Ничего волшебного

Тони снится дорога. Пыльная серая колея вдоль горной гряды. Линия горизонта двоится, дрожит в горячем мареве, будто вот-вот расплавится, и ничем не удерживаемый песок хлынет в небо. Вдоль дороги разбросаны армейские джипы. Тони бродит между ними, заглядывая в распахнутые двери — никого. Из всех кошмаров Тони этот, может быть, и не самый тяжёлый, но определённо самый тягостный. «Эй», — окликает его Стивен, как только осваивается в пространстве чужого сна. Тони, вздрогнув, оборачивается, но видит его и с облегчением выдыхает. «Может, просто уедем отсюда?» — Стивен кивает на ближайший автомобиль. Тони усмехается: «Почему мне никогда не приходит в голову просто уехать?» В машине он включает радио и, быстро перещёлкав несколько станций, останавливается на Леонарде Коэне. Во сне Тони слушает музыку, в любви к которой никогда не признается наяву, даже когда Стивен ловит его с поличным в мастерской: это, мол, не я, это всё Пятница — западает на старых грустных мужчин, период у неё такой. Дорога вся в кочках и выбоинах, но Тони ведёт машину так, будто она летит над землёй. Стивен никогда не спрашивал у Тони позволения разделить его сон. Он просто оказывается с ним рядом почти каждую ночь. Может быть, это своеобразная форма эскапизма: свои кошмары Стивен предпочёл бы видеть как можно реже, да и Тони в них нередко приходится ещё хуже, чем в собственных. Пустыня за окном вдруг сменяется непроглядной космической тьмой. Руль автомобиля превращается в великанский рычаг, не сдвинуть ни на дюйм. Тони опускается на приступок и обхватывает себя за плечи. «Это уже было и закончилось хорошо», — напоминает ему Стивен. «Ты всё ещё со мной?» — Тони с удивлением вскидывает голову. «Я всегда с тобой», — Стивен подходит и садится рядом, и Тони прислоняется к нему. По крайней мере, в своих снах Тони не возражает, чтобы он был рядом. В первый раз Стивен оказался внутри его сновидения почти случайно. Пребывая в астральном измерении, он дочитывал «Геометрию зеркального измерения» малоизвестного современника Декарта, а заснувший уже Тони обнимал его физическое тело. Он не стал будить Тони, когда его дыхание сделалось прерывистым и тяжёлым, а руки сжались в кулаки, — из-за новых подвигов Питера у Тони и так выдалось несколько беспокойных ночей. Вместо этого, вернувшись в своё тело, Стивен попытался успокоить его простым приёмом, который подглядел однажды у Вонга: на десятую долю секунды вытолкнуть астральное тело из спящего человека, чтобы «сбить» кошмар. Ещё со времён мучений с порталами самые простые приёмы отчего-то давались Стивену сложнее тех, на которые у многих мастеров уходили годы — вот и теперь. Он вдруг оказался на руинах города рядом с Тони, отчётливо сознавая, что спит — и притом откуда-то зная, что это не ему снится Тони, а Тони снится он. Новый персонаж в старом сценарии. Тони стоял не шевелясь, будто загипнотизированный, и неотрывно глядел в пылающие неживым огнём глаза андроида, возвышавшегося напротив. Скалясь в жуткой улыбке, робот повторял нараспев одну и ту же фразу: «Твоё лучшее творение — это я». Стивен обрушил на него все силы своей магии, но робот остался невредим и лишь улыбнулся шире: «Здесь, — он ткнул пальцем Тони между бровей, — я буду жив всегда». Тогда Стивен повернулся к Тони: «Здесь — пусть живёт. Но ты никогда не выпустишь его отсюда». С той ночи прошло много других ночей, но сон об Альтроне пока не возвращался. Вместо космоса теперь — комната. Тони снится, что он маленький ребёнок, который строит башню из деревянных кубиков: один на другой, один на другой. Высотой башня уже ему по плечи, она опасно кренится, и каждый следующий кубик Тони ставит затаив дыхание, но башня всё-таки падает. Тони хмурится, собирая разлетевшиеся кубики. И заново: один на другой, один на другой, медленнее и аккуратнее, чем в первый раз. Чтобы поставить наверх последний оставшийся кубик, Тони встаёт на цыпочки, но всё равно не достаёт. Стивен хочет подойти, чтобы помочь, но вдруг обнаруживает, что ростом не выше него. Тони чуть-чуть подпрыгивает. Башня рушится. Он шмыгает носом и тут же, заметив Стивена, добела закусывает губу. А потом садится на колени и строит другое: приземистый замок. «Я буду королём-рыцарем, — объявляет Тони. — А ты?» Стивен задумывается. Ему никогда не нравилось играть со сверстниками — он не любит ни брать чужое, ни отдавать своё, но с Тони ему очень хочется играть. «Я буду главным королевским волшебником», — отвечает он. Тони кивает: «Наколдуй, пожалуйста, ещё кирпичей. У нас будет самая прочная крепостная стена». Они строят крепость и город внутри, отбивают атаки врагов, ныряют голышом с подвесного моста, плавают наперегонки по рву, и став снова взрослыми, продолжают играть вместе. Ничего такого, чего они бы не делали друг с другом наяву, но во сне всякий раз — будто самый первый, будто прыжок в бездну, без которого за спиной не появились бы крылья. Под утро Тони снится другая дорога: шоссе вдоль берега океана, небоскрёбы Манхэттена в зеркале заднего вида. Краешек солнца только-только показался из-за воды, и фонари ещё не погасли. Ничто ни во что не превращается, не рушится и не исчезает, они просто въезжают в какой-то просыпающийся прибрежный городок и почти одновременно просыпаются сами — Стивен на несколько секунд раньше, чтобы поймать первые проблески света из-под ресниц. И первую улыбку. — Мне снилось кое-что хорошее, и там был ты. — И что мы делали? — интересуется Стивен, почти не лукавя. Хорошие сны — хоть чужие, хоть собственные, если такие вообще у него бывают, — он почему-то никогда не помнит. Была дорога, потом корабль… Тони придвигается к нему вплотную. — Проще показать. Для этого понадобится одна кровать и попозже — один автомобиль.