Чародей Поттер

      — Гарри! — в дверь чулана привычно забарабанила тётушка. — Пора вставать!       — Сейчас, тётя, — сонным голосом отозвался я, нашаривая на прикроватной тумбочке очки. — С завтраком помочь?       — Да уж, будь добр, — фыркнула тётя Петунья и удалилась в сторону кухни. Надо признать, после того случая отношения у нас заметно улучшились. Не сказать, чтобы вся семья Дурслей прямо-таки воспылала ко мне неземной любовью или что-то в этом роде. Нет, мы просто договорились, и когда дядя Вернон и тётя Петунья убедились, что слово я держу и могу себя контролировать, они изрядно смягчились в своём отношении ко мне. С кузеном, правда, у нас перманентная «холодная война», но меня это даже веселит.       В конце концов, Дадли Дурсль не тянет даже на рядового вампира. Так, средство держать себя в тонусе. Он же не хочет меня убить. Всего лишь надавать тумаков время от времени. Когда я не запугиваю его очередным фокусом.       В документах я значусь как Гарри Джеймс Поттер, сирота, в младенчестве усыновлённый сестрой моей покойной матери Петунией Дурсль, но я прямо-таки нутром чувствую, что это не моё Имя. Точнее — помню. Помню всю свою прошлую жизнь с начала и до конца.       Не верите? Я раньше тоже не верил. Когда твоя крёстная мать — фэйри, старший сводный брат — вампир Белой Коллегии, а дед — Чёрный Посох Белого Совета, когда ты лично разговаривал с архангелом и временно был одержим Падшим, когда гонял демонов (и сам бегал от них) … короче говоря, учитывая все факты моей биографии, в прошлой жизни я никогда не был приверженцем теории реинкарнации. Буддизм — это явно не моё. Среди чародеев буддисты, наверное, были, но во всяком случае, не среди моих знакомых. У нашего брата вообще с верой как-то не очень. Мы верим в магию, а ещё больше — знаем.       Ах, да, я так и не представился по-нормальному. Блин-тарарам, всю эту ситуацию с перерождением нормальной-то и назвать нельзя. Особенно то, что я вспомнил. Два года назад я случайно упал и сильно ударился головой. Провалялся без сознания пару дней — а когда открыл глаза, долго не мог понять, кто же я такой и где я. Но, к счастью, все мои воспоминания устаканились, и я полностью осознал себя.       Меня зовут Гарри Дрезден, и я чародей. Так я представлялся в прошлой своей жизни. Забавно, что и в этой я ношу то же самое имя и обладаю магией. Символично на мой взгляд. Видимо, когда Бог создавал мою бессмертную душу, ярлычок «Гарри, чародей» оказался прилеплен к ней намертво. И вот уже вторую жизнь подряд это так.       И именно магией объясняется то, что я вспомнил свою прежнюю жизнь. Да, именно прежнюю. Я вспомнил своё первое детство, всю свою жизнь, полную магии, сражений и смертельных опасностей, подстроенную мной самим смерть, новое рождение… смерть родителей…       Тогда я плакал. Можно даже сказать, рыдал навзрыд. Перепугал медсестру ночной смены, или как там она тут называется… Сейчас-то я не грозный чародей Дрезден, от которого вампиры разбегаются в ужасе, а просто маленький мальчик Гарри, который имеет полное право поплакать. Особенно, когда вспоминает смерть своих родителей.       Я-Дрезден никогда не знал своей матери, умершей родами, а отец скончался от разрыва аорты, когда мне было шесть лет. Я-Поттер помнил невысокого, вечно лохматого юношу в очках, частенько пропадавшего вне дома, но буквально таскавшего меня-младенца в зубах, когда оказывался рядом. Джеймс Поттер, отец. И улыбчивую рыжеволосую и зеленоглазую красавицу. Лили Поттер, мама. Несколько довольно молодых мужчин и женщин, парочка человек постарше. Какой-то заросший бородой до самых глаз великан, с трудом помещавшийся в комнате.       Я вспомнил. Крики отца, неистовые мольбы мамы, равнодушный, даже скучающий голос урода в каком-то чёрном балахоне. Зелёную вспышку заклятия, погубившего Лили Поттер… и нечто, непонятное даже мне. Вроде бы такая же вспышка слетела с жезла убийцы в меня, но я, заходясь в истерическом младенческом крике, что-то сделал. Сам не пойму — что. Вроде бы выдал какую-то ответную магическую волну на пределе сил — и потерял сознание. Следующее, что я помню — ощущение полёта и тоскливые всхлипывания того самого великана, осторожно прижимавшего меня к груди. А дальше уже пошла жизнь с Дурслями.       Снова я был лишён любящей семьи. И самое интересное — здесь оба моих родителя были волшебниками.       Я-Дрезден с трудом мог уложить в голове этот факт. Чародеи в моём мире семьи не строили, во всяком случае — между собой. Не то чтобы это было запрещено, но как-то не складывалось. Из моих немногочисленных подруг две были чародейками — и имея дело с ними я чуть не лишился головы. О, ни Элейн, ни Анастасия убивать меня не собирались, просто так вышло. С другой стороны, имея дело со мной, Сьюзан и вовсе сначала была насильно обращена в вампира, а потом погибла. На этом фоне Мёрфи ещё везло — она была всего лишь моим другом, но от травм и нервных потрясений это её не спасало. Более того, в начале нашего знакомства я наивно считал, что для Кэррин неведение — благо. Но после того, как она именно из-за недостатка информации несколько раз едва не погибла, я начал просвещать её о сверхъестественной стороне жизни.       На пользу это пошло всем. Как минимум дружеским отношениям — точно. А вот здоровью, что физическому, что психическому — не очень. Но, в конце концов, Мёрфи и так служила в полиции, и с моей помощью обычно преследовала либо хитромудрых чернокнижников, которым мало что можно было предъявить согласно человеческим законам, либо плохих парней из Небывальщины, типа троллей, демонов и вампиров.       Разве только, задержания она производила на порядок реже своих коллег, работавших исключительно с людьми. Но ты ещё попробуй арестуй кого-то из нашей сверхъестественной братии, если он того сам не пожелает. Да и после того случая, когда в участке порезвился обезумевший луп-гару, Кэррин предпочитала по всему, отличному от человека, стрелять на поражение.       Чародей и обычный человек… Такой союз опасен. Если бы не я — Сьюзан никогда не превратилась бы в вампира, не погибла бы столь трагично… Родители же оба колдовали. И оба погибли. Вместе.       Эх, зачем только о них вспомнил с утра пораньше… Да и про всё остальное. Теперь весь день настроение будет ни к чёрту.       Я выполз из-под одеяла, заправил постель и отправился умываться. При чистке зубов заметил, что вид у меня сегодня довольно мрачный. Надо признать, последние пару лет я частенько так выглядел. Постоянно вспоминал, как жил раньше. Думал, как буду жить теперь. Как-как. Весело, блин!       Молча пройдя на кухню, я кивком поприветствовал тётю и принялся за обжарку бекона. Вот за что люблю жизнь в семье — пусть даже и не самой лучшей — так это за домашнюю еду. Как бы вкусно ни готовили в ресторане, всё равно, домашняя еда насыщает заметно лучше. А уж кулинарному мастерству тётушки могут позавидовать многие шеф-повара.       Я искоса бросил взгляд на неё. Тётя невольно поёжилась, несмотря на то, что стояла ко мне спиной.       Миссис Петуния Дурсль — довольно привлекательная высокая блондинка тридцати трёх лет от роду, разве что с чуть длинноватой шеей. Обожает сына, умело управляет мужем, держит вооружённый нейтралитет с племянником, то бишь, со мной. А ещё тётя Петунья — одна из двух человек, которые вообще в курсе моей реинкарнации. Второй — дядя Вернон.       Да, я всё рассказал Дурслям на следующий день после возвращения памяти, когда они появились в больнице. Понятное дело, что убедить их в «дурацких и нелепых выдумках» на словах мне не удалось. Тогда я решился рискнуть. Встретился взглядом сначала с тётей, а потом и с дядей.       Когда чародей смотрит кому-то в глаза — это далеко не обычный взгляд. Для нас это не «зеркало души», а самое что ни на есть «окно». Вся глубинная потаённая сущность человека предстаёт тогда перед нами как на ладони. Мы видим душу человека такой, какая она есть на самом деле — без прикрас, масок, навязанного мнения и искажённых интерпретаций. Без фальшивых классификаций и малейших оттенков лжи. И никогда не забываем того, что увидели в чужой душе.       Впрочем, чародейский взгляд — обоюдоострая штука. Заглядывая в чью-то душу, я одновременно даю аналогичный доступ к своей собственной. Надо сказать, что на людей это обычно производило очень сильное впечатление. Один раз моя визави вообще в обморок грохнулась. Что не помешало нам потом влюбиться друг в друга. Вот только Сьюзан не повезло. Может быть, сильнее всех остальных моих подруг. И самое паршивое было в том, что я так и не сказал ей, что люблю, пока всё ещё было хорошо.       С Дурслями дело обошлось чуть мягче. Обмороков и истеричных воплей нам избежать удалось, но вот штаны дядя Вернон ощупывал потом с ощутимой опаской. А тётя потом ещё три дня заикалась.       Да, мистеру и миссис Дурсль до Джентльмена Джонни Марконе далеко. Чикагский король преступного мира был единственным в мире человеком, не обладавшим и каплей мистической силы, кто совершенно спокойно выдержал эту зрительную дуэль, и даже сумел меня напугать. Воистину, у него была душа тигра.       У дяди и тёти же… Ну, скажем так, ничего особо выдающегося. Разве что, страх и обида тёти Петунии по отношению ко всем волшебникам мира скопом, и острое неприятие всего «ненормального» у дяди. Кажется, на их свадьбе мой папочка со своими дружками изрядно повеселились при помощи магии. Но такими странными способами, что никому кроме них самих весело не было.       Честное слово, в первый раз в обеих жизнях мне было так стыдно. И светлый образ папаши в моих глазах изрядно был подмочен. У тёти и дяди действительно имелись веские причины не любить волшебство.       Я сам святым никогда не был, что правда, то правда. Но вот как-то так сложилось, что оскорблял я обычно тех людей и созданий, которые незамедлительно могли растереть меня в порошок. В самом прямом смысле слова. Издеваться же над совершенно беззащитными передо мной людьми мне никогда и в голову не приходило. Когда в первой жизни угодил в приют, то сам был там на положении изгоя. Так что гнобить других мне совершенно не по душе.       Поэтому, за поведение покойного родителя я извинился. Сдержанно. А потом простыми и доступными словами объяснил свою ситуацию. Глупо? А что мне ещё было делать? Мою душу они уже видели, и впечатление она на них произвела незаурядное. Хотя ни дядя Вернон, ни тётя Петунья, потом так и не признались, что же такого они обо мне узнали.       Блин-тарарам, ну мне же интересно! Мне только один раз Молли сказала, что я по сексу изголодался. Да, было дело. Что тогда совершенно не помешало вылить на голову своей непутёвой ученице, и дочери моего хорошего друга кувшин ледяной воды. Она, понимаете ли, буквально у меня на руках выросла — а туда же рвалась — «помочь снять напряжение»!       А так — никто толком и не сказал. Иногда я даже задумываюсь — а не является ли Взгляд В Душу сугубо индивидуальным явлением? В смысле — что восприятие у каждого своё?       В результате было принято двустороннее соглашение. Дядя и тётя относятся ко мне, как к тухлому яйцу — бережно, аккуратно, и, по возможности, держатся от меня на расстоянии. Я же контролирую по возможности свою магию, ничего не взрываю и не поджигаю, тренируюсь тайком, чтобы никто не видел, и без нужды не говорю с ними о волшебстве и «прочей паранормальной хрени».       Мда, а ведь под фамилией Дрезден я специально выпустил несколько брошюр для полных профанов в магии. Интересно, сохранилась ли хоть одна, и если да — у кого? Обычно целая кипа валялась у меня в офисе, и я практически не следил за ней, в тайной надежде, что клиенты потихоньку растащат её по домам и, рекомендуя меня своим друзьям и знакомым будут хоть как-то ориентироваться в специфике моей работы.       Ну… парочку, может, и забрали. Наверное.       Так уж получалось, что половина потенциальных клиентов отсеивалась ещё при телефонных переговорах. Хотя я ясно указывал в своём объявлении в «Жёлтых Страницах» — никаких приворотных зелий, никаких вечеринок. С прискорбием я был вынужден заключить, что умение читать и умение понимать прочитанное — это две совершенно разные вещи. Вторую, как правило, игнорируют.       И от мира к миру, похоже, люди нисколько не меняются.       Да, вы не ослышались.       Это. Не. Мой. Мир.       Фиг с ней, с реинкарнацией, в конце концов, я умудрился однажды создать призрака самого себя. Но даты в календаре безжалостно утверждали, что до того, как меня застрелят в Чикаго, остаётся ещё несколько лет. Я не мог одновременно жить и прошлую, и нынешнюю жизни. Гарри Джеймс Поттер родился в Англии тогда, когда Гарри Блэкстоун Копперфильд Дрезден в Америке даже не думал умирать.       Абсурд. Парадокс. Нонсенс! Блин-тарарам полный.       Я слишком хорошо всё вспомнил. Я никак не мог жить одновременно две разные жизни. Это же даже не просто манипуляции со временем (что есть нарушение Шестого Закона Магии), а чёрт знает что!       Ох, как же мне в тот момент не хватало Боба… Или хотя бы Лаш…       Впрочем, нет, по тени Падшей в данном случае скучать не буду точно. Вот только её мне здесь и не хватало. Да я даже не помню, когда в последний раз был настолько ослаблен! Разве что, в самом начале своего обучения. Ну и когда Кошмар умудрился отъесть нехилый такой кусок моей силы. Вот только тогда я сумел вернуть себе похищенное, а теперь… теперь мне придётся активно вспоминать всё, чему меня изначально учили как Эбинизер, так и Джастин, чтобы ему вечно в пекле гореть. Как ни крути, дед только оттачивал моё мастерство и прививал верные навыки и понимание. Первым учителем магии был Джастин Дюморн, чернокнижник и бывший Страж Белого Совета.       И надо сказать, вдалбливал он нам с Элейн принципы колдовства весьма старательно, несмотря на несколько садистские методики обучения. Надеюсь, когда я обучал Молли, то больше походил на чародея Маккоя, чем на Джастина. Всё-таки дочка друга, да ещё и влюблённая в меня…       Да, будучи Дрезденом, я успел побывать и учеником, и наставником. А как Поттеру, мне придётся стать самоучкой. По крайней мере на то время, пока меня не отыщут другие чародеи. Благодаря тому «выбросу», как выразилась тётя, я вспомнил если и не всё необходимое для раскачки «магических мускулов», то очень и очень многое. И вообще, память после того случая заметно улучшилась.       Минусы были не только в исчезнувшей силе. В этом воплощении меня ещё нагло прокатили по физическим кондициям! Мстительно улыбаясь, тётя однажды сообщила мне, что я внешностью пошёл в папашу, такой же мелкий, лохматый и очкастый. А вот глаза мамины. Да, я вспомнил это, но тогда не особо обратил внимание.       Я не просто мелкий — я один из самых маленьких в классе! Эх, где мои почти семь футов роста и отличное зрение? Где мои острые черты лица? В конце концов где… ладно, это я уже привередничаю. Мне всего-то десять лет с хвостиком. Ещё успею вырасти во всех местах… наверное.       В любом случае, если раньше моим козырем были размеры, то сейчас лучше делать ставку на ловкость и скорость. Уж это-то с Дадли натренировать проще простого. Как и выносливость.       В крайнем случае сварю себе эликсир. Правда, без Боба это будет едва ли не русская рулетка.       Ладно, я преувеличиваю. Но всё равно — без Боба я практически никогда ничего не варил, если только не собирался поэкспериментировать. Даром что ли у меня в фамилиарах был дух интеллекта с тысячелетней памятью? Правда, как выяснилось в процессе, собственная память Бобу была доступна далеко не полностью, и этому я был очень рад. Хотя и обычное его поведение мне не всегда нравилось.       Дело в том, что Боб перенимал характерные черты каждого своего нового хозяина. Те, что наиболее ярко были выражены на тот момент, когда они только-только завладевали черепом-вместилищем. Одним из его предыдущих хозяев был премерзкий тип, некромант и чернокнижник Генрих Кеммлер. Тварь ещё та, причастная ко многим войнам, в том числе, и к обеим Мировым. Белый Совет семь раз убивал его, прежде чем упокоил окончательно. Представляете, какой это был человек, и во что превратился Боб рядом с ним?       Мне он достался в шестнадцать лет. Сплошные гормоны, мысли исключительно о девочках, выше только небо, круче только горы… Кхм, я-то всё это перерос — а вот Боб нет. Иногда я даже жалел, что пришлось убить Джастина не на десяток лет позже. Может быть, с капризным и своевольным духом знаний было бы проще иметь дело.       Если подумать, то Боб был моим самым давним другом. За исключением Элейн, конечно. И скучаю я по озабоченному черепу безумно.       В своём мире я оставил слишком многое и слишком многих. Друзей и врагов. Семью. Да, чёрт побери, Мистера и Мыша! Хотя они-то не пропадут, слишком умные звери. Поумнее многих бывших моих клиентов. Если бы они ещё деньги зарабатывали… хотя нет, это нанесло бы фатальный удар по моей самооценке. «Я нахожусь на иждивении у собственного кота». Да надо мной бы в Небывальщине до слёз не ржал бы только тот, кто вообще смеяться не в состоянии!       Небывальщину, чудесную и завораживающую страну потустороннего, где опасности подстерегали на каждом шагу, а те из тамошних обитателей, кто не мечтал вцепиться мне в горло, убегали при виде меня в ужасе, я тоже вспоминал едва ли не с тоской. Пускай тёплых чувств она у меня не вызывала, но слишком уж большое место занимала в жизни чародея Дрездена, чтобы от неё можно было походя отмахнуться.       Не думал, что когда-нибудь признаюсь в этом — мне не хватало даже Марконе и Хендрикса. Друзьями мы не были, но временами нам доводилось сражаться на одной стороне, и даже неоднократно спасать друг другу жизнь. Несомненно, среди моих знакомых встречались люди и получше, но они были настоящими воинами, и их нельзя было не уважать.       С Дурслями… скажем так, на фоне их нелюбви к магии, отношения между нами оставляли желать лучшего. Они и сейчас далеки от идеальных, но, по крайней мере, мы друг друга терпим. И стараемся друг друга не раздражать. Я — по совести, они — из-за того, что знают обо мне. Боятся? Уважают? Жалеют?       Понятия не имею. Всё-таки жизнь в семье у меня не заладилась ни там, ни здесь       Ну, по крайней мере, комиксы и фильмы тут те же самые. Или, по крайней мере, очень похожие. Так что, «Звёздные войны» я пересмотрел с удовольствием. Правда, только классическую трилогию — приквелы ещё даже и не думают снимать. Сколько я примерно прикидываю по датам, я как раз успею закончить школу и поступить в какой-нибудь колледж.       Скорее всего. Потому что после общения с тётей возникают у меня в этом некоторые сомнения.       Примерно через месяц после обретения мной памяти прежней жизни и последовавших за этим изменений (а что ни говори, но Гарри Поттер был именно что ребёнком. В отличие от Гарри Дрездена) тётя решилась серьёзно со мной поговорить. Как ни странно — про моих родителей.       Что именно сподвигло тётю Петунью на этот шаг, я ни тогда, ни позже понять так и не сумел, но слушал внимательно.       А послушать было что. Про «странности» матери с детства. Про их знакомого мальчика по фамилии Снейп, так же, как и мама, бывшего волшебником. Про ведьму, пришедшую в дом сестёр Эванс на одиннадцатый день рождения Лили. Про то, что здесь ведьмы и волшебники живут чуть ли не в отдельном мире, изредка соприкасающемся с обычным (неужели местный вариант Небывальщины?!). Про таинственную школу магии «Хогвартс», куда они вместе уехали учиться, но куда категорически отказывались брать тётю. Про то, как Снейп рылся в вещах тёти и нашёл там ответ с отказом от директора Дамблдора. Про безобразную сцену, устроенную тётей маме и Снейпу после этого. Про её зависть, переродившуюся чуть ли не в ненависть. Про то, как Джеймс Поттер со своими дружками чуть не сорвали тёте Петунье и дяде Вернону свадьбу…       А потом — про моё появление в их доме. Что меня попросту подбросили на порог холодной октябрьской ночью вместе с совершенно невнятным письмом от того же Дамблдора…       Дальнейшее я вспомнил и сам. И в очередной раз извинился перед тётей. Что ни говори, а проблем я Дурслям одним своим появлением добавил изрядно.       Впрочем, добрых восемь лет они мне за это мстили своим отношением. Кузен так вот до сих пор пытается. Время от времени и подальше от дома. Тётя и дядя у себя-то на глазах меня доводить не позволят — боятся за «крошку Дадлика».       Бекон был готов, и на запах еды появились отец и сын Дурсли — Вернон и Дадли.       Вот уж действительно отец и сын. Кузен на дядю очень лицом похож, от матери у него только глаза, как и у меня. Семейная склонность к полноте и скверные характеры прилагаются.       — Доброе утро, дядя, Дадли. Садитесь есть.       Невнятно пробурчав мне приветствие и расцеловав тётю, дядя Вернон и Дадли заняли места за столом. Вернее, Дадли тщетно пытался уворачиваться от нежностей тёти. Всё-таки единственный ребёнок, больше тётя просто физически родить не сможет, какие-то там осложнения по женской части. Неудивительно, что у неё так развит инстинкт наседки.       — Добавки! — буквально через минуту ультимативно потребовал кузен. Его отец на это только кивнул, а затем взглядом указал мне на их тарелки. Мы с тётей переглянулись и только вздохнули. Ну вот куда в них столько помещается? Я на фоне кузена смотрюсь узником концлагеря. А ведь у меня просто конституция такая, чтоб её. Реально, Вернон и Дадли каждый в один присест съедают столько, сколько нам с тётей хватит на весь день.       И работникам соцслужб мы уже устали объяснять это. В последний раз буквально месяц назад нас посещали. Интересно только, по чьей наводке? Скорее всего, это новая учительница в школе, мисс Смит. Очень… активная и инициативная особа. Так и напрашивается на парочку шуток, чтобы не лезла, куда не просят. Думаю, Дадли и его компания в этом мне помогут. Они-то в последнее время под впечатлением ходят от моих недавних фокусов. И кузен вроде как после своего дня рождения присмирел.       Фокусы? Ну, скажем так, за два года я немножко восстановил свои силы, и заклятья со стихией ветра начали у меня получаться. Не на таком уровне, как были прежде, но для десятилетнего мальчишки — вполне прилично. Что я и продемонстрировал компании братца. Особенно их тогда поразили мои слова «И никаких следов».       Третьей порции никто из мужчин-Дурслей так и не получил, несмотря на весьма выразительные взгляды. А потом глаза их наполнились невыразимой тоской, когда тётя заявила, что с кухни никто не уйдёт, не выпив особого овощного коктейля. Для здоровья.       Я дожидался только этих слов, чтобы загрузить подготовленные ингредиенты в блендер и нажать на кнопку. Уф, заработало. Можно расслабиться… только отойду от работающей кухонной техники. На всякий случай.       Странно, но «поле Мёрфи», как его называл Баттерс, вело себя довольно-таки хаотично. И далеко не всегда так, как от него ожидалось. Точнее — совершенно не так, как ожидалось.       Я — чародей. И я привык к тому, что любая сколько-нибудь сложная и достаточно современная техника рядом со мной катастрофически быстро выходит из строя. Да в моём старом доме в Чикаго даже электричества не было. И водонагревателя, кстати, тоже. Слишком уж быстро ломались.       Здесь же… Да, я чувствовал в себе магию… которая нисколько не влияла на электричество, дядин автомобиль, стиральную машину… И это было здорово. Блага цивилизации, каковых в моём мире был лишён всякий сколько-нибудь мощный чародей, здесь были в полном моём распоряжении. Ну относительно, конечно, но всё же.       Время от времени я творил чудеса совершенно непроизвольно… но при этом телевизор ещё не взорвался. И на приставке я могу играть совершенно безбоязненно. Кайф. Да и чудеса были… мелкие и странноватые. Парик там учительнице перекрасил, свитер уменьшил… совершенно неосознанно.       Отчасти именно из-за проблем с техникой я и стал книголюбом. С книгами у меня в руках никогда не случалось ничего плохого. Да и в приюте воспитатели к спокойным и любящим чтение подросткам относились как-то получше.       — До дна, — строго предупредила тётя Петунья, разлив получившийся коктейль по стаканам и поставив оные перед каждым из нас. Как бы в насмешку, у нас с ней стаканы были вдвое больше. И пили сей кулинарный шедевр мы заметно медленней и с удовольствием.       Странно, и чего дядя с Дадли так морщатся? Мне, например, этот состав очень даже нравится, и тёте тоже. А вот дядя и кузен готовы на что угодно, лишь бы не пить. Только сегодня им не повезло.       Дадли всё ещё медленно и с мученическим выражением лица цедил свою порцию, когда дядя Вернон расправился со своей и уже открыл свежую газету. Когда-то он пытался читать прямо за едой, но тётя отучила.       Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик.       — Принеси почту, Дадли, — буркнул дядя Вернон из-за газеты.       В ответ раздалось невнятное бульканье. Кузен мужественно проигрывал полезному для здоровья коктейлю.       — Гарри, принеси почту, — тут же сориентировался дядя, не прерывая чтения.       — Пошлите за ней Дадли, — ответил я из чистого озорства.       — Гарри, не валяй дурака, — укоризненно посоветовал дядя Вернон. Примирительно улыбнувшись и подняв руки вверх в шутливом жесте, я вышел в коридор. Всё-таки мне повезло в прошлом году, когда я вспомнил, что ФРГ станет чемпионом мира по футболу. Вторично мне повезло убедить дядю поставить на исход финального матча некоторую сумму. Не слишком большую, правда, но десять тысяч фунтов мы на этом заработали. С тех пор дядя по отношению ко мне несколько подобрел.       На коврике лежали открытка от сестры дяди Вернона по имени Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал счет, и письмо для меня.       Плотный пергаментный конверт с совершенно незнакомой мне печатью. И уж больно точным адресом — вплоть до «чулана под лестницей». Это уточнение мне сразу не понравилось. Откуда они вообще узнали, что я сплю в чулане? Теперь уже больше по привычке и в целях безопасности. На максимально равном удалении от всего, что я могу случайно повредить своей магией.       О, видимо, то самое письмо из школы магии, про которое мне рассказывала тётя. Только вот почему его прислали с обычной почтой, а не с представителем школы, как она вспоминала? Из-за того, что оба родителя были волшебниками, и я был включён в их общество по умолчанию?       — Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки? — Дядя Верной расхохотался собственной шутке. Хм, судя по голосу, чем-то из газетных новостей он доволен. В мрачном настроении дядя шутит куда лучше.       Я вернулся в кухню, все еще разглядывая своё письмо и раздумывая, что с ним делать. Читать прямо на кухне или не нервировать лишний раз родственников. Пожалуй, сейчас не стоит, а вот показать надо. Чтобы между нами не было недомолвок.       Заполучив свою корреспонденцию, дядя одним движением разорвал свой конверт, вытащил из него счет, недовольно засопел и начал изучать открытку.       — Мардж заболела, — проинформировал он тетю Петунью. — Съела какое-то экзотическое местное блюдо и…       Он осёкся, уставившись на конверт в моих руках.       — Всё-таки пришло, да? — глухо пробормотал он. Тётя Петунья прижала руки ко рту, сдерживая всхлипывание. Дадли в недоумении переводил взгляд с одного родителя на другого, не упустив, впрочем, случая вылить так и недопитый им микс в раковину, на что никто, кроме меня, не обратил внимания.       Не знаю, на что рассчитывали отправители, но письму из Хогвартса не обрадовался никто, хотя его ждали. Как только что выяснилось — с надеждой, что мне оно не придёт.       Такое же письмо когда-то буквально отняло у тёти сестру — мою мать. Дядя Вернон вообще был сугубым материалистом, и старался держаться подальше от любой «чертовщины». Единственный, кому было всё равно, был Дадли. Его общим голосованием в некоторые семейные тайны решили не посвящать.       — Вот, решил вам показать, — помахал я конвертом. — Согласно уговору. Давайте вечером вскроем, когда дядя приедет с работы, чтобы спокойно всё обсудить. Никто же не возражает?       С моим решением согласились все. Протесты заинтересовавшегося моей почтой Дадли во внимание приняты не были.