НЦ СЦЕНА: советы ханжи о том, как надрочиться писать рейтинговые тексты

Поздравляю! Вы почти добрались до финишной прямой этого текстового марафона! Вы знаете, кто ваши действующие лица, где они находятся и почему они занимаются сексом. Вы знаете, каких приевшихся всем клише стоит избегать в изображении секса между ними. Вы уверены в том, что то, что вы опишете, будет иметь под собой реальную физиологическую основу, и даже решились дать своим подопечным презервативы. Дело за малым — и самым важным: описать это со вкусом. Это большая тема, так начнем же с цитирования вышедшего много лет назад мультфильма, сразу задающего настрой, освобождающий от нереалистичных ожиданий: [Отец По наставляет его на последний бой] Мистер Пинг: По, настало время поведать тебе то, что следовало поведать уже давным-давно. По: Слушаю. Мистер Пинг: Секретный ингредиент моего секретно-ингредиентного супа… По: О-о. Мистер Пинг: Слушай меня… Секретного ингредиента — не существует! По: Ка-ак? Мистер Пинг: Не существует. Нет его! Никакого секретного ингредиента! По: Постой-постой. Так мы готовим обыкновенную лапшу? Не добавляем ни специй, ни особенного соуса? Мистер Пинг: Да незачем! Чтобы сделать что-то особенное, надо просто поверить, что это — особенное! По: Никакого секретного ингредиента нет… И еще, так сказать, для закрепления материала: [Тай Лунг отобрал у По свиток Дракона] Тай Лунг: Наконец-то. О да. Сила свитка дракона теперь принадлежит мне!.. [Раскрывает свиток и видит, что он пуст] Здесь ничего нет! По: Расслабься, я сначала тоже не въехал. Тай Лунг: Что? По: Секретного ингредиента нет! Дело в тебе. Нет формулы. Дело в тебе. Именно так. Рецепта НЦ, которая понравится абсолютно всем и каждой и вместит в себя Самую Суть, не существует, потому что представления о той Сути у всех разнятся. Идеальных вещей в принципе не существует. Идеальность определяется полноценностью соответствия критериям, а критерии — от идеи, они в голове. А голова у всех полнится разным. И для вас, лично вас, собирающейся вложить свои силы и время своей жизни в какой-то замысел, важно во время его осуществления и после — во время прочтения работы — ощутить и передать то, что хотите ощутить и передать, пропустив сквозь себя любимую, лично вы. Так что же важно, к чему надо стремиться? Что отличает более сильные сцены от более слабых, когда речь заходит об исполнении? Ясность намерения. Взгляните еще раз на определение выше. Если идеальность — это наибольшая степень соответствия, подходящести, то наилучшее воплощение идеи есть то, которое обладает наибольшей осознанностью, выражает идею наиболее полно, наиболее честно. «Правильно». Именно так, как оно надо. Поэтому вам необходимо иметь представление о своей НЦ, ее концепт, будь он воплощенным во фразе, в распирающей вас эмоции, в предчувствии, что вот та деталь обязательно должна войти в ту сцену и стать ее апогеем. А имея представление о том, зачем вы напишете то, что вы напишете, в чем заключается та особенность, в которую вы верите, когда идете готовить свой секретно-ингредиентный суп с лапшой, имея его, вы сможете распорядиться своими данностями наилучшим образом. Заставить их работать на идею. Так давайте же поговорим о ваших данностях — очевидных и неочевидных. Очевидная данность номер один То, что пойдет в ваш текст, зависит от степени графичности, которая требуется для воплощения вашей идеи. Вы знаете, насколько важную для происходящего в вашей сцене роль играет физическое? Мое личное мнение, которое вам подтвердит, пожалуй, любая хорошая драма: физическое взаимодействие, любое, это отдельный уровень коммуникации. В тексте в действия переходит то, для чего одних лишь сказанных слов будет мало. Другими словами, секс — это всегда проводник сексуальности, через секс выражается что-то еще. В качестве примера: работа, в которой преподавательница балета и ее ученица занимаются сексом — петтингом и оральным сексом — в танцевальном зале академии. Звучит не слишком-то примечательно, хороший, простой пример, так? О каких мотивациях вы можете подумать в нем? Допустим, влечение к чему-то прекрасному в другой, уважение, возможно, зависть, желание быть похожей, или желание оказать поддержку, теплые доверительные чувства, выведенные за грань слов. Или что-то еще. Все это — в теории совершенно легко выписываемые мотивации, не правда ли? Каждую из них можно облечь в физическую реализацию, и в зависимости от мотивации подход к ее отображению будет разниться, потому что цели наших героинь, причины, по которым они решаются на этот шаг, будут разные. Вот только в той работе речь идет о ведьмах, и секс, выписанный все больше предвкушением, чем самими реальными действиями (тот же оральный секс уложился в единственное предложение: «Я взглянула вниз и увидела там, внизу, ее голову между своих разведенных ног»), является способом проверки пригодности младшей ведьмы, способом расширения ее сознания. На некоем оккультном плане старшая ведьма проникает в младшую, младшая раскрывается навстречу старшей, и этот объединяющий их опыт позволяет младшей ведьме пережить откровение и осознать то, что они обе являются частью первородной силы. Описание сперва интерпретируемого как сугубо сексуальное желания постепенно переходит в раскрытие желания быть увиденной «до костей» и впустить в свое сознание то, что разум не вмещает, проникнуться ощущаемой неописуемой силой. Оргастический момент, когда осознание настигает младшую ведьму, описан так: «На секунду я услышала все: спокойное дыхание девушек, спавших наверху; скрип деревянных половиц; непрерывный гул улицы снаружи; вспышки смеха из какого-то неведомого угла; и крики. А затем весь этот шум вдруг перестал, как будто и не был; до меня дошло, что все это время я была глуха, и слышала все, кроме того, что происходило вокруг меня. Теперь я действительно могла слышать — стоявшую в комнате тишину, которую нарушало одно лишь наше тяжелое дыхание». Это — тот момент, ради которого все было, ради которого был написан тот фик. Женщина проходит через преображение, ее восприятие реальности кардинально меняется и ей еще предстоит в полной мере прочувствовать это. Дальше — они становятся равными и говорят о вещах в таких выражениях, которые соответствуют тому, что они из себя представляют на самом деле; младшая перестает воспринимать влечение к старшей как нечто иное, чем возникшую между ними связь, укрепившуюся на некоем оккультном уровне. Кто и как там чью вульву ворошила, как вы можете догадаться, в таком рассказе — дело третьестепенное. Потому что он не про вульвы, хотя вульвы там тоже есть, и они тоже работают на происходящее и заложенную в него идею. Они служат барьером, который берется, чтобы укрепилось, было переформулировано и, в конце концов, последовало что-то еще. Что-то, что имеет значение само по себе. Вывод: сексуальные действия ваших подопечных продиктованы не сексом как таковым [1]. И в зависимости от того, чем они продиктованы, уместна или неуместна та или иная степень графичности описаний секса между ними. В этом примере автрисе совершенно не требовалось упоминать клитор младшей и все то, что с ним делали, или употреблять слово «оргазм» — самое главное в тексте было расписано и без них. Что подводит меня к неочевидной данности номер один. Неочевидная данность номер один Вы можете не описывать некоторые вещи. Почему я считаю это довольно простое обстоятельство менее очевидным, чем предыдущее? Да потому что мысль о том, что то, о чем мы пишем, влияет на то, как мы пишем, как будто бы интуитивно понятна. А вот понимание своей творческой свободы, того, что иногда что-то бывает нужно, а в другой раз уже нет, приходит с опытом, практикой. Усваивается, по большей части, подсознательно, при прочтении работ, где этими приемами умело пользуются автрисы помаститее. Воображение — оно мощная вещь, и когда ваша аудитория заранее настроена, что сейчас последует рейтинговая сцена (а хорошие рейтинговые сцены не падают с неба, автрисы подводят к ним долго и планомерно), вам не потребуется проговаривать абсолютно все. Нужно будет только подтолкнуть себя, как самого своего главного читателя или читательницу, и других. Почему, вы думаете, ЮСТ, в котором заветная черта в близости людей не переходится, так привлекателен для многих? Не в последнюю очередь потому, что оставляет пространство для домыслов, выдерживая интригу, маня обещанием… Но прежде очевидная данность номер два. Очевидная данность номер два Вы не сможете расписать графическую рейтинговую сцену, не используя хотя бы некоторые слова, которые вы можете стесняться использовать. Да, я говорю об аттракционе «вхожу туда — не знаю куда, дрочу тем — не знаю чем» со станциями нефритовых жезлов, любовных кнопок, укромных пещерок и, господипрости, шоколадных дырочек. Прежде чем я пройдусь по отдельным спорным заместительным обозначениям и причинам, по которым лично я считаю их нежелательными к употреблению, маленькая стилистическая рекомендация, привязанная к предыдущему совету: если вы не можете или не хотите (или не считаете нужным) описывать какие-то вещи, которые важны для происходящего, то опустите подробности, но обязательно опишите, что именно произошло. Аудитории хватит соображения понять, что если кто-то в кого-то «вошел» в рейтинговой сцене, то сделал он это не переступив порог ногами. Опишите трение, давление, проникновение, то, как оно должно бы было ощущаться, не впихивая — каламбур напрашивается сам — член в предложение. На мой скромный взгляд, такой способ передачи происходящего — вовсе один из самых элегантных видов НЦ. Он рассчитан на проникновенное чтение и уважает интеллект своей аудитории. Если кто-то завела руку между чьих-то ног, очевидно, что под рукой у нее окажется не панель управления микроволновки, если это не сюрреализм (но мы ведь и не о нем здесь говорим). Больше и подробнее не значит лучше, и я еще вернусь к этому тезису. Главное придерживаться одной и той же тональности (и это правило распространяется на всю работу!), а не перескакивать через раз с опущений к графичностям и наоборот. Иначе текст станет неуравновешенным, раздерганным. И запомните, никто никогда не посмеется над вами, если вы не опишете то, что просто понятно, что и не надо описывать. Если же вы опустите то, что важно, то комический эффект еще как может возникнуть, потому что за строчками описания промелькнет ваша авторская стеснительность и тут уже ослабнет читательская захваченность происходящим. В качестве примера (слегка переписанного, чтобы не наводить на автрису, но показательный момент в нем сохранен): «И вот он решил приступить к минету. Он взял его в рот. Сперва ему было неудобно из-за страха задеть зубами, и к тому же ему никак не удавалось продвинуть на всю длину, только на малую часть, поэтому гражданин Пупкин решил сменить подход и начал вылизывать во всю длину с экспериментальным намерением». Неудобно в данном примере, очевидно, было самой автрисе и до самого конца. В предложениях опускается объект, с которым ее действующее лицо вступает в откровенное сексуальное взаимодействие. При том, что делается акцент на особенностях взаимодействия с тем самым объектом! Парадокс! При прочтении так и свербит проставить слово «член» там, где из него сделали эдакие семантические пустоты: задеть ЧЛЕН зубами, на всю его, ЧЛЕНА, длину, на малую часть ЧЛЕНА, вылизывать ЧЛЕН… Полегчало, вы согласны? Данный случай служит наглядной иллюстрацией того, какие ощущения обречена вызывать неуместная авторская стеснительность. И она касается и того, о чем я хочу поговорить дальше. В выборе обозначений частей тела все лучше бы делать прозрачным, это беспроигрышный вариант. Губы и губы. Язык и язык, клитор и клитор, член и член. Все ясно, правдиво и точно. Зачем же тут как-либо извращаться? Гениталии — это просто части тела, чему и были посвящены анатомические заметки в предыдущих секциях этой статьи. То, что находится в вашей и чьей-либо еще промежности, так же нейтрально само по себе, как рука, нога, или ухо с носом. Любой стыд — и по отношению к частям тела тоже — усвоен, обусловлен культурно и личностно. Это значит, что он в голове. Выдуман. Поэтому я предлагаю вам следующее упражнение на преодоление усвоенной стеснительности. Предварительно убедившись, что вы не будете застаны за этим занятием (потому что человек со стороны может не проникнуться его высокой интеллектуальностью и практической пользой, не утруждаясь выслушиванием объяснения), повторите все слова из списка ниже вслух, одно за другим, с паузой в пару секунд между каждым, чтобы услышать, что это просто слова, которые обозначают простые вещи: Язык Губы Рот Грудь Сосок Лобок Клитор Вульва Вагина Член Головка Уздечка Мошонка Яички/яйца Ягодицы Сфинктер Если вам не полегчало, то, дойдя до конца списка, вернитесь в начало, перечисляя все слова уже в обратном порядке. Повторите список столько раз, сколько потребуется. Чему это учит? Тому, что анатомическая лексика нейтральна, а значит, должна бы быть уместна почти всегда. А знаете, что не будет уместно практически нигде по вышеописанным мной причинам? «Естество». «Возбуждение». Прошу прощения за свою бесцеремонность, но: что за пляски вокруг письки? Член — это часть тела, он не физиологическая реакция сама по себе. В естество (чем бы оно ни было) такую метонимию. Поймите правильно. «Возбуждение» может быть. Его можно почувствовать, но не «дотронуться до него», например. Замечание о том, чтобы почувствовать чьё-то «возбуждение», как и увидеть, не противоречит формальной языковой логике. Но! Тактильный контакт с ним будет уже контактом с возбуждённым органом, а не, опять же, возбуждением как физиологической реакцией самой по себе. Что ещё? Иным автрисам хочется извратиться и дальше и они решают: член будет «органом», он ведь орган по факту. Но всего лишь «орган» — это условный медицинский-научный термин, та же селезенка ведь тоже орган. Отсюда мой совет: если ваш сеттинг и ваш язык предрасполагают к такому (а оно случается), то уточните про именно «возбужденный орган». Тут уж точно не возникнет ощущение, что вы наводите муть: заметить или ощутить возбуждение каких-либо ещё органов кроме гениталий — это задача для человека со сверхспособностями. Хорошо. А что насчет «плоти»? Член ведь из нее сделан! Да и вульва тоже. Но в том-то и дело, что плоть может взяться откуда угодно — она не про конкретные части тела, в связи с чем при прочтении фраз с ее задействованием в качестве синонима-заместителя возникает ощущение, что это неловкая попытка уйти в затемнение. Бывают случаи, когда «плоть» уместна, лично на мой взгляд, но точно не когда речь идет о том, чтобы прикрывать ей четкое обозначение какой-либо части тела от начала и до конца. Хрен из плоти это не палец из нее же. И раз уж мы об обозначениях органов: вытряхните слово «пенис» из своего писательского лексикона. «Пенис» в контексте описания сцены, в которой автриса апеллирует к чьему-либо возбуждению, не будет оправдан никогда. «Пенис» звучит умаляюще, отупляюще нелепо. А что с «анусом»? «Анус» с «пенисом» идут рука об руку (не представляйте)? Само по себе слово нейтрально, хотя лично для меня — и я делаю упор на «лично для меня» в данном случае — само его звучание тоже не способствует эротическому настрою. Я предпочту ему «сфинктер», «анальный проход» или «вход в тело», потому что в них как бы, по моим ощущениям, заложено обращение к самой функции мышцы/отверстия. А в фиках, где анус становится объектом взаимодействия, именно она и важна. Но это сущая вкусовщина. Хватит же ее, обратно к уместности того или иного употребления. «Уд». «Елдак». «Хуй». «Хер». «Манда». «Пизда». И даже «жопа». Все они имеют право на существование в тексте, если вы пишете о ком-то, кто происходит из самых низов и социолингвистически предрасположен или предрасположена к таким вот грубым обозначениям, поскольку большинство текстов пишутся с перенятием определенной перспективы участвующих в действии или наблюдающих за ним со стороны. У этих участвующих или наблюдающих неизбежно есть точка зрения, если те не бесчувственная видеокамера с неким репортажным моральным абсолютом — мало ли, может, вы описываете секс от лица HAL 9000. Также важен и исторический контекст происходящего. В разные времена и в разных местах был разный уровень секс-просвета (фаллос, лоно, срам…). Что еще относительно обозначений? Уменьшительно-ласкательные выражения выглядят крайне неуважительно и неестественно: вы скажете, что у тети Тамары с третьего этажа «ротик»? А у дяди Ярополка «попочка»? Вряд ли. Потому что «ротики» и «попки» бывают у секс-кукол. У живых людинь и людей части тела, а не фетиши для чьего-то удовлетворения. От слова «ублажать» я бы тоже воздерживалась, по тем же причинам, что и выше: это очень размытое слово. А рейтинговая сцена обыкновенно предрасполагает к ясности. Что же касается самого шпили-вилли, то секс можно и следует называть сексом. Со своей стороны еще могу добавить, что не вижу ничего зазорного в том, чтобы охарактеризовать в тексте секс между близкими как «занятие любовью». Не потому, что секс = любовь, а как раз-таки потому, что тесное интимное взаимодействие между родными по духу людинями/дьми как будто бы качественно отличается от любого другого секса. Но я сентиментальная натура, непрогрессивная «ханжа», в чем созналась еще в названии работы, так что, сами понимаете. Мне иначе никак. И последняя для этой части данность: Неочевидная данность номер два В НЦ сцене, как и в любой другой, есть напряжение, элемент саспенса, который должен быть выдержан. Именно он и заставляет нас читать дальше, несмотря на то, что, как правило, конец немного предсказуем. Как же так? А почему читающим вообще может быть интересно узнать, как кто-то вазюкает кому-то языком по деснам? В чем вообще заключается важность или красота этого недособытия? Читающие с не слишком короткой памятью могут ответить на этот вопрос сразу: «сексуальные действия ваших подопечных продиктованы не сексом как таковым», смотри выше. Когда мы читаем про чей-то секс, мы читаем про чьи-то эмоции, ощущения и отношения. В том числе и поэтому — но, конечно же, не только поэтому — я настаиваю на диалогах. И снова пример. Недавно автриса, за чьим творчеством я слежу, опубликовала работу, в которой рейтинговая сцена занимала тысяча шестьсот с гаком слов, на экране представлявших собой справный блок сплошного текста. В нем было всего шесть строчек весьма односложного диалога, втиснутых в длинные, как список дел на январь, и такие же угнетающие абзацы. Мой закономерный вопрос к таким безблагодатным прецедентам: если этот текст элементарно зрительно отягощает, как он может быть легкоусвояемым? Формальная сторона этого вопроса решается вообще многими способами: если в контексте сцены неуместен тот же диалог, то в нем непосредственное происходящее может перемежаться, например, комментариями фокального действующего лица «про себя». Лишь бы то, что заложено в сцену и/или эмоции тех, кто в нее вовлечены, получали развитие. Эмоции и мысли требуют развития, иначе они деградируют. Аудитория не станет отдаваться тексту долго, если текст не будет стимулировать ее воображение дальше, сильнее. Возбуждение держит тебя на грани, но долго держаться на одной и той же грани устаешь. А уставая — теряешь внимание. Поэтому крайне важно удерживать звенящее напряжение, от захваченности которым добровольно впиваешься своим вниманием в происходящее. На чем может держаться то напряжение? Об этом я и предлагаю вам подумать в упражнении. Взгляните на какую-нибудь любимую вами рейтинговую сцену и попробуйте выявить для себя те моменты, которые пришпоривают происходящее, обостряют его, заставляя вас немного волноваться. Также на будущее потренируйтесь выписывать напряжение в любой сцене. И держите в уме, что оно происходит из ясности. Например: А сложно было решиться проявить свои чувства к В, отношения с которым или которой были сперва крайне негативными, а затем стали постепенно выправляться и даже оказались очень важными для них обоих или обеих. Следовательно, если В отвергнет его/ее чувства, то А будет в совершенной растерянности, как же дальше, особенно, если В обладает весьма тонкой душевной организацией и не имеет склонности забывать такие моменты. Есть тут напряжение? Еще как есть. Аналогично оно работает и в рейтинговых ситуациях: А и В занимаются сексом в первый раз, их давно влекло друг/а к дружке. Но при этом А и В давно не были в близких отношениях, у них сложности с доверием и с доверием к себе в том числе. Занимаясь сексом, они одновременно пытаются оказывать поддержку другой стороне и сами не ударить в грязь лицом. Напряжение очевидно присутствует. Потому что напряжение, берущееся из неясности, это все больше удел ширпотребных хорроров; в драматическом же произведении напряжение создает только ясность. Когда очевиден и размер ставки, и насколько эта ставка ударит по карману подопечных в случае проигрыша (или обогатит их), если угодно. tbc.