Наследница

С самого утра я возненавидела этот день: если что и было, что я ненавидела больше скалолазания, так это уборка. Поскольку количество жителей домика ограничивается на нас с Перси, то убирать наше жилье пришлось только вдвоём. Перси не особо горел желанием драять полы и выносить мусор. Как оказалось, мой брат ещё та свинья. — Ты же сын Посейдона? Разве не можешь с помощью воды вымыть пол? — возмущалась я, пытаясь тряпкой (почему не шваброй? Да потому, что "шваброй моется не так качественно") достать дальний уголок под одной из кроватей. — Зачем всё мыть так тщательно? — Половина лагеря только и ждёт, чтобы насолить мне, так что убираем молча, — после недолгой паузы он продолжил: — К тому же, ты тоже дочь Посейдона. — У меня нет таких способностей, как у тебя, рыбьи мозги, — с раздражением заметила я. Услышав своё прозвище, Перси поморщился. — Меня так когда-то называли, но не сейчас. — Я услышала это от Аннабет. — Только она может меня так называть, — он ухмыльнулся. — Я твоя сестра, Перси, имею право, — я, всё же, дотянувшись до крайнего уголка, поднялась на ноги. — Младшая, так что не возмущайся, тряпку в зубы и мыть окна. Я скрипнула зубами: — А ты что тем временем будешь делать? — Мне нужно кое с кем повидаться, — загадочно сказал он и вмиг исчез за дверью. — Перси!! — Только успела крикнуть я. Я зарычала от раздражения и, не желая терпеть такого отношения к себе, просто бросила тряпку на пол и отправилась в душ. Интересно, а что говорят братья и сестры Аннабет о её прогулах? Весь оставшийся день мне жутко хотелось спать, но я держалась со всех сил, чтобы не уснуть. Вечером, как и ожидалось, нагрянула проверка. Аннабет и Малкольм вошли в домик, когда я, пытаясь не уснуть, ходила, нервничая и, то и дело, поглядывая на закат в окне возле своей кровати. За ними в домик вбежал Перси. Увидев, что я так и не вымыла окна, он хлопнул себя по лбу, чертыхаясь себе под нос на древнегреческом. Я села на кровать. — Мне очень жаль, Перси, — сочувственно улубынулась Аннабет, — но Домик Посейдона пока что в самом худшем состоянии. — Мыть посуду будешь сам, — сказала я, как только Аннабет со своим братом исчезла за дверью. — Это ты окна не вымыла. — Почему их должна была мыть именно я? — Потому что я был занят! — У меня тоже есть свои дела! — я со злостью сжимала кулаки и тяжело дышала. — Вечерние прогулочки с богом поэзии? — выпалил брат. — О, это ты зря! — сказала я, поднимаясь с кровати. — Какая тебе разница? Ты тоже вместо уборки с Аннабет где-то шастал. — Нарываешься, сестрица, не буди во мне зверя, — я первый раз видела Перси таким злым, стало даже немного не по себе. — Не вижу ничего опасного в морских свинках, — хмыкнула я. Лицо Перси приобрело багровый оттенок. Я невольно занервничала. — Морская свинка?! — видимо, кто-то уже когда-то называл его так. — Не переводи тему! — А в чём её суть? — В том, что окна так и остались грязными, а посуду ты сам будешь мыть, — сказала я, скрещивая руки на груди и отворачиваясь к окну. Солнце уже почти село. — Так это я виноват? — Да! — Успокойтесь немедленно! — мы с братом были настолько заняты ссорой, что даже не заметили огромного кентавра, заглядывающего в домик снаружи через приоткрытую дверь. Я поежилась, припоминая наш последний разговор. — Что случилось? — Кто-то не помыл окна, — сказал Перси, выходя на улицу. — Точнее Перси, — я последовала за братом. Вдруг, Хирон весело и жизнерадостно рассмеялся. Мы с братом в недоумении взирали на кентавра снизу вверх. — Двое самых могущественных полукровок из ныне живущих ссорятся из-за не вымытых окон... — Могущественных? — Я приподняла бровь. — Перси, может, и да, но я уж точно нет, — я, ничего не говоря, развернулась и отправилась в сторону площадки для искусств. — Это мы ещё увидим, — сказал Хирон мне в спину, но я лишь молча продолжила свой путь. Следующую неделю все вечера я проводила на площадке для искусств, иногда в одиночестве, иногда в компании детей Аполлона. Все это время я почти не спала, и, поскольку сумев уснуть несколько раз, просыпалась в холодном поту, со слезами на глазах и новыми царапинами, из-за чего ходила вся побитая и с синяками под глазами. Одного вечера я пришла на площадку немного ранее, чем обычно. Там был лишь один человек — Остин Лейк, сын Аполлона. Если честно, я никак не могла осознать, что у Аполлона есть дети, он почему-то воспринимался мной, как подросток. Бессмертный, всесильный подросток. Я, поздоровавшись с Остином, взяла свою гитару и попыталась отыскать свободное сиденье. Моё излюбленное место было завалено кучей инструментов, разгребать её никакого желания не было, из-за чего пришлось сесть на небольшой диван, что стоял в стороне. Первое время, пока Остин не ушёл, я просто наигрывала разные мелодии. — Останешься здесь сама? — спросил сын Аполлона, уже собравшись уходить. Я молча кивнула головой. — Отца нет в лагере, гарпиям ничто не помешает тебя слопать. Я, нахмурившись, подняла взгляд на Остина. Лицо моё налилось краской. — Что ты имеешь в виду? — Что опасно здесь оставаться одной. Я закатила глаза. — Кто тебе это сказал? — Сам пришёл к этому выводу. — Я не боюсь гарпий, — сказала я уже немного мягче. — Как хочешь, — парень пожал плечами. Когда он исчез из моего поля зрения, я вновь вернула всё своё внимание на гитару. Если честно, этот инструмент уже начал немного надоедать. Я долго сидела, наигрывая разные мелодии и подпевая. На днях я разучила новые аккорды, и, вспомнив о них, с энтузиазмом, какой только может быть у человека, что не спал несколько дней подряд, начала перебирать струны. Через несколько минут, наконец, из под моих пальцев полилась музыка. Three Days Grace — "Lost In You" — песня, в которую я влюбилась с первых аккордов. Я начала подпевать. Выходило плохо, через каждые несколько секунд я зевала, а когда могла петь, то с каждым разом всё тише. Долго так просидеть я не смогла, поэтому, положив гитару на землю, я протянулась на диване. Снился мне опять, тот же лес, те же крики, но на этот раз Циклоп. В руке у него был огромный топор, а на лице устрашающая ухмылка. Белок его единственного и огромного глаза отдавал желчью. На этот раз обошлось без порезов — только небольшой синяк на руке. Я опять проснулась в холодном поту, тяжело дыша и в попытках сморгнуть слёзы. Вдруг, я вскрикнула, когда увидела, что рядом кто-то стоит. Вокруг царила кромешная тьма, из-за чего было видно только силуэт. Неизвестный быстро закрыл мне рот ладонью. Я попыталась ударить его, но, услышав знакомый голос, успокоилась, хотя и не сразу. — Тише, это же я, — голос Аполлона был уставшим. Как оказалось, я лежала на коленях у бога. При попытке подняться, Аполлон, нажимая мне на плечи, уложил меня обратно. Я покраснела, как только до меня дошло, что происходит. — Что ты здесь делаешь? — спросила я хрипловатым голосом. — У меня к тебе встречный вопрос. — Сплю, — улыбнулась я, опять попытавшись подняться. Не вышло. — Лежи, и спи дальше, — я не видела, но точно знала, что Аполлон улыбается. Я вдруг почувствала себя так хорошо, что даже на какое-то мгновение поверила, что смогу уснуть. — Как ты? — тихо спросила я. — Со мной всё хорошо, гораздо важнее то, как чувствуешь себя ты, — он положил ладонь мне на лоб. — Голова не болит? — Ты как мама, — улыбнулась я, закрывая глаза и наслаждаясь прикосновением. И когда мне только стала приятной такая компания и времяпровождение? Кажется, я упустила этот момент. — Успокойся, дочь моя, — с пафосом сказал Аполлон, у меня вырвался смешок, — лучше поспи, — сказал он после короткой паузы, — ты смертная, Оливия, тебе нужен сон. — Я не могу спать, — я зувнула. — Но должна. Спи, я отнесу тебя в третий домик. — Нет, — немного грубовато сказала я, но потом исправила ситуацию, — я с Перси поссорилась, — уже немного мягче, Аполлон усмехнулся. — Хирон уже рассказал? — Нет, я с ним ещё не виделся, — он что, сразу ко мне явился? Если честно, я ещё больше покраснела. — Твой отец рассказал. Не знаю, что хуже: то, что отец за нами следит, или то, что они с Аполлоном говорят обо мне. Молчу уже про то, что ни разу в жизни не видела своего отца. На некоторое время воцарилась тишина. — Почему ты так хочешь, чтобы я уснула? — первой её разрушила я. — Это ведь опасно. — Не бойся, рядом со мной тебе ничего не угрожает. — Аполлон, — прорычала я, — мне и так ничего не грозит, если ты забыл. Дата моей смерти уже определена. — Не говори так, — сказал он, посерьёзнев. — Это правда, Аполлон, и мне этого не избежать, кому, как не богу прорицателей знать это. — Всё равно не говори так. Вот же чёрт! Вот знаю, что причиняю ему боль, но продолжаю это делать... Как же, всё таки, быстро я влюбилась. Надеюсь, это скоро пройдёт, ибо я уверенна, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Прости, — тихо сказала я, закрыв глаза. — Аполлон? — подала голос я. — Да? — Что ты узнал о моих снах? Кто в этом виновен? — Хватит уже, закрой глаза и спи, не одна ты так устала, — он щелкнул меня по носу. — Ай, — вскрикнула я от неожиданности, схватившись за свой нос. — Тише, иначе отправлю в домик, — в его голосе уже была нешуточная концентрация раздражения. — Я обиделась, — тихо сказала я. — Все извинения будешь принимать завтра. Я лишь раздраженно скрипнула зубами и за считанные минуты уснула.