Осенняя меланхолия

      Мадам Легран была превосходной хозяйкой. В ее доме царили чистота и порядок, запах домашней еды соседствовал с натуральными ароматами всевозможных мыльных принадлежностей, дорогого парфюма, гардеробных саше и вечерних свечей. Первую скрипку в оркестре ароматов естественно и банально играла лаванда, открыточное клеймо Прованса.       Артур возненавидел лаванду с первого вдоха. Все ощущения того воскресного утра надолго осели в его подсознании в качестве синонимов боли. Лаванда, тени от веток, солнечные зайчики, шорох белья – все слилось в бездонное страдание. Каждое утро сопровождалось беспричинным похмельем и неизменным набором раздражителей. Солнце слепило, ветки мелькали, лаванда била с размаху в нос.       Несмотря на воскресенье Артур едва ли мог назвать себя живым. Он начал вставать на второй день пребывания в доме. Еще через день он смог выйти из своей комнаты, чтобы понять – весь дом есть сгусток солнца, теней, лаванды и чистого белья. Мадам Легран всегда была где-то рядом, но он едва ли ее замечал. Поблизости безмолвно маячил еще один неопознанный силуэт, но и его Артур непроизвольно игнорировал.       - Он может быть буйным, - шептал отец слишком громко. – Я могу дать вам пару охранников.       - Мой племянник Жан заменит целый отряд, - отвечала мадам Легран. – Он тоже работал в клинике.       - Прошу, только не жалейте его.       - Мне ли не знать о вреде жалости?       Обрывки разговоров иногда всплывали в памяти, и перед Артуром постепенно начинала проступать картина последних дней. Неясный силуэт обрел имя – Жан. Мадам Легран предстала в образе бывшей сестры из реабилитационной клиники. Однажды Артур увидел ее лицо совсем близко, с трудом его взгляд смог словить фокус, и он понял, насколько эта женщина стара. В его бредовых фантазиях она выступала в роли французской любовницы отца, а на деле она была маленькой высушенной старушкой с абсолютно седыми волосами и блеклыми внимательными глазами.       - Не бойся, Артур, - сказала она до странности мягко. – Ты еще можешь выплыть.       Отвечать на вопросы Артур начал только спустя неделю. Все это время он лишь вяло повиновался любым возможным указаниям. Он трясущейся рукой помещал в рот ложку с супом и почти весь бульон оставался на скатерти, он пил чай через трубочку, и его сразу тошнило. Если Жан не успевал подставить желтый пластиковый таз, Артура рвало на собственные колени. Вскоре желтый таз отправился к компании лаванды и солнечных зайчиков. Бывало, что Артур шел в ванную, но натыкался на дверной косяк и не находил способа его обойти. Тогда он стоял около косяка до тех пор, пока мадам Легран или Жан не замечали его и не отводили в нужное место.       Четырнадцатого октября Артур произнес первую многословную фразу:       - Я хочу спать.       Он сидел за столом, глядя сквозь тарелку. Мадам Легран, не ожидая ответа, спросила что-то об ужине и впервые за неделю услышала скрипучий как старые петли голос. Она не смогла сдержать удивленного вздоха, и даже каменный Жан нахмурился.       - Ты сегодня много двигался, - произнесла мадам Легран. – Думаю, ты устал.       Артур кивнул. Он и сам отвык от своего голоса. Дорога от кухни до спальни ясно вырисовалась в его памяти. Он уже давно не видел перед собой настолько ясных картинок. В супе плавала какая-то мелкая зелень, Артур смог представить ее вкус и тут же бросил его в копилку ненависти.       В тот вечер впервые понадобилась сила Жана. Осознав путь до комнаты и почувствовав вкус приправы, Артур вдруг пришел в ярость, опрокинул стул, разбил тарелку и едва не схватился за один из треугольных осколков. Жан скрутил его быстро и умело, вжал лицом в деревянный пол, заломил руки, придавил ноги. Артур сделал одну вялую попытку вырваться, но быстро понял, что шансов у него нет. Мадам Легран дала Жану какие-то указания на французском, и Артура потащили в спальню. Не прошло и двух минут после его отчаянного бунта, а он уже был надежно зафиксирован на кровати и почти обездвижен.       - Не бойся, Артур, - все так же мягко пропела мадам Легран и убрала прядь волос с его лба легкой рукой. – Тебе тяжело сейчас, но все изменится. Я помню, каким славным мальчиком ты был. Взрослая жизнь очень сложна, ты запутался. Мы не позволим тебе навредить себе, пока ты здесь. И здесь тебя никто не достанет.       Артур скосил взгляд в сторону двери, где каменным сфинксом застыл Жан. Если бы глаза обладали силой, эта глыба непременно пала бы, но Артур не владел телекинезом, потому все осталось, как есть. Мадам Легран посидела около него еще какое-то время, проговорила что-то нежное, тронула лоб губами и ушла, погасив свет. Только в темноте, будучи намертво привязанным к кровати, Артур понял, что есть ему хочется сильнее, чем спать. Голод не посещал его уже очень давно. Он попытался вспомнить, когда ел в последний раз до попадания в этот дом, но не смог. Прошлое по-прежнему было размыто. И чем ближе в своей памяти он приближался к воскресенью, тем туманнее оно становилось.       Дом мадам Легран представлялся Артуру чистилищем на пути к какому-то иному миру. Он не помнил точно, как оказался здесь, он не видел ничего за пределами стен. Только какие-то кустарники постоянно царапали окна. Возможно, диалоги с отцом были лишь плодами его предсмертного бреда, а мадам Легран – одна из ипостасей апостола Петра. А Жан, соответственно, Иоанн, хотя кроме имени в нем нет ничего от Иоанна.       Нет же. Все не так поэтично. Отец привез его сюда, потому что верил в его непогрешимость. Он всегда думал, что беда Артура в его звездном окружении. Череда тусовок тянет его в пучину, а не сам он в нее стремится. Мысль об очищающем отпуске уже не раз всплывала в разговорах со старшим Керклендом. И старая подруга с опытом работы с бывшими наркоманами и домом во французской глуши оказалась очень кстати.       - К черту все, сынок, - сказал отец. Фонари ночной трассы выхватывали его лицо из темноты на миг, а затем он снова тонул в черноте автомобильного салона. – Бросай все. Мы вернемся в Ливерпуль, я снова открою свой магазин, и мы вместе будем работать себе в убыток.       Артур видел, как дрожат на руле руки отца и знал, что тот смертельно хочет закурить. Но полгода назад старший Керкленд дал слово, что бросил, так как хочет быть примером. За эти полгода он ни разу не нарушил слова, от него даже не пахло сигаретами.       - Банально, но деньги портят. Ты можешь позволить себе все, но спускаешь гонорар на ебаный кокаин!       - Дело не в деньгах, па…       Артур помнил, как спивался его дед, вечно нищий старик. Помнил дядю, тратившего последнее на травку. Дело в чем-то другом.       В ту ночь Артур так и не понял причины. Не нашел он ее и лежа распятым насекомым на кровати. Он всегда ссылался на какую-то глубокую тоску, творческий кризис, депрессию. Но перечень причин был лишь перечнем симптомов.       Мадам Легран, уберите волосы с моего лба.       Когда Артур наконец ощутил себя трезвым, перед ним открылись правила игры, в которую его втянул отец. По воле старшего Керкленда он оказался в крохотной деревне посреди Прованса. В его распоряжении была комната в доме со всеми удобствами и небольшим садом, огороженным хилым дощатым забором. Мадам Легран следила за его состоянием, вовремя приглашала к столу, иногда давала безымянные разноцветные таблетки, разговаривала тихо и ровно. Жан больше молчал, выглядел сонно, но всегда оставался начеку. Ни один из надсмотрщиков не стремился быть около него ежеминутно, большую часть дня Артур их просто не замечал, но они всегда появлялись точно вовремя. Как только подступал голод, возникал вопрос и накатывало тревожное состояние, мадам Легран оказывалась под боком. Эта ее способность была дополнительным баллом в пользу интерпретации дома в качестве чистилища.       Связь с внешним миром отсутствовала как факт. Отец ни разу не позвонил Артуру, да и мобильного телефона у него не было. Старый проводной аппарат стоял в прихожей, но неизменно молчал. У мадам Легран имелся ноутбук, который, однако, ни разу на памяти Артура не открывался. В качестве развлечений Артуру был предоставлен пузатый телевизор с единственным местным каналом и книжный шкаф. Это могло бы скрасить его пустые будни, если бы он хоть слово понимал по-французски.       - Могу я позвонить? – спросил Артур в один из безымянных дней.       - Разве ты с кем-то хочешь поговорить? – с искренним удивлением проговорила мадам Легран.       - Ну да… У меня есть родственники... Друзья.       - У тебя нет никого, кроме отца, мой дорогой. И он просил не давать тебе связи.       - Я заключенный?       - Что, мой дорогой?       - Это тюрьма? Прекратите называть меня дорогим!       Артур повысил голос, и спиной ощутил взгляд Жана.       - Ты и вправду дорог мне. Так же, как мне дорога дружба твоего отца.       Наконец, Артур обрел некое подобие смирения. Он подолгу мог смотреть в окно и наблюдать, как осень поедает сад. Если солнце не слепило глаза, он выходил на улицу и сидел на качели. У него не было одежды, кроме безразмерного полосатого халата и нижнего белья, и потому он не пытался выходить за забор. Иногда, очень редко, на улице слышались посторонние голоса, но слов Артур не разбирал и продолжал наблюдать за гниением цветочных клумб, течением облаков и движением птиц.       - Что за дурацкий эксперимент? – спросил он мадам Легран, когда она однажды вышла с ним в сад. – Долго все это будет продолжаться?       - Это зависит от тебя.       - Я торчу в вакууме, ничего не меняется.       - Ты уже меньше похож на мертвеца. Я хотела бы занять тебя работой. Вместе мы можем подготовить сад к зиме...       - У меня есть работа. И она осталась в Лондоне, если есть еще на земле такое место.       - Я прекрасно знаю о твоей занятости. И о том, что режиссера достали твои срывы, и он не хочет продлевать контракт на следующий сезон. Мне интересно, каким образом они выведут из сериала главного героя. Убьют за кадром? Или отправят в какую-нибудь заграничную командировку?       Мадам Легран сдержала обещание и дала Артуру работу. Выход в сад стал обязательным ритуалом. По три-четыре часа в день Артур резал ветки, сгребал сухую траву, вправлял покосившиеся столбы, перебирал овощи. Движения его были медленными, словно он работал под водой. На несколько минут он мог застыть, глядя на помятое яблоко или в банку с краской без запаха.       - У вас есть косилка?       - Есть, но бензина в этом доме нет.        И даже не пытайся найти что-то токсичное.       Удивительным образом работа в саду принесла Артуру облегчение. Он впервые за долгое время ощутил усталость в мышцах, а не в голове. Ложась вечером в свою постель, он вспомнил какое-то далекое время, когда был жив его дед, и вместе они чинили лодку на берегу озера. Была такая же теплая и сухая осень, нехарактерная для графства. Они сидели в высокой желтой траве, голос деда был трескуч и наполнен прожитой жизнью. Артур видел в деде вековую мудрость и с трепетом ловил каждое его слово, а он всего лишь говорил, как правильно выуживать рыбу из воды. Тогда они ночевали в крохотном продуваемом всеми ветрами домишке у самой озерной кромки. Допоздна они жарили рыбу на огне, и дед показывал маленькому Артуру известные ему созвездия. Вместе они нашли Полярную звезду, и Артур вообразил себя пиратом, идущим сквозь океан без компаса. Так высоко было небо, так пахло озерной водой и рыбой, такая была тишина вокруг...       В тишине деревенского дома Артур уснул самым крепким сном.       Утро принесло ему давящую сердечную боль. Он открыл глаза и почувствовал застывшие в них слезы. Снов своих он не помнил, но знал, что они были слишком хороши для такой яви. На столе его ждали таблетки и стакан воды, вкус которой был в то утро отвратителен.       Хотелось виски. Много виски. Артур зажмурился, втянул носом прохладный воздух и представил перед собой дорожку из белого порошка. Вдох – боль пройдет. Главное – не останавливаться. Каждый трезвый день уныл и похож на жизнь повзрослевших, но все еще тупых одноклассников. Однажды Артур пришел на школьную встречу, уже будучи тем самым Артуром. На него смотрели одновременно восхищенные, завистливые и ненавидящие глаза. У школьной звезды Бекки один глаз ненавидел, а другой восхищался. Сто лет назад Артур бы душу продал за этот правый восхищенный глаз, а тут ему стало до смерти тоскливо, и он напился как последний скот. Полночь, и знаменитого актера сериалов Артура Керкленда публично рвет на декольте соседки по столику. Она визжит и не знает, куда себя деть, все вокруг тоже создают стену из шума.       Слишком много шума.       - Артур, у меня для тебя важное задание, - мадам Легран прерывала поток воспоминаний своим появлением на пороге. – Я пеку пирог, а Жан занят ремонтом лестницы. Не мог бы ты сходить в магазин за ванилью?       - Как я его найду?       - Выйдешь за ворота и пойдешь направо до конца улицы. Единственный домик из красного кирпича. Я дам тебе деньги и записку для продавца. Она старая женщина и очень плохо слышит.       Проверка – дал подсказку внутренний голос.       - Хорошо, - Артур кивнул. - Вы дадите мне одежду?       - В этих краях никого не удивишь халатом.       Вскоре Артур понял, что в этих краях удивлять просто некого. Он шел по узкой улочке и не видел перед собой признаков жизни. По обе стороны дороги торчали аккуратные небольшие домики, отживающие свой век, сквозь заборы сочилась буйная растительность, но людей нигде не было. Только в недрах одного из дворов звучала музыка без слов. Что-то очень старое, похожее на перезапись с пластинки. Дорога была разбитой и пыльной, строения старыми, воздух сухим и как будто бы желтоватым.       Магазин Артур узнал сразу же. На крыльце он вытащил из кармана деньги и записку, чтобы не задержаться внутри. Он знал, что мадам Легран дала слишком много для одного пакетика ванили. Если отбросить совесть, можно купить бутылку самого дешевого вина и сбежать в опустевшие лавандовые поля, а потом... Дальше у Артура фантазии не хватало, и он решил не искушать себя.        Я здесь не просто так. Я знаю причину, по которой мне нужно оставаться здесь.        Внутри магазин был еще меньше, чем снаружи. Артур быстрым взглядом окинул полки – часть из них пустовала. Насколько он мог судить, деревня была совсем маленькой, и закупались жители в каких-то других местах, более перспективных для торговли. Тем не менее, в углу под самым потолком приютилась парочка заветных бутылок из зеленого стекла. Артур уставился в сторону и протянул записку мини-старушке за прилавком. Она оказалась не только глухой, но и почти слепой. Наклонилась низко, поправила очки с бронировано-толстыми стеклами, пошевелила впалыми губами и исчезла под столом. Долгие минуты старушка копалась где-то внизу, шурша бумажными пакетиками. Артур усиленно смотрел в сторону. Он не говорил на местном языке, но был уверен, что для покупки ему достаточно просто ткнуть пальцем в нужный угол. А для кражи этим же пальцем изобразить пистолет. Близорукая старуха ничего не разберет и отдаст товар с кассой в подарок. А после будет бегство по опустевшим лавандовым полям...        Пакетик с ванилью упал на прилавок. Старушка дружелюбно улыбнулась и показала единственный зуб, Артур мельком улыбнулся в ответ и быстро вышел. Испытание пройдено.        На секунду он замялся на крыльце, чтобы сложить сдачу в карман. Он был одновременно доволен своей стойкостью и зол. Память о вине растекалась по языку нектаром. Артур невольно облизнул губы, и в этот момент почувствовал запах табачного дыма. Легкая дрожь пробежала по телу, волосы на руках поднялись все разом.        Артур обернулся. Около магазина стоял белый рено допотопного года выпуска. На капот его опирался светловолосый мужчина лет тридцати. Он выглядел потрепанно, как и его автомобиль. Мужчина открыто смотрел на Артура и курил, выпуская дымовые облачка.        - Bonjour, - проговорил он с усталой улыбкой.        - Бонжур, - отозвался Артур, пытаясь вспомнить, какое именно приветствие произнес, и неотрывно глядя на сигарету. Табак не так вреден. С него не впадают в агрессию.        Мужчина произнес еще что-то.        - Я не понимаю тебя, - Артур развел руками.        - Ты англичанин? – тут же спросил мужчина.        Артур застыл с открытым ртом. Родной язык ввел его в ступор, он почти привык, что во всем мире его понимает только мадам Легран.        - Здесь редко бывают гости так поздно, - снова заговорил мужчина. – А иностранцы и подавно. Навещаешь кого-то или решил скрыться от мира?        - Навещаю, - Артур с удивлением осознал, что заикается. Сигарета медленно упала к ногам незнакомца, оставив тонкий сизый след в воздухе. – Здесь моя тетя.        Как французы зовут своих родственников? Мадам Легран – слишком официально? Какое у нее имя? Мариам? Моник? Марион?        - Ясно. Странно видеть здесь незнакомые лица.        Попроси закурить! Сейчас же! Тебе станет немного легче.        - Да... Такая глушь.        Наверное скучно? Здесь одни старики, некуда пойти.        - Нет. Мне вполне весело. С тетей.        Мужчина, казалось, готов рассмеяться. В его усталом лице появилась нотка веселья.        - Как ты относишься к красным винам? Снова проверка? Брось! Что за теории вселенских заговоров?        Во второй раз Артур ощутил шевеление волос на теле.        - Я не пью, - ответил он сдавленно.        - Жаль. У меня закончился сложный месяц. Чертовски хочется с кем-нибудь выпить.        - Ничем не могу помочь.        - Не смею настаивать, - мужчина пожал плечами. Неопределенная улыбка так и осталась на его лице. – Но если надумаешь нарушить свой обет, заезжай в гости. Я живу в трех километрах отсюда. Дом с виноградниками. Его трудно не найти.        В этой дыре невозможно что-то потерять. Виноградники.        Мужчина сел в машину и махнул на прощанье рукой. Артур повторил жест и проводил автомобиль взглядом.        Виноградники. Три километра.