги, тот вновь отстранился. Тепло, обволакивающее тело Хосока, тут же испарилось, будто его и не было. — Пожалуйста, не целуй меня, — и чужие слова в очередной раз запутали Хосока. Но вскоре он понял: Юнги лишь экспериментировал.* Он снова прижался своими губами к хосоковым, но в этот раз последний не ответил ему. Было странно совсем не шевелиться, пока Юнги целовал его, двигался: так, что Хосоку крышу сносило. Но все, что он делал, так это лишь крепко сжимал ткань футболки Мина в руке. Но Юнги был готов. Так что он прошептал Хосоку в губы: — Поцелуй меня. И Хосок так и сделал. Напряжение снова повисло в комнате — Хосок подвинулся к Юнги, наконец делая то, чего так долго хотел. Их поцелуй — смесь из страсти, настоящего, искреннего желания, и нежности, что были между ними. Юнги громко вздохнул и укусил младшего за нижнюю губу, посасывая. И Хосок воспользовался возможностью протолкнуть свой язык ему в рот, доминируя. Чон опустил свои руки на чужие бедра, крепко сжимая, усаживая старшего на свои колени, так, что тот обвил ногами его корпус. Все происходило слишком быстро. Юнги вошел во вкус поцелуя, чуть толкая Хосока назад, — туда, где тот только что лежал, — уже проявляя собственную доминантность. Хосок не знал, было ли это из-за включенного телевизора или погоды за окном, но, кажется, он буквально дрожал. Сейчас он чувствовал себя настолько живым, каким до этого никогда не был. Дав волю инстинктам, Хосок запустил ладони под футболку-оверсайз Юнги и провел кончиками пальцев по его бокам, от талии до ребер. Но старший внезапно опешил и отстранился. Широко раскрыв глаза, он застыл. Только что произошедшее пронеслось перед глазами, а осознание случившегося обрушилось, как снег на голову. Что, блять, он только что сделал? Хосок все так же лежал, пока Юнги, еще сидя на нем, смотрел в одну точку. Рыжий заволновался из-за внезапной смены его настроения, и вся атмосфера была испорчена. У Чона сердце колотилось, пока он думал, что такого мог сделать неправильно, но, тем не менее, он положил ладони назад на юнгиевы бедра, мягко поглаживая их большими пальцами, чтобы успокоить старшего. — Детка, ты в порядке? Этот жест проявления заботы зацепил Юнги за живое, и его лицо налилось румянцем, который Хосоку так нравился. И если бы Юнги надо было быть честным перед самим собой… То он и вправду не знал, в порядке ли он. Что я наделал? Что, черт подери, со мной не так? — Нет… — прошептал он, и Чон почувствовал, как его сердце пропустило удар. — Нет, я не в порядке. Прости, мне надо идти. И он ушел. Блондин соскочил с хосоковых бедер так быстро, как только мог, останавливаясь лишь для того, чтобы широко раскрыть, а затем громко захлопнуть двери, выбегая под проливной дождь. Хосок почувствовал эхо грохота от закрытия двери, разносящееся по всему его телу, и подумал: что же, блять, только что произошло?