Трио

      На стене висели часы. Часики были премилыми, с сиреневой окантовкой. Стрелки тихо-мирно тикали, каждая в своем ритме. Такой размеренный звук увеличивал степень моего отупения, и я продолжала без всякой здравой мысли пялиться в стенку перед собой. Тик-так, тик-так, тик-так…       – А я сошла с ума, ля-ля-ля-ля, какая ж досада, — монотонно пробубнила себе под нос и истерично хмыкнула.       Мне все снится. Это просто сон. Воспринимай все проще, Лен, заюш, ты просто недавно просмотрела слишком много серий аниме, а Тимир успела вынести мозг фрагментами из фанфиков. А тут еще и выпили… А сколько мы выпили? Ай-й, неважно.       – Вот сейчас я встану! — и, приложив слишком много сил для подъема, я брякнулась многострадальной головушкой об кушетку, — ох-хо… Так… — усевшись, свесила ноги на пол и таки поднялась, — Вот я встала! Теперь я готова нести мстю и справедливость! — и вскинула кулак вверх, потрясая им перед чьим-то воображаемым носом. Наверное, Макса, алкоголь все-таки он принес.       – Проснусь, найду вас и глаза на жопу натяну, хоть душу отведу. Натяну, потом убью, воскрешу, убью снова, сожгу, а прах развею по ветру! Будете знать, как всякую фигню мне спаивать. А потом помоюсь и выпью чаю. Шикарный план. Осталось проснуться.       Не дожидаясь реакции мира сновидений, хлопнула себя по щекам. Огляделась. Ах, ну да, конечно, такая слабенькая боль меня из сна не вырвет. Саданула посильнее. Боль почувствовала, но часики со стенки никуда не исчезли. Решила ущипнуть за щеку. Еще. И еще раз. И за руку.       – Вот же… Даже из сна нормально не выйти. Чем мы вчера таким забористым набухаться успели?...       Работай, головушка, корону куплю. Точно было шампанское, точно вискарик(классный, кстати, вискарик, надо будет у Макса узнать, где купили), Санта тоже была… Ну и что? Мы же замесы прям в стаканчиках не делали?... Или делали?       Ну, ой, наверное?       За дверью что-то тихо ширхнуло. Я вся обратилась в слух, скользнула слитным движением к двери и замерла. Ну-ка, ну-ка…       «Орочимару-сан ведь не пьет!» — пробубнили за дверью.       «Или пьет, но мы об этом не знаем», — ответили ему.       «Если бы он с кем-то и пил, то наверняка с Джирайей-саном и Цунаде-сан…»       «Орочимару-сан не выходил вчера за контур, был весь день в лаборатории», — монотонно проговорил кто-то тихим голосом, — «Отошел после трех суток только сюда и уснул на четыре часа».       «Хуя Орыч мегачеловек», — оценила я мысленно, — «Я после суток без сна уже амебу напоминаю, а он еще в лаборатории работает…» — похлопала немного глазами, приходя в себя, и беззвучно выдохнула, — «Мо-о-ощь».       А потом я прищурилась, схватила мыслишку за хвост, обдумала, похихикала про себя и гаденько так ухмыльнулась. Голоса за дверью продолжали переговариваться. Тихо приоткрыв дверь, встала за косяком, чтобы тела не было видно. Голоса затихли. Не знаю, как я это вообще сделала, но, вытянув шею, просунула голову за дверь и широко облизнулась длинным языком.       – А подслушивать нехорошо, ху-ху-ху…       Молодые лаборанты, среди которых был и тот, что разбудил меня, синхронно скривились и передернулись. А, нет, у одного морда как была каменной, так такой и осталась.       – Как же мерзко, Орочимару-сан, — пробурчали лаборанты и сбежали подальше от меня.       Ва-ха-ха! Кайф! Шикарно Орыч над всеми стебался, конечно. Это вам не ки выпускать, хы-хы-хы. Ну, раз уж я сплю, и снится мне все от лица Орочимару, то почему бы и не повеселиться за счет остальных?       – Что тут происходит?       Бр-р, ну и голос. По спине прошелся холодок, а тело максимально расслабилось, но я почему-то чувствовала какую-то натянутость внутри. Какие интересные реакции у Орыча, однако. Самой мне хотелось передернуться и вообще исчезнуть куда подальше, только бы не видеть этого человека.       Обернувшись в сторону голоса и, как я поняла, входа в лабораторию, я едва не скривилась.       – Стимулирую всех к работе, Данзо-сама, — ухмыльнувшись, прошипела я и изобразила полупоклон.       Какой сон-то прикольный, то сама что-то делаю, то будто видео от первого лица смотрю.       Старик будто и не обратил внимания на мое ехидство, оглядел присутствующих единственным полуприкрытым глазом и снова уставился на меня.       – Отчет готов?       Знаете, каких людей я не люблю? Вот таких вот, с самой постной миной пытающихся показать собственное превосходство и главенство над остальными, одними еле заметными интонациями в голосе ставящих людей на якобы их место. Пф, так и хочется кулак об его лицо почесать.       Может, раз я во сне, по-тихому вырезать Корень?       – Я решил провести еще одну проверку, — мягко склонила я голову на бок, — По окончанию принесу результаты.       – Хм, — старик надменно приподнял подбородок, развернулся, застучал тростью по ступеням и ушел.       Аллилуйя!       В лаборатории повисла тишина. Через плечо посмотрела на местных безумных ученых, которые сейчас с самым безразличным лицом наблюдали за мной и ждали дальнейших указаний. Где-то в углу так же спокойно стояли сбежавшие от меня лаборанты.       Я же сплю? Значит, на хрен лабораторию! Хочу на свободу!       – Что ж… — задумчиво протягиваю я, — надеюсь, что к моему возвращению повторная проверка будет проведена, — и, пока мне не высказали претензии подчиненные Данзо, делаю ручкой и сваливаю наверх.       Сначала была узкая каменная лестница, которая вывела меня в коридор. Не удивлюсь, если их здесь настолько же много, как и в муравейнике. Когда я вышла из очередного, то оказалась в огромной и умиротворенно-тихой зале, тускло освещенной лившимся откуда-то сверху дневным светом. Попытавшись оглядеться в поисках источника света, отметила про себя, что потолка отсюда почти не видно, а сверху на разной высоте почти во всех направлениях расходились мостики. Сама я стояла на перекрестке двух самых больших мостов, до которых доходило больше всего света.       Ага, — дошло до меня, — точняк, это Корень. Ну, теперь хотя бы смутно можно понять время, которое мне решило присниться. Когда там Орыча в Корень завербовали? Во время Третьей мировой он точно уже был среди этих масочников, а дальше… Вроде он свалил уже после заварушки с Кьюби. Хм-хм-хм… Ладно, посмотрим, что мне покажет мое больное подсознание.       Ломанулась обратно в лабиринт коридоров, горя желанием наконец-то выбраться из этого каменного мешка и подышать свежим воздухом. Ноги сами поворачивали на перекрестках, в конечном итоге приведя меня к люку наверх. Скорее всего, это не единственных выход, но либо это ближайший, либо тот, которым мог обычно пользоваться Орочимару. Вскарабкавшись по перекладинам, интуитивно зацепилась ногами и, приложив силу, повернула рычаг на люке. Выбравшись наверх, зажмурилась от яркого дневного солнца. Когда все-таки смогла проморгаться, огляделась. И пораженно замерла.       Я стояла на площадке Монумента Хокаге. Деревня Листа, большая, зеленая, раскинулась внизу и жила своей повседневной жизнью. Прямо под монументом расположилась резиденция, у которой туда-сюда двигались смазанными силуэтами ниндзя. От резиденции лучиками расходились улицы, на которых уже работали магазины и лавки, сновали гражданские и отпускные шиноби. «Красота-то какая», — мимолетно подумала я, во все глаза разглядывая открывшийся вид.       Зашумел лес, зашевелились листья деревьев в деревне, и мне в лицо бросился теплый воздушный поток. Пахло пылью, терпким запахом каких-то цветов и растений. Глубоко вдохнув, я замерла, раздумывая. Пахло чем-то еще, вызывающим тревожащие ассоциации. Оглядываю пространство еще раз более внимательно. Резиденция, улицы, деревня, лес-лес-лес…       Нашла. Хмурюсь, вглядываясь в разрушенные окраины Конохи и развороченные деревья километрах в десяти. Такое чувство, будто там кто-то основательно так потоптался.       …Стоп, что?       – Какого, блять, хрена… — риторически спросила я, а глаза уже шарили, ища дорогу вниз, в деревню.       У резиденции был большой переполох, шиноби бегали как в жопу ужаленные и, надеюсь, не обращали внимания на мой откровенно охреневший взгляд. А еще многие были в черном. Не в стандартной темно-синей форме, а именно в той черной одежде, которую показывали в эпизодах с похоронами.       Как-то мне все меньше и меньше нравится мой сон.       Максимально быстрым шагом, замаскированным под спокойный, пошла вперед по одной из улиц. Понятия не имею, где местное кладбище, но там наверняка сегодня будет очень людно и печально.       Было нападение, да. А что за нападение? Из тех, что я помню по канону, очень с трудом верится, что это активизировались Акацуки, далее, Орочимару еще не нукенин, значит, сам напасть тоже не мог, да и, блин, мог бы он разгуливать по деревне, которую порушил, на глазах у людей? Вот и я сомневаюсь. Во времена Первого и Второго Хокаге Орыч был еще соплей, а не взрослым мужиком с привязкой к Корню, так что тут тоже каких-то других нападений быть не могло.       Вот тут меня крупно передернуло. Если это результат веселья Обито и Курамы, то мне очень хочется пиздануть собственное подсознание, которое не могло дать моему больному мозгу какой-нибудь адекватный сон.       Ноги не иначе как на голой мышечной памяти довели меня до кладбища с внушительным монументом Воли Огня. На площадке шли работы, ставились венки, фотографии, и атмосфера была вполне себе упадническая, будто отец родной для всей деревни умер. Хотя, Четвертого же очень так уважали и любили, если я все правильно помню. Вон, кстати, его фотография, посередине и самая большая.       Стараюсь не смотреть слишком открыто и сматываюсь куда подальше. Все больше и больше начинаю ненавидеть этот сон. Все больше и больше убеждаюсь, что сейчас началась вторая декада октября.       Надо валить к месту происшествия. На подготовке к похоронам мне точно делать нечего.       Чем ближе я подходила к разрушенной части деревни, тем сильнее меня пробирало чувство неконтролируемого ужаса: сначала, километрах в десяти я почувствовала легкую нервозность, потом точно участился пульс, сдавило грудную клетку и пересохло в горле. В конечном итоге до эпицентра катастрофы я добиралась уже на бараньем упрямстве, буквально волоча за собой ноги, сотрясаясь и дребезжа зубами. В какой-то момент тело мне просто отказало во время рывка, и я неэстетично брякнулась и немного проехалась скулой по земле.       – Ни хуя себе… — сглатывать ввиду пересыхания глотки было практически нечем. Руки безбожно тряслись, и мне стоило большого труда подняться на ноги и не шваркнуться обратно, — Вот это пиздец…       Земля была изрыта чем-то чертовски острым, предположительно когтями, вместо жилых кварталов — лишь осколки камней и щепки, в одном месте я даже заметила огромный отпечаток лапы. Хотя, какая там лапа, Лис же в каком-то смысле антропоморфное существо, так что ручки у него, а не лапки.       Если я когда-нибудь услышу, что Кьюби так выскажет Наруто, я буду долго и со вкусом ржать.       Хотя да, мне же все снится. Вряд ли сон дойдет до такого момента.       Из любопытства практически доползла до отпечатка конечности. Флегматично оглядела след от острых линий от когтей и до этакой запястной подушечки. Примерилась. Почесала нос. И истерично захихикала. Заебись, тут одна лапа раза в пять-пять с половиной больше меня, если не все шесть, все-таки точно сравнить рост Орочимару с таким огромным и глубоким отпечатком трудновато. О, а тут еще и трещины…       После моей короткой истерики ощущение ужаса слегка притупилось, ощущалось нервными мурашками и все такой же сдавленной грудной клеткой, но хотя бы конечности трястись перестали.       Интересно, а Джирайя вообще был на похоронах в каноне? Сообщение о произошедшем он не мог не получить, но насколько быстро вернулся — тот еще вопрос. А здесь ему уже сказали? Или он даже в деревне был? Хотя нет, вряд ли. Тогда бы он не пустил Минато одного сдерживать печать, ведь, если я правильно помню, он был лучшим мастером печатей после стариков-Узумаки, которых во всем мире сейчас раз и обчелся. А в каноне его точно не было.       – А можно ли ему письмо через призыв передать?       Фига лысого. Я, конечно, могу на интуиции уехать, но сомневаюсь, что мне будет все так же везти во сне и дальше. И правда, неожиданное знание печатей ко мне не пришло, мышечная память мне тут отказала, так что хуй тебе, Леночка, а не призыв, перебьешься. И Джирайя так же без письма перебьется. Да я даже про чакру ни хрена не знаю! «Ну и пофиг!», — рыкнула себе под нос и ломанулась к выходу из деревни. Надо осмотреть лес.       Чем ближе я подбиралась, тем сильнее на меня давила демоническая жажда крови. У-ух, опять. Соберись, тряпка! — дала я себе мысленную затрещину, помотала головой, чтобы хоть немного развеять муть в мозгах, и поспешила дальше. Уже за воротами деревни все больше и больше начали встречаться раскуроченные деревья, вырванные практически с корнем, какие-то рытвины, а на поляне, которая и была моей целью, вообще почти не было живого места: глубокие лунки, разрытая в некоторых местах земля, гарь и снова следы от конечностей Кьюби. Лунки наверняка остались от Цепей чакры, которыми Кушина пришпилила Лиса к земле, разломанные деревья и слегка измененный рельеф — Курама бушевал, не меньше.       Я упала там же, где и стояла. Выдерживать такое давление было реально тяжело, особенно в эпицентрах. Сгусток отчаяния, ошметки счастья, горчащего где-то у основания языка, лавина ярости и ненависти — это была лишь малая часть того, что я умудрилась почувствовать. Такой ядовитый коктейль… Изнутри будто все выжигалось, такая гремучая смесь чувств была на этой поляне.       – Жесть… — непроизвольно ухмыльнулась я, — и вот такой замес гуляет по организму всяких джинчурики. Пиздатые людиш-шки…       И тут я заметила алтарь. Небольшой, с объемной подушкой и оплавленными свечами. А прямо возле него — бурая земля. Бурая… «Кровь», — поняла я. То место все еще поблескивало от влаги, почти впитавшейся в почву. Несколько капель засохли на стенках алтаря, поверхности и на подушке. «Как много крови должно быть, чтобы земля до сих пор не высохла?» — мимолетно подумала я, поворачивая голову к небу. Столько времени уже прошло с нападения, а кровь все еще не впиталась до конца.       Кровь…       – Ну и сука же ты, Обито, а ни хуя не хороший мальчик, — рыкнула себе под нос и попыталась встать. Хрен там, ноги опять подкашивались, — Надо же было додуматься, на Коноху и учителя напасть… Они думали, что ты погиб. Они скорбили по тебе, а ты!... Больной на всю голову ублюдок! Одноглазая сука, которой промыл мозги Мадара лучшим миром, блять... Еще и Джирайи нет… Скотина извращенная, где вообще можно быть, когда у тебя крестник должен родиться со дня на день?!       – И Наруто сейчас один… — прошептала, глядя на подушку, которой, слава Шинигами, когти Кьюби не достигли, — Бля-ять, как бы Джирайю сюда вызвать…       «Для чего?»       – Наруто не должен быть один, — пробурчала себе под нос. Еще чего не хватало, с внутренним голосом дискуссии разводить. Отмахнулась, поползла к алтарю, — Хирузен, конечно, неплохой старикашка, но у мальчика должен быть кто-то, кто о нем позаботится.       «Зачем?» — снова спросил внутренний голос, странно вибрируя внутри черепной коробки.       Я нахмурилась.       – Затем, блин! Джирайя — крестный Наруто, а эти мумии-старейшины сейчас из-за него наверняка друг другу мозг сожрут, а Данзо точно уж кучу планов придумал, как можно воспитать юного джинчурики, пф! — ноги, пусть и тряслись, но смогли все-таки меня удержать, пока руками я упиралась в алтарь, — Хрен ему, а не Наруто, обойдется в своем Корне без него.       Помолчала. Нахмурилась. Огляделась.       Ну-ка, стоп.       – Не поняла… — это еще что за… — Кто здесь? — рявкнула я, оборачиваясь. Вокруг было пусто. Только ки продолжала давить. И снова стало тихо.       – Писец, б-блин, — я снова осмотрелась, щуря глаза. И правда пусто. Встряхнулась и обратила внимание на алтарь. Возле подушки алели уже подсохшие капли.       Поверх ярости демона на меня начало наваливаться пропитавшее воздух отчаяние. Ритм вдоха-выдоха сорвался, а конечности грозились опять ослабеть. «Надо валить», — пронеслось в мыслях, и вот ноги с неведомо откуда взявшейся силой уже несут меня обратно в деревню, огибая рытвины, ямы и вырванные с корнем деревья. Еще пара минут, думаю я, и я бы окончательно свалилась там и не встала бы уже. От таких мыслей хотелось передернуться, но сил не хватало даже на это.       Прийти в себя я смогла только где-то на окраинах деревни посередь тихой и безлюдной улочки. Конечности упрямо несли меня куда-то еще дальше, а мне было херово.       – Интересно, а в моем случае какой-нибудь диагноз в госпитале можно поставить? Типа «пересыщение вражеской/демонической жаждой крови», а? Орыч, конечно, сам тот еще монстр, но вряд ли он без каких-либо последствий смог бы перенести такую ки. Бр-р, — получалось лишь слабо поморщиться. Вот это меня пристукнуло, однако. Содранная на скуле кожа слабо защипала, и я тихо зашипела. Надо бы чем-нибудь ее замазать.       Ноги внезапно свернули в еще один переулок. Слева стояло, судя по виду, старое общежитие. Как во сне поднялась до второго этажа, нашла в неучтенном мною подсумке ключи от двери, услышала двойной щелчок и прошла внутрь.       – Оу…       Я внимательно огляделась, подмечая детали. Квартирка была маленькой и явно не обжитой: видимая из прихожей небольшая по площади кухня не выдавала своего хозяина ни какой-нибудь яркой кружкой, ни цветастыми занавесками, полотенцами или салфетками; в ванной была та же история; а в спальне явно уже давно никто не бывал — на полу вслед за мной выстроилась вытоптанная дорожка следов, серое обезличенное покрывало не было смятым и потертым, а стол и тумбочку покрывал слой пыли. На столе лежала ровная стопка бумаги, письменный набор, а в ящичках нашлись чистые свитки и ежедневники с какими-то личными, но не особо важными заметками. На полке над столом стояло несколько книг научного характера, если я правильно разобрала названия, и лежали еще несколько свитков, их я вскрывать и смотреть не стала. В небольшом гардеробном шкафу на полках лежало сменное постельное белье, пара белых и стерильно пахнущих полотенец, чистый шинобский набор из водолазки и брюк, а также висело несколько пропылившихся юкат разных оттенков.       От пропитавшего квартиру чувства не-уюта меня всю передернуло. Ужасно. Орочимару реально здесь почти не бывал, да?       Ноги направились к тумбочке. Внутри нашлась аптечка с заживляющей мазью. Судя по холодку, укрывшему содранную на скуле кожу, в ней был и антисептик. Еще в аптечке нашелся пластырь телесного цвета, вообще идеально. И когда я уже убирала все обратно, обнаружила на тумбочке фоторамку.       – М-да, Орочимару, — ухмыльнулась я, — тебя надо либо хорошенько по голове треснуть, либо запугать до усрачки, чтобы ты наконец понял, что для тебя на самом деле важно.       В рамке за стеклом ветшала фотография, чуть выцветшая от попадавших на нее солнечных лучей или просто от времени. Ухмыляющийся уголком рта Джирайя, совсем еще мелкий и пытающийся казаться важным; спокойно улыбающаяся Цунаде, тогда еще уверенная в себе и своих близких; невыразительно смотрящий в камеру Орочимару, желавший в то время просто узнать больше об окружающем мире, и гордый Сарутоби Хирузен. Фотография была мятой, ее несколько раз сворачивали и наверняка носили с собой.       Улыбнувшись своим мыслям и выводам, рукавом водолазки вытерла пыль со стекла, раскрыла для проветривания окно и вышла обратно на улицу, не забыв запереть дверь. Лаборанты наверняка уже успели провести все мыслимые и немыслимые проверки, пока я тут видами наслаждаюсь, хех.       А в лабораториях Корня, как выяснилось, полным ходом шла работа. Люди сновали туда-сюда по этажам, тихо друг с другом переговариваясь, иногда даже не заморачиваясь словами, а объясняя все на пальцах. В той лаборатории, из которой я сегодня ушла, меня выловил какой-то невзрачный паренек, выдал тоненькую папочку, скороговоркой оттарабанил собственный отчет, перемежая обычные и понятные слова с какими-то заумными терминами. Наверняка какая-нибудь химическая или генетическая фигня, или с чем там Орочимару работал? По лицу растягивается довольная ухмылка, глаза чуть прищуриваются, и я киваю, и опять будто не сама. М-да-а, какой все-таки странный сон.       Ноги прямой наводкой ведут меня куда-то еще глубже в подземелья. Снова бесконечные безликие коридоры, одинаковые двери без опознавательных знаков, но у одной конечности наконец останавливаются, и я смело и коротко стучу.       – Как обещал, принес отчет, — и снова по лицу растягивается ухмылка.       И я опять себя не контролирую, да.       Старик, видимо, читал какие-то документы до моего прихода. Вид опять надменный, морда постная. Перевел взгляд на подсунутую ему под нос папку, попрожигал ее глазом, быстро пролистал по диагонали, отложил на край стола и посмотрел на меня.       – Как скоро ты проведешь операцию? — спросил он, откидываясь на спинку стула. А мне, значит, и дальше посередь кабинета стоять, раз присесть некуда, да и не предлагали.       – Когда пожелаете, — голова чуть склонилась, а между ухмыляющихся губ мелькнул язык.       – Хм, — судя по виду, старикашка был доволен, — можешь идти, — махнул он рукой, снова переведя взгляд на документы перед собой, — Операцию назначаю на завтрашнее утро.       – Слушаюс-с…       Не успела я протянуть руку к дверной ручке, как Данзо опять подал голос:       – Что ты делал на месте происшествия?       Я чуть помолчала, поджав губы. Ну, вот что мне ему ответить? Все-то он знает, старый маразматик… Пока я пыталась подобрать ответ, рот уже открылся сам.       – Захотел на собственной шкуре испытать ярость Кьюби. Жаль, что не удалось увидеть его в действии, до наших лабораторий редко вовремя доходят вести с поверхности.       Данзо мрачно прищурился, но в конце концов дал мне отмашку.       Пришлось снова заходить в лабораторию, предупреждать лаборантов о предстоящей операции. Те сразу рассредоточились по помещению, начиная первичную подготовку. Покивав, поползла обратно на поверхность.       А вообще… О какой операции может идти речь? Заглянуть по пути к Данзо в отчет я как-то не додумалась, а теперь вот раздумывай, Леночка, на какую хуйню ты подписалась.       Что нам известно о Данзо? Ученик Второго Хокаге, такой же патриот, как и эгоист, в одной из глазниц в итоге окажется шаринган какого-то там одного гения Учихи, Шисуи, вроде, в протезе на основе клеток Первого тоже должны быть шаринганы…       Стоп! Вот стоп! Я аж посреди улицы встала, опешивши. Повязка у Данзо на глазницу есть, но это не значит, что там есть глаз. Протез, если он есть, спрятан в рукав и перевязь. Но шаринганов-то у него не должно быть! Если Курама только сегодня ночью тут потоптался, то до учиховской резни еще лет шесть-семь.       Тогда о какой операции вообще идет речь?       «Хотя, какая мне вообще разница», — подумала я, заходя в общажную квартиру, — «Это просто сон, мне все снится. Скоро я проснусь, и окажусь у себя дома, без всяких шиноби, Кьюби, Данзо и лабораторий».       Постельное белье было холодным и хрустящим. Позевывая, стряхнула одежду куда-то на стул, туда же закинула покрывало, сама свернулась клубком под одеялом и наконец закрыла глаза.       «Какой все-таки странный сон», — в очередной раз заметила сама про себя перед тем, как провалиться в дрему. Глаза уже закрылись, тело тяжело продавило матрас.       А потом под веками сверкнули желтые змеиные глаза, и шипящий баритон сложился в слова:       – …как интересно!