Осенняя меланхолия

      Еще один новый потолок. Артур повернул голову, и уткнулся взглядом в подбородок спящего Франциска. Чувство трезвости казалось почти привычным, он помнил прошлую ночь настолько ясно, что мог бы дать на ее счет показания в суде.       Мистер Керкленд, вы нарушили допустимые нормы распущенности.       Опять.       Вы серийный преступник.       На лице Франциска покоилось вселенское умиротворение. Даже во сне он не выходил из своего степенного образа. Артур ощутил колкое желание поцеловать его плечо или ударить по обеим щекам для бодрости. Пункт с плечом явно перекочевал в его голову из какой-то романтической роли. Сотня сценарных героев сидела в памяти Артура, и периодически кто-то из них рвался наружу. Не хочется общаться с администратором клуба? Пускай с ним поговорит гангстер Джонни, тому плевать на всех. Артур коснулся плеча Франциска кончиком языка, и тонкий вкус чужого тела мгновенно нарисовал в воображении ночное кино. Трезвая близость была странной. Непроизвольно сжались пальцы ног.       Артур перевернулся на другой бок и уставился в окно. Ему представилась зима в этом доме: ветреная, молчаливая, неизменная со времен революции. Есть ли здесь снег или от холода лишь сохнут растения в стылом воздухе? Небо теряет синеву, зелень сыпется с кустов, и только корявые черные ветви вьются на фоне бесцветной бесконечности.       Франциск не проснулся от короткой вибрации телефона на тумбе. Артур приподнялся, опершись на локоть, осторожно взял мобильный. На экране светилось сообщение от некой мадам Варгас. Артур долго и бессмысленно изучал текст на чужом языке, а затем разблокировал экран. Пароль не потребовался. После минутных раздумий Артур вновь придвинулся к Франциску и сделал фото.       После завтрака, случившегося в районе обеда, Миккель уехал в город, пообещав вернуться к вечеру. Франциск протянул Артуру потрепанного вида пальто и предложил прогуляться по окрестностям.       - Или такая погода слишком хороша для прогулок? Ты ведь предпочитаешь дождь и слякоть.       За окном было солнечно и, как казалось из дома, тепло. Ноябрь притворялся сентябрем, за горизонт уплывали последние облака, и назойливое пение птиц сочилось сквозь стены. Артур принял пальто.       Они вышли в сад и направились в сторону виноградников по старой дорожке из вросшего в землю камня. Франциск попытался взять Артура под руку, но тот лишь посильнее запахнул пальто и весь нахохлился, как продрогший воробей. Они довольно долго шли молча, со всех сторон их обступали одинаковые ряды из витой виноградной лозы; порой холодный ветер делал короткие паузы, и солнце обдавало скупым теплом. Воздух был свеж и кристально чист, словно из него откачали два последних века цивилизации.       Артур видел перед собой поля около дома деда и чувствовал озерный запах.       - Ты прожил здесь всю жизнь? – спросил он.       Франциск улыбнулся, так как был рад, что не сам нарушил тишину.       - Нет, мое студенчество прошло в Англии. Я грезил английским роком, смесью панка и консерватизма. И, как многие юноши, очень хотел максимально отделиться от гнезда.       - А почему вернулся?       - Устал. Я очень быстро от всего этого устал и только ждал знака, чтоб вернуться без потерь для гордости. Знаком стала болезнь отца. В общем, все сложилось так, как должно было. Уверен, ты тоже дождешься своего знака, и все сложится.       - У тебя абсолютно пассивная жизненная позиция.       - Мы уже говорили об этом. Не тебе меня упрекать в безответственности за собственную судьбу. Дай мне руку. Хочу чувствовать твое присутствие.       - Нет уж. Рука – это перебор.       - Вчера я мог держать твою руку.       - Видимо, я просто не заметил среди прочего.       Франциск обхватил пальцами ладонь Артура, и дальше они пошли так.       - У тебя тяжелый взгляд, - сказал Франциск после молчания. – Ты не смотришь – ты сверлишь человека.       - К чему это?       - Сегодня мне снилось, что тебя приговорили к сожжению на костре за колдовство. Наверное, я думал об этом.       Артур отметил про себя, что вчерашний вечер он также провел за мыслями о кострах. Ему вдруг вспомнилось антиутопия Брэдбери с миром, где нет времени для мыслей. Он думал об иллюзорных жизнях, собираемых на киношных фабриках для зрителей. Он был частью чужих иллюзий и, вероятно, сам становился все менее реальным.       - Ты видел мою казнь? – спросил Артур.       - У снов есть дурацкое свойство – они прерываются перед самой кульминацией.       - Ты огорчен?       - О, нет, - Франциск почти рассмеялся. – Я не жесток. Просто жизнь в уединении часто склоняет к мистике. А в тебе есть что-то потустороннее.       - Хочешь сказать, что я особенный? – теперь усмехнулся Артур.       - Конечно. Все мы особенные и предсказуемые одновременно. На свете полно… демонических людей. Я не из таких, а ты – да. В вас много энергии, и она вас жрет. Есть люди порядка, а есть люди хаоса. Последние ярче, фееричнее, но уязвимее. Оголенные нервы без брони и кожи.       - Что за астрологический бред? Если тебе хочется поболтать, поболтай о погоде. Какие зимы в этих краях?       - Бывает довольно прохладно. Решил задержаться?       - Нет, - Артур вспомнил вид из окна спальни. – Я думаю, что скоро смогу уехать.       - Ты чувствуешь себя исцеленным?       Артур чувствовал себя абсолютно нормально, чего не было довольно давно. И в то же время ему казалось, что внутри его зреет тяжелая болезнь. Он назвал бы ее лавандовым гриппом. Болезнь эта была совсем новой и очень редкой. Она выражалась в стремлении к тишине и открытым пространствам, заполненным светом, в привыкании к запахам цветения и травянистого разложения, в жажде физического измождения от труда и любви.       - Я чувствую себя живым. Это непривычно.       - Возвращайся сюда, когда устанешь от города.       Артур едва не поблагодарил за приглашение, но смолчал. Он увидел перед собой этот дом и эти виноградники через год или чуть раньше, когда еще не будет собран урожай. Он придет пешком по пыльной дороге, скажет, что приехал поработать, и Франциск будет искренне рад его видеть. Он уедет, когда опустеет виноградник и снова пообещает вернуться через год. Потом еще раз и, если повезет, еще. Франциск будет рад его видеть, но не будет ждать. Этот дом и эти виноградники продолжат жить без него. В них останется память о нем. Не более. Еще одно место, из которого он уйдет. Артур вспомнил дом своего деда, потом квартирку в Ливерпуле, где мать, подобрав подол неуместного сари, плетет половичку из старых маек и рубашек. У нее светлые волосы и лучисто-зеленые глаза, на груди и шее россыпь родинок-веснушек, загорелая кожа слазит с плеч. Она болтает о каком-то фестивале и смеется, потому что отец почти поседел, пока искал ее по всему городу. Он не повышает голоса, но очень устал, упрекает ее за то, что оставила детей. А она отвечает, что он рано состарился и нужно радоваться жизни при любой возможности, что нужно бросить все и поехать по Великобритании на фургончике, взять детей с собой. Отец возражает что-то про школу. Мать смеется и ничего не отвечает. Только смеется.       А потом она уезжает с Алисой в эту странную и холодную Швецию, хотя всегда грезила Индией. Квартирка в Ливерпуле пустеет на половину. Через год от переживаний умирает дед, и домик его медленно кренится на бок, чтобы к настоящему дню окончательно лечь на землю.       Артур часто заморгал, прогоняя морок. С удивлением он обнаружил, что виноградники закончились, и они с Франциском оказались на зеленом лугу. Ветер на открытом пространстве дул крепко и пронизывающе. На горизонте горой вырастала тяжелая туча. До слуха Артура долетело блеянье овец, и он с трудом подавил в себе очередную волну ностальгии.       - Ты много молчишь, и это неплохо, - сказал Франциск. – Значит, ты думаешь. А если думать, то в голову могут прийти здравые мысли.       - Да, я замечтался.       - Мы забрались на земли моего соседа. Здесь старик Огюст Леду уже полвека разводит свою отару. А до него овец держали его отец и дед.       - Тут все живут семейными делами?       - Случайные люди здесь не селятся. Слишком глухо для молодежи, и слишком цивилизованно для искателей приключений. Ни прогресса, ни экзотики.       Артур окинул взглядом луга и заметил вдалеке движение кучки белых блеющих комочков.       - Но все-таки эти места меняются, - добавил Франциск после паузы. – Видишь там темное пятно? Это болото на месте старой речки. В мое детство я еще мог там купаться. И виноградники тогда были больше. А у мсье Леду был другой дом, огромный, с кучей окон и деревянными пародиями на колонны у крыльца. Тот дом сгорел, когда я был подростком. Помню, как смотрел на черный дым из окна спальни. Отец поехал помочь по-соседски. Рассказывал потом, что там собрался народ со всех окрестностей. И до сих пор неизвестно, отчего загорелся дом. Мсье Леду отстроил новый, но уже в то время он был стар. Поэтому без лишнего оптимизма сколотил домишко для себя и жены. Детей у них так и не появилось.       Гложущее чувство в груди напомнило Артуру узкую ливерпульскую улочку, упиравшуюся в тупик автомастерской. Два ряда похожих трехэтажных домов из красного кирпича, вытянутые прямоугольники окон, пожарные лестницы, побитые жизнью машины вдоль истоптанных тротуаров, крохотный продуктовый магазин без расписания рабочих часов и паб с самым дешевым пивом в городе. В ностальгическом припадке он приезжал туда два года назад и обнаружил серую пустоту на месте автомастерской, модную кофейню в стиле лофт там, где прежде вечерами напивались заводские рабочие. На двери продуктового магазина появилась вывеска с часами работы, и молодая улыбчивая девушка сменила за прилавком старую, ворчливую миссис Лукашевич с ее проблемным сынком. Все течет.       Крупная капля дождя упала на затылок Артура, он вздрогнул и сразу взглянул туда, где недавно высилась налитая туча. Темно-синяя клякса расползлась на половину неба, и только теперь Артур ощутил, как похолодел ветер. Неизвестно откуда, мимо пронеслось облако сухих листьев, легла низкая влажная трава.       - Пойдем к старику, - сказал Франциск, и Артур без возражений последовал за ним.       Когда спустился дождь, они едва успели достичь крайних построек имения мсье Леду. Франциск быстро задернул Артура в первый попавшийся сарай, и за его спиной тут же хлынула стена воды. Шум ее был настолько оглушителен, что Артур едва слышал свои мысли.       Скинув промокшее, холодное пальто, он осмотрелся. Серый свет проникал в сарай сквозь пару крохотных окошек. Половина помещения была завалена сухим ароматным сеном, на полу неровно валялись наспех постеленные доски, в одном углу громоздился лес из сломанных черенков и бездонных ведер, в другом – вилы и грабли.       - Я будто в средневековом фильме, - рассмеялся Артур, но Франциск, не расслышав, лишь вопрошающе на него посмотрел.       Холодный свет с оконца высветил застывшие в волосах Франциска капли. Артур подошел ближе.       - Я говорю, что этот сарай похож на декорации фильма про средневековье.       - В твоем портфолио есть такие? В детстве мне нравились фильмы про рыцарей.       - Есть, но у меня там роль второго плана. Тогда я только начинал.       - Я посмотрю все твои фильмы, когда ты уедешь, - губы Франциска растянулись в какой-то печально-болезненной улыбке. Он растрепал рукой волосы Артура, а после уткнулся в них носом. – Только напомни свою фамилию.       Артур закрыл глаза и представил себя в низкобюджетном фильме о временах короля-тезки. Костюмы для той нелепицы шили на коленке самые дешевые портнихи Лондона. А затем Артур вспомнил романтическую комедию, в которой все сцены он играл, будучи до полусмерти пьяным. Вспомнил вереницу статей с фотографиями из клубов и лечебниц.       - Смит, - сказал он. – Артур Смит.       Грудь Франциска наполнились глубоким вдохом.       - Артур-Оливер Смит, у наших жизней нет черновиков. Ни имена, ни маски не сделают тебя другим человеком. Ты всегда будешь нести себя самого внутри. Я впустил тебя только потому, что был пленен твоим дерзким взглядом, как бы пафосно это не звучало. Но мне кажется, что я видел тебя без напускной клоунады. Возможно, это самоуверенная мысль. Уверен, Артур-Оливер Смит, что тебе, как всем простым смертным, просто не хватает любви и бескорыстной поддержки. Жизнь научила меня не обещать подобных вещей. Иногда любовь проходит, и не хватает сил бороться за другого человека Мне жаль, что ты пришел ко мне так поздно и скоро уйдешь. Поэтому я могу только пожелать тебе всего хорошего. Добрые люди еще есть в этом мире. Если устанешь от этой шумной цивилизации, приезжай в гости, когда захочешь. Я редко отлучаюсь дольше, чем на день       Артур с трудом проглотил давящий комок в горле, подавив желание что-то сказать. Он кивнул как-то рассеянно, мельком взглянул на серое окно, заполненное дождем, и поцеловал Франциска в сомкнутые губы.       Редкие капли падали сквозь щели старой крыши. Сквозь окна по сараю разлился алый закат, тянулись синие тени от опорных столбов. Артур лежал на спине поверх раскинутого пальто и, повернув голову, устало смотрел в глаза Франциска. Запах сухих трав заполнял его легкие. Он был крепок настолько, что казался почти осязаемым. Рука Артура покоилась на его груди, поверх руки Франциска.       Под самой крышей слышалось движение упругих перьев. Где-то меж скрещенных балок укрылось ласточкино гнездо. Франциск попытался подвинуться ближе, но Артур задержал его тихой просьбой не шевелиться.       Он ощущал свое тело от кончиков пальцев ног до волос на макушке головы. Сырой воздух, стелившийся по полу, касался обнаженных ног, тонкие соломенные иголки кололи щиколотки. Ново и странно было чувствовать себя всего, не испытывая при этом боли. Все мысли Артура сосредоточились в одном моменте. Он обонял запах травы и чужого тела, осязал холодную ткань пальто и тепло сена, усталый покой растекался медленной волной от живота и обратно, на языке был вкус лежавшего рядом человека, и потому не хотелось говорить.       Ночь опустилась на поля Прованса в тот час, когда они, наконец, отправились домой. Мелкие лужи хлюпали под ногами, травы мочили края брюк. Артур по-прежнему не хотел говорить, только уверенно шел вперед, вдыхая чистый воздух после дождя. Небо прояснилось. Вдали от городов весь Млечный Путь был виден, как алмазная россыпь. Они минули поле, пошли сквозь виноградники. Артур видел впереди силуэт дома и почти наверняка знал, что покинет его уже сегодня. Франциск не нарушал молчания. Видимо, знал все точно так же.       В подтверждение всех предчувствий, во дворе дома стоял незнакомый автомобиль.       - Это не твоя мадам, - заговорил первым Франциск.       - Наверное, менеджер, - ответил Артур.       - С чего бы это?       Артур лишь загадочно улыбнулся.       В гостиной горел свет, но в окнах маячил лишь суетливый силуэт Миккеля.       - Нам стоит попрощаться? – спросил Франциск.       - Боги, я же не умираю! – Артур демонстративно запрокинул голову. – Просто очередная нянька хочет дать мне взбучку и отправить работать.       - За что давать тебе взбучку?       Артур махнул рукой и быстро зашагал в сторону двери. Франциск хотел его задержать, но не смог найти для этого аргументов и просто пошел следом, отставая на два шага.       После долгого дня на природе электрический свет казался нестерпимо ярким. Артур зажмурился на пороге, потер глаза и тут же замер. Посреди коридора стоял ссутулившийся мужчина в потрепанном сером костюме. Франциск выглянул из-за плеча Артура и без пояснений понял, что за человек стоит перед ними. Те же густые брови, пронзительный взгляд, острый овал лица. Еще более уставшая и постаревшая копия Артура.       Мужчина не сразу увидел Франциска, а увидев, выпрямился до хруста в спине.       - А где Майк? – спросил Артур явно не то, что хотелось сказать.       - Я послал его в задницу, - ответил мужчина и уголки его губ дрогнули в сдержанной улыбке.       - Ты уволил менеджера?       - Можно и так сказать.       - Я извиняюсь, но, возможно, стоит кое-что пояснить? – тихо спросил Франциск.       - Это мой отец.       - Роналд Керкленд, - нижняя половина лица мужчины улыбчиво скривилось.       - Франциск Бофуа…       - Созвучно с этой нелепой страной.       - Тактичность – ваша семейная черта. Что ж… Наверное, мы вас пока оставим. Стоять рядом с вами слишком жарко.       Франциск взглядом пригласил Миккеля пройти за собой, и тот, в свою очередь, явно испытал облегчение.       - Невыносимый мужик, - прошептал он Франциску так тихо, что услышали все, но виду не подал никто.       Керкленд старший жестом пригласил Артура присесть. Они заняли соседние кресла разномастных гарнитуров и уставились в противолежащую стену. Меж двух шкафов скопилась стайка фотографий. Мысленно Артур проложил путь по светлой полосе обоев меж лабиринта из рамок, затем вернулся к исходной точке. Почему-то ему подумалось, что отец занят тем же, и стало спокойнее.       - Ты уволил Майка из-за фото?       - Вовсе нет. Я понял, что его выложил ты. Интернет не перестает меня удивлять. В семь утра ты выставляешь на своей странице фотографию из постели с этим лягушатником, а в половине восьмого я уже вижу ее в новостной сводке в разделе про личную жизнь звезд. Майк в это время крепко спал и пропустил все на свете.       - Вообще, это мое личное дело…       - Ты опять бунтуешь, как подросток, - мужчина тихо рассмеялся себе под нос. – Артур, после всех похождений ты уже не сможешь меня разочаровать. Уйди с экранов, найди себе парня, наколи себе член на лбу – я не буду сопротивляться твоей воле. Все, что тебя не убивает, делает меня счастливым. Конечно, после этой фотографии я выпил успокоительного, но, в конце концов, ты выглядел на ней здоровым и выспавшимся. Я смотрел на нее, наверное, целый час и думал, что в тебе изменилось и где, черт побери, мадам Легран. А потом я понял, что с тобой все в порядке. И, надеюсь, я смогу привыкнуть к такому тебе. Не в смысле, что я привыкну к твоим голубым шашням, а в смысле, что ты будешь здоров. Черт, Арчи, я никогда не умел толково излагать мысли.       Мужчина склонил голову и закрыл лицо руками. Артур допускал немалую вероятность того, что отец сейчас может разрыдаться, но сам старался сохранять беспристрастный вид. В последнее время старик бывал слишком эмоционален.       - Мама звонила на прошлой неделе, - сказал Керкленд старший, и голос его дрожал.       Артур не пошевелился, но внутри его словно что-то оборвалось, ударилось о стенку желудка и отскочило в горло.       - Говорит, что гордится тобой. И что теперь ты слишком крут для такой бестолковой матери. Она увидела в каком-то прошлогоднем журнале заметку о твоей госпитализации, заволновалась       - Где она сейчас?       - Не знаю. Сказала, что в Мустанге. Я забил это название в гугл, но мне выдало тонну картинок с лошадьми. Я решил, что не судьба. В любом случае, ей проще найти нас, чем нам ее.       - И то верно.       Артур шумно вздохнул, отец вновь уставился на стену. На какое-то время в комнате воцарилась совершенная тишина.       - Домой? – спросил отец.       Артур кивнул.       Машину трясло. Мимо пронеслись виноградники, потянулись черные полосы пустых полей под лазурным небом. Артур прислонился виском к стеклу и наслаждался тягучей тоской в груди. Как-то суетно они простились в Франциском, словно уже завтра должны увидеться снова. В глубине души Артур понимал, что для новой встречи нет преград, кроме собственной гордыни и бесконечного потока дел на большой земле. Но почему-то ему казалось, будто что-то важное осталось навечно в прошлом. Возможно, не сам этот меланхолично светлый француз, а именно эти два дня с ним. Ничего не повторяется, все течет. Возможно, они еще увидятся, но крылья ласточки уже не будут упруго биться под крышей старого сарая.       - Ты давно звонил Питеру? – спросил Артур.       Отец задумался на пару мгновений.       - Давно. Очень давно. Почему ты спросил?       - Хочу увидеть его. Почему бы не навестить их на Рождество?