Nature Boy

      «Это какое-то безумие», — в очередной раз подумал Уоррен, сидя в закусочной.       Он так ничего и не поел. Голова до сих пор болит, и аппетит совершенно пропал. Только полупустая кружка остывшего кофе стоит рядом с ноутбуком, который, кажется, уже давно «ушел в сон».       «Это было так реально. Все произошло так быстро».        — Сука! Да пошел ты! — выкрикнул он.       Запихнув мобильный в карман куртки, он, уж было спустился с бордюра, чтобы перейти дорогу. Оглянулся по сторонам и увидел Уоррена. Тот стоял, неестественно согнувшись, его взгляд метался, словно случился пожар и он пытается сообразить, что делать: бежать за огнетушителем или спасать документы. И он… плакал?       — Ну и видок у тебя, задрот.       Уоррен совсем потерялся в пространстве. Он ничего не слышит, не может пошевелиться, и ничего не может сказать, словно он под водой. Грудная клетка болит — легкие пытаются расслабиться и вытолкнуть воздух, но ничего не получается. Такое ощущение, что они сейчас взорвутся от недостатка воздуха. Перед глазами до сих пор мутные пятна. В мозг не поступает кислород. Он умирает? Он задыхается?       А затем он слышит механический щелчок. Уоррен так и не может собраться. Расфокусированный взгляд блуждает по человеку напротив. Сначала он видит лишь красное пятно. Затем различил темный предмет в руках человека — фотоаппарат. И только потом он взглянул в лицо человека, который с ухмылкой смотрел на готовую фотографию. Нейтан Прескотт.       Послышался рев мотора, свист шин от резкого торможения, хлопок автомобильной двери. Фура притормозила у закусочной, из нее вышел хмурый дальнобойщик, направляясь прямиком в кафе.       А Уоррен так и стоял на месте, наблюдая, как, сначала дальнобойщик толкает дверь в закусочную, а затем, как красное пятно, что оказалось курткой Прескотта, скрылось за углом здания.        — Все хорошо? Выглядишь бледным, — раздался голос официантки, — С кем ты так?        — Что? — он как-то слишком хрипло спросил, на что женщина удивленно вздернула бровь.        — Ну, с кем ты так повздорил? Синяк на весь глаз. Ох, бедный мальчик, тебе надо было бы лед приложить.        — Все в порядке, Джойс. Я и не заметил, как Вы пришли на смену, — растеряно ответил Уоррен.        — Согласись, если бы все было в порядке, ты бы не сидел, как зомби. Эх, подростки, — вздохнула женщина, — Помимо того, что вас мучают в академии, так еще и за ее пределами. Помню, когда моя дочь еще училась.… Ох, извини, меня зовут уже, — Джойс легкой походкой прошествовала к дальнему столику, где сидели незнакомые Уоррену подростки.       Казалось бы, день с самого утра не задался: максимально странный сон (из-за которого весь день раскалывается голова), в душе получил дозу кипятка из-за того, что кто-то включил воду в раковине, чуть не уснул на истории, получил в лицо от Прескотта. Нет, конечно, Уоррену обязательно нужно было ввязаться еще во что-то. Или он был ввязан в это уже давно?       Сейчас Грэм думал лишь о том, когда и как это все началось. Но совершенно не мог ничего вспомнить. Да-да, известная информация, сны забываются. Но, как такие сны забыть-то можно?       Помнится, свой первый сон он помнил еще много-много недель, а затем воспоминания сменились на новые кошмары. Однако, как бы Уоррен не старался, вспомнить все — не получается. Все время он бьется о какие-то подводные камни, что-то мешает ему сосредоточиться. Будто бы какая-то потусторонняя сила пытается сделать все возможное, чтобы обойти эти воспоминания.       Такое чувство, что мозг Уоррена всячески пытался оградить его от мыслей о снах. Чтобы избежать проблем, наверное. Даже сейчас думать о происходящем сложно. Раньше он просто просыпался с мыслью: «Вот черт, какой кошмар, еще один сон. Что ж, окей, это в прошлом, не стоит об этом думать». Все его нутро было против всяческих мыслей об этом.       Но сегодня все не так. Сегодня все невероятно странное. Кажется, что мир пытается его направить на решение этой проблемы. Но как ее решить, если Уоррен совершенно ничего не знает. Он и не пытался искать что-либо, искренне надеясь, что рано или поздно все пройдет само.       Уведомление о входящем сообщении перебило весь мыслительный процесс. Так легко отвлечься от этой темы. Сообщение было от Брук: она зовет его прогуляться. Настроения на это абсолютно нет. Хочется лишь запереться в комнате и сидеть там, пока все проблемы не решатся сами.       «Да, таков план», — отмечает Уоррен и собирает все свои вещи в рюкзак.       На столе он оставил три доллара за кофе и напоследок оглянулся. Поймав взгляд Джойс, он легонько кивнул в знак прощания и вышел на парковку. На ней было привычно безлюдно. Только рыжий пес одиноко лежал около чьего-то старого фургончика.       Подходя ближе к своему автомобилю, собственные руки вспотели и легонько непроизвольно задрожали. Снова разболелась голова, и потянуло в сон. Появилось тяжелое гнетущее ощущение, что надвигается что-то ужасное. Это ощущение медленно, словно мёд растекалось по всему телу, превращаясь в густую апатию, которая, словно серная кислота, разрушает все живое на своем пути. Стало отвратительно тошно, а запах еды, исходящий от закусочной только усиливал это чувство.       «Ничто не испортит этот, чертов день!» — как насмешка прозвучало еще раз за этот день в голове.       Вести машину в таком состоянии — ужасная идея. И это первое, что Уоррен понял уже на полпути к общежитию. В какой-то момент он не сдержался и, чудом успев вылезти из авто, опорожнил желудок. Второе, что он понял — не стоит пренебрегать приемами пищи. Самое ужасное состояние, когда тебя тошнит, но проблеваться ты не можешь из-за пустого желудка.       Уоррен еще не придумал, каких богов его стоит благодарить, за то, что он доехал до общежития в достаточно неплохом состоянии. По крайней мере, он не уснул за рулем.       На парковке у Блэквелла наоборот оказалось многолюдно. Но те люди, что оказались рядом, словно прочитав мысли Грэма, и не обращали на него внимания, пока он шел к кампусу. Ну, или хотя бы не стали расспрашивать его о том, что это с ним такое.       Рядом с входом в академию стоял Люк, с интересом разглядывая объявления на доске. Он, конечно же, увидел Уоррена.        — Эй, Уоррен! Ну и видок у тебя, — фраза, некогда сказанная кем-то другим, больно царапнула где-то под лопатками, — Кто тебя так разукрасил?       Желания отвечать, совершенно не было. Поэтому он лишь кивнул, приветствуя приятеля, и как можно быстрее скрылся с территории кампуса академии. Больше его никто не потревожил на пути в свою комнату. Каждый шаг давался с трудом. Он представлял, как прямо сейчас завалится на пол в коридоре и уснет. А затем в ближайшую неделю, а может и больше, станет предметом насмешек от придурков из «Циклона».       Мотивация добраться до своей комнаты заметно возросла. Уже доставая ключи из рюкзака, он обнаружил под дверью какой-то комок бумаги. Почему-то он его очень заинтересовал. Он пару раз его случайно пнул, пока пытался разобраться с замком на двери. Интуиция подсказывала, что это может быть что-то важное, что-то, что определенно может ему помочь. Тяжело опустившись на корточки, Уоррен дрожащей рукой поднял комок. Почувствовалось легкое покалывание в кончиках пальцев. Напряженный разум вдруг выдумал, что от бумаги идет приятное тепло.       Оказавшись в комнате, Уоррен, кажется, просто возненавидел себя за то, что перед уходом не открыл окно. В комнате было невероятно душно. Он почти моментально вспотел, в глазах потемнело, а во рту накопилась густая слюна, которую непременно хотелось сплюнуть. Вялые руки с трудом поднимались, поэтому с окном пришлось повозиться. Наконец-то стало легче дышать. Простояв несколько минут, опираясь на подоконник, Уоррен медленно пришел в себя. А затем все было, как в тумане.       Мелькали какие-то неясные образы: тени, чьи-то размытые лица, голоса. Раскаты грома, шум прибоя, вспышки молний, вой ветра. Пробежала лань. Она остановилась всего на секунду, оглянулась и ускакала дальше, куда-то вглубь леса.       — Убери пушку, псих! — чей-то голос со звоном пронесся над головой.       С крыши здания невыносимо быстро летит тень, но вместо удара тела о холодную землю слышится гудок поезда и стук колес о рельсы. Тень не может подняться. Поезд не может затормозить. В момент удара почему-то стало очень светло. Болезненно-яркий белый цвет ударил в глаза. Острая боль в шее, словно ее проткнули ножом. От глухой боли становится сложно дышать. Взгляд метается по всему помещению, но ничего кроме черного фотоаппарата и жуткой улыбки не видно.       — Боже, я себя подстрелила! Подстрелила! Мотай, мотай! — неясный набор слов мелькал то в голове, то будто над ухом.        — Не копайся у меня в голове! Для этого у меня есть психотерапевт! — красная вспышка, безумные глаза.        — Пожалуйста, нет… Рэйчел? Ох, Рэйчел, нет, нет! Только не она! Рэйчел.… За что? — громкий голос ударили, словно молотом по груди, ломая ребра.       Неподвижная тень лежит в белой комнате. Все освещение направлено на нее. Тяжелое дыхание, перебивающиеся тихими всхлипами. Сердце бешено бьется в груди, кажется, еще секунда и оно пробьет грудную клетку. Пошевелиться не получается.       — Ты убийца. Жалкое существо. Таким как ты, даже в тюрьме нет места. Ты умрешь, также как она, — незнакомый совершенно спокойный голос режет слух.       Вновь показалась лань. Она неподвижна, несмотря на надвигающуюся, на нее бурю. Ветер сносит все вокруг, выворачивает деревья с корнями, рушит здания, а она все смотрит. Стоит отвести на секунду взгляд, как на месте лани стоит девушка. Волосы развеваются, что-то ярко-синее запуталось в них. Она резко обернулась. На ее напуганном лице были слезы. Она пытается подойти, но почему-то останавливается. Ее образ медленно растворяется в окружающей суматохе. Последнее, что остается от нее –синее перо в волосах.       — Я все жду, когда океан станет красным из-за этого Армагеддона. Мне даже страшно, — знакомый, но совершенно неузнаваемый голос. Слова почти не разобрать из-за механических помех.       В закусочной душно. От хриплого скулежа чьей-то собаки становится тошно. Главный вход перекрыт. Все, кто здесь находятся — в ловушке. Выбираться на улицу — самоубийство. Но и оставаться здесь еще хуже. Знакомые лица повсюду. Знакомые бледные лица. Знакомые незрячие пустые глаза. Вся эта ситуация невероятно смехотворная. А затем яркая вспышка. Звон разбитого стекла. Отвратительный жар. Никто даже подумать ни о чем не успевает. Все происходит слишком быстро. Все уничтожено. Кажется, все мертво. Но чье-то сердце продолжает биться. Этот равномерный стук, почему-то придает спокойствие. Дает надежду, что кто-то еще жив. Что кто-то спасен.        — Уоррен! Открывай, Эйнштейн! — кто-то настойчиво стучит в дверь, — Я знаю, что ты там, открывай.       Грэм потер глаза. Еще утром он думал, что сильнее голова болеть просто физически не может. Как оказалось — может. Кто-то настойчиво продолжал тарабанить в дверь, а Уоррен просто пытался понять, спал ли он сейчас и если да, то почему стоя?        — Да, подожди же ты, — вяло протянул он и на ватных ногах поплелся к двери.        — Че как? Выглядишь так, будто три недели нормально не спал, — по правде говоря, Уоррен нормально не спал уже шесть месяцев, но Джастину (который, как всегда был «навеселе») это невдомек и винить его за это — глупо, — Мне нужна твоя помощь, чувак. В долгу не останусь.       Устало кивнув, Уоррен пустил парня в свою обитель. В ушах до сих пор звенит и слышится приглушенное биение сердца и смутные голоса.Джастин плюхнулся на скрипучее раскладное кресло, похлопав с нетерпением по ногам. Его расширенные зрачки забегали по комнате, а правая нога непроизвольно задрожала. Парень заинтересованно взглянул на Грэма и глупо улыбнулся.        — Эй, все нормально?        — Тебе плохо? — уточнил Уоррен, наблюдая за состоянием приятеля.        — Плохо? Мне? — он слегка прочистил горло, а затем потянулся к комоду у кресла. В ту же секунду в его дрожащих пальцах показался телефон Уоррена, — Мне просто заебись. А вот на счет тебя — не уверен. Ты выглядишь, словно с бодуна. Секундочку, сейчас поймешь, — он направил камеру на Уоррена, — Ну-ка, улыбнись.       Поняв, что Джастин сейчас серьезно говорит, Уоррену ничего не оставалось, как сделать то, что он просит. Руки парня непроизвольно тряслись, поэтому ожидать хорошую фотографию было глупо (особенно учитывая факт, что на фотографии будет Уоррен). Поэтому терять нечего, и он слегка улыбнулся и показал жест с оттопыренным большим пальцем, мол, все просто зашибись и даже лучше. Прозвучал щелчок. И Уоррен почти сразу же, смеясь, подлетел к Джастину, чтобы посмотреть результат.В тот же момент он выхватил телефон из рук и направил его на приятеля. Тот хмыкнул и скорчил глупую рожицу, высунув язык. В любом случае, Джастин на фотографии получился лучше, чем сам Уоррен.        — Ах, месть так сладка, — наигранно вздохнул Грэм, — Погоди, сейчас я напишу Макс, — вглядываясь в свою фотографию, продолжил он.        — И ты это называешь местью? — хмыкнул Джастин, — И что же ты хочешь написать Максимуму Овердрайву? Может, позвать на свиданку? О да, она классная. Вот только… Тебе с ней не светит. Ты слишком задротский задрот для простых задротов. Да и вообще…        — Так, что случилось? — грубо перебил он Джастина. Уоррену уже совершенно надоело выслушивать шутки про Макс. А еще больше не нравится то, куда зашел разговор, но парня напротив это, кажется, совсем не напрягает. Словно ничего и не происходит. Может это из-за его расслабленного состояния, но парень моментально переключился на новую тему.        — Что случилось? Случился тест по физике. Если я отстойно напишу его сейчас, то это очень повлияет на мой средний балл. Я лишусь стипендии, а у меня и так проблемы с мелочью сейчас. И как видишь, я не совсем в состоянии что-то решать.        — И тебе нужны ответы на этот тест, я так понимаю, — констатировал он.        — В точку, Эйнштейн.       Уоррен тяжело приземлился на компьютерное кресло и, сощурившись, изучил вопросы. Тупо смотря на тест, в голову, наконец, пришла мысль, что он с удовольствием помог не только с ответами, но и объяснил бы все в любой другой день. Но только не сейчас. Если бы головная боль на секунду прошла, Уоррен бы себя оскорбил всеми известными ему ругательствами за то, что не в силах сейчас ничего решить.       Полностью сдавшись без боя, парень откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и сжал между большим и указательным пальцами переносицу, будто бы это могло что-нибудь изменить. Думать о чем-либо кроме снов не получалось. В особенности осегодняшних.        — Неужели мисс Грант так не любит меня, что дала задания, которые не может решить даже ее любимчик.        — Я не ее любимчик, — огрызнулся Уоррен. Тон его голоса был довольно грубым, но Джастина, кажется, это даже не удивило, — И я могу это решить. Просто не сейчас. У меня ужасно болит голова.        — Ну, значит нужно сделать что-то, чтобы она не болела. Верно? — заговорщически улыбнулся парень.        — И что ты предлагаешь? — собственная рука переместилась на затылок, неуверенно почесывая его.Вместо ответа Джастин вытащил из кармана пачку сигарет. Конечно, помимо сигарет там были еще и самокрутки (надеется, что это табак — бессмысленно).       «О да, Джастин такой Джастин».        — Это то, о чем я думаю? Ну…        — Да-да, травка. О, и не спрашивай, откуда и от кого. Даже если я скажу тебе, то советую лучше не связываться с этим фриком, — он подошел к открытому окну.       Уоррен последовал его примеру. Через мгновение мелькнул огонек от зажигалки, а еще через несколько секунд почувствовался терпкий запах. Джастин неуверенно оглянулся и схватился за банку с энергетиком, которая стояла совсем рядом на тумбе.        — Эй, я его еще не допил!        — У тебя где-то, чудесным образом, завалялась пепельница? Просто я не вижу ничего, кроме банки, что могло бы ее заменить, — он приглушенно рассмеялся, а затем комната погрузилась на несколько минут в полную тишину. Молчание нарушил Уоррен.        — Кем бы ни был твой дилер, он определенно точно не может быть фриком больше, чем Прескотт, — на эти слова Джастин снова рассмеялся.        — О, помнится мне, кое-кто также раньше говорил, — на удивленный взгляд Уоррена, он лишь протянул второй косяк Уоррену, тот кивнув, его взял, — Хэй, ты раньше-то хоть курил?        — Было дело… Но не травку, — сразу вспомнилась старшая школа, когда он стащил у отца из гаража пачку и рванул на велосипеде в другой конец города, чтобы никто из знакомых его родителей не заметили. Знакомые, конечно, не заметили, но вот сами родители… — Так о ком ты говорил?        — Панк-подружка Рэйчел Эмбер также считала. Не поверишь, сегодня я не первый раз о ней вспоминаю. Макс спрашивала о ней и я, черт возьми, весь день пытался вспомнить, как ее зовут. Кажется, дурь совсем мозги мне прожгла, — Джастин протянул        — Панк-подружка Рэйчел Эмбер? — медленно затягиваясь, спросил Уоррен, кажется, чисто из вежливости, чтобы только не молчать.        — Да, Хлоя Прайс была той еще горячей штучкой. Они вместе с Рэйчел были… Супер горячей парочкой. Вот прям пожар.        — Они были близки?        — Они были подругами. Часто с нами тусили. Я бы не сказал, что они были чем-то большим, по крайней мере, так казалось. У них обоих были свои заскоки, из-за которых они вряд ли могли быть вместе. Тем более у Рэйчел был мужик, — Джастин почему-то нахмурился, — Я не удивлен, что у нее были проблемы с наркотой.        — Проблемы? Она употребляла? — уже более заинтересовался в разговоре Уоррен.        — Не просто употребляла. Весной, за несколько недель до своего исчезновения, Рэйчел толкала дурь на территории Блэквелла. Она всегда говорила, что хочет свалить с этой чертовой дыры… У нее было много возможностей, она могла подрабатывать кем угодно. Но нет, она толкала травку, которую ей давал ее мужик, — он облокотился о подоконник и опустил голову, — Я удивляюсь, как она вообще могла сойтись с этим козлом. Если бы не он, у нее не было бы проблем. Ее и так многие считали… Думаю, ты сам видел все эти граффити, мол, она переспала со всей академией, в том числе и с преподавателями. А когда ее сдал Прескотт с дурью, проблем стало еще больше… Он, кажется, обиделся, что теперь не только он король вечеринки. Фрик, — как сплюнул Джастин.        — Подожди. Нейтан сдал ее? Зачем? Он же тем самым и себя подставил, — выдохнув дым, спросил Грэм.        — У него есть деньги, чтобы отмазаться, не забывай этого. А у Рэйчел их не было. Не понимаю, как после этого она продолжила с ним общаться.        — Продолжила общаться с… Прескоттом? — запинаясь, спросил Уоррен так тихо, будто он сказал что-то ужасное и будто это может кто-то подслушивать.        — Да, — коротко ответил парень, вложив в ответ всю свою неприязнь к этому факту, — Она была… Не менее близка с Прескоттом, чем с Хлоей. Компанию она всегда странную выбирала. Сначала я думал, что она просто общается со всеми. Типа со всей Аркадией Бэй. И так, конечно, и было. Но… Но я видел, как она общается с людьми, с которыми ей интересно, как она проводит с ними время. И слепой бы сказал, что она и Прескотт были друзьями. Даже я мог бы в это поверить. Но это же, сраный Нейтан Прескотт!       В комнате повисло молчание. Джастин остервенело стряхивал пепел с косяка в банку и шептал что-то, наверняка, грубое под нос, а затем просто выкинул бычок из окна. В какой-то момент он скривился так, словно съел лимон целиком и тихо ругнулся. Уоррен скинул окурок в банку, пожалев бедного Сэмюэля, который и без того, каждое утро ходит под окнами, собирая весь мусор.        — Я пойду, наверное. У меня еще есть дела. Если ты не можешь, сам попробую разобраться…        — Джастин, моя тетрадь с конспектами осталась в научном классе, — вздохнул Уоррен, — Я все равно собирался туда. Я скину тебе ответы.       Джастин не ответил. Он стоял, опершись о подоконник, и смотрел куда-то вдаль. На Тобангу приветливо падали рыжие лучи заката. Эти лучи очень быстро растворялись в сумерках. Головная боль, которая, казалось, прошла, вновь дала о себе знать. На несколько секунд Уоррен закрыл глаза, но неясные образы продолжили витать перед глазами.       Ему чудилось, что люди ходили вперед спиной, поезд ехал в обратном направлении, пуля возвращается в пистолет, как, если мотать пленку на кассетных фильмах. Чьи-то голоса, перемешанные с шумом прибоя и грозы. И синее перо в спутанных пшеничных волосах.        — Спасибо, Уоррен, — послышался растерянный голос Джастина, а за ним последовал хлопок двери.       «Безумнейший день»       Опустившись на пустующее кресло, он протяжно вздохнул. Сейчас он уже серьезно задумался над тем, не болен ли он. Что если его мозг просто перестал нормально функционировать полгода назад, и все, что сейчас происходит — плод его больного воображения. Что если он все это время провел в какой-нибудь психиатрической больнице. Но что если все это серьезно? Многим людям снились вещие сны, не так ли? Человеческие сны вообще почти не изучены наукой и чисто в теории всякое может быть возможным. А может это что-то сверхъестественное? Кажется, Уоррен в жизни ничего не слышал о снах с черными человечками. Что на это могут сказать братья Винчестеры и сестры Холливелл? Предположить, что он ведьмак какой-нибудь.       «Господи, Уоррен, о чем ты думаешь? Магия? Что за бред, тебе что, десять лет? Еще бы предположил, что тебе неожиданно пришла сова от старины Дамблдора», — глупые мысли промелькнули в голове.       Пытаясь найти решение проблемы, необходимо разобраться в ее истоках. С чего это все началось? Все разом и не вспомнишь. Сейчас, конечно, уже поздно, но если бы он додумался записывать свои сны, или точнее видения, то ему было бы, возможно, легче разобраться.       Опять же ему невыносимо кажется, что что-то не дает ему возможности разобраться во всем, что-то ограждает его, закрывает прямо перед его носом дверь. Но ведь, когда закрывается дверь, открывается окно. Он во что бы то ни стало, справится, и поймет все. Даже если это что-то снова захочет помешать.       «Сны. Думай о снах»       Каков был самый первый? Какие были последующие? Кажется, что прошла уже тысяча лет с момента первого сновидения. Все весенние сны были очень простыми. Маленькие детали: вот птица на ветке сидит, вот собака лает, кто-то прыгнул на скейтборде, кто-то, размахнувшись, бросил что-то в океан. Можно было подумать, что это всего лишь обычные сны. Пока он не понял, что те события из видений, преследуют его. Он не специально и совершенно случайно замечал то, что уже видел. Казалось, это просто дежавю. Но он слишком часто испытывал это чувство.       А затем, сны менялись. Небольшие детали перерастали в события, сны стали длиннее и в них появились люди. Они словно перешли на новую стадию. Люди были смутно знакомыми, и он это понимал лишь, когда просыпался. А в самих снах понять, кто есть кто — просто невозможно. Все люди были такими мутными и размытыми, словно с очень плохой фотографии. Пока не появились тени — люди, которые, несомненно, очень выделяются на фоне остальных. Они были полностью черными, а затем рядом с ними начала витать еще и непонятная густая дымка. Уоррен всегда считал, что ему снится один и тот же черный человек, и он даже не задумывался, что это могут быть разные люди. Хотя он и в этом уже не уверен в этом.       С каждым днем сны становились все четче и четче, длиннее и длиннее. В них даже, черт возьми, разговаривали. Порой тень даже могла говорить с размытым человеком. Понять, конечно, ничего не удавалось. Они говорят на другом языке, кажется. Кажется…       Но то, что произошло сегодня — просто невероятно. Такого никогда прежде не было. Никогда прежде тень не произносила знакомые слова. Никогда прежде он не видел того, что было сегодня.       «Да черт возьми, я видел сон, как фура сбила тень. А что сегодня? Я увидел, как эта же фура проехала, а тень, которая к слову оказалась Прескоттом, просто продолжила стоять у дороги. Какого. Мать. Его. Черта», — кулаки непроизвольно сжались.        — Нахуй все! — выругался Уоррен и резко подскочил с кресла, в глазах резко помутнело, но все прошло также быстро.       Парень схватил рюкзак, валяющийся на полу, проверил наличие ноутбука в нем и, уже было рванул к двери, как заметил на полу рядом с местом, где лежала сумка какой-то комок бумаги. Это тот самый, которым он заинтересовался еще в коридоре.       Предвкушая что-то нехорошее, Уоррен неуверенно поднял его и медленно, стараясь не порвать, развернул.       «Пропала без вести. Видели последний раз в Аркадии Бэй. Дата исчезновения — двадцать второе апреля. Рэйчел Эмбер…» — объявление, которое Уоррен не раз читал, вдруг показалось чем-то очень важным. Непонятное чувство вспыхнуло в груди. Непременно захотелось громко выкрикнуть что-то вроде «Эврика!», но в то же время и то самое чувство твердило, что что-то не так. А понять, что именно и почему — не выходило.       Уоррен попытался расправить лист, но лишь убедившись, что это бессмысленно, он сложил его пополам и запихнул в кармашек рюкзака. Ему очень захотелось бежать, кричать, что он все понял. Но он, ни черта не понял! Легкое покалывания в кончиках пальцев отдавало ему в мозг, что это, то самое будоражащие возбуждение, которые испытывают ученые перед каким-то важным открытием. Чувство, которое испытывают художники, глядя на картину, которая вот-вот будет дописана. Чувство, что он сейчас все поймет. А затем больное сознание подсказало ему, что во всем виновата марихуана.       Почти сразу же он рванул к двери, к еще одной двери, на улицу. Перед ним все расступилось, словно воды перед пророком: люди лишь удивленно глядели на бегущего парня. Даже головная боль отступила.       Он за считанные минуты добежал до кампуса, ввалился в здание и, игнорируя вызывающий тон какого-то студента. И чудом догнал удаляющуюся к выходу из академии мисс Грант. Бок от бега нещадно разболелся, и говорить было тяжело из-за сбившегося дыхания. Но преподаватель поняла Грэма и без слов, вручив ему в дрожащую руку ключи от кабинета.        — У тебя есть полчаса до того, как академия закроется, — донесся ее голос, и через мгновение она словно испарилась, а Уоррен уже возился с замком на двери. В голове бушевала одна единственная мысль: «Наконец-то».       И в тот момент его совершенно не заботило, как глупо он выглядел со стороны и что кто-то с необузданным интересом наблюдает за ним.