Осенняя меланхолия

      Артур воскрес седьмого октября. По воле насмешливых богов или построждественских составителей календарей эта дата выпала на воскресенье. Было утро, солнечное и свежее до тошноты. Свет отражался от беленых стен и облупившейся деревянной мебели, вспыхивал на стеклянных предметах, играл в ветках заоконных кустарников и покрывалом из хаотичных пятен и бликов падал на хрустящее постельное белье. Артур лежал неподвижно и ощущал себя египетской мумией. Казалось, он не шевелился уже много тысячелетий, и кожа его осыплется прахом при попытке поднять руку, а рот с треском лопнет и заполнит воздух мелкой архивной пылью, стоит только заговорить.       На самом деле, воскресение Артура не было полным. К нему вернулось некое подобие разума, он ощутил голод и жажду, почувствовал, как из глубин черепной коробки поднимается боль и нестерпимая, всепоглощающая тоска по неведомым утратам. Доктор Мозгоправ упорно твердил, что утратой этой являлась мать. Артур коротко отвечал ок, платил за прием и с чувством выполненного долга покидал ненавистный кабинет, чтобы полечить свою душу более приятными способами. Ролевая игра в доктора-пациента без сбоев продолжалась два года, пока не случилось то, что случилось. Цепочка нелепых событий принесла безвольное тело Артура в эту чудесную белую комнату, пропахшую выпечкой и лавандой. Запахи Артур тоже начинал различать.       - Мадам Легран моя старая подруга, - сказал как-то раз отец.       - Бывшая любовница? – уточнил Артур.       - Просто добрый человек, проверенный временем.       Артур не помнил последние дни, но имя мадам Легран явно присутствовало в них. Он уловил тонкий кофейный аромат и фарфоровый звон, за окном упруго прошумели крылья взметнувшейся птицы.       -Ты убиваешь себя, - сквозь пьяный туман Артур видел мутное лицо отца.       - Все в порядке. Мне великолепно! – слово вылетело плевком.       - Ты не можешь стоять! Сколько это будет продолжаться? Как ты хочешь закончить? – без сомнений, отец рыдал. Но в темноте слез не было видно, и это спасало его от позорной публичной слабости.       - Скоро, - проговорил Артур с трудом. – Хочу поскорее.       - Тебе двадцать семь!       - В Аду… - Артуру пришлось сделать паузу, слова не проходили сквозь голосовые связки. – Встречусь с Брайоном Джонсом.       Тело горело так, словно в Аду оно уже побывало. Но Брайона Джонса Артур не припоминал. Наверняка, встреча прошла мимолетно, у этого парня, должно быть, полно дел. Сколько еще сумасшедших спешат сдохнуть ради встречи с ним? Артур закрыл глаза, и огонь распространился под веки. Воображение использовало их как экран проектора и показывало психоделические фильмы с участием цирка уродов. Рвотная горечь подступила к основанию языка, но желудок уже давно и неоднократно был пуст. Из горла вырвался только сухой кашель и ни капли облегчения.       Где-то рядом тикали часы. Ежесекундно и назойливо. Персональный Большой Бен отбивал время, и каждый тик эхом метался меж висков. Как-то в детстве Артура одолел непреходящий насморк. Постоянная нехватка воздуха доводила его до отчаянья, и он мечтал о счастливом моменте, когда его больной нос наконец отвалится, положив тем самым конец мучениям. Сейчас Артур не мог назвать органа, смерти которого он бы не желал. Каждая клетка его тела вопила о своих страданиях. Он хотел пить, но не мог представить в своем желудке даже воду.       Тик-так. Птица вернулась на ветку, тени деревьев сменили угол падения. Артур попытался пошевелить указательным пальцем правой руки, но ощутил лишь судорожное сокращение мышц. «Может, я парализован? – предположил он. – Но тогда я не мог бы чувствовать боль. Наверное». Мысль о разуме, запертом в неподвижном теле, пробудила легкое подобие страха. Артур вспомнил о давнем знакомом, потерявшем контроль над телом после передоза. Кажется, у него даже рот не закрывался. Зрелище было настолько ужасным, что Артур лишь раз решился на визит. Смерть несет неизвестность. Болезнь – беспомощность и жалкое существование. Сигнал из головы достиг указательного пальца, и он резко согнулся.