Приговор

      По заснеженной улице, по колено утопая в сугробах, брёл мальчик лет семи-восьми. На улице уже неделю стояли крепкие морозы, пробирающие до костей, а он был одет не слишком тепло, лишь в какие-то изодранные тряпки, некогда бывшие одеждой, постоянно соскальзывающие с узких плеч. И хоть они и были на несколько размеров больше нужного, от холода это никак не спасало. Его волосы за время жизни на улице сбились в колтуны, а несколько неровных прядок сосульками обрамляли симпатичное лицо со впалыми от недоедания скулами. Мальчишка вообще был очень тощий, с болезненно бледной кожей и воспаленными от недосыпа глазами. Он постоянно дрался за еду с бродячими псами, потому тело украшали синяки и длинные, не так давно кровоточащие раны. Сейчас кровь уже остановилась, и те лишь изредка напоминали о себе легким дискомфортом.       Мальчик явно устал. Походка его была шаткой, и он то и дело чуть не падал в мягкие сугробы, грозя, вероятно, там и остаться. Он почти не чувствовал окоченевшего от холода тела и сейчас едва мог пошевелить пальцами рук. Необходимость переставлять ноги казалась еще более сложной, почти невыполнимой задачей. Но природа одарила его поистине поразительным упрямством, и как бы сложно не было, мальчик продолжал идти, несмотря ни на что, а голос в его голове все повторял такие знакомо-незнакомые слова:

      «Не останавливайся, продолжай идти».

      И он шел, не переставая улыбаться. Через силу, постоянно спотыкаясь, едва удерживая равновесие и покусывая нижнюю губу, которую давно прокусил до крови, не сильно тревожась по этому поводу: его губы все равно уже ничего не чувствовали, пусть он продолжал упрямо тянуть уголки вверх.       Редкие прохожие бросали на него настороженные взгляды, полные презрения, смешанной с едва заметной жалостью, и старались обойти оборвыша по широкой дуге. Весь внешний вид ребёнка ясно давал понять, что он либо является сиротой, либо ребёнком нищих. И тех, и других в Илине было не то, чтобы прямо очень много, скорее достаточно, чтобы люди могли привыкнуть к неопрятному виду снующих по улицам детей, которые, к тому же, зачастую были не прочь обчистить карманы какого-нибудь зеваки.       Но этот ребенок отличался от них. Дети, живущие на улице, часто были озлоблены на тех, чья жизнь отличалась от их, была незаслуженно лучше. Эта улыбка на детском изнеможенном личике настораживала куда больше, нежели весь его внешний вид.       Впереди показался небольшой постоялый двор, в котором было всего два этажа. Обычно в нем останавливались люди, оказавшиеся в Илине проездом и собирающиеся на следующий день продолжить свой путь. Богатые господа останавливались здесь гораздо реже, но, если такое случалось, они непременно заказывали множество блюд, а после хозяева выбрасывали объедки на задний двор.       Мальчик не прочь был бы поесть. В его желудке уже около трёх дней не было ни крошки, и живот нещадно болел. Ребенок даже начал опасаться, что пустующий желудок начнет есть сам себя, а потому ему пришлось истратить несколько часов и придти сюда в надежде найти хоть что-то съестное.       Что ж, ему повезло.       Почти перед самым его приходом старшая дочь хозяина — девушка с несимпатичным лицом и темными глазами навыкате — морщась от отвращения, что её, к слову, совершенно не красило, выбросила очистки фруктов, хорошо заметные на белом снегу.       Дети, жившие на улицах, редко привередничали, по их мнению еда всегда оставалась едой. Ведь когда ешь через раз, даже кусок зачерствелого хлеба покажется самым вкусным на свете. Присев рядом на колени, ребенок загреб в тонкие руки очистки и быстро съел, почти не ощущая их вкуса. Впервые за несколько дней в его животе появилось хоть что-то, но этого явно было мало для его растущего организма. Мальчик, все так же сидя на коленях, вновь наклонился и стал искать еще очисток, но, к его огромному сожалению, так и не нашел.       «Вэй Ин» — донеслось до него откуда-то сбоку. Мальчик вздрогнул. Он не помнил своего имени, но был почти уверен, что в нем присутствовал иероглиф «Ин», и это знание заставило его медленно обернуться на голос, да так и застыть каменным изваянием.       Перед ним стоял незнакомый мужчина в темно-фиолетовых, дорогих даже на вид одеждах, а на его красивом, почти идеальном лице не было ни единого изъяна. Мужчина выглядел благородно и вовсе не казался злым. Разве что тонкие, слегка нахмуренные брови несколько портили это впечатление, из-за чего незнакомец казался чем-то недовольным. Мальчик попытался было быстро вспомнить, где и когда он мог насолить этому человеку, но на ум ничего не шло. Он точно не встречал этого мужчину раньше, он бы запомнил. Такого наверняка бы запомнил. Может, этот странный человек ошибся? Или может, был недоволен тем, что он съел те очистки?       Мальчик ненадолго вынырнул из своих мыслей, украдкой глянув на мужчину. Тот по прежнему стоял перед ним, стараясь получше разглядеть его лицо, но безуспешно: мальчик, сам того не замечая, низко опустил голову, не позволяя незнакомцу разглядеть его. Взгляд, исподлобья брошенный ребёнком, не остался незамеченным. Но, как ни странно, видя это, дитя ничуть не смутилось, лишь вновь уставилось на свои руки о чем-то усердно думая.       «Тебя ведь зовут Вэй Ин?» — вновь спросил этот странный мужчина с какой-то странной, совершенно непонятной затаенной надеждой.       Мелко трясясь от холода, мальчик, решив, что хуже уже не будет, поднял наконец голову, уставившись на человека напротив внимательным взглядом, и неуверенно кивнул.       Теперь замер сам незнакомец, вглядываясь в лицо ребенка, щеки которого раскраснелись и потрескались от холода. Дитя робко улыбалось своей яркой улыбкой, а Цзян Фэнмянь едва удержал судорожный вздох, который рвался наружу. Словно призрака увидел.       На него смотрели невозможно серые глаза Цзансэ Саньжэнь.       Ребенок был так сильно похож на свою мать и, кажется, унаследовал от неё большинство внешних черт, что Цзян Фэнмянь теперь не мог сомневаться — перед ним действительно был Вэй Ин.       Складка между бровей мужчины разгладилась, а уголки его губ приподнялись в ответной мягкой улыбке. Под немного настороженным взглядом ребенка, он протянул свою раскрытую большую ладонь. По правде, глава ордена Цзян совершенно не представлял, что нужно сказать мальчику, чтобы тот согласился уехать с ним в Пристань Лотоса. Но, к счастью, ему не пришлось долго уговаривать, достаточно было обещать увезти отсюда, чтобы маленькая, тонкая ладошка неуверенно потянулась навстречу, коснулась руки мужчины.       Цзян Фэнмянь мягко сжал детскую ладошку, грея ее своей, а затем вдруг подхватил ребенка на руки таким естественным жестом, словно каждый день занимался тем, что спасал бездомных детей, по воле Судьбы оказавшихся на улице.       Поначалу Вэй Ин дернулся, явно чувствуя себя неудобно, но стоило ему впервые за долгое время почувствовать тепло чужого тела, как он сам того не замечая прижался сильнее. Только сейчас он осознал, как сильно на самом деле замерз.       Хозяин постоялого двора нашелся быстро и со словно приклеенной улыбкой спросил чего желает господин Цзян. При этом взгляд уже не молодого мужчины то и дело задерживался на мальчике. И то, что глава ордена Цзян прочел в его глазах, ему совершенно не понравилось. Презрение. Самое настоящее, ничем неприкрытое презрение к маленькому ни в чем неповинному ребенку, что так доверчиво жмется к его груди. Неожиданно даже для самого себя Цзян Фэнмянь почувствовал отвращение и, быстро попросив приготовить ванну и ужин для ребенка, ушел в свою комнату.       Спустя всего час вымытый Вэй Ин, по самую макушку закутанный в теплое одеяло, за обе щеки уплетал наваристый суп. Наружу из кокона одеяла торчала только голова, да рука, в которой ребенок сжимал ложку и ловко орудовал ею. Сейчас он больше напоминал маленького взъерошенного воробушка.       Цзян Фэнмянь старался наблюдать за ним не слишком пристально, что у него, по правде, не слишком-то получалось. Не будь ребенок измотан так сильно, наверняка бы заметил чужое внимание, а не продолжал стремительно проглатывать содержимое пиалы.       Вскоре Вэй Ин наконец наелся. Впрочем, он и съел-то немало. Цзян Фэнмяню только и осталось, что удивляться, как в такого маленького ребенка влезло такое количество еды.       Мысли мужчины прервались, когда он увидел, как Вэй Ин тихонько сопел, свернувшись калачиком на том же месте, где до этого сидел. Мягко улыбнувшись, Цзян Фэнмянь аккуратно поднял дитя на руки. Тот был лёгким, пожалуй, даже слишком легким для своего возраста, но то было объяснимо. Да и не такая уж это проблема: его всё ещё можно откормить. А вот раны и синяки, которые он заметил на теле Вэй Ина, совершенно точно не давали ему покоя. Раны наверняка не обрабатывали, хотя некоторые из них были достаточно глубокими. Как бы они не загноились…       Только этого малышу Вэй Ину не хватало!       Глава ордена Цзян уложил ребенка на просторную постель и получше укутал одеялом. Лунный свет, пробирающийся в комнату, попадал на лицо спящего, делая его похожим на маленького ангела.       Цзян Фэнмянь грустно улыбнулся и, в очередной раз поправив сползшее одеяло, отошел к окну. Открывать его он не стал: холодный ветер никак не мог улучшить состояние Вэй Ина, скорее наоборот.       Глава ордена Цзян имел двоих детей, а потому знал, какие хлопоты бывают с больными детьми. Он также знал, что дети со слабым здоровьем на улицах не выживают, но в такой мороз простудиться достаточно просто, а Вэй Ин очень долго бродил по улице в разодранных лохмотьях, от которых и толку-то не было. Наверняка он проснется больным, и Цзян Фэнмянь надеялся добраться до Пристани Лотоса как можно скорее.       Ему еще придумывать, что сказать госпоже Юй…       Ребенок сладко причмокнул во сне и перевернулся на другой бок, посильнее закутываясь в одеяло. Он явно мёрз. Цзян Фэнмянь нахмурил тонкие брови, подошел к кровати и опустил свою ладонь на лоб ребенка, что-то бормочущего во сне. Лоб был горячий, но не настолько, чтобы поднимать панику. Если и болен, то несерьёзно. Да и вряд ли он сможет найти лекаря на ночь глядя.