***
— Грейс, — грань звука, который сопоставим с интимным шепотом и абсолютно бесстыжая улыбка. Кончики пальцев вздрагивают рядом с теплой кожей щеки. Куртизанка была бы дурой, если не чувствовала его притяжения к ней, и вдвойне считалась умалишенной, если бы не ощущала потребность брать свое — особенно в нем. Монтгомери-младший не святоша, и его сексуальная жизнь стала разнообразней за последние годы, пополнив список связей на одну ночь или один час. К тому же, церковь и медицина были единодушны: если мужчина пару раз в неделю посещает проститутку, то особого вреда для него не будет, а с точки зрения религии у него находились оправдания в сочинениях Блаженного Августина: без любви, страсти, похоти сношения не только возможны, но и даже рекомендованы для укрепления психического здоровья. — Налей еще вина, — юноша резким движением сталкивает Грейс со своих ног, и та падает спиной на подушки, хаотично разбросанные по полу комнатушки. Когда куртизанка преподнесла кубок, наполненный вином, Роберт лишь немного пригубил его, а затем сорвал свой поцелуй, крепко сжав ладонями тонкую талию и такой упрямый подбородок юной Лавлейс. Не размениваясь, Монтгомери просто вжимает девушку в стенку, помешав ей хоть на миг оторваться от своего безумия. Пальцы соскальзывают и уже прощупывают дорожку у горла, ключицы, на гране фола — задевая ткань. Ему не хватает воздуха, но это устраивает. Пускай сгорают легкие, а сердце в бешеном ритме уносит остатки разума, пока в его руках находится трепещущее стройное тело. Грейс хватается за него, втаскивая в себя. Цепляется, словно в последний раз, и рвет тем водит с ума. Грубо и совсем не эстетично Роб сминает ткань на груди, отрываясь от красных и распухших губ, чтобы спуститься вниз. Кусать. Лизать. Не дать вздохнуть. Он против насилия, но почему же стон отдается по самой темной материи, из которой был соткан сам Монтгомери? Звук трескающейся ткани он встречает с усмешкой, повторяя движение, отчего тонкое полупрозрачное платье на спине Грейс лопается, спадая к ногам. Ладони по бедрам опустились с несильным шлепком. Он подхватывает куртизанку, словно насаживая на самого себя. Перед глазами омуты. Те, от которых плавилось сознание, а во рту возникал привкус крови. Звучит смачный шлепок по заднице, и юноша оказывается в положении хозяина, нависая над девичьим телом, которое оглаживает взглядом. Роберт видел лишь россыпь волос, да вздымающиеся груди, склоняясь и сцеловывая с живота дрожь, так возбуждающую хищника. Пальцы обхватывают волосы Грейс, вырывая тот самый вздох, от которого рвет крышу. По окончании Монтгомери младший повернулся на бок и, по-свойски обхватив за талию куртизанку, уложил свою голову на ее плечо. Обильное вливание в себя вина завершилось мирным посапыванием и цветными снами.***
Мама была права. Мама всегда и во всем права — вот что стоило уяснить Грейс еще три года назад, когда она решительно, но необдуманно отдалась своей первой и, как хотелось бы верить, последней любви на кухне в собственном доме перед завтраком. Ненасытные любовники обошлись бы и без оного, но в тот день на столе обещала быть дичь, подстреленная накануне отцом Грейс, и обижать хозяина дома никто не хотел. Равно, как никто не хотел отказаться от запеченного крылышка куропатки. Любовь любовью, а когда еще удастся полакомиться такой редкостью? Пылкая любовь Грейс, разумеется, была не последней, но весьма громкой и... скоротечной. Не успели высохнуть губы любовников, как их с позором застукали. Сердечного друга Грейс решительно погнали из дома вон, но он обещал писать, по крайней мере, страстно горел желанием освоить грамоту, чтобы слать девушке весточки, но видимо, руки пастуха росли не для чернильницы и пера, и потому ни одного письма Грейс так и не получила. Мама была права — надеяться на сладкие речи и обещания кавалеров было бессмысленно, так что впредь Грейс действовала куда умнее. Следующим ее любовником стал достопочтенный господин, пришедший к матери шить костюм. Пока мать раскраивала ткань и подбирала пуговицы, Грейс оказала господину еще пару услуг, не включенных в перечень, за что стала обладательницей целого шиллинга. Вот так. Так быстро, без особого труда и даже с толикой удовольствия (господин был очень даже хорошенький) Грейс заработала свои первые деньги. Городок их был маленький, молва неслась со скоростью горной реки, и скоро дела юной Лавлейс шли куда лучше дел ее матери-швеи. Конечно, этого было мало. Планы юной хорошенькой и очень умелой Грейс были весьма грандиозны, а потому утром одного серого дождливого понедельника девушка объявила родителям, что отправляется в Лондон. Отец, увы, до этих новостей не дожил — застрелился, едва узнав, чем промышляет дочь, а мать посоветовала не пороть горячку и остаться дома, подальше от столичных искушений. Мама, конечно же, была права. Но Грейс, конечно же, думала по-другому, а потому Лондон встретил ее проливным ливнем вечером того же дня. Еще спустя неделю ее приняло под свою крышу известное заведение с хорошей репутацией, наработанной клиентской базой и чудесной владелицей в придачу — Мадам Марион. Так "Империал" стал для хваткой провинциалки новым домом. Господа к Грейс ходили знатные и не очень, ласковые и грубияны, но девушка была рада им всем, поскольку быстро угадывала слабость каждого и вскоре заполучала над ними чуть ли не абсолютную власть. Мужчины — чистые дети, дай им, что хочешь, и сердце их, считай, завоевано. Ничего хорошего этой ночью Грейс, увы, не завоевала. Разве что ужин удался на славу — и хотя вид креветок ввергал мисс Лавлейс в уныние, она не отказалась от предложенной клиентом порции и запила роскошное угощение бокалом вина. Вино заговорило в Грейс после полуночи, но дойти до ванной девушке не удалось. Слабость настигла ее в коридоре, где она с глухим звуком обрушилась на застеленный коврами пол, смахнув невзначай фарфоровую вазу, что наверняка привлекло внимание, а быть может было расценено, как знак необузданной страсти. В стенах "Империала" случалось многое и там же и оставалось. Мама была права — злоупотреблять вином Грейс явно не стоило, но признавать ошибки неудавшейся молодости было уже поздно: стекло кукольных глаз бездумно отражало замысловатые виньетки дорогих обоев. Грейс Лавлейс была мертва вот уже два часа к ряду, но не растеряла своей девичьей привлекательности ни на грамм. Мама всегда права: женщина — пусть даже мертвая женщина — обязана выглядеть безупречно.***
Мадам Марион, настоящее имя и возраст которой никогда не звучали в стенах борделя "Империал" и даже за его пределами, всегда знала, как обеспечить себе в Лондоне клиентуру. Будучи от природы особой обаятельной и предприимчивой, она умела заводить знакомства и обживаться полезными связями, не прилагая для этого особых усилий. Происхождение, как и факты из ее жизни, оставались загадкой по сей день и, постепенно, ее образ оброс слухами и легендами, которые девушки нашептывали между собой в ожидании клиентов или перед сном. Вот только саму мадам мало интересовали подобные истории, а, порой, даже веселили, по крайней мере, пока это не мешало бизнесу. Она не истратила ни фунта на рекламу, быстро обзавелась клиентской базой и стала весьма известной фигурой на поприще любовных утех, предоставляя исключительно качественные услуги. Начиная с непосредственного знакомства с лицами весьма заинтересованными, мадам Марион составила список из более чем 100 фамилий и методично, в ненавязчивых выражениях и письмах, известила господ об открытии нового клуба, в котором даже самые требовательные клиенты смогут удовлетворить любые свои желания. Кроме того, был создан список городских врачей, профессуры университетов и не последних лиц в полицейских участках, в процессе тщательного отбора потенциальных завсегдаев только открывшегося "Империал". Вторая волна рекламы проходила в театрах, закрытых загородных клубах, банях и ресторанах, где щедро вознагражденный персонал, в ущерб уличным сутенерам, не отличавшимся излишней вежливостью и тонкими манерами, подсовывали клиентам надушенные визитки с приглашением посетить элитный клуб "Империал" с целью приятного времяпровождения и отдыха. Стоит ли говорить о том, что, вскоре после открытия, бордель начал процветать, а количество девиц с 15-ти возросло до 32-х, добрая половина которых обладали экзотической внешностью и изысканными манерами представительниц дальнего востока, привезенных по специальному заказу мадам Марион. И, не смотря на некое негодование прессы, бордель "Империал" процветал и лишь наращивал свое влияние, располагая качественным сервисом, отличным выбором, гарантией анонимности и широким спектром услуг, пользоваться которыми не брезговали даже высокопоставленные чиновники и придворная элита. Само собой, не раскрывая свои личности на публике. А мадам Марион умела хранить секреты, по крайней мере, пока их владельцы щедро оплачивали услуги и проявляли регулярность в своих визитах, полностью окупая содержание девочек и особняка. В главном зале клуба регулярно устраивались представления, где приглашенные или набранные из жительниц борделя «артистки» услаждали изысканную публику, восточными или классическими танцами, чаровали улыбками и провоцировали оставить в стенах "Империала" еще больше денег, рекомендуя место для культурного посещения друзьям и коллегам: более искушенная публика могла посетить опиумные курильни, а приглашенным по протекции постоянных клиентов мужчинам был доступен игорный этаж, расположившийся в подвале и ревностно скрытый от посторонних глаз и любопытной толпы. Мадам Марион охотно шла на встречу клиентам, выслушивая все пожелания и, по возможности, реализуя их, лишь за редким исключением отвечая отказом, даже при обещанном солидном гонораре. Так один весьма известный виконт снял "Империал" на двое суток для узкого круга и развлечений, которые не подлежат огласке и надежно охраняются весьма значительными и регулярными платежами «на поддержание клуба», как каждый раз гласит размашистая надпись на конверте. А вот от просьбы некоего барона привести ему девушку младше шестнадцати лет, Мадам отказалась, соблюдая пусть и не все, но многие из законов Англии, в том числе и повышенном, по вине Уильяма Томаса Стеда, возрасте сексуального согласия. К слову, раритетная вырезка из "Pall Mall" до сих пор покоилась в ящике стола. Вернее, в его видимой части, где хранились менее важные бумаги и учетные книги. Где же был спрятан список клиентов мадам Марион, оставалось загадкой даже для обитательниц дома и слух о том, что хозяйка борделя вовсе не хранит документов и держит всю информацию в голове, очень быстро облетел сначала стены "Империала", а после, вырвался на сырые улочки Лондона. По понедельникам особняк был закрыт, но даже при этом, быстро окупился и вышел в плюс. Тем более, что мадам была не единственным инвестором, но эта информация охранялась не менее ревностно, чем список клиентов или факты ее собственной биографии. Поговаривали, что у мадам Марион и вовсе нет прошлого. Словно она появилась из неоткуда и заключила сделку с дьяволом, поработив многих мужчин Лондона, путем предоставления весьма умелых и красивых девочек. Также говорили, что она лично занимается обучением новеньких и тщательно проверяет каждую из них, контролируя качество услуг, оказываемых в стенах "Империал". О ней говорили много. Удивительно, но чаще хорошее или вовсе нереальное, но сама мадам Марион придерживалась мнения, что, будь то сплетни о ее личной жизни или новом шоу, которое прошло в субботу в стенах «Империала», реклама не может быть лишней. По крайней мере, пока отзывы сохраняют исключительно позитивный характер. А следила за репутацией она ревностно.***
Мадам прекрасно понимала мужчин и была счастлива, если могла удовлетворить их требования. Бóльшую радость она испытывала лишь от подсчета кассы, по окончанию рабочего дня. Сегодняшний день не должен был стать исключением. По крайней мере, она так думала до тех пор, пока тишину кабинета не разорвал истошный крик, и одна из девушек не ворвалась в кабинет, пренебрегая всеми нормами приличия. — Там! Она…В коридоре…а я…, — девушка задыхалась, то ли от страха, то ли от возмущения и безобразно пучила глаза, в которые лезли растрепанные волосы. Больше отсутствия манер, мадам Марион не любила только неряшливый внешний вид, посему даже не соизволила выслушать грубиянку и резко встала, выставляя руку ладонью вперед, в весьма характерном жесте, который сразу был принят ко вниманию: — Амелия, — она делает паузу и вдыхает, наслаждаясь тишиной, воцарившейся сразу после полученного сигнала. Мадам молчит, скептично оценивая девушку взглядом и качает головой, упираясь руками в дубовую столешницу резного письменного стола, — сколько раз я тебе говорила, как должна себя вести леди?,— оттолкнувшись руками, она огибает стол, методично покачивая бедрами, и подходит ближе. Глядя сверху в низ, мадам еще раз выразительно качает головой и берет девушку за подбородок, поворачивая ее голову и оценивая на манер выставочной собачки. — Но там! Грейс… — Амелия пытается возмущаться, но тут же замолкает, испуганная выразительным взглядом зеленых глаз, которые не терпели непослушания. Мадам Марион хорошо обучила девочек и те понимали ее с полу слова. К сожалению, даже при подобной дрессуре, досадных недоразумений вроде этого было не избежать.***
— Амелия, — еще более настойчиво, сохраняя ледяной тон, повторяет мадам Марион, — сколько раз я говорила? Мы не кричим, не бегаем, не выходим из комнаты непричесанные и в растрепанном платье… — она методично перечисляет то, что девушки и так знали наизусть, - только если клиент попросит, — мадам заканчивает свою «лекцию» и отпускает девушку, направляясь обратно к столу, — и да, не врываемся в кабинет без стука и разрешения. Ты меня поняла?, — ей не надо было смотреть на девушку что бы понять, что та кивает и уже даже не рада, что нарушила покой хозяйки, оглушив своими криками. Вот только переминаясь с ноги на ногу, девушка явно хотела что-то сказать и с каждым новым движением и нетерпеливым мычанием, терпение мадам Марион походило к концу, — что там с Грейс? — недовольно произносит она, еще даже не подозревая, как сильно ее поразит услышанное. Мадам Марион всегда чувствовала, что обладает весьма сильной удачей, но никогда не подозревала, что будет радоваться опустевшему этажу так сильно. По счастливому стечению обстоятельств, за последние несколько часов гости из комнат последнего этажа особняка сместились в главный зал или же подвал и пропустили то, чего в "Империале" никак не должно было случиться. — Отправьте за констеблем, — не смотря на деликатную ситуацию, мадам дает указания слугам, словно единственной проблемой данного вечера была разбитая ваза, осколки которой разлетелись по всему коридору, отблескивая в свете тусклых ламп, — проверьте, здесь ли детектив, — она замолкает, впервые не зная, как лучше поступить с телом девушки, — и перекройте доступ к этажу. Скажите, что он выкуплен по спец заказу. Ну же. Живее. Мадам Марион редко теряла самообладание, но сейчас была близка к тому, чтобы перейти на крик, а после броситься в комнату постоянного клиента, с которым была Грейс. Коротко постучав, мадам приоткрыла дверь, уставившись на кровать, где развалилось безмолвное тело: — Извините, — она делает шаг в комнату и замирает, все еще надеясь, что его не постигла участь Грейс, — проснитесь, — мадам трясет молодого человека за рукав, недовольно кривясь от запаха алкоголя, как, в общем-то и всего происходящего последние 15 минут. Сейчас она нарушала сразу несколько правил, установленных ей же, но ситуация была исключительной и требовала немедленного вмешательства.***
В Лондоне и его окрестностях сложно было найти человека, не слыхавшего хоть раз о клубе "Империал". Месте, где даже самый искушенный зритель найдет себе занятие по вкусу и непременно захочет стать постоянным клиентом, снова и снова оставляя деньги в стенах заведения. Так число посетителей росло буквально в геометрической прогрессии, и мадам Марион все чаще получала, сначала тонкие намеки, а после и весьма конкретные предложения расширить бизнес и обзавестись еще парочкой особняков, разделяя их самыми причудливыми образами. По предпочтительным утехам, категории девочек или же и вовсе, статуса клиентов, так сказать, оберегая известные личности от какой-либо огласки. Впрочем, проблемы с этим не было и в самом "Империале", ведь мадам Марион умела хранить секреты. Для самых требовательных, в особняке имелось несколько запасных выходов, уйти через которые не представлялось труда. Само собой, стоило заплатить за дополнительные услуги, но высокопоставленные чиновники и политики никогда не скупились утехи и сервис, а Мадам могла предоставить все в лучшем виде. Помимо денег, "Империал" приносил дивиденты еще и в других выражениях, сотрудничая с местной полицией и даже парочкой судей. Так что все были довольны, а более всего — случайные и постоянные клиенты. Среди состоятельных представителей знати, количество последних стремительно росло. Ибо где еще, барон Одли, с кинжалом в руке, на манер индийского раджи, мог преследовать парочку беззащитных гурий в одних набедренных повязках, чтобы после овладеть ими прямо на полу, среди шелковых одеяний и пурпурных подушек. Нашел бы директор театра Роберт Каррингтон место, где смог бы насладиться шлепками от стройной амазонки, не боясь быть поднятым на смех? А герцог Куинсберри, без всякого зазрения совести, менял одну девственницу на другую, дабы утолить все свои желания перед возвращением к нелюбимой жене. Уже более года, "Империал" процветал, и дело не только в обилии тщательно отобранных девиц и пышного убранства залов. Мадам Марион установила строжайшие правила, нарушать которые не рисковали даже самые влиятельные клиенты. Ходили слухи, что одному из весьма уважаемых герцогов уже перекрыли доступ к особняку. И пусть это звучало немного не реалистично, никто не решался проверить слух на практике, опасаясь потери возможности посещения данного заведения.9. Клиент не может разглашать информацию о других посетителях особняка, замеченных в общем зале или курильнях. … 11. По желанию, клиент может одаривать «любимицу» подарками и, при желании, выкупить, оплатив сумму кратную трем годам ее дохода в стенах "Империал". 12. Насильственные действия по отношению к девушкам возможно лишь после согласования с Мадам Марион и расцениваются как услуги иной ценовой категории. … 15. Доступ в личные комнаты ограничен лишь самим клиентом, заказанными им девочкам и прислугой, в случае крайней необходимости. … 21. Преднамеренная или случайная порча девушек карается в соответствии со степенью вреда и оценивается лично мадам Марион.
Сегодня же, нерушимый свод законов, негласно отпечатанный в памяти всех работников и посетителей борделя оказался под угрозой, по вине самой мадам Марион в тот момент, когда ей пришлось перешагнуть порог комнаты, где после весьма бурной ночи, судя по разбросанной одежде и предметам мебели, отдыхал один из постоянных клиентов и, по совместительству, тайных инвесторов "Империала". Оттого было даже более тошно, но ситуация требовала исключительного вмешательства. Роберт не знал, сколько прошло времени с тех пор, как его вырубило. Словно отдаленное эхо, до него доносился чей-то встревоженный голос, а настойчивое подергивание рукава сорочки заставило если и не проснуться окончательно, то хотя бы элементарно повернуть голову в сторону женщины и дать понять — вот он я, здесь и слушаю: — Чего надобно? — сонно хрипит он, затем захлебываясь от кашля, сдавившего грудину и легкие. У него так всегда после пробуждения, — Грейс, проваливай спать, я утомился, — отмахивается Монтгомери от женщины, все еще лежа с закрытыми глазами. Подмяв подушку в обрамлении шелковой наволочки под свою голову, юноша вновь принял позу для сна. Но его и не думают оставлять в покое, продолжая попытки к пробуждению. Тяжелый вздох срывается с губ. Монтгомери-младший привстает с постели и, наконец-то соизволил протереть глаза, с недовольным прищуром рассматривая туманную женскую фигуру, нависшую над ним на манер коршуна: — Мадам Марион?! — в изумлении Роберт вскидывает кустистые брови кверху, а затем смачно откашливается в кулак и принимает вертикальное положение. Осознав запоздало, что стоит в одной лишь сорочке, поспешно подхватывает с пола портки и стал натягивать на себя, — чем обязан Вашему визиту, мадам? Все еще пребывая в неведении от причин, по которым сама хозяйка "Империала" явилась в одну из комнат к своему постоянном клиенту, тем самым нарушая свое же правило, он продолжил: — Вы выглядите напряженной. Что-то случилось? — одного лишь взгляда на ее лицо стало достаточно, чтобы оценить ее состояние. — Сэр, — Мадам резко выпрямилась, приняв вид крайней скуки, с которым, обычно, и встречала посетителей, — данное дело не требует отлагательств, — она с безразличным видом осматривает комнату, словно где-то среди подушек и простыней могла быть причина смерти Грейс и ждет, пока Монтгомери придет в себя и оденется. Впрочем, саму Мадам Марион его ногота ничуть не смущала. — Что за дела, не требующие отлагательств? — с явным недовольством отвешивает Роберт. Он пытается стоять на ногах ровно, но из-за обильного распития вина его изрядно шатало из стороны в сторону. — У нас проблемы, — она складывает руки перед собой и выжидательно смотрит на мужчину, словно ожидает конкретной реакции и чистосердечного признания в одном из серьезнейших нарушений устава. Мадам Марион никогда не нравилась Грейс, но она приносила неплохие деньги и была весьма востребована, оттого ей еще предстояло объяснить другим клиентам, почему девушка более недоступна к заказу, а Мадам не любила отказывать клиентам. — Проблемы?! — юноша удивленно шевелит бровями, а затем подходит к столу и облокачивается о него рукой, чтобы голова не кружилась так сильно. Две Мадам в комнате? Три? Или, все-таки, одна? Сэр Монтгомери усиленно концентрирует свое внимание на расплывчатых фигурах, в конечном счете, обнаруживая одну Мадам Марион. Значит, показалось. — Проблема, Мадам, состоит в том, что завтра меня обвенчают в церкви с женщиной, которую я никогда не видел. Потому что так, видите ли, захотелось моему отцу, — следует театральная пауза, а затем "актер" взмахивает рукой с недовольной миной и подхватывает со стола недопитый кубок вина, — сегодня мой последний день свободы и я хочу развлекаться всю ночь! Лучше приведите мне двух азиаток! — снова прильнув к медному кубку с вкраплениями из драгоценностей, он сделал несколько обильных глотков вина. — Растратчик милый, расточаешь ты Свое наследство в буйстве сумасбродном; Природа нам не дарит красоты, Но в долг дает — свободная свободным, — прочтя по памяти отрывок одной из сонет Шекспира, обреченный мальчишка отсалютовал кубком в сторону мадам Марион. Пусть знает его горе, а заодно и поймет, что теперь он будет появляться в стенах "Империала" гораздо чаще. Ведь все же знают, что современные благонравные женушки, как правило, те еще бревна. Куда занятнее сношаться с куртизанкой, которая унесет тебя в высшие слои атмосферы одними лишь своими умелыми ручками. — Какой-то священник из протестантского течения осмелился заверить отца, что я стану вести себя куда сдержаннее и приличнее лишь после женитьбы. А тут еще и богатая невеста подвернулась. Вот такие вот дела, мадам, — лишь когда осушив кубок, с треском поставил его обратно на стол и, пошатываясь, побрел к ближайшему дивану, тут же откинувшись на подушки. Подложив руку под голову, Монтгомери теперь смотрел на хозяйку борделя и выжидал, когда же она уйдет за азиатками и приведет их к нему. — Игорный этаж процветает и его завсегдатаи активно пользуются всем спектром услуг, предлагаемым Вашим чудеснейшим заведением, мадам? — нахальная улыбка не сползает с его губ. Роберт закидывает ногу на ногу и устало вздыхает. По всей видимости, его проникновенные речи ничуть не тронули мадам, раз она продолжает стоять пред ним с каменным ликом. Совсем обесстыжела, красотка, настолько зарылась в фунтах, что не способна уже проявлять эмоции. Какие же все вокруг продажные куски мяса. На виселицу бы отправить мадам Марион, да вот только жаль терять такую умелую женщину редкого ума с предпринимательской жилкой. Мадам Марион стойко выдержала театральное представление и продолжала: — Я понимаю, что игорный этаж процветает, ваши инвестиции давно окупились и вполне возможно, — она делает паузу, демонстративно окидывая взглядом комнату, в которой, по обыкновению, останавливался Роберт, — этот факт дурманит ничуть не хуже опиума, но это не дает вам права нарушать установленные в "Империале правила", — Мадам Марион недовольно щурится, слегка повышая голос и акцентируя внимание на слове "правила", которое уже стало поперек горла, за последние пол часа. — Я? Нарушил правила!? — воскликнул ошалело сын достопочтенного Сэра Монтгомери, резко вскакивая с места, о чем тут же пожалел, ибо головокружение дало о себе знать усиленным стуком мелких молоточков в области висков и затылка. — Что за чертовщина? Да как Вы смеете! — брызжа слюной, вопит в недоумении Роберт. Откуда такая информация? Что за стервец его оклеветал? На кол! А лучше на виселицу! — Что вы сделали с Грейс? — С Грейс? Доставил ее в царство блаженства, — развел руками в стороны юноша, а потом хлопнул ладонью по своим порткам в области детородного органа с характерным движением бедер вперед, — спросите любую из куртизанок, мадам, ни одна еще не уходила от меня без оргазма, — неужели чертовка Грейс пожаловалась хозяйке на проявленную по отношению к ней грубость? Не понравилось что ли, как он ее швырнул на пол на подушки? Так ведь он не головой же ее об стену приложил, ну в самом-то деле! Ишь ты неженка какая стала. Надо ее наказать и больше не заказывать к себе в покои. Пойдет вон лучше к Бетрис или к той новенькой — Сянцзян. Марион требовательно смотрит на мужчину, постукивая каблуком, но не дождавшись вразумительного ответа, закатывает глаза и резко разворачивается: — Прошу за мной, — методично виляя бедрами, словно ни в чем не бывало, она выходит в коридор и смотрит на несколько фигур, столпившихся вокруг тела девушки.