***
— …И что, настучим друг на друга местной охранке? Или уже будем что-то делать? — мрачно произнесла Флай, нарушая напряженную тишину. — Ты мне все уши прожужжал, как нам всё срочно! Хатт её дернул сорваться… Теперь всё совсем запутано. Они сидели в заглушенном спидере, отслеживая каждое движение друг друга. По дюраплексу частил дождь, размывая в очень мокрую серую акварель какие-то ангарные постройки позади. В неясной паутине Силы ребель ощущался детонатором, который уже активировали, но циферблату ещё отсчитывать какое-то время… Хешли почему-то тянул. — И как ты это себе представляешь, а? — холодно осведомился он. — Я должен тебе доверить наши задницы? — Да на херфа сдались мне ваши задницы! — вспылила рыжая, — Я знать тебя не знаю, ты мне ничего не сделал и ничего не должен! Как и я тебе! И я вообще не перевариваю сыскарей любой планеты, имперская ли она, повстанческая, или ничья, понял? И у меня сейчас своя война! Не с тобой, не с Альянсом, не с Империей, и даже не на твоём дерьмовом Велморе! Хешли не шевельнулся. Холодное выражение всё так же каменело в нижней части смуглого лица. — Своя, значит… А тогда на кой тебе нужно ввязываться в мою? Найди хоть одну причину, по которой я должен тебе поверить. Ну! Хаттский вопрос на засыпку… — Не знаю! — дёрнула Флай плечами. — Верить в разумных, в их лучшие стороны? Да, согласна — это опасней, чем оказаться один на один сразу с опи, коло и сандо. Чувства и обстоятельства переменчивы, а желание обставить — постоянно! — скривились в усмешке её губы. — Поэтому только сделка, которая выгодна обоим. Мы же с тобой договорились, что я помогу тебе, а ты мне, разве нет? Ты свою часть выполнил, и кинуть тебя было бы… Ну, как-то… Западло. — Ты так же заливала тому викваю, которого пришила, после чего свалила на спаскапсуле? Тоже — про договор? — медленно произнес Хешли, словно эффектно выкладывая свои карты с чистым саббакком. …Она пропустила удар, как воздух пропускает заряд из бластера — сквозь себя. Внутри замёрзло, словно у рыбы ти, зимующей в Соллеу, но она услышала свой насмешливый голос: — Эй, тебя там случайно ящиками в лавке не зашибло? О чём ты вообще? Пургу какую-то гонишь… …Спасибо Рексу — что бы там ни было потом, но жёсткие уроки вдавлены в её сознание навсегда, как клеймо в кожу нерфа. И Флай с расслабленной улыбкой откинулась в кресле, устраивая поудобнее длинные ноги на сиденье. Ребель, или, скорее всего, коп не успел ответить. Сжатая пружина её ног вдруг развернулась ему прямо в шею. — Ищейка и крыса! — выдохнула она яростно. Но тот успел в последний момент заслонить горло, выставив руку, и она смягчила жёсткий удар по трахее. Его припечатало спиной о стекло, но, схватив ртом воздух, он нажал крючок Вестара. И в тот же миг на руку и бластер что есть сил обрушился удар вещмешком. Красный плевок плазмы прошил его насквозь, и ушёл в обшивку спидера, прожигая пространство рядом с Флай. Она даже почувствовала струю воздуха, но как-то безучастно, будто кто-то другой в ней, какой-то сторонний наблюдатель отметил — ни херфа себе, как близко, даже ветерок… Её пальцы сжали виброклинок и плевать ей, видел ли этот хмырь, как влетел он в её руку. — Замри! — вдруг раздался хриплый голос Хешли. Он смотрел не на неё, а туда, где из переулка неожиданно вывернулся всадник на знакомом странном животном, и на голове человека Флай увидела тоже знакомую фуражку. Коп! Ещё один! И он направился к ним, с каждым шагом вырастая в размерах и нависая над машиной, почти игрушечной в сравнении с ним. — Твои, гад! Успел подкрепление вызвать? — с ненавистью взглянула рыжая на шлем. — Не мои, — зло бросил тот, дёрнувшись к пульту спидера. Голодисплей ожил, вспыхивая синим, зелёным и красным, машина приподнялась над землей, турбины заработали, взметая брызги и мокрый мусор из-под своего брюха, разворачиваясь и покачивая спидер, а потом он сорвался и помчался, набирая скорость в противоположную от копа сторону. — Если вызовет гравициклы, нам не уйти! — уронил он, не сводя глаз с дороги. Улочки были узкими, народ просыпался, открывались лавочки, выкатывались какие-то фургоны, занимая проезд. — Я могу тебя высадить, чтобы тебя не замели, мало ли … — так же не глядя на неё произнес Хешли. — В сделку, говоришь, только верить? И я не коп, ты уж раздрай шнифты, наконец! Ты спала у меня в спидере, я сколько раз мог тебя сдать и убить? Не выстрелил бы я первым, хотя спящая ты мне больше нравишься, факт. Но ты напросилась сама, всё время по дыхалке лупишь, как психодромная! Твою… — выругался он, но это уже не относилось к ней — какой-то грузовой транспорт, разворачиваясь, встал, загородив им путь. Его слова в Силе выглядели и слышались теми же самыми. Парень не врал. Он быстро повернулся к ней. — Про спаскапсулу и всё остальное знаю, потому что ждут возвращения принца и его жены. Все — и сторонники, и… имперцы твои. Хатт, вот совсем нет времени на разговоры! Такое дело. Короче, одного нужного человека, хакера, замели. Других нет, только у силовиков. Потому нужна помощь! А сейчас — выходи. Встретимся в кантине «Капкан» через пару часов, если ты согласна. Ну, и если смогу я. Давай! — дверь отъехала, выпуская её, и лэндспидер рванул в открывшийся, наконец, коридор и исчез. Её выкинули под дождём среди толпы, на чужой улице чужого города на далёкой от Набу планете. Прямо, как в идиотском мюзикле Декарта… Флай взвалила вещмешок на плечо, оглядываясь по сторонам. На чужачку бросали настороженные и угрюмые взгляды, а чаще её просто не замечали в упор, хотя и старались обойти, как можно быстрее. С рыжих прядей капало за шиворот, да и дождь не отставал… Она невесело усмехнулась. «Поздравь меня, Гейл, кажется, я вступила в Сопротивление. Прямо сейчас… Одна радость, что ты не узнаешь этого. Но у них есть хакер… И я по-прежнему иду.»Часть 17. Не сбить с пути бредущих в темноте
30 мая 2021 г. в 15:39
Не обошлось…
Сквозь холодную тишину парсеков сознание муторно сверлили металлические звуки, и палец Хешли торопливо приткнул значок отбоя. Пластоид шлема слегка повернулся на рыжую. И резко изменил направление.
…Не обошлось…
Она захлебнулась болью, как убитый выстрелом в грудь захлебывается кровью.
Не исправить. Не спасти. И он не услышит ни одного её слова. Никогда. Совсем никогда. Да на херфа ей тогда одаренность, если гибнут самые дорогие?!
Ответ толкнулся жгучей болью в висок - для того, чтобы отомстить…
Но сейчас горькие и горячие слезы закипали где-то глубоко в горле, раздирая всё внутри. И ещё слова Коула, как соль, жгли зиявшую рану там, где раньше было её сердце.
У этой падлы повернулся язык?! Друг?! Про Гейла, такого замечательного, такого мужественного, такого… искреннего и чуткого Гейла — сказать это?!
Его она тоже убьет.
— Слышь, да может, у этого, с фели… зверскими, короче, кормами, просто день не задался? Или ночь? — заметил Хешли, пристраиваясь к стене. Непостижимым образом он угадал, о чём она сейчас думает. Или хотел встряхнуть рыжую. Для дела, конечно! Но та не отозвалась.
…Если бы она была сейчас совсем мелкой, то прижалась бы к маминым коленям, чтобы Зима утешала и гладила её по голове, и говорила бы, что всё заживёт и забудется…
Но она, Флай, давно взрослая… И всё неправда, мам. Не заживает. Не забывается.
Пару минут рыжая стояла неподвижно, с очень прямой спиной, и только потом начала нажимать символы на панели управления. Она вызывала Бакрану.
Теперь её, Флай, очередь утешать и гладить по голове.
…Слабый мамин прерывающийся от волнения и радости голосок…
Флай пыталась и всё никак не могла сглотнуть подкативший к горлу ком.
…Нет, у неё всё хорошо. Да, всё отлично, мам, просто она в хаттовой норе и не может часто выходить на связь, да и связь тут, если честно — эпохи Бесконечной Империи. Она здесь с театром. Зима помнит про ле Дивини, режиссёра? Ну, вот… Гастроли длинные. Очень. Да, и с учёбой тоже порядок. Дома? А дома у неё квартирант сейчас, так что всё замечательно, мам. Нет, они, конечно, не прозевают возвращения её пилота…
Она, как всегда, бессовестно врала Зиме. Но и сама отчаянно цеплялась за надежду, что Кот действительно дома, в той самой комнате… Или в кухне.
Ведь про него же она не знает точно? Ведь он же может быть жив?
— Я потом расскажу про то, что играю здесь, ладно? И я тебя… Нет, всё в порядке, просто скучаю, мам. Очень хочу тебя домой…
В зал заскочил патруль местной полиции с огромных фуражек которых текло ручьями. Хешли расслабленно подпирал стену, почти сливаясь с нею. Этакий припозднившийся гулеван, пережидающий дождь в случайном месте.
Но Флай тут же ощутила напряжение, которое он источал, будто хищник учуявший такого же хищника.
И всё же копы пришли не за ним. И не за странной рыжей с тряпкой на голове. Они целеустремленно рванули к кафомату, и через минуту послышались их повеселевшие голоса. Ребель, моментально отклеившийся от стены, дёрнул рыжую за рукав, и пара, быстро преодолев зал, выскользнула наружу.
Лэндспидер петлял по сонным пустынным улицам, оставив в стороне центр с его людьми из охранки. Дома становились всё ниже и проще, дождь не прекращался и чертил косые линии на дюраплексе. Визор шлема иногда незаметно смещался в сторону девушки. Она не обращала ни на что внимания, углубившись в прокрутку вызовов на комлинке. Парню казалось, что даже пламенеющие волосы этой Ксоны как-то потускнели. А может, просто, дождь за окном…
Флай забросила комлинк нагаи в мешок. Последние входящие обозначались, как неопознанные. Тупик…
— Сейчас — за шмотьём, потом снимем какую-нибудь крышу на час, — решительно объявил ей Хешли, давая понять, что дела не ждут, что он и так дал ей время. Если страдает — пусть завязывает с этим. Не она первая, не она последняя.
— Креды есть? — повернул он шлем в её сторону.
— А какого хатта нам вписка на час? — с сомнением покосилась на него зелёным глазом рыжая.
— Ты что? Рехнулась? Да ты себя видела, а? От тебя даже икакты шарахнутся! — тёмные губы под шлемом медленно разъехались в широкую улыбку, а потом ребель закатился негромким, но откровенным смехом. — Чтобы привести себя в нормальный вид, поняла? Там ай-ди не спрашивают, и дёшево.
Если бы он знал, как ей плевать с высотки Империал-Сити, будут ли от неё шарахаться, или нет… И на его идиотские намёки и смех. Какое это всё может иметь значение, когда Гейл… Нет, не это слово. Он просто ушёл далеко. Очень далеко.
Спидер мягко плюхнулся на пыльную мостовую около дома, действительно напомнившего ей Альдераан. Но не город, а Замковые земли с их курганами килликов.
— Вылезаем, — деловито скомандовал Хешли, выпрыгивая из лэндспидера, совсем как его отец в её видении. — Да оставь ты свою торбу! Зачем она тебе?
— Нашёл идиотку, — мрачно усмехнулась Флай, вешая мешок на одно плечо и шагнув к овальному, как запомнившаяся ей раскрытая пасть «веселушки», входу. «Пасть» эта выступала вперед крытым холлом, внутри которого их ждала закрытая дверь. Но Хешли, ничуть не смущаясь этим обстоятельством, нажал пластину вызова на ней. Хорошо, что они стояли под крышей, дожидаться под дождём — такое себе удовольствие. Наконец, в двери открылось маленькое окошечко, и там появились два глаза, щурившихся со сна.
— Покупательницу привёл, госпожа Орн, — быстро предупредил её вопрос парень, приподнимая шлем. — Извини, что так рано.
Заспанный взгляд перекинулся на рыжую, смерил её с головы до пят. Дверь загремела и отъехала в сторону.
— Да ничего, не извиняйся, — махнула рукой пожилая женщина, пропуская пару внутрь. Видимо, затрапезный вид Флай сочли достаточным основанием, чтобы можно было простить Хешли всё. Даже столь ранний визит.
На Флай пахнуло настоявшейся за ночь какой-то скучной чистоплотностью, как от дроида, который круглые сутки парит и драит старьё. Видимо, это лавка прикида, уже бывшего в носке, а может быть, и не единожды. Но, как верно заметил Хешли, она — не принцесса, факт. И ей не привыкать таскать одёжку с чужого плеча.
Всё небольшое помещение внутри занимали стопки одежды, одежда висела, лежала, свешивалась, тоскливо выглядывала… До сводчатого потолка вырастали боксы с обувью и ещё с чем-то, даже на стенах висели какие-то вещи, назначения которых Флай не могла угадать.
— Мне бы трузеры, куртку и майку маленького размера, пожалуйста… — она даже выдавила из себя капельку смирения. Ей хотелось поскорее покончить с этой обязательной и напрасной частью сделки.
Сделки между повстанцем и стукачкой ИСБ, ха… Просто отпад. Но, если по чесноку, разве сексотка не стоит ребеля? Сколько там имперцев на счёту черноглазого? А сколько имперских кораблей он подбил? Или, может, АТ-АТов? А в её активе — ни в чём не повинная девочка — ребенок! И друг. И возможно, ещё и мальчик, который так и не успел пожить свободным. Как если бы она их всех убила сама… Так в чём тогда разница, Сила, ответь?! Империя, Альянс, Свет, Тьма… Смерть, везде смерть…
Пожилая женщина поджала сухие губы.
— Хешли, мальчик мой, объясни своей… даме, — чопорная старушенция обращалась и смотрела исключительно на мужчину. Его спутница — чужачка. В старину с такими был короткий разговор: хочешь сесть рядом с велморцем — сначала скрести с ним рапиру! И не просто рапиру, а энергетическую! Вот и не было тут никаких чужих раньше!
— …объясни ей, что Его Светлость лорд Зелор запрещает дамам одеваться в мужское!
— Простите ей, госпожа Орн, — парень дёрнул Флай за рукав. — Она с Альдераана, из благородного Дома, там таким всё разрешалось.
Лавочница усмехнулась увядшим своим лицом, поправив белоснежный убор на причёсанной волосок к волоску пегой голове.
— Оно и видно… Но тут — слава Небу и лорду-регенту — не Альдераан. И законы свои. Привыкайте, милая. Если всё-таки останетесь…
И госпожа Орн, наконец, снизошла взглянуть на Флай, величественно и сурово, как сама судьба.
Раздражение и враждебность старухи вторгались в сознание рыжей, как камушки, которыми они с приятелями в детстве швырялись в воду, и та, шипя, закипала и взрывалась. Пока ещё просто шепоток Тьмы, невнятный и глухой, но который будет всё яснее, всё настойчивее требовать от неё гнева.
— Хешли, лучше купи сам. По назначению, — она сунула ему в руку кредитный чип и выбежала.
— Жениться тебе надо, сынок, а не со всякими… такими знаться, — когда за Флай закрылась дверь вздохнула лавочница. Но считая себя слишком приличной, она не высказала ему своё мнение об этой вульгарной девице. — На своей, местной. Разве плохо — придёшь из рейса — дом чистый, белье свежее, горячий ужин и заботливая женщина? Вот Алор о тебе спра…
Хешли судорожно копался в платьях и старался пропускать мимо ушей бубнёж госпожи Орн, скрепив зубы, чтобы не разразиться вслух крепкими ругательствами вслед рыжей нахалке. Оставила его одного с тряпьем и старухой!
Флай жадно глотала прохладный воздух, с трудом переводя дыхание. Холодные струйки текли за шиворот по разгоряченной коже, но сейчас это было даже в кайф.
…Она могла бы сесть в лэндспидер, и — аля-улю, господин повстанец. Купить барахло в другой лавке, сшибить кредов в толпе, или тряхнуть казино, например…
А она стояла и смотрела, как в лужах вскипают огромные пузыри — дождь собрался надолго.
…Всё это имело бы смысл, если бы она знала, где искать тех, кто послал охотников на эту заказуху. И, наверное, если бы не тот мальчик из её видения, потерявший в один миг всё.
Взвизгнула и яростно грохнула дверь позади.
— Какого сита ты тут мне устроила? — рявкнул злой и взмокший Хешли, появляясь рядом с Флай. — За такие шутки… — свирепо сунул он рыжей пакеты, — …можешь схлопотать! Поняла?
— А иди-ка ты к хаттам и радуйся, что не пешком тащишься! А то мог бы, — угрюмо огрызнулась та.
— Ах, ты… — взвился парень, хватая её за ворот и комкая его в кулак. — Знаешь, кто ты после этого?!
Хатт, да какого у всех руки тянутся душить её?!
…И снова внутри это злое веселье, саднящее в груди и требующее немедленного выхода. Приллы сломали перегородку, не понимая сами, куда они во весь опор, выбрасывая коленца… Вперед и до конца?
— Нет, но я знаю, кто ты! — выдохнула она жарко и мстительно. — Подонок ребельский!
Он замер только на секунду. Подбородок под шлемом стал, как у каменного истукана на Королевской площади, и Хешли медленно отпустил её воротник.
— Кто рот открывает — тот плазму глотает, слышала? Хочешь позавтракать? — очень тихо, но отчётливо спросил он, и под ребра рыжей больно ткнулось что-то холодное и жёсткое.
Дверь задребезжала и откатилась ещё раз — то ли бабуля для всех открывала лавку, то ли не оставляла матримониальных планов насчёт Хешли и пасла его. Она внимательно оглядела парочку.
— Что-то не так? Даме платье не нравится? — сладким голосом спросила старуха.
— Всё нравится, госпожа Орн, просто насмотреться друг на друга не можем! — громко, для женщины отозвался парень, и дуло бластера перестало сверлить подреберье. Приблизив свой шлем к голове рыжей он проговорил, не раскрывая рта. — Ну, тогда и я знаю, кого искали и не нашли копы на берегу со всей своей техникой.
И холодно усмехнулся, отстраняясь от неё.
— Иди в спидер. И на всякий случай… Местные очень не любят чужих, так что…
Так что, если он грохнет её прямо здесь, эта грымза поможет ему спрятать труп? Она так живо представила, как та будет наставлять Хешли, как и что ему делать, что громко рассмеялась, закидывая вверх лицо, по которому стекали струи дождя.
***
С замученной, но всё же — улыбкой, ле Дивини сидел в расстёгнутой рубашке и своём счастливом, специально для премьер, узорчатом камзоле. Но премьера давно кончилась, поэтому ему было как до фонаря на набережной, что слишком пышные даже по набуанской моде рукава, с их длинными и узкими манжетами, намокли в чём-то из его праздничного меню. Когда там ещё камзол пригодится снова? Через хатт знает какую вечность… Вечность борьбы с этой бандой бездельников и совершенных бездарей, которые только по какому-то недоразумению называются труппой! С прохвостом Декартом — обладателем самых бесстыжих в Галактике зенок и художеств, с брезгливым и высокомерным господином директором Королевского Театра, со всякими прочими бюрократами-советниками, вонскр их раздери! И финансистам того же! Песка на Татуине не выпросишь!
Но уже свалила из кантины, разогревшись халявными закусками и питьем, пресса, окосевшие критики и рецензенты поспешили к своим фекалометам — кропать, а остальные наговорили дежурных любезностей и тоже ушли… Ушла даже госпожа советник по культуре Дийала Ринур, собственной персоной. Праздновать в своём кругу! А он — не из её, выходит? Видимо — да! Ну и…
Он с размаху опрокинул в себя полный бокал виски и оглядел своих слегка замутненным взглядом нахохлившейся птицы. Буфы на рукавах фиолетового камзола придавали режиссёру ещё большее сходство с ней.
Похоже, актёры тоже не теряли сноровки, и, находясь в самой приятной своей кондиции, пытались говорить все разом. И при согретых алкоголем голосовых связках, это получалось особенно ясно и громко.
«Да… Вот бы так на премьере звучали…» — покачал взлохмаченной шевелюрой мэтр.
Актёры смеялись, вспоминали, доказывали что-то, звенели бутылками, бокалами и приборами, двигали стулья…
Ему незачем было рождаться лоррдианцем, чтобы сейчас считывать их. Открыты, как дети, не знающие осторожности. Впрочем, и он, он тоже! Но люди обычно слепы и глухи к другим. И замкнуты только на собственной персоне.
Лоррдианец нетвердо поставил руку в качестве подпорки для подбородка, и беззвучно зашевелил своими тонкими нервными губами.
…Да, Ксин, радуйся, мальчик-хохманчик, мы их порвали. Да, зрители висели на люстрах. И погиб твой репортёришка убедительно, а не просто эффектно…
Моя Кида, дорогуша… Можешь справедливо упиваться своим великолепием. И добавь себе к карме за яркость и стервозность образа. Ну и за привлекательность — чего уж там… Ведь завалили тебе цветами всю гримерку! Да и вы, несладкие любовнички — Менора и Лай —потрудились. Слёз в зале пролилось— как ещё Соллеу из берегов не вышла. И до сих пор играешь, Менора? Во всегдашнем твоём спектакле после спектакля, под названием — «мне совсем не грустно»? Ну, Лай Бато, ты — нет… Тебя даже здесь нет. Выходишь из собственного мира, только затем, чтобы сыграть другой нереальный — на сцене. Но зато, как играешь, хаттов сын! Все и позабыли — акта не прошло, что ты сенаторский киллер и шлёпнул неплохого парня. Симпатии были целиком на твоей стороне, когда и тебя грохнули. Да, расстроила концовка зрителя, хоть и зацепила… А вот финал рыжей кровоязвы и Бато теперь не проверишь — нет рыжей… Вся вышла!
И даже Дзета, его незаменимая Дзета, его правая рука, не знает, где она…
Дивини быстро наполнил бокал, зацепив рукавом горку салата, заботливо сооруженную Риа на его тарелке, и запустил пятерню в седеющую клоками шевелюру. Его пышногрудая охранительница, следившая, чтобы мэтр не забывал есть, как раз отвернулась, бурно вспоминая, как Кида перед самым выходом наступила на свой подол, разорвав юбку.
Бокал крепкого и обжигающего снова был выпит залпом. Худющий лоррдианец, теряющийся в своём нелепом камзоле передёрнулся, сморщился коричневатым лицом и выдохнул, вытирая выступившие слезы.
Подавала не сфальшивил про бутылку — оно самое… Выдержанное. Вот и он, выдержанный… И выдержит ещё один бокал. Или не один!
Голова у мэтра была ясной, как животворящая эта влага, а вот руки… руки — хуже. Но бутылку до бокала он донёс и даже умудрился не особенно и расплескать. Так, совсем немного. Да и дрожь в руках можно было бы списать на те бессонные ночи перед премьерой, на то, что он сидел на одних энергетических капсулах и кафе, что он забыл, что такое нормальная еда и как выглядит Тид, небо и снег под ногами, что он забыл, что на дворе не времена Республики! Всё, что он видел — это театр, кулисы, декорации, костюмы и актёры! Актёры, которые его возненавидели ещё больше. И устали, смертельно устали от повторений, придирок, жёстких разборов мизансцен, репетиций с утра до ночи… Кажется, они уже с огромным удовольствием убивали друг друга на сцене, а уж его готовы были убить по-настоящему. Все! И сонный Бато, и тихая Менора. И даже Ксин.
Но, он, Эрел ле Дивини не нуждается в оправданиях, даже перед собой!
Он мрачно уставился на дно своего питья.
…Всё-таки кинула, хаттова девка, старика! Ах ты, рыжее кровососущее, тупая голова твоя… От такого будущего отказалась! Влюбляться в роль, чувствовать тело и душу героя, как своё продолжение, продышать в ней чью-то жизнь, судьбу и перечувствовать всё, что не даст эта… И если в зале живут тобой два часа, радуются, замирают от страха, как за реального и близкого человека, понимают или ненавидят тебя, как своего неприятеля, задумываются над своим бытием, а уходя, уносят твой образ с собой — то разве не настоящая жизнь там, на сцене?! Что может с этим сравниться по глубине и остроте ощущений? Какая, к хаттам, любовь, живущая, как цветы на мосту Перголы — два месяца, пока тепло — сравнится с этим?! А Флай… Смазала пятки к тому… с глазами? Ну, или ещё к кому-то. Мало, что ли, тут ошивалось всяких зубоскалов… Не углядел! Но он же готов был поклясться Галактикой, что ей нравилось в театре! Он же видел! А, хатт… Всё едино — теперь нет даже капли надежды, что его имя выпишут светящимися буквами на голоафишах в небе Империал-Сити, и огромный зал Калларака оглушит его бурными овациями, и что триллионы разумных поймут и оценят, что он талантлив так, что из любого дерьма может сделать нетленку! Проклятая, проклятая девка! Ударила в самое сердце!
Он оторвал глаза от бокала и посмотрел на своих актёров. Ах, да, да… Им-то он должен сказать что-нибудь приятное… Они с ним.
— Раздолбаи и кровоязвы, стремящиеся похерить самое смотрибельное произведение и самую гениальную работу режиссёра! — объявил он, перекрывая своим рыком царящий в этом уголке кантины шум, и встал, неловко цепляясь за стол. — Опи на вас, ситяки, нет! Но — с премьерой. Вы работали и вы сделали спек! За вас!