Миншу

Рано утром, ещё до предписанного правилами ордена часа подъёма, Лань Сичэнь очнулся от сна на веранде. Ещё даже не рассвело, самые ранние птички только-только начали посвистывать среди густых ветвей кустарника: их первые приветствия наступающему дню и разбудили главу Лань. Накануне до поздней ночи он оставался в спальне, и ушёл, лишь решив, что ему тоже требуется немного отдыха. Он проспал не больше пары часов, но, должно быть, очень крепко: когда он сел, на пол соскользнуло покрывало. Лань Сичэнь был уверен, что в последний раз видел это покрывало на постели и с собой его, конечно, не забирал. После знойного дня ночное мягкое тепло грело не хуже зимнего одеяла, лишь под самое утро становилось чуть прохладнее. Сняв вечером испачканные кровью одежды, он даже не стал менять их; вышел, набросив лишь лёгкую накидку поверх белья. Но этой ночью на Облачные Глубины лёг густой туман и к рассвету воздух стал сырым и холодным, хотя и не настолько, чтобы Первый Нефрит его ощутил. Тонкий шёлк покрывала, переброшенного через спинку скамьи, уберёг его на рассвете не столько от холода, сколько от росы. Лань Сичэнь подобрал с пола влажную ткань, оглядываясь. Павильон окружали хитрые сети сторожевых заклятий. Он сам их возводил - не сейчас, а ещё прежде, когда они только перебрались в этот дом, - чтобы знать, где его супруга, внутри она или вышла. Миншу требовала присмотра, а его положение - частых отлучек. И хотя он изо всех сил старался быть с ней как можно больше, дела всё равно призывали главу ордена иногда выходить за пределы уединённого дворика. Он не желал ограничивать свою супругу, хотя иной раз она ставила в неудобное положение и его, и себя, и настойчиво отклонял все предложения старейшин и дяди - доверить уход и присмотр за ней другим заклинателям. Вместо этого Лань Сичэнь постарался сделать так, чтобы о каждом шаге Миншу за пределы безопасного для неё пространства он немедленно узнавал и мог отправиться её искать, как только чувствовал, что сеть его заклинаний потревожена. Выйди теперь Цзинь Гуанъяо за пределы невидимого купола - и Лань Сичэнь узнал бы об этом в то же мгновение, как бы крепко он сам ни спал, и каким бы способом бывший верховный заклинатель ни воспользовался. Но ни одно из заклинаний потревожено не было. Оставив покрывало на скамье, Лань Сичэнь отправился в павильон. Цзинь Гуанъяо спал и можно было вздохнуть спокойно. Лань Сичэнь видел, что он действительно поднимался среди ночи: клановое одеяние госпожи Лань висело теперь на ширме, голубые туфельки с вышитыми цветами стояли на скамеечке возле кровати, а все гребни и заколки вернулись на столик Миншу, в лаковый подносик. Лань Сичэнь старательно отвёл глаза от постели, понимая, что сейчас снова наткнётся взглядом на свою жену, всё ещё как будто живую хотя и оставившую этот мир. На столе он увидел кувшин, в котором вчера принёс с кухни травяной настой. Кувшин был пуст, хотя накануне в нём ещё что-то оставалось. Что ж, неудивительно, что Цзинь Гуаньяо, проспавший почти целый день накануне, продолжает пребывать среди ночных видений. От еды он отказался, но Лань Сичэнь уговорил его выпить настой, а там среди прочих трав, были хмель, череда и пион - ведь это питьё готовили для Миншу, чтобы успокоить её гнев и улучшить сон. Ей снадобья едва помогали, но Цзинь Гуанъяо сморило быстро и он проспал полдня а в сумерках открыл глаза лишь чтобы попросить ещё питья. Должно быть, ночью он допил оставшееся и снова заснул. Оно и к лучшему - главе Лань требовалось сейчас отлучиться. Большую часть минувшего дня Лань Сичэнь провёл здесь. Когда Цзинь Гуанъяо уснул, он перенёс свитки с письмами и докладами на стол в спальне и устроился работать за ним, хотя обычно предпочитал так не делать - Миншу не любила, когда ворох дел главы Лань подбирался к их супружескому ложу и пресекала все попытки вторжения жёстко и решительно. В хорошую погоду он разбирал бумаги и писал письма на веранде, в плохую - уходил в отгороженный ширмой уголок небольшого зала, отделявшего веранду от спальни. Миншу хмурилась и выговаривала ему всякий раз, что глава ордена должен иметь помощников и не пытаться всё тянуть на себе. Теперь отругать его было некому… А дел накопилось изрядно: он слишком был занят женой в последние недели, чтобы успевать всё даже в ущерб сну и досугу. На этот раз он засиделся допоздна, отвлёкся лишь пару раз на чай и еду, благо за ней и идти не пришлось. К его отсутствию на общей трапезе в ордене давно привыкли. Теперь, когда его ничто не отвлекало, когда работа наоборот помогала отгородиться от болезненных мыслей, он разобрался со многими, давно требовавшими его внимания вопросами, и отложил лишь часть. Иногда он оглядывался в сторону постели, снова и снова переживая смятение от каждого такого взгляда. Но раз за разом понемногу он свыкался со случившимся. Разум наконец смирился с невозможным и по давно усвоенному навыку принялся отделять то, что было несомненно, от всего прочего - от зова чувств и обязательств долга. Миншу умерла. Цзинь Гуанъяо вернулся в мир живых в её теле. Цена за его воскрешение - жизнь главы ордена Лань. А цена отказа от убийства - полное развоплощение души. Обнародовать возрождение Цзинь Гуанъяо - значит подвергнуть опасности мир между орденами и кланами. Скрывать это, позволяя Гуанъяо жить - рисковать собственной жизнью и благополучием клана. Заверения Гуанъяо об отсутствии намерений причинять какой-либо вред в “несомненное” не входили, так что Лань Сичэнь счёл правильным сохранять настороженность, хотя с минувшего дня её изрядно поубавилось. Пока Цзинь Гуанъяо сидел, прижавшись к нему, и подозрения и недоверие подтаяли, как лёд в парном молоке, и почти растворились, лишь голос здравого смысла уберёг остатки, и то не без усилия - уж слишком сильным оказалось искушение отдаться полностью покою взаимных объятий. В прежние времена ничего подобного с ними не бывало. Конечно, Лань Сичэню случалось иногда касаться названного брата, - когда он утешал Цзинь Гуанъяо после очередной их с Не Минцзюэ ссоры, во время сражений с нечистью на ночных охотах или для исцеления ран, но не так... В иной ситуации Лань Сичэнь и не допустил бы такого нарушения всех мыслимых приличий, он постарался бы уклониться прежде, чем успел поразмыслить: правила ордена Лань не поощряют даже простых объятий, да ещё не с тем, кого избрал в спутники. Когда-то Лань Сичэнь не притронулся к телу Верховного заклинателя даже в храме, бездумно следуя с рождения усвоенным условностям. Но нынешнее тело Цзинь Гуанъяо принадлежало его жене, и между ними не было подобных преград, а Цзинь Гуанъяо вернулся из небытия, и глава ордена Лань чувствовал себя виноватым, за неласковую встречу и за последние минуты перед расставанием в прежней жизни. Цзинь Гуанъяо, обняв его, замер неподвижно и напряжённо, спрятав лицо, и Лань Сичэнь чувствовал на спине тепло его ладоней. Такое же напряжение сковывало тело Миншу, когда после ссоры он ухитрялся добиться примирения и она кидалась к нему в объятия, готовая сдаться, но всё ещё взвинченная и переполненная чувствами. Привычным движением Лань Сичэнь перебирал пряди волос под жгутами и петлями причёски, стараясь не слишком её растрепать. Миншу до поры можно было так успокоить. Он вспоминал их последний разговор с супругой и прикрыв глаза думал, - “Не знаю, как прежде, а теперь волосы у А-Яо в точности как у тебя, милая, так что ты оказалась права, моя госпожа …”. Чувствуя, что напряжение понемногу отпускает Цзинь Гуанъяо, он шевельнулся, но ладони тут же крепче прижались к его спине, Яо прильнул к нему, как плющ к скале. - Тебе нужно хотя бы попить, - сказал Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо лишь молча мотнул головой. - При кровоточащей ране нехорошо лишать тело влаги, - терпеливо сказал Лань Сичэнь. - Хоть пару чашек. Пришлось пообещать, что после исполнения этого предписания, Лань Сичэнь никуда не денется. Пришлось потом присесть на постель, и позволить снова себя обнять. Они сидели молча, хотя поговорить было о чём. Но любой вопрос, любой ответ заставили бы вернуться в прошлое или обратить внимание на настоящее, и оба по-видимому, это понимали, и ни один этого не желал. Неизвестно, о чём думал Цзинь Гуанъяо, но Лань Сичэнь, прислушиваясь к дыханию, размышлял, что он столкнулся с чудом, очень горьким, но всё же удивительным и почти невозможным. Некоторое время спустя, руки Цзинь Гуанъяо разжались, и Лань Сичэнь понял, что бывший верховный заклинатель спит, прислонившись к нему, опустив голову на его плечо. Он продолжал сидеть на постели, придерживая его и неведомо чего дожидаясь, а потом осторожно опустил спящего на подушку и отправился заниматься делами... Сейчас, убедившись, что Цзинь Гуанъяо спит, он так же осторожно, тихо отступил к выходу. Но уйти незаметно не удалось, шорох заставил его обернуться у самых дверей. Цзинь Гуанъяо приподнялся на локте, глядя на него. - Цзэу-цзюнь… Завязки нижнего платья, ослабленные ради удобства, делали вырез свободным и глубоким и при такой позе почти не скрывали грудь. Лань Сичэнь замер на миг, поражённый вновь неописуемой нелепостью ситуации. - Печать ритуала можно восстановить, - сказал Цзинь Гуанъяо. Вряд ли он понимал, как странно для собеседника выглядит произнося это, - с растрёпанными волосами, припухшими глазами и почти выпавшими из одеяний женскими прелестями. - Что? - очнулся Лань Сичэнь. - Печать, - повторил Цзинь Гуанъяо. Он сел и наваждение исчезло. Образ Миншу растворился в его голосе и движениях. - Я могу восстановить всё в точности как было той ночью, - сказал Цзинь Гуанъяо. - Если это требуется. - Зачем? - спросил Лань Хуань. - Старший брат был недоволен, что я её уничтожил, - сказал Цзинь Гуанъяо. - Пусть это его не беспокоит - я смогу повторить её в любой момент, если старший брат передумает… Если старший брат передумает и решит всё же представить на суд воскресшего Цзинь Гуанъяо... - Это не понадобится, - сказал Лань Хуань. Цзинь Гуанъяо молча закрыл глаза и кивнул. Вид у него был отрешённый, будто он всё ещё не проснулся до конца, такой бывала Миншу, когда слишком поздно ложилась, а подняться по какой-то причине вынуждена была спозаранку. Лань Сичэнь решил, что это может быть действием настоя. - Ты можешь не вставать, - сказал он. - А как же правила Облачных Глубин? - спросил Цзинь Гуанъяо. - Моя супруга никогда не стремилась следовать им особо строго, - сказал Лань Сичэнь, невольно улыбаясь. - В любом случае, это правило не распространяется на тех, кто нездоров. Цзинь Гуанъяо приподнял перевязанную руку. За ночь повязка снова пропиталась кровью. Пятно было тёмным, значит, кровь текла медленно и успевала засыхать, но оно тянулось вдоль всего предплечья. - Стоит ли об этом упоминать? - сказал Цзинь Гуанъяо. - Это незначительная царапина, она почти не причиняет беспокойства. Он взглянул на Лань Сичэня: - Или брат говорит об ином недуге его досточтимой супруги? Лань Сичэнь кивнул. - Мне позволено будет об этом узнать? - спросил Цзинь Гуанъяо осторожно. - Позже, - ответил Лань Сичэнь. Рассказывать о сумасшествии Миншу ему вовсе не хотелось, хотя рассказ неизбежен, если он хочет сохранить тайну. Иначе выдавать Верховного заклинателя за госпожу Лань будет почти невозможно. - Сейчас мне нужно спуститься к дяде, - сказал Лань Сичэнь. - Я проведу с ним час или два и вернусь. Спи, если хочешь, оденься, если желаешь, но это не обязательно. Никто не должен тебя потревожить. Если вдруг случится что-то непредвиденное или тебе немедленно нужно будет меня увидеть - просто спустись со ступеней. Но не делай этого без крайней необходимости. - Я не буду выходить, - сказал Цзинь Гуанъяо. - И выскакивать из окна мне, вероятно, тоже не стоит? Лань Сичэнь кивнул. - Тогда мне придётся оставить дядю и проверить отчего госпожа Лань безобразничает, - сказал он. - И прежде, чем я уйду, нужно ещё раз сменить повязку. Рана на руке Цзинь Гуанъяо не изменилась. У неё были чистые, почти не покрасневшие края, но ни малейших признаков заживления; кровь перестала литься струёй, но продолжала сочиться. Лань Сичэнь постарался стянуть края пореза повязкой так, чтобы они сошлись, перевязав предплечье туго и плотно. Полотняная лента в коробке с лекарствами оказалась последней. - Я принесу ещё, - заверил Лань Сичэнь, заметив, как Цзинь Гуанъяо смотрит на лаковое дно ларца. - Не стоит, - возразил Цзинь Гуанъяо. - У ордена Лань достаточно ткани для перевязок, - сказал Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо взглянул на него и стало ясно, что он вовсе не подозревает орден Лань в скаредности или нищете. - Боишься, что это привлечёт внимание? - спросил Лань Сичэнь. - Наверняка, - сказал Цзинь Гуанъяо. - И тогда госпожу Лань попытаются осмотреть лучшие целители Облачных глубин. - Я и сам достаточно сведущ в искусстве исцеления, - возразил Лань Сичэнь. - Всем известны таланты старшего брата, - подтвердил Цзинь Гуанъяо. - Согласитесь, тем более странно, что искусный целитель не в силах остановить кровь из простого пореза? Он взглянул в сторону, под стол, где всё ещё стоял сосуд с потемневшей жидкостью. - Попытайтесь под благовидным предлогом добыть побольше воды, - сказал он. - Этих повязок будет вполне достаточно, если их отстирать. Они успеют высохнуть. Стирать повязки в Ордене Лань, в Облачных Глубинах, где хватает и слуг и любых средств для перевязки ран? Лань Сичэню это не нравилось, но опасения Цзинь Гуанъяо не лишены были смысла. - Скажу, что госпожа Лань желает искупаться, - сказал он, подбирая со стола корзинку со свитками. Миншу считала купание в ледяном источнике самоистязанием, а не самосовершенствованием, и пока не стала отвратительна самой себе, чуть ли не ежедневно нежилась вечерами в горячей воде, которую для неё набирали в кедровую бочку. После сплетен об улучшении её здравия приказание приготовить ей всё для купания никого не смутит. Из комнаты для омовений есть отдельный выход для водоносов, а от дома её отделяет плотная дверь, так что вряд ли прислуга столкнётся с Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь, проходя по комнатам, собрал в плетёнку все свитки и письма, над которыми сидел накануне, и вышел на террасу. У поворота тропинки он оглянулся и сквозь окно, в просвет на треть опущенной плетёной шторы, увидел, что Цзинь Гуанъяо стоит в зале, глядя куда-то вниз перед собой. Он протянул руку, туда, куда был обращён его взгляд, замер на миг, а потом повернулся и исчез в спальне. Лань Сичэнь знал, куда он смотрел и к чему прикасался. Это был цинь, свёрнутые струны от которого лежали сейчас в плетёнке вместе со свитками и письмами... За третьим изгибом тропинки между двух разросшихся кустов гортензии маялся глава ордена Не. Увидев Лань Сичэня он было шагнул к нему, а потом сдал назад. - Второй старший брат… - Что ты здесь делаешь Не Хуайсан? - искренне удивился Лань Сичэнь. Дядя обещал распорядиться, чтобы никто в сторону покоев супругов Лань не ходил. - Жду старшего брата, - ответил Не Хуайсан. Видя недоумение Лань Сичэня, он заговорил торопливо: - Хотел узнать о самочувствии сестры. Нет-нет! - он взмахнул руками в жесте отрицания так сильно, что веер выскользнул из его пальцев и отлетел в тень под листвой гортензий. Не Хуайсан охнул и присел, чтобы его поднять, бормоча: - Я вовсе не собирался сюда приходить. Только хотел узнать как она… Пока он шарил под кустами Лань Сичэнь невольно обернулся в сторону дома. С этого места не видно было ни террасы, ни окон, только верхушка крыши поднималась над плотными зарослями; Вряд ли Не Хуайсан успел что-то увидеть. Но тут Не Хуайсан, выпрямляясь, задел головой корзину в его руках. Свитки и листы бумаги посыпались на дорожку. - Ох, как неловко, - сокрушённо воскликнул Не Хуайсан, - снова опускаясь на колени и кидаясь поспешно собирать рассыпавшиеся свитки и разлетевшиеся листы. Лань Сичэнь присел рядом, поставил корзину и прикоснулся к локтю главы Не, останавливая его. - Не Хуайсан… не надо, я всё подберу. - Но, брат… Лань Сичэн покачал головой, настаивая. - Я такой неуклюжий, - сокрушённо пожаловался Не Хуайсан, протягивая к корзинке руки с тем, что успел поднять. - Должно быть оттого, что почти не спал. Он уставился на моток струн, который держал в руке и немедленно сменил тему: - А брат Сичэнь играл ту мелодию, что так благотворно подействовала на сестру, на гуцине или на сяо? Лань Сичэнь, думая, как бы ему лучше на этот каверзный вопрос ответить, замешкался. - Не Хуайсан, - сказал он, - и как только ты ухитряешься вечно ничего не знать, будучи столь любопытен? - Это потому, - ответил Не Хуайсан, - что меня интересуют ничего не значащие, пустые вещи. Или же я задаю вопросы на которые мне всё равно не ответят. Вот сейчас я не подумал, что это может быть тайная мелодия, а если это так, то глава Лань не станет ведь рассказывать подробности кому попало . - Он наклонил голову. - Прости меня, брат Сичэнь. Слова его звучали искренне, но заставляли вспомнить давние печальные события. Лань Сичэнь постарался себя убедить, что лишь собственная память вынуждает его видеть в словах Не Хуайсана упрёк, которого там вовсе нет, и всё же не смог удержаться от горькой улыбки. - Так почему глава Не оказался здесь? - сказал он. - Только из-за беспокойства о сестре! - воскликнул Не Хуайсан, прижимая к груди ворох собранных с земли листков. - Я спрашивал других заклинателей. Но мне никто ничего не рассказывает. И почтенный Лань Цижэнь не смог уделить мне время. - Не о чем пока говорить, - сказал Лань Сичэнь. Неизвестно, на чьи расспросы отвечать сложнее - дяди или главы Не, к тому же откровенная ложь Лань Сичэню давалась очень непросто. - Сестре опять стало хуже? - спросил с тревогой Не Хуайсан, крепко стискивая стопку бумаг. И его тревога выглядела тоже искренней - Миншу и правда была привязана к “младшему брату”, и одаряла его вниманием и теплом. Но Лань Сичэня всё равно настораживали целых два подряд ранних визита главы Не к его порогу в моменты не самые подходящие. Конечно, в Облачных Глубинах при попустительстве Миншу Не Хуайсану стало дозволено пренебрегать некоторыми приличиями, настороженности мужа она не понимала, а Лань Сичэнь не мог предъявить никаких достаточно обоснованных причин для более осторожного обхождения с главой Не. Он лишь надеялся, что Не Хуайсан действительно нашёл в её лице кого-то, кто его любил искренне, со всеми его веерами и свитками, и без выдающихся способностей, кто готов был говорить с ним о его любимых шелках и стихах, и радовался его присутствию. И что его ответная привязанность - не притворна. - Она собиралась ещё немного вздремнуть, - сказал он. - Не стоит её сейчас тревожить. - Это же хорошо? - спросил Не Хуайсан. - Я слышал, сестра с трудом засыпала последнее время и плохо спала. Лань Сичэнь кивнул. - А что лишило сна тебя? - спросил он. - Всё то же, - страдальчески вздохнул Не Хуайсан. - Эта тварь… - Никакая тварь не сможет пробраться в пределы Облачных Глубин, - напомнил Лань Сичэнь. - Зато в пределы моих снов, она пробирается без труда, - сказал Не Хуайсан. - Мне снится, как она разрывает меня когтями и впивается зубами прямо в мои внутренности… И без того бледный, он почти позеленел при этих словах. - А наяву тебе ничего не беспокоит? - спросил Лань Сичэнь. Подобные сны бывали порой первыми проявлениями болезней. - Ну разве что вести о проделках всё той же твари в землях Не и здоровье сестры, - ответил Не Хуайсан. - Это помимо мелких повседневных дел, которых у любого, кто возглавляет орден, хватает. - Распоряжусь, чтобы наши целители взглянули на тебя, - сказал Лань Сичэнь. Не Хуайсан помотал головой. - Не стоит беспокоиться, брат! - воскликнул он. - Хотя я благодарен за заботу, нет нужды обременять целителей ордена Лань. Я здоров. Просто эти сны… Он повёл плечами. - Они так… отвратительны. - Значит попрошу приготовить тебе лекарство для улучшения сна, - сказал Лань Сичэнь. - Тебе его принесут нынче вечером. - Спасибо, старший брат, - пробормотал Не Хуайсан. - Но я боюсь сон мой не станет лучше, пока эта тварь не будет поймана, - добавил он жалобно. Вот уж этот тон Лань Сичэнь знал отлично. Не желая отказывать Не Хуайсану сразу и категорично, он сказал: - Сейчас мне нужно отправиться к дяде и закончить с некоторыми делами. А потом мы поговорим поподробнее об этой твари. - Спасибо, старший брат! - повторил Не Хуайсан. Он опустил в корзинку листы, которые прижимал к груди, и с удивлением указал на верхний. - Что это, брат Сичэнь? Рисунок на листе изображал женское платье. Жёлтая юбка с мелкими тёмно-голубыми цветочками, отороченная по нижнему краю алыми лентами, бирюзово-зелёные рукава кофточки, тёмно-шафранный лиф и лиловые ленты. - Ты это нарисовал? - спросил Не Хуайсан. - Для сестры? Там есть ещё? Он взглянул на Лань Сиченя заблестевшими глазами. - Даже не думай, - предостерёг его Лань Сичэнь, переворачивая листы рисунками вниз. - Я не стану рисовать одежду для тебя. Он поднялся и направился по тропинке дальше. - Тебя предупредят, когда мы с дядей закончим. Не стой здесь, ступай лучше прогуляйся над водопадами, это улучшает циркуляцию ци. - Я буду ждать в чайной беседке , - ответил Не Хуайсан. За спиной у удаляющегося Лань Сичэня позвучало жалобное и вроде бы никому не адресованное сетование “Старшая сестра такая счастливая!...” К полудню Лань Сичэнь оказался изрядно вымотанным. Они с дядей завершили или основательно разобрали множество дел, но Лань Цижень несколько раз отвлекался и принимался расспрашивать как себя чувствует супруга племянника, ела ли она, спала ли, что там с течением её ци, какими мелодиями пользовался Лань Сичэнь… Уклоняться от этих вопросов становилось всё сложнее, а завершение трудов всё сильнее затягивалось. Но наконец всё намеченное было закончено, и Лань Сичэнь со всем возможным уважением принёс дяде извинения и попросил отпустить его, сказав, что ощущает себя очень утомлённым и просит дать ему возможность отдохнуть. На этот раз не пришлось даже душой кривить - он действительно смертельно устал увиливать от прямых ответов. Лань Цижэнь немедленно велел ему идти отдыхать и не перетруждать себя без крайней надобности но просьба его заметно удивила, он даже поинтересовался самочувствием племянника. Лань Сичэнь заверил его, что совершенно здоров, а на вопрос, что же с ним случилось, ответил: - Я начал осваивать новую технику. Она требует концентрации ума и бдительности… дядя наверняка понимает. Лань Цижэнь прекрасно был осведомлён, что такое освоение новой техники, когда требуется контроль над каждым движением, когда даже случайная посторонняя мысль может ненароком нарушить сосредоточение. То, как Лань Сичэнь пытался лавировать между умолчанием и неправдой определённо походило на сохранение концентрации, и было опытом определённо если и не совсем новым, то очень непривычным и настолько утомительным, что он готов был уже честно ответить на вопрос дяди, что это за новая техника - “Ложь”. Потом пришлось бы объясняться, однако дядя этого вопроса не задал. - Ты создал новую технику, чтобы восстановить здоровье своей жены? - спросил Лань Цижэнь. Лань Сичэнь изумился. - Я не говорил такого, - возразил он. - Я беседовал с Не Хуайсаном, - сказал Лань Цижэнь. В голосе его пробивались нотки самодовольства. Изумление Лань Сичэня лишь возросло от этого ответа. - И главе Не я не говорил ничего подобного, - возразил он. - Я это понял из его рассказа о разговоре с твоей женой, - заявил Лань Цижэнь. - Ты играл для неё в минши, а раз так, значит, не был уверен в благополучном результате и безопасности способа. А раз не был уверен, это, следовательно, нечто новое. - Дядя… - бессильно пробормотал Лань Сичэнь. - Нечто совсем новое, - продолжал Лань Цижэнь, - не замечая его замешательства или списывая его на то, что племянник смущён его проницательностью. - Выбор места весьма разумен, - размышлял он, потирая подбородок и и разглаживая жёсткие ворсинки бороды. - До сих пор неясна причина её недуга, и неизвестно, как могла подействовать на неё новая мелодия. Но Не Хуайсан был сильно взволнован и всё твердил, что Ю Миншу полностью переменилась и успокоилась, а значит, тебе удалось добиться успеха. Лань Цижэнь выглядел недостойно взволнованным. Лань Сичэнь прервал его оживление. - Преждевременно об этом говорить, - сказал он, повторяя сказанное уже ранее. - Дядя, это вовсе не чудесное излечение, что бы там ни вообразил Не Хуайсан. - Что вызывает у тебя такие сомнения? - встревожился Лань Цижэнь. - У твоего способа есть какой-то подвох? Ты же не использовал иньские практики, Лань Сичэнь?! - Нет-нет, - заверил дядю Лань Сичэнь, - ничего подобного. Я ничего такого не делал…но... Он вновь был почти готов рассказать дяде всю правду, но Лань Цижэнь его перебил: - Да Не Хуайсан рассказал мне, что она всё ещё не в себе, но она хотя бы не… не… не обвиняет тебя в… эээ…. - Ни в чём, - поспешно сказал Лань Сичэнь. Суть претензий Миншу невыразимо оскорбляла Лань Цижэня. Он не мог выдавить из себя ни имени, ни звания Яо, и предпочитал обходить молчанием сам факт его существования. - И не пытается воевать сссс... клумбами! - подвёл итог Лань Цижэнь. - Это свидетельствует о результате. Тебе стоит продолжать попытки. Если тебе нужен совет, я готов тебя выслушать, но прежде отдохни хорошенько. - Благодарит дядю за понимание, - почтительно ответил Лань Сичэнь и удалился так поспешно, как только было возможно. Вопреки собственным намерениям, после встречи с дядей он отправился не в чайную беседку, а назад в своё скромное семейное жилище. То, что Цзинь Гуанъяо остался там один, без присмотра, беспокоило его. Мысли о Яо отвлекали его этим утром не меньше, чем вопросы дяди. Он то волновался, не случится ли с ним ещё какого-нибудь приступа, то начинал сомневаться - стоило ли оставлять его без надзора, не приведёт ли это к какой-нибудь катастрофе. Охранные заклинания не были потревожены, но в полной мере его это не успокаивало и к домику он подходил осторожно, а на террасу поднимался внимательно следя за всем вокруг, будто вступал в логово монстра на ночной охоте, а не в собственный дом. Внутри было тихо. Утренняя дымка давно рассеялась, полуденный зной раскалил дорожки, роса высохла и листья кустарников и цветов замерли неподвижно. Но на окнах домика были опущены все бамбуковые шторки, и в комнатах сохранилась некоторая прохлада, а полумрак давал отдых глазам от слепящего солнца. Двери между залом и спальней оказались раскрытыми, но перед проёмом стояла ширма, затянутая шёлком, полупрозрачным, позволяющим видеть общие очертания предметов, но не их детали. - Я вернулся, - сказал Лань Сичэнь, обходя ширму. Он чуть помедлил перед ней и успел заметить яркое пятно посреди комнаты. Цзинь Гуаньяо сидел на кресле Миншу. Лань Сичэнь заметил как при его появлении он быстро опустил руки и лишь склонил голову, произнося приветствие, а не попытался опять поклониться со всем почтением, как накануне. От входа Лань Сичэню видна была лишь поверхность стола, но на ней он не заметил ничего подозрительного. Шкатулка с лекарственными снадобьями, крохотные ножницы для рукоделья, несколько свёрнутых в трубочки повязок… Поверх рамы для одежды висели ещё несколько белых лент. Лань Сичэнь подошёл ближе, и Цзинь Гуанъяо поднялся, расправляя лиловую юбку. И снова Лань Сичэню показалось, что он прячет что-то, убирая опущенные кисти чуть назад, прикрывая их складками. - Что у тебя в руках? - спросил Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо отступил назад на крохотный шаг. - Старший брат… Страх сразу делал его непохожим на Миншу - Лань Сичэнь не помнил, чтобы видел жену испуганной хоть когда-нибудь. И страх немедленно усилил подозрения. Лань Сичэнь схватил его за запястья и заставил поднять руки. Ничего. - Зачем ты прячешь руки? - спросил Лань Сичэнь, глядя на чуть розоватые раскрытые ладони. Между бровей Цзинь Гуанъяо появилась страдальческая складочка. - Пусть брат меня простит, - попросил он, осторожно сжимая пальцы. Лань Сичэнь ожидал подвоха и сильнее стиснул его запястья, но взглянул - и увидел на сгибах пальцев красноту и белые плёнки отслоившейся кожи... - У госпожи такие нежные руки, - сказал Яо, - чуть постирал - и волдыри. Лань Сичэнь выпустил его, досадуя. Он намеревался привести мысли и чувства в порядок и поговорить с воскресшим верховным заклинателем спокойно и достойно, но вместо этого всё опять повторялось. - Пусть брат простит меня, я буду осторожнее впредь, - пообещал Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь потянулся к ящичку с лекарствами. Там среди коробочек была одна с заживляющим бальзамом от ожогов. Пока он осторожно втирал зеленоватую мазь в повреждённую кожу, стараясь не сорвать волдыри, Цзинь Гуаньяо стоял неподвижно приподняв руки и подставив ему тонкие пальцы. Они оба снова молчали и никто не решался заговорить, пока Лань Сичэнь не закончил и не вернул фарфоровую крышечку на место. Тогда Цзинь Гуанъяо взглянул на побратима так, что Лань Сичэнь вздохнул, смиряясь с неизбежным. - Я не знаю, - сказал он, отвечая на немой вопрос. Необходимость изворачиваться и скрывать правду за словами успела так утомить его за сегодняшний день, что теперь он не собирался скрывать ничего, даже свои сомнения. Что толку, - Цзинь Гуанъяо наверняка распознает его настоящие чувства, если он даже попытается. Младший брат слишком хорошо его знает, а он слишком бесталанный лжец. - Не знаю, как правильнее с тобой поступить, - сказал Лань Сичэнь. - Весть о твоём возрождении, если она распространиться, может нарушить мир между орденами и я не знаю верного способа этого избежать… Он опустил коробочку в ящичек с лекарствами и опустился на кресло. Цзинь Гуанъяо стоял перед ним, кажется, в не меньшем замешательстве, чем он сам. - Младший брат полагает, - наконец сказал он очень неуверенно, - что лучший способ - ничего не делать. Он сомкнул ладонь правой руки на предплечье левой. На нём сейчас была надета шафраново-жёлтая кофточка с длинными рукавами, надёжно скрывающими повязку на руке. - Эргэ не придётся нарушать правил ордена, - сказал Цзинь Гуанъяо, - или просить других адептов это сделать. Проклятье ритуала справится само. Глядя, как тонкие пальцы скользят по запястью, поглаживая сквозь коричневую оторочкe рукавов повязку, Лань Сичэнь снова почувствовал, что творится что-то неправильное. Цзинь Гуанъяо предлагал один из возможных путей, простой и необременительный - всего лишь нужно запереть его в Облачных Глубинах под надёжным присмотром и ждать - ждать пока проклятье высосет из него жизнь и душу... - Нет, - поспешно сказал Лань Сичэнь, - ты забываешь, чей облик носишь. - Старший брат не хочет видеть, как будет угасать тело его супруги? - осторожно предположил Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь не успел возразить, Яо продолжил. - Я мог бы провести это время, не показываясь на глаза старшему брату… Голос у него дрожал, но Лань Сичэнь не мог понять - признак это слабости, волнения или страха. От этой ли напряжённой вибрации или от внезапно возникших в памяти стен, покрытых выцветшей добела краской, когда-то голубой, он почувствовал дурноту. - Не знаю, что было бы правильнее, - сказал он, думая в этот момент даже не о Цзинь Гуанъяо, а о том, как настойчиво повторяется участь глав ордена в последнем поколении. Он будто обречён пройти тем же путём что и отец. - Это не нарушит ни одного из правил, насколько я могу судить, - сказал Цзинь Гуанъяо, по-своему истолковав его ответ. - И если отношения брата с супругой были таковы… - взгляд его скользнул по полу, по тому месту где располагалась печать, - … какими мне кажутся, можно было бы без труда объяснить затворничество неприязнью. Лань Сичэнь слушал его поражённо. Чего он добивается? Неизбежной смерти в закрытой части Облачных Глубин? Как такое возможно: Цзинь Гуанъяо всегда цеплялся за жизнь. Он помнил, конечно, как Мэн Яо покорно стоял перед Не Минцзюэ и ждал удара, и тогда, встретив их в лесу, он верил в искренность его готовности умереть, но сейчас склонялся скорее к мысли, что Мэн Яо полагался на его благородство и был так уверен в защите, что не побоялся рискнуть головой. - Наши с женой отношения были сложнее, чем кажется, - сказал он. - Я не смог бы с ней так поступить. Цзинь Гуанъяо не слишком старался скрыть свои чувства или этому препятствовали какие-то тонкости его воскрешения в чужом теле - его удивление было слишком заметным. - Но если бы это было её собственное желание? - спросил он. Лань Сичэнь задумался, но тут же покачал головой. Миншу гнала его от себя в гневе, и несколько часов спустя принималась отчаянно искать его общества и внимания. - Слишком на неё не похоже. Цзинь Гуанъяо замолчал. Лань Сичэнь не нарушал этого молчания. Он смотрел на бывшего верховного заклинателя, уставившегося в пол. Сейчас Цзинь Гуанъяо уже не вызывал у него непрерывно мыслей о Миншу - всё же его манеры слишком отличались, отличались от привычного и поза и осанка, и простая причёска. И от этого ему было легче и дышать и думать. - Тогда, - сказал Цзинь Гуанъяо, снова переводя взгляд на Лань Сичэня, - я знаю иной путь. Он указал на двери дома и сказал: - Не Хуайсан просил брата о помощи. Глава Ордена Лань может отправиться во владения главы Не в сопровождении жены. Так я смогу оказаться вдали от людей, которые хорошо знали досточтимую супругу брата и могут что-то заподозрить. А потом... Цзинь Гуанъяо на миг замолчал и посмотрел на Лань Сичэня так, как смотрел когда-то в башне Кои - после официальных приветствий и разговоров, когда он приходил к старшему брату закончив все дела и они могли наконец остаться наедине, чтобы наслаждаться обществом друг друга. - Потом, - сказал он, - возможно… просто произойдёт несчастный случай на ночной охоте...