Большой оранжевый бум

Женщины кричат, смеются, выясняют отношения, предъявляют претензии, плачут и злятся. Охранники смотрят на происходящее сквозь пальцы: пока никто никого не убивает – и славно. Можно расслабиться. На кухне варят обед, и особо нетерпеливые крутятся неподалеку, наслаждаясь запахами. Со двора слышится стук мяча об землю и лязг тренажеров. Кто-то снова кричит, а потом смеется, и это чередуется бесконечно: так долго, как только может. Где-то в своем кабинете сидит Джо Капуто – хозяин этой скромной обители. Он смотрит записи с камер и думает, не подрочить ли ему. Дверь не заперта, и эта крошечная деталь добавляет пикантности. Вот только телефонный звонок нарушает планы. Тюрьма Личфилд живет своей собственной жизнью: маленький мирок внутри огромного мира. Затхлый оазис в цветущей пустыне. И среди всего этого нищего великолепия не находит себе места одна-единственная мятущаяся душа. Это Пайпер Чепмэн. Она блондинка, американка и просто красавица – по крайней мере, была таковой до того, как попала сюда. В ее жизни все хорошо – было хорошо. У нее любимый и любящий бойфренд – там, по другую сторону. А что есть у нее здесь, кроме пары минут личного времени в туалете? И это только если она займет кабинку с дверью. Пайпер слоняется из стороны в сторону, за что ее безудержно ругают все, кому не лень, но остановиться не может. Ей тридцать два, и следующие десять месяцев она проведет здесь. Данное обстоятельство выводит ее из себя наравне с тем, что происходит прямо сейчас. Где-то там, за множеством стен, ее Ларри разговаривает с Алекс. Пайпер запинается, чуть не налетев на стену при очередном своем развороте. Ее Ларри. С… ее Алекс. О, нет-нет, только Ларри, только Ларри! Пайпер ловит себя на мимолетном стоне и поспешно прикусывает губу. Как, как она очутилась здесь?! Она помнит, конечно: такое не забывается. Даже если очень сильно захочешь, все равно не забудешь. Разве что по голове кувалдой дадут, вот тогда, может быть, и вылетят из памяти моменты: досмотр, душевые, грязные взгляды, наезды и угрозы. – Господи! – Пайпер с силой сжимает ладонями виски, словно это должно помочь ей прогнать все неправильные мысли из головы. Алекс давно не ее, пора перестать думать о ней так. Пора в принципе перестать о ней думать! Есть Ларри, и это именно он ждет Пайпер из тюрьмы! Именно к нему она вернется, с ним заживет счастливо, нарожает кучу детишек и… Это не помогает. Совершенно не помогает. При мысли о детях перестает хватать дыхания. Пайпер утыкается лбом в стену, заставляя себя дышать размеренно. – Раз… два… раз… два… – вполголоса повторяет она, прикрыв глаза. Это тоже не помогает. Помогло бы, если бы прямо сейчас ее выпустили отсюда, и она вместе с Ларри уехала бы домой. Но ей осталось… господи, еще десять месяцев! С Алекс под боком! Это просто невыносимо. Может быть, вспомнить, из-за кого она тут очутилась? Из-за Алекс. Ее бывшая оказалась не только наркодилером, но и предательницей – тут есть, от чего сойти с ума. – Хей, чего заскучала? Хриплый голос Никки раздается за правым плечом. Пайпер резко оборачивается, но Никки уже подмигивает ей слева. – Не кисни, Чепмэн. Хочешь развеяться? Никки Николс обладает удивительным даром появляться там, где не нужно. А еще она нимфоманка и лесбиянка – два качества, не слишком ценимые обществом. Иногда она бывает раздражающе настойчива – прямо как сейчас. Пайпер морщится, отчетливо представляя себе, что именно имеет в виду Никки под «развеяться». – Нет, спасибо, – цедит она, надеясь, что по тону станет ясно, что она думает о предложенном. Никки, однако, не смущается. Окинув Пайпер оценивающим взглядом, она цокает языком и тянет: – Беспокоишься о подружке? Светлые завивающиеся волосы жесткими пружинками лежат на ее плечах. Пайпер прерывисто втягивает в себя воздух. Алекс ей не подружка. И никогда больше не будет. Она – предательница. Предательница! – Я ни о чем не беспокоюсь. Спасибо, можешь идти. Она выпрямляет спину, пытаясь казаться гордой и независимой. Наглые глаза Никки смеются. – Ты меня пытаешься убедить или себя? Она все смотрит и смотрит, и Пайпер хочется отвернуться, но почему-то не отворачивается. А Никки говорит: – Ты не думаешь, что сегодня какой-то особенный день, а, Чепмэн? – она совершает руками какие-то странные пассы. – Словно что-то должно произойти, а мы, мать его, к этому совершенно не готовы! Она смеется, а Пайпер обреченно думает, что день действительно особенный. И она действительно к нему не готова. – Не лезь к ней, – бурчит проходящая мимо Морелло. – У нее достаточно приключений. Лорна Морелло – подруга Никки. Тюремная подруга. Раньше Пайпер не думала, что встретит хоть одну такую. Но в тюрьме у нее много чего в первый раз. Она почти радуется, когда успевает подумать, что Морелло на ее стороне, но та проходит мимо и не пытается увести Никки за собой. Это провал. Никки с интересом снова поворачивается к Пайпер. – О чем это она? Пайпер тяжело вздыхает. – Я думала, новости здесь разлетаются быстрее пули. Она предпочла бы сохранить все при себе, но очевидно, что уже не получится. – Кое-что мы оставляем на сладкое. Не тяни, Чепмэн, ты же понимаешь, что я все равно узнаю. Сделай это сама. Никки не отстанет. Она умна и знает, когда нужно уходить, но иногда, кажется, компенсирует это излишней привязчивостью. В конце концов, может быть, действительно лучше рассказать самой до того, как это обрастет ненужными подробностями? – Здесь Ларри, – выталкивает из себя Пайпер с таким трудом, словно рожает. Никки хмыкает. – Твой парень? Пайпер кивает и сжимает губы, надеясь, что Никки этим удовлетворится. Но как бы не так. – Тогда почему ты здесь, а не в комнате для свиданий? Проклятая Никки! Все-то она подмечает! Пайпер беспомощно оглядывается, желая, чтобы кто-нибудь спас ее от этого разговора, но все заняты своими делами. Или прикидываются, что заняты. Никто не мечтает ее спасти. Никки подходит ближе, и Пайпер кажется, что та сейчас нависнет над ней, несмотря на разницу в росте. – Знаешь, Чепмэн, – Никки снова щурится, – мне почему-то кажется, что отсутствие Воуз со всем этим как-то связано. В помещении становится душно. Пайпер сглатывает и оттягивает ворот униформы. Глаза ее бегают где угодно, лишь бы только не встретиться взглядом с Никки. – С чего ты вообще взяла, что?.. – блеет Пайпер и запинается, не зная, что сказать. Никки хохочет. На ее лице – одно сплошное самодовольство. Она смеется, вот только Пайпер не очень-то верит этому смеху. И не зря. – Ты просила его поговорить с ней? Никки проницательно смотрит. Так, что Пайпер теряется в очередной раз, не знает, что ответить, как правильно ответить. – Нет, я… Никки скептически приподнимает брови, и от этого у Пайпер скручивает живот. Почему она вообще продолжает разговор? Почему не уйдет? – Некрасиво, Чепмэн: посылать бойфренда разобраться с подружкой. Пайпер сползает вниз по стене на корточки и в отчаянии закрывает лицо руками, пытаясь спрятаться от осуждения. – Никого я никуда не посылала! – пытается она, но получается плохо. На самом деле, она даже не старалась остановить Ларри, когда тот сказал ей, что хочет поговорить с Алекс. Она приняла это как должное: он обязан разобраться с тем в ее жизни, с чем она сама разобраться не может. И это Алекс. Это с ней у Пайпер ничего не выходит. И никогда не выйдет, потому что они – вечно одинаковые полюса магнитов: сталкиваются и сталкиваются, притягиваясь лишь на какой-то короткий миг, за который Пайпер успевает поверить в лучшее. Никки с ухмылкой следит за Пайпер и ничего не говорит. Словно ждет, когда Пайпер сама откроет рот. Это пристальное внимание выводит из себя, Пайпер резко разворачивается и пулей вылетает из блока. – Эй, заключенная! – слышит она окрик охранника. – Куда так торопишься? – В туалет ей надо, – отвечает вместо Пайпер Никки, и Пайпер на секунду благодарна ей. Ровно на секунду. Туалет оказывается пустым: великая странность для этого места. Пайпер влетает в единственную кабинку с дверью и поспешно запирается. Руки у нее дрожат, она не сразу справляется с задачей, а когда все получается, выдыхает и опускается на пол, подтягивая колени к груди. Проклятая Никки! Нервы и так на пределе, но она их чуть не порвала! В кабинке воняет дерьмом. А может быть, это вонь из другой кабинки, но выбирать не приходится. В тюрьме вообще выбора нет – даже если тебе кажется, что он есть. Пайпер заставляет себя дышать не слишком глубоко и зачем-то принимается вспоминать, как до такого докатилась. Восемь лет назад она встретила Алекс Воуз, которая работала на наркокартель. И бежать бы Пайпер, сверкая пятками, в тот момент, как она узнала всю правду, но она зачем-то решила остаться. Зачем? Сейчас она не найдет подходящего ответа. Может быть, ей показалось романтичным то, чем занималась Воуз. Может быть, ей нравилось кататься с Алекс по разным странам, пить ром и текилу и танцевать обнаженной на ночном пляже под светом луны. Может быть, Алекс хорошо трахалась. А может… Так или иначе, но Пайпер ушла только тогда, когда Алекс перестала уделять ей время. Она погрязла в своих делах, стала нервной, озлобленной и заторможенной. Пайпер хотелось двигаться, хотелось отдыхать на Борнео, и Алекс готова была оплачивать ее желания, вот только сама она при этом оставалась дома и решала вопросы. Решала, решала, решала, пока Пайпер все это не надоело. В один прекрасный день она просто тоже приняла решение: тяжелое, мучительное, но приняла. Только бог знает, сколько сил ей потребовалось положить на это. Может быть, если бы Алекс устремилась к тому, чтобы остановить ее, Пайпер передумала бы. Но у Алекс умерла мать, и она стремилась к ней, а не Пайпер. Именно так Пайпер стала свободной – и от данного когда-то давно слова, и от того, чтобы перевозить наркотики, притворяясь хорошей девочкой рядом с полицейскими. Вскоре она встретила Ларри, успела заставить себя поверить в то, что Алекс в ее жизни никогда не было, как и наркотиков. А потом пришли копы. И сон вновь стал явью. Пайпер нечаянно глубоко вдыхает и кашляет, мотая головой от отвращения. Ей больше не нужен был адреналин. Она сбежала от него. Она была с Ларри, она хотела замуж, она хотела семью. Ей хватило бурной молодости, почему, почему все повернулось именно так?! Она помнит тот момент, когда впервые увидела Алекс – уже здесь. «Наверное, не лучшее время, чтобы сказать «Привет!» – вот с чего решила начать разговор эта предательница. Она просто подошла, словно ничего особенного не случилось, словно это не Пайпер вовсе морили голодом за то, что она неосторожно отозвалась о вкусовых качествах пищи, подаваемой в тюремной столовой. Конечно, теперь отношения с этой русской, Рыжей, что ответственна за обеды и ужины, наладились, а Алекс и вовсе не была виновата в том, что Пайпер голодала, но она была виновата в другом! В том, что Пайпер вообще попала сюда! Пайпер осторожно вытягивает ноги и прислушивается, не пришел ли кто. Сколько времени она уже здесь? Минуту, две, десять? На этаже еще несколько туалетов, но скоро сюда обязательно кто-нибудь прибежит. Алекс отрицает, что причастна к обвинению. «Повязали не одну меня, почему ты решила, что я выдала тебя?» – вот что она сказала, когда Пайпер, наконец, высказалась напрямую. А кому еще было выгодно посадить Пайпер? Выгодно отомстить ей? Только Алекс. Она может отрицать свою вину сколь угодно долго, но Пайпер не верит ей. И никогда не простит. Надо думать о Ларри. Он – тот самый спокойный островок в море этой круговерти, из которой не выбраться в ближайшее время. Пайпер благодарна ему – за многое. В том числе и за этот разговор, который он сейчас ведет. Она не знает, что он намеревался высказать Алекс, но надеется, что после та отстанет от нее. Идеально было бы и вовсе оказаться в другом крыле и видеться разве что во время ужинов и прогулок, но на такое Пайпер даже не надеется. Что ж, осталось потерпеть не так уж и много. Она справится. Она обязательно справится. Слышатся громкие голоса, Пайпер быстро поднимается на ноги. Кто это? Пуссе и Тэйсти, две подружки-афроамериканки, которые невесть что забыли в туалете: Пайпер уверена, что они сюда не нужду справлять пришли. И верно: шепчутся о чем-то. Пайпер невольно прислушивается, прижимаясь к двери, забывая о своих проблемах. Дверь кабинки распахивается в самый неподходящий момент, и Пайпер буквально вываливается на руки Тэйсти. Они примерно одного роста, но Тэйсти крупнее и шире. Повезло: если бы на дороге стояла тощая Пуссе, валяться бы им обеим сейчас на полу. – Это кто это тут нас подслушивает? – интересуется Тэйсти, грозно вращая глазами. Пайпер ежится и пытается отойти, но ей не дают этого сделать. – Я ничего не слышала! – торопится Пайпер и делает серьезную ошибку. Теперь никто не поверит ей. Пуссе и Тэйсти переглядываются. Они перегораживают выход из туалета, к которому Пайпер хотела бы устремиться. А там, оказывается, стоит Черная Синди, и она тоже не очень довольна происходящим. – Йоу, беложопая, в последнее время ты слишком часто оказываешься рядом с нами, – выплевывает она, и это похоже на оскорбление, однако Пайпер и не думает обижаться. – Что вы! – машет она рукой и улыбается как можно шире. – У меня просто… было расстройство. Извините. Я как раз хотела выйти. Мерзкий запах дерьма как нельзя кстати, впервые Пайпер так ему радуется. Негритянки дружно принюхиваются и не менее дружно морщатся. Пайпер делает виноватое лицо. Пусть уж лучше она прослывет засранкой и вонючкой, чем ее снова обвинят в подслушивании. Она в тюрьме не так долго, но кое-какие правила выучила. Одно из них: не связывайся с негритянками. Второе: не называй их негритянками. Но в голове ведь можно, да? – Ладно, – бурчит Тэйсти и отпускает застывшую Пайпер. – На первый раз прощаем. Вали нахер, чтобы мы тебя тут больше не видели, ясно тебе? – Ясно тебе? – эхом повторяет Пуссе, и Пайпер думает, как так вышло, что эти двое подружились. – Тебе ясно? – орет Черная Синди, не дождавшись ответа, и машет руками перед носом у Пайпер. – Может, тебе объяснить получше, а?! Они втроем наседают на Пайпер так, будто она у них что-то украла. Пайпер чувствует себя совершенно беспомощной, она и думать забыла про Ларри, про Алекс, про всех остальных, ей хочется просто выбраться отсюда. «Господи, – отчаянно молится она, – помоги мне выскользнуть! Пусть что-нибудь случится! Пусть…» Что-то оглушительно бухает совсем рядом, и оглушительно – абсолютно не метафора. Пайпер глохнет на правое ухо в одно мгновение, а во второе летит вниз, отбивая колени, потому что пол уходит из-под ног, и это омерзительное ощущение пустоты. Руки пытаются ухватиться хоть за что-нибудь, негритянки орут и ворочаются где-то рядом. – Это землетрясение! Землетрясение! – вопит Черная Синди. Пайпер хочет сказать, что тут не бывает землетрясений, но она не очень уверена и поэтому молчит, а через секунду Черная Синди наваливается на нее всем своим немаленьким весом, потому что тюрьма сотрясается снова, и на этот раз гораздо мощнее. Туалет начинает разъезжаться, будто картонная декорация, потрясенная Пайпер, которой нечем дышать, видит, как отваливается дверь единственной кабинки, где можно отыскать чуток уединения. Это оказывается последним, что она замечает: та самая дверь падает прямо ей на голову, и в первый момент это просто сильнейший удар, во второй – дикая боль, а в третий – бесконечная пустота.