Чудочко

Аромат жарящегося на углях мяса принес ветер, буквально плеснул им в открытое окно ординаторской. Ну, я и поймал сей порыв затрепетавшими ноздрями. Учуял дымок, фыркнул. Подавился в раз заполнившей рот голодной слюной и хищно оскалился, вспомнив — моя смена, ахха, закончилась полчаса назад. А еще вспомнил, что сегодня не обедамши, только скромно завтракамши бутербродом, и с момента завтрака прошло аж девять часов. Шашлык. Как много в этом слове для альфы каждого дано… Впрочем, и для беты, и для омеги. Почти все, конечно, если они не вегетарианцы, любят мясо. И я люблю. Содрав с плеч помятый халат, я наскоро попрощался с остающимися дежурить до утра коллегами и чуть ли не бегом устремился на зов требовательно забурчавшего пустого желудка. Проскочил по нескольким коридорам, чудом не уронив по дороге с пяток семенящих куда-то, наверно, на процедуры, унылых пациентов в пижамах. Победил служебную лестницу, махом перескакивая через три ступеньки, благо спускаться — не подниматься, плюс возраст со здоровьем позволяют подобную прыть. Вылетел на крыльцо и замер, жадно принюхиваясь. Откуда тянет жарким? Вроде, с востока? Не ошибиться бы… Нос подтвердил — да, с востока. Я без труда вычленил нужный, «мясной» воздушный поток (оборотни говорят — «взял») и потрусил по нему. Там, на востоке — добыча. Р-р-р. Жрать! Сейчас! Немедленно! Ох, седой вожак Прародитель, не перекинуться бы от голода, неприлично получится. Прохожие пальцами затычут, освистают, застыдят, взрослый же давно. Хотя на четырех лапах передвигаться не в пример удобней и гораздо быстрее. Покинув территорию больницы, повернул вдоль зеленого дощатого больничного забора налево и оказался у входа в общественный парк. Чугунные, в причудливых завитушках, ворота парка были гостеприимно распахнуты. Я миновал их и торопливо зашагал по широкой, усыпанной мелким, красноватым гравием аллее. Та попетляла меж кустов и деревьев и вывела на еще более широкую аллею, центральную. Теперь прямо-прямо метров триста, мимо мирно гуляющих с детишками в колясках молодых папочек, направо, и летний открытый ресторанчик к моим услугам. Спустя примерно четверть часа я, счастливый обладатель запакованного в промасленный бумажный пакет букета из четырех горячих шампуров, рыскал по парку, искал и не находил свободную скамейку в тенечке. В принципе, можно было пообедать и в ресторанчике, но не срослось — под его навесом гуляла шумная компания юных гиен. Щенки праздновали что-то, вероятно — день рождения одного из них, и уже успели изрядно налакаться алкоголя. Тявкали, хохотали, орали, перекрикивая друг друга, и нестройным хором распевали отвязные песни про секс. А волки любят тишину и покой. Опять р-р-р. Вот куда мне, бедному, приткнуться — везде то омежье с детенышами, то влюбленные парочки целуются-обнимаются! Наконец, когда я уже отчаялся и решил примоститься где-нибудь на травке, относительно свободная скамейка нашлась. Именно такая, о которой мне мечталось — на боковой аллейке в густой тени раскидистого клена, напротив музыкально журчит фонтан. Ровно посередине этой скамейки сидел огненно-рыжий альфа лет двадцати пяти, явный лис. Парень с очень грустным лицом лущил семечки. Он приветствовал меня вялым взмахом руки и словами «сегодня ужасная среда, братишка». Я с недоумением поморгал — в мягком голосе лиса отчетливо прозвучали трагические нотки. Поудобнее перехватил выскальзывающий пакет с шашлыком и спросил: — Почему ужасная? Рыжик отплюнул с пунцово-красных губ шелуху и слегка подался вперед. — Присаживайся, братишка, — предложил с лукавым подмигом, — и я тебе расскажу. Ничего не скрою. Клянусь. Заинтересовавшись, — увы, любопытство — мой порок, — я с готовностью плюхнулся рядом с ним. Лис протянул в горсти семечек. — Во-первых, наша скамейка окрашена, братишка, — вымолвил он с напряжением, давя горестный вздох. — Во-вторых — я сегодня собирался на свидание с очаровательным предтечным рыськой и надел новые брендовые джинсы. Рыська отключил мобилку, не знаю, где он, кошак мартовский, шляется. Джинсы непоправимо испорчены, лишь выбросить. Кучу денег за эту проклятую тряпку отвалил, половину стипендии. Ужасная среда, и не спорь. Я неверяще потрогал перекладины скамейки подушечкой указательного пальца и крупно передернулся, клацнув зубами — липко, мажет коричневым. Ну, вожак Прародитель… У меня в гардеробе всей одежды — вот эти брюки, купленные месяц назад, синие треники и старые джинсы с дырками на коленях. На работу в чем теперь ходить? В дырках? Попаданец сюрпризом. Действительно ужасная среда. Пока я переживал потерю брюк, лис без аппетита лузгал семечки. — Ты проникся болью момента, братишка, — парень мрачно изучал свои пропыленные кроссовки. — Чую. Может, ко мне? Вон мой дом, отсюда крышу видно. Попробуем оттереть краску керосином, заодно пообедаем. Хочешь? Р-р-р. Я не хотел, но керосин давал шанс спасти брюки. Поразмыслил, и согласился за отсутствием иного выбора. — А пошли, — прирыкнул, вскакивая. — Давай, указывай путь, я — следом. Рыжик поднялся с присущей лисам грацией, стройный и гибкий, и поманил меня за собой. — Лекс, — смущенно представился он, незаметно принюхиваясь к моему пакету. Я мрачно выцедил «Петя», пожал протянутую Лексом крепкую ладонь, и знакомство свершилось. — Идем, Петя, — рыжик улыбнулся, не размыкая губ. — Отчистимся, пожрем, я тебя провожу и поеду кузена в аэропорт встречать. У нас на все про все три часа. Должно хватить за глаза и за уши. Просто верь — и получится.

***

Квартирка у Лекса оказалась маленькая, двухкомнатная, и уже от прихожей поразила чистотой и уютом. Такая вылизанная — страшно плюнуть. Стянув по знаку лиса у порога ботинки, я неуверенно затоптался на коврике для вытирания ног, с отвращением обоняя испускаемое собственными несвежими носками амбрэ. Еще и дырки на больших пальцах белеют. Папочка, позорище. И зачем я утром не надел целые носки, кусок похуистического лентяя? Эх, знал бы, что попаду в гости… — Чего мнешься, братишка? — зажегший торшер-подсветку, успевший разуться рыжик не понял моего смущения. — Обувь ставь вот сюда, на полку, и идем — ванная по коридору направо. Снимай пока брюки, я сейчас керосин принесу из кладовки. Тихо в душе недоумевая, зачем Лекс держит в квартире керосин, я подчинился и побрел в указанном направлении. Нужную дверь нашел без труда — та была единственной «направо», дальше по коридору имелась кухонька. Толкнул и заглянул внутрь — темно, приятно пахнет цветочным мылом. Выключатель обнаружился у дверного косяка снаружи. Я щелкнул им, снова заглянул в ванную и — обалдело присвистнул. Вожак Прародитель… Куда я попал… Белоснежный кафель стен и пола, белоснежный унитаз, белоснежная раковина. Зеркало над раковиной без единого пятнышка. Блестящие, не оскверненные соляным осадком краны. В душевой кабинке на полочке аккуратными рядками какие-то флаконы и флакончики; мочалки на крючках чуть ли не по линейке висят. Да в моей обожаемой операционной грязнее и бардачистей! И вот мне. Сюда. В дырявых, вонючих носках? Да ни за какие коврижки мира. Испоганю этот храм стерильности даже дыханием — зубы не чищены с утра. Лекс толкнул в спину, и ужасное свершилось — я потерял равновесие и осквернил чудо, ввалился в потрясший мою психику хирурга санузел. В левой руке лис держал зеленую пластиковую канистру литров на пять, подмышкой у него был зажат набитый тряпками прозрачный полиэтиленовый мешок. — Мясо бы на кухню, — парень критически сощурился на промасленный пакет с шашлыком, который я баюкал у груди. — Ему тут не место. Я окончательно смутился и позволил лису забрать пакет. Через десять минут мы, оставшись лишь в трусах, оттирали обильно смоченными в керосине тряпочками краску с разложенной по полу одежды. Я — с брюк, Лекс, соответственно — с джинсов. Потели, задыхались в керосиновых парах, шипели сквозь зубы ругательства. Оттирали, оттирали… Зря старались — краска успела засохнуть и не оттиралась, только еще больше размазывалась, образуя на мокрой ткани безобразные потеки. Промучились с полчаса — и отчаялись, плюнули. Первым сдался я. — В жопу, — рыкнул, оскаливаясь, со сдержанной яростью, бросая тряпку в угол. — Достало. Чем так убиваться — проще новые купить. Миг, и скомканная тряпка Лекса присоединилась к моей. — И правда в жопу, — согласился отпыхивающийся рыжик. — Задобрю Эшли массажем ступней — тот магией почистит. Щелкнет пальчиками, прошепчет заклинание — и вуаля! Вот так, стоя на коленях на полу чужой ванной почти голый, весь перемазанный керосином, я узнал: прилетающего вечером кузена Лекса зовут Эшли и он маг, ученик мага из Долины магов. А еще — любит, когда ему массажируют ступни. Полезная информация на будущее, кхм. Пригодится ли? Вот и я был на тот момент без понятия. Оплакивал погибшие брюки. Брюки эти я плотно, чтобы не воняли, запаковал в мешок, лис вместо них нарыл мне в шкафу спортивные штаны с лампасами и чистую, малость поношенную футболку. Мы по очереди приняли душ, оделись и отправились обедать. Моим шашлыком и запасами лиса, да. Коих у лиса, якобы бедного студента, обнаружился полный холодильник. А после обеда я, обожравшийся от пуза, подобревший и, очевидно, сдуру, — ну, и керосиновое отравление до сих пор туманило мозг, — добровольно вызвался ехать с рыжиком в аэропорт встречать Эшли. На моей машине, оставленной на стоянке возле больницы. Ибо у студента Лекса вряд ли есть деньги на такси. Ыыыыы. Смешно. На разносолы и деликатесы есть, на такси — нет.