Coffee

       Гавриил сидел на подоконнике своего дома прислонившись лбом к нагретому заходящим солнцем стеклу. Он смотрел на одного мужчину, увлечённо колупающегося под капотом машины. Если серьёзно, тот что-то там чинил, но для глашатая не был понятен этот сложный механизм, но просто нравилось глядеть как напрягаются мускулистые руки с закатанными рукавами рубашки.        Архангел рассматривал его со спины, не забывая всё время закидывать себе в рот мармеладки, вдруг задав очень трудный вопрос: — Как вообще так получилось, что я полюбил именно его?        Конечно, ответа не было, однако, он и не был нужен. Если понимать любовь, то это просто химическая реакция, шипящая кислотой и разъедающая тебя изнутри. Но гораздо приятнее считать, что вы две собравшиеся половинки, словно пазлы из всего пары кусочков.        Вот только в последнее время всё как-то трещало по швам.        Гавриил поджал ноги, открывая окно, и выбрался во двор тихонько приближаясь сзади к ангелу. Он оставил пачку мармеладок висеть в воздухе и просто неожиданно выпрыгнул из-за машины, пытаясь напугать мужчину. И тот дёрнулся от внезапности, выпуская из рук какую-то жуткую и неизвестную глашатаю деталь.        Архангел растянул губы в улыбке, чувствуя как внутри поднимается волна мурашек, ведь его ангел обернулся, весь перепачканный машинным маслом, с расстёгнутой на груди рубашкой. Его неизменные классические вещи только в работе сменялись на вот такие вот рубашки, что придавало французу некоторого обаяния. — Ты ещё долго? — Гейб склонился над карбюратором в непонимании нахмурив брови. — Не легче ли просто щёлкнуть пальцами и… — Нет, — улыбнулся мужчина, — как раз и вся прелесть в работе руками. — Непривычно слышать это от тебя, Бальт, — глашатай рассмеялся, убирая пальцы от крышки капота, которую захлопнул ангел, вытирая соляру с карамельной кожи точёных кистей. — Я всё равно уже закончил, отвезти тебя в институт?        Гейб томно вздохнул, прижимаясь лбом к ключицам Бальтазара: — Не хочу, я слишком устал от всего этого. Даже на Небесах было легче. — Эй, — француз усадил глашатая на капот машины, который тут же обвил ногами торс ангела. — Быть преподавателем — не так уж и плохо. Ещё ничем не отягощённые умы студентов ждут именно твоих учений. — Да я их всех ненавижу, — продолжал канючить архангел, вырисовывая пальцем узоры на смуглой коже Бальта. — Пойду, только если я поведу. Ты ведь выпил. — Не-а, не пил я сегодня, — француз едва заметно отклонился, однако этот блеф не укрылся от глашатая.        Сладкоежка повёл носом, вдыхая явный запах двух-трёх стаканов виски: — Боже, Бальт, восемь утра, а ты практически пьян. Снова за своё? — Не злись, — ангел раздражённо отстранился. Ему никогда не нравился подобный промыв мозгов. Какое Гавриилу вообще дело до его маленького хобби? — Иди переоденься, — архангел поправил причёску Бальту, соскакивая с капота. — Я пока соберусь.        Глашатай побрёл в дом, слишком налегая на мармеладки, наконец допуская вариант, что заедает ими стресс. Конечно, не всё было так плохо, даже скорее наоборот, всё было чудесно, если бы не одно но… О котором и говорить не хотелось.        Он закидывал в портфель всё подряд, без разбора, неловко замирая перед зеркалом в пол. Он оглядел себя вдруг пронзая тишину: — А что, если это всё из-за меня самого?        Потеребив слегка вьющиеся пшеничные волосы, Гавриил накинул на себя кофейного цвета пиджак, вылетая из комнаты, ведь с улицы уже доносились гудки заведённого автомобиля.        Бальтазар уже всё подготовил: завёл, прогрел, даже успел провести полную диагностику. Он сидел на пассажирском сидении, встречая Гаврюшу тёплым взглядом: — Гляди, что я достал, — ангел протянул глашатаю бумажный пакет с конфетами ручной работы.        Лицо архангела тут же просияло и он вдохнул шоколадный аромат, благодарно взирая на француза: — Где ты их достал вообще? — Ну, пришлось немного повозиться, просто хотел тебя удивить и порадовать. — У тебя определённо получилось… — мужчина закинул в рот причудливую конфетку в форме полумесяца, жмурясь от чудесного вкуса конфет и откладывая остальной пакетик на коробку передач, якобы предлагая французу угоститься.        Октябрьское утро ещё пребывало в задумчивости, Гавриил расслабленно, одной рукой вертел руль, а второй деловито шуршал в бумажном пакете с фирменной надписью мастерской шоколада. На щеке у него уже красовался длинный шоколадный мазок, и Бальт всё порывался сказать, но каждый раз останавливался: с перепачканной физиономией Гейб был такой домашне-умилительный, что так и хотелось вечно скользить взглядом и не отпускать его не на секунду. — Я хочу съездить с тобой на море, Гейб, — француз вздохнул. — Когда у тебя отпуск? — Не знаю даже, вся эта беготня меня невозможно достала. И с тобой… хоть на край света. — Ага, — ангел широко улыбнулся, но затем вновь посерьёзнел. — Вот только не сможем мы спокойно съездить. Вляпаешься опять в какие-то неприятности со своими дурацкими фокусами — и всё будет как всегда. Но мечтать не вредно. Эй, ты куда опять эту конфету потащил? Я этот сорт ещё даже не попробовал! — Ну что ж делать, если они мне больше всех нравятся? — невозмутимо сообщил глашатай, внимательно оглядывая конфету из чёрного и белого шоколада в виде сердечка. Покосился на возмущённого Бальтазара, вздохнул — дескать, от сердца отрываю! — откусил от конфеты половинку, а вторую протянул французу.        Ангел с сомнением поглядел на кусочек конфеты. — Последний шанс, — предупредил Гейб. — Как целоваться — так не оттянешь, а как из моего рта конфету взять — так он брезгует. И вообще, у меня кровь — лечебная, а слюна — антисептическая. Вот тебя тяжко ранят, я в тебя плюну, и всё пройдёт! — Что от тебя ещё хорошего дождёшься, кроме плевка и половины конфетки, — сказал Бальт и сгрёб половинку с ладони архангела. — Они и правда самые вкусные! — он принялся перетряхивать пакет, надеясь среди разнообразных шариков, шишек, спиралек, ракушек и прочего, разглядеть понравившуюся конфету. — Ты их всех сожрал. Ну есть у тебя совесть?! — Есть, — ухмыльнулся глашатай, ладонью ещё сильнее размазывая шоколадный след, — но я ею не пользуюсь.        Гавриил мягко припарковался около филармонии, замечая недоуменный взгляд француза. — Ну, мне тут пробежаться до универа — две минуты, а тебе потом пол города объезжать. Тем более у тебя сегодня важный концерт, хотя я и не знаю, проверяют ли пианистов на уровень алкоголя в крови, но надеюсь, что тебя оштрафуют за пьяную игру. — Ты прямо душка, Гейб, — Бальтазар от души посмеялся и вылез из машины.        Ангел подошёл к глашатаю, поправив ему воротник, негромко шепча: — Я прекрасно понимаю, что ты просто волнуешься, что о нас узнает кто-то с твоего института, поэтому никогда не позволяешь нормально подвезти тебя. Но это твой выбор, — француз пожал плечами. — Обидно, конечно. Неприятно знать, что тебя стесняются… В общем, удачного дня, Гейб, — Бальт уже направился к входу в филармонию, как вдруг резко затормозил. — Не буду даже прощаться, а вот вдруг и это задевается твою гордость.        Архангел поджал губы: всё верно, но от этого не легче. И он не Бальтазар, ему не нравится добираться на машине, или ходить пол города пешком, или гладить всё утро рубашку, как это делал для него француз. Это всё людское и бренное, но знать об этом Бальту не обязательно, так что только свернув за угол Гейб щёлкнул пальцами, уже оказываясь в подсобном помещении центрального университета.        Тот проследовал в преподавательскую, встречая там неуловимого спонсора всея сети образования, вальяжно раскинувшегося как раз таки в кресле Гавриила. — Здравствуй, Михаил, — глашатай равнодушно скинул на вешалку свой кофейный пиджак. — Что твоя величественная задница позабыла в этой дыре? — И тебе всего хорошего, братец, — архистратиг перекинул ногу за ногу. — Решил вот заскочить — повидаться. Не рад? — Как же, — томно выдохнул Гейб, — каждый раз как ты сюда заявляешься, я не могу разгрести проблем. Колись, что уже? — Давай ты ответишь мне на один вопрос, а я тебе расскажу правду? — Валяй уже, — архангел лениво пробежался пальцем по замене в расписании. — Кто гладил тебе рубашку? Так идеально. На тебя не похоже. Неужели ты решил всё-таки остепениться с какой-нибудь женской особью человеческого света? Довольно неожиданно. — Я просто кофе на неё пролил и отдал в химчистку, а там и погладили, — Гейб развёл руками. — Вообще-то, не трудно догадаться. Теперь расскажи уже наконец, да я пойду долбиться головой о стол, — он взглянул на расписание, — ближайшие шесть пар. — Я хотел лично познакомить тебя с новеньким: прилежный мальчик, мечтающий досконально изучить углублённый курс Астрофизики. И кто, если не ты, преподаватель, курирующий этим предметом, может ему помочь? — Что именно ты от меня хочешь? — глашатай старался сохранять равнодушное выражение лица, примерно понимая, что скорее всего к нему приставят либо занудного молокососа-нытика, либо извечного преследователя. — Покажи ему институт, введи в курс дела. Я буду иногда присматривать за ним, — Михаил отложил телефон, ведь уже скинул нужную смс-ку и в преподавательскую заглянул высокий парнишка. — Можно? — Входи, Сэмми, — кивнул архистратиг, обращаясь к Гавриилу: — Гейб, знакомься, — это Сэм Винчестер. Сэм, — это мистер Спейт, он поможет тебе обосноваться здесь, по всем вопросом обращайся именно к нему. Что ж, оставлю вас, — Михаил поправил полы тёмно-синего пиджака, иронично помахав брату на прощанье. — Здравствуйте, мистер Спейт, — начал Винчестер. — Можно просто «Гавриил». — Хорошо, — парнишка сглотнул. — Я так наслышан о Ваших трудах. — Ага. — Мне безумно льстит знакомство с Вами! — Ага. — Надеюсь, Вас не обременит моё присутствие. — Ага, — Гавриил тут же спохватился, перестав равнодушно ковыряться в ногтях. — То есть, нет конечно, всё нормально. Всегда рад поделиться своими учениями с молодыми светлыми умами, — вспомнил он утрешние слова Бальта. — Пара начнётся через десять минут, пойдёмте.

***

       Гейб откровенно продремал все шесть пар, мечтая только чтобы это скорее кончилось и он успел к началу концерта своего ангела в филармонии. Последняя пара тянулась уж совсем как-то медленно и ответы студентов переплетались с его собственными мыслями о пачке мармеладок в его столе, но он не мог их достать, ведь чёртова пачка слишком шелестела.        Если серьёзно, глашатай как раз был тем типом преподов, которые не пресекают шум в аудитории, чтобы вдоволь нашуршаться обёрткой очередной сладости.        Он невидящим взглядом скользил по доске, никак не воспринимая длинющую речь какой-то ученицы, имя которой Гейб запоминать и не собирался, всё равно можно ко всем обращаться на «мисс», однако, вот он прекрасно слышал как шушукаются пара студентов на заднем ряду: — Да кто его знает, может и не он…        Архангел недовольно и лениво покосился на остальную аудиторию, но вместо лиц застал либо затылки, либо торчащие задницы, ведь взгляды устремлялись в окно. Все что-то там разглядывали, лишь изредка из-под бровей косясь на преподавателя.        Не выдержав, Гейб перебил отвечающую: — Чего там? — А я откуда знаю? Я рядом с вами у доски, мне точно так же ничего не видно! — огрызнулась та. — Но если использовать дедуктивный метод, то выходит, вы снова что-то натворили. Смотрят все на вас. — Что там? — уже громче и свирепее спросил Гавриил у всей аудитории. Он подорвался к окну, вдруг бледнея. — Всем сесть на места! Это к предмету не имеет ни малейшего отношения. Вы двое, — он кивнул на главных активистов, — к доске и разложите-ка мне по полочкам заданный на время пары параграф, который вы, видимо, уже успели изучить. — Да мы причём?! — воскликнул один из них. — Это же ваш парень там с физруком сражается! — Вот мой парень имеет полное право сражаться там с кем он захочет, тем более с преподавателем физкультуры и в настольном теннисе. Ваше дело внимать пару.        Звонок прозвучал справедливо и милосердно: пол аудитории схлопотали «двойки», под настроение Гавриила. Он встал, надеясь скрыться за углом и перенестись в парк физ-ры их института, однако всех студентов подбросило, словно катапультой и они ринулись вон из кабинета. — Эй, куда?! — прикрикнул архангел. — На физкультуру, — рассмеялись ученики, бегом несясь на спорт-площадку.        Гейб ощутил, словно у него сейчас повалит дым из ушей. Он уже собирался перелететь к Бальту, вдруг замечая, что остался в аудитории новенький и сложив на парте руки тот внимательно вглядывается в препода. — Тебе-то что надо? Иди уже, — шикнул Винчестеру глашатай. — А я не знаю как дойти…        Со скрежетом зубов, архангел скрылся за углом кабинета, пообещав, что сейчас вернётся, хотя это и не входило в его планы, ведь он уже пошуршал крыльями в парк физ-ры.        Стук теннисного шарика гремел будто набатный колокол, потому что больше никто на площадке не издавал ни звука. Никто не пинал мяч, не отжимался, не бежал спринт под щелчок секундомера. Все кружком столпились вокруг теннисного стола, где сражались дуэлянты. Гейб поднажал плечом и принялся решительно пробираться в первые ряды.        Цок-цок шарик, стук-стук ракетка. И в правду дуэль, бой насмерть. Физрук был словно рыцарь: замер неподвижной глыбой, каждый удар ракетки как удар двуручного меча — сильный, уверенный и твёрдый.        Зато Бальтазар был будто фехтовальщик — быстрый, лёгкий, стремительный. Ракетка мелькала в его руках, точно рапира, мягко отводя сокрушительные удары физрука и заставляя мячик выскакивать в самых неожиданный местах. — Мистер Спейт… — с придыханием сказала одна из студенток. — Он и в правду ваш парень?        Но Гейб её проигнорировал и выступил вперёд так, что бы заметил Бальт, который тут же словил шарик свободной рукой и точно шпагу, рукоятью вперёд, протянул ракетку преподавателю физкультуры: — Благодарю, мсье, вы выиграли! — Какой там выиграл? — физрук неожиданно обмяк. — Загонял меня, я едва не стал удары пропускать, а ведь я мастер спорта международного класса, только-только юбилейную сотую медаль получил… Давно играешь? Разряд какой? — Простите, — Бальт приобнял Гавриила, — сегодня я играл впервые. Очень-очень здорово, ещё раз спасибо и извините, нам нужно ехать, — и он решительно поволок глашатая к машине.        Француз клацнул брелком высокого алого джипа, и тот приветливо моргнул в ответ фарами: — Я подумал… тебе никогда не нравились те машины на механике, может на электронике подойдёт? — он просто запихнул ошарашенного архангела на пассажирское сидение. — Прости, что всю правду вывалил на твой институт, но мне не нравится, когда ты себя так ведёшь, скрываясь. — Вы видели? — спросила одна из студенток у остальной толпы. — Видели, на какой машине он нашего препода-святошу увёз? — Зря я его отпустил, — пригорюнился физрук, — пусть бы поступил к нам, все рекорды побил, рейтинг по-поднимал…        Но этого уже не слышали те двое, косясь в разные стороны: Бальт — на дорогу, а Гейб — куда угодно, лишь бы не на француза. — Чего не на концерте? — Гейб неловко нарушил молчание. — Перенесли на семь вечера, — стеклянным голосом ответил ангел.        И вдруг повисло невероятно тяжёлое молчание, длившееся практически пол часа, как раз тех, когда они проторчали в пробке. И наконец машины тронулись. — Останови, — вдруг подал голос архангел.        Стоило машине затормозить, как архангел выпрыгнул. — Мы не приехали, — взволнованно проронил Бальтазар. — О, ничего, — Гейб улыбнулся, надеясь, что это подбодрит француза. Машины вокруг сигналили, ведь они тормознули посреди дороги, ещё и глашатай загораживал объезд. — Пройдусь, погода отличная!        Тот захлопнул дверь, лавируя среди машин и перебегая дорогу. Конечно, насчёт погоды он солгал, если не считать таковой жуткий пронизывающий ветер и срывающийся ливень. — Блять, — Бальт хлопнулся лицом на руль, пронзая улицу жутким гудком. — Отлично сработано, где мой вискарь?