Чаша Асклепия

      К счастью Вениамина Игнатьевича, учёные задержали вылет транспортника ещё на несколько часов, потом погрузка, нервничающий Стас, высокомерный Владимир — руководитель научной экспедиции, в общем, вылет изрядно отсрочился. Доктор все успел — и домой заскочить за чуть было не забытой в суматохе сборов дорогой сердцу эмблемой, и встретиться с кем надо, получить ценную, столь необходимую информацию, и набор гаджетов, часть из которых была незаконной, часть подпольной, а часть откровенно ворованной, но это были такие мелочи по сравнению с пугающей перспективой.       Но стоило Вениамину Игнатьевичу вернуться в космопорт, как хлопоты навалились с новой силой: бюрократическая машина успела проехаться не только по Стасику, но заодно и по нему. Совершенно неожиданно выяснилось, что часть оборудования для медотсека не завезли. Конечно, можно было плюнуть на недокомплект диагностов, а тем более на устаревшие и архаичные резиновые жгуты, по какому-то нелепому стечению обстоятельств до сих пор входившие в список необходимых средств и материалов. Но розовощёкий юнец-чиновник, не успевший ни растерять задорного энтузиазма, ни научиться «решать проблемы» другим способом, был упорен в своей твёрдокаменной приверженности букве закона до такой степени, что Вениамин Игнатьевич почувствовал себя сродни Копернику или Бруно, короче, всем тем, кто боролся с косностью взглядов и страдал от упоротых консерваторов.       За всей этой нервотрёпкой рыжий навигатор отошёл на второй план — успеет с ним ещё разобраться Вениамин Игнатьевич. В его каюте было надёжно припрятано личное дело Дениса Воронцова и кое-что ещё, что могло пригодиться в приватном разговоре с молодым и физически крепким человеком. Шантаж — дело благородное, но явно сопряженное с определённым риском.       Но всё это потом, главное сейчас — утащить Стасика с Нового Бобруйска. Подальше от братьев-однополчан и завидных перспектив стать инструктором.       Как назло, на таможне оказалась неожиданная очередь, которая грозила перерасти в многочасовую пробку. Это было некстати по всем пунктам: сорвать сроки раньше времени не хотелось, да и нервозность команды и пассажиров пока была Вениамину Игнатьевичу не на руку.       Не говоря уж о том, что у него были и дополнительные поводы для беспокойства. Хоть на Дениса Воронцова и не заведено уголовного дела, но полиция с ним, скорее всего, не против поговорить, как и страховая компания. Впрочем, и владелец «Чёрной Звезды», выживший в аварии, тоже наверняка хотел бы задать ему пару-тройку вопросов.       Значит, надо, чтоб у Дениса появился кто-то, кому он сможет доверять. И не просто кто-то, а именно он, доктор Бобков.       Вениамин Игнатьевич, очень неплохой психолог, сможет убедить этого рыжего навигатора, что не в его интересах ссориться с доктором. Воронцов еще и благодарен должен быть тому, кто поможет укрыться от толпы людей в форме и без, которые умирают от желания с ним поговорить.       Помощь свою, разумеется, следует преувеличить и Дениса в зависимость от корабельного доктора поставить. Поставить — хорошее слово, и зависимость тоже. Вениамин Игнатьевич снова представил себе худое лицо, полускрытое свежепромытой рыжей челкой, и чуть скабрезно усмехнулся. Надо же, какие неожиданные открытия можно сделать о себе на старости лет…       Даже такие невинные слова, если их сказать о рыжем навигаторе, способны вызвать, как выяснилось, ассоциации совсем даже не невинные… Воистину, жизнь полна сюрпризов!       Однако разберемся с этим позже.       Вениамин Игнатьевич настолько погрузился в свои переживания и мысли, что на несколько минут выпустил из вида «объект Х».       В себя его привёл странный бубнёж биологов: «А фосфодезаминазный тест проводили? — Нет, только посев на Зайцеву-Блыгу».       Он тряхнул головой и огляделся: рыжий навигатор дремал в кресле, запрокинув голову и свесив кисти рук с подлокотников. Вениамин Игнатьевич невольно задержался взглядом на тонких пальцах и узкой ладони.       Руки молодого человека были… В голове крутилось какое-то устаревшее, но очень верное слово. Нет, не красивы (хотя и красивыми их тоже можно было назвать), было какое-то определение, очень верно характеризующее их.       Изящные? Да, но не только. Тонкие? Сильные? Вдруг всплыл давний разговор с коллегой и как тот сказал об общем знакомом: «У него такой породистый вид».       Да! Именно, несмотря на обноски, худобу, болезненную бледность и обломанные ногти со следами грязи под ними — руки у рыжего оборванца были именно породистыми, впрочем, как и весь он.       Навигатор зашёлся в новом приступе кашля, наваждение рассеялось, и перед Вениамином Игнатьевичем опять был худой бомж с помойки.       Доктор Бобков покачал головой: какая хрень в голову только не лезет от усталости и нервного напряжения.       Ко всеобщему облегчению, очередь наконец-то дошла и до них. Мимо иллюминаторов медленно проплыл таможенный сканер, помигивая разноцветными огоньками. Почему-то Вениамину Игнатьевичу стало тревожно, он быстро глянул через плечо на рыжего навигатора: тот приподнялся в кресле и проводил излучатель чуть напряжённым взглядом холодных голубых глаз. Или доктору это только показалось?       — Я пошел, — сообщил Станислав, беря папку под мышку.       — Погоди, я с тобой! — заторопился Вениамин.       — Зачем?       — Ну мало ли, придется договариваться… — размыто пояснил доктор.       Стасика одного отпускать нельзя — это абсолютно точно! Во-первых, дипломат из военного пенсионера вообще никакой, сейчас разругается с таможенниками из-за какой-нибудь мелочи, а до конца дня осталось меньше часа. А во-вторых… чего-то неспокойно было Вениамину Игнатьевичу, стоило проконтролировать самому всё, а то действительно — мало ли что…       Когда Стасику подали декларацию на подпись, Вениамин Игнатьевич предусмотрительно заглянул ему через плечо, пробежал строчки взглядом и… посерел: « Живая материя весом до 1 кг — 1 шт. Пошлина: 0,3 ед., штраф: 1 ед., примечание: провести дератизацию корабля» «Живая материя, весовая категория 20 — 200 кг — 8 шт. Пошлина: 0 ед.» «Живая кибермодифицированная материя, тип DEX-6, весовая категория 20 — 200 кг — 1 шт. Пошлина 6,5 ед.» «Медицинское оборудование — стандартная комплектация — 1 комп. — Пошлина…»       Сердце ухнуло в пятки. Перед глазами поплыли ярко-фиолетовые кляксы, сознание на несколько секунд помутилось. Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда… Или может?! Вениамин Игнатьевич снова пробежал глазами документ — вопиющая, нереальная информация никуда не делась.       Кибермодифицированная материя. То есть — киборг. Вот это да…       Мысли заметались как заполошные, короткие, стремительные, как тараканы в лабораторных инсектариумах. Надо было что-то делать. Срочно. Решать.       Стасик мельком глянул на пухлую пачку листов в руке друга и вопросительно заглянул ему в глаза. Вениамин Игнатьевич сглотнул вязкую, какую-то горьковатую слюну и утвердительно кивнул головой. Стасик уже протянул было руку, чтобы оплатить таможенный сбор, как сунулась тупая тётка, похожая на андроида манерой поведения и противным гнусавым голосом:       — С вас пятьдесят четыре единицы.       Стасик напрягся и потянулся к документам.       — Почему так дорого? Вроде сорок семь должно быть, — он попытался вчитаться в мелкие строки таможенной декларации.       Вениамин Игнатьевич поменялся в лице (с заморенного серо-зеленого на отчаянный серо-лиловый) и свирепо зашипел другу на ухо:       — Сорок семь, пятьдесят — какая, к чертям собачьим, разница?! Я тебе из своего кармана доплачу, только полетели скорей отсюда! Если до полуночи не вылетим, потеряем в десять раз больше!       Вернулись на корабль и, отстыковавшись от таможенной станции, прыгнули в первую червоточину, чудом не нарушив графика. Вениамин Игнатьевич, изо всех сил стараясь не смотреть на застывшего в кресле навигатора, на чуть подрагивающих ногах прошёл к себе в каюту.       К счастью, это никого не удивило. После напряжённого дня и благополучно завершённого первого этапа приключений на всех навалилась апатия и усталость. Это было понятно и вполне предсказуемо. Даже Стасик уполз восвояси. Очень скоро транспортник затих, корабль двигался по заданной трассе на автопилоте, пилот и вся команда спали. Вениамин Игнатьевич не был уверен в навигаторе: что делала эта хитрая непредсказуемая сущность — предугадать очень сложно. Человеком называть Дениса Воронцова больше не поворачивался язык.       Уже сидя в каюте и наливая благородный янтарный напиток в пластиковую корабельную кружку с глупой рыжей белкой (и тут рыжие!), Вениамин Игнатьевич вдруг подумал: а ведь там, на таможне, ему даже в голову не пришло сдать киборга со всеми потрохами. Почему? Боялся, что киборг перебьет всех ученых и оставшуюся команду и разнесет корабль в клочья? Да нет.       Это доктора Бобкова как раз не особо пугало.       Ну, погибнут люди — они каждый день гибнут, пачками. Се ля ви, ничего с этим не поделаешь, зато бы Стасик, если бы и уцелел, чувствовал себя виноватым, и никакие боевые товарищи и военные психологи не смогли бы ему помочь. Обострённое чувство совестливости за всё происходящее в зоне его ответственности не дало бы ему спокойно жить до самого последнего вздоха.       Такой вариант Вениамина Игнатьевича вполне бы устроил, но почему-то он смолчал. Решение пришло само собой, как что-то очень естественное. Скорее всего, из-за того, что очень хотел утащить Стасика с Нового Бобруйска, но была, была ещё одна причина.       Он успел свыкнуться с мыслью, что рыжий оборванец, будивший в нём такие странные и тёмные желания, в его власти. Вениамин Игнатьевич только сейчас признался сам себе, что желание подчинить себе этого спокойного парня, сломать его… сломать и… обладать им?.. Хм… Как бы то ни было, это желание, обозначить которое доктор и сам пока не мог, почти сравнялось со стремлением уничтожить Стасика. Хотя… Киборг может быть тут очень кстати, если он будет под контролем Вениамина Игнатьевича, то Главной Цели будет достичь гораздо проще. Только надо подумать как. Взвесить, решить, обосновать.       А то, что Денис Воронцов, Дэн, не человек, доктора Бобкова не остановит. Тем более что он, оказывается, был достаточно прозорлив. Надо же, а интуиция-то не подводит — пусть и на подсознательном уровне, а заставила подготовиться и к самому невероятному из всех возможных вариантов. Ай да доктор! Ай да сукин сын!       Новость была столь невероятна, что упорядочить мысли удавалось с трудом. Они метались и переплетались в клубки, выныривая на поверхность странными, немного ненужными вопросами. А интересно, как этот киборг оказался на их судне? Сбежал? Зачем? От кого? Прячется? От людей? Хозяина?       Вениамин Игнатьевич перевёл дыхание и несколько раз с шумом выдохнул. Это помогло.       И хотя всё происходящее в сознание по-прежнему укладывалось с трудом, но профессиональная память услужливо тасовала картинки — доказательства невероятной версии. Просто тогда он не понял их истинного значения.       Вот он осматривает рыжего навигатора. Без одежды стали заметнее скульптурные пропорции тела — пусть и с явными признаками длительного недоедания. Отлично прорисованные мускулы, идеально ровная осанка и непонятные шрамы по всему телу. Уже зажившие, но вполне видимые. Предположения о происхождении некоторых из них пугали даже циничного в своей профессиональной деградации многоопытного врача.       Алкоголь упал горячим шариком в желудок и прокатился обманчиво согревающей волной по всему телу, затуманивая уставшие мозги и будя в них картины прошлого.       Перед глазами встала разрумянившаяся от мороза Ленка и серебряный звук её смеха, смешанный со звоном бубенцов — полых металлических шариков с маленькими дробинками внутри. Слышал он, как звенят в морозном воздухе бубенцы на упряжи лошадей, бегущих по заснеженной дороге.       Ленка-стерва была натурой поэтической, поэтому куда они только не летали с ней отдыхать, выбирая в основном планеты с какой-нибудь милой чепушинкой, вроде почти настоящей русской зимы с матушки-Земли, с катанием на санях, игрой в снежки и жаркой русской баней.       Стареет, что ли, Веня? Уж больно сентиментален стал… Или это просто усталость и алкоголь?       Но как бы там ни было, Вениамин Игнатьевич опять нырнул в далёкие годы юности. Мда… Как молоды мы были, как искренне любили… И так же искренне ненавидели. Тогда всё было острей, новей. Хотя… Перед мысленным взором опять проплыл обнаженный торс рыжего навигатора. Осмотр, инъекция антибиотика — достаточно времени, чтобы полюбоваться.       Идеальное — вот как можно было охарактеризовать это тело. Все было… красивым. Классической лепки плечи, ровная спина без намёков на сколиоз. Даже шрамы его не портили, хотя их вид смущал и одновременно щекотал нервы. Тем более в свете последних событий. Сейчас, когда Вениамин Игнатьевич на сто пятьдесят процентов уверен в том, что Денис Воронцов — не человек.       Пришпоренное алкоголем воображение нарисовало все возможные сценарии — что именно делали с рыжим киборгом, чтобы он получил эти шрамы, — и мысли горячей волной прокатились по мозгу и отозвались спазмом в низу живота.       Вениамин Игнатьевич провёл рукой по вздыбившейся ширинке и усмехнулся: и правда, от одних мыслей встаёт, как тогда, на предпоследнем курсе Медицинской Академии.       Именно за год до окончания учёбы в университете и закрутились события в жизни бывших одноклассников Стаса Петухова и Вениамина Бобкова, как в ускоренной перемотке дешёвого сериального «мыла», любимого всеми домохозяйками.       У Стаса умерли родители, как-то почти одновременно, один за другим, с разницей всего в полгода. И хотя друзья семьи, в том числе и родители Вени, предлагали и пытались помочь молодому курсанту Петухову, но Стас лишь упрямо поджимал губы и отказывался от любого вида помощи.       Он всего добьётся в жизни сам, как отец. Петуховы с протянутой рукой не ходят. Слушать друзей своих родителей, что это не подачка, а дружеская поддержка, Стас не хотел.       И всего за год до окончания Академии Космодесанта он бросил учёбу и завербовался по контракту на службу в профессиональную армию.       Веню отпустило тянущее чувство вечной зависти, в то время ещё не переросшее в страсть, вернее, в Великую Страсть доктора Бобкова. Он даже сочувствовал Стасику. Тяжело почти сразу потерять всё, что было ценного в жизни. Родителей, возможную карьеру, да и надежду на нормальную семью в будущем. Не очень много желающих найдётся связать свою жизнь с практически наёмником, да ещё и не офицером даже. Сочувствовал, но в душе испытывал облегчение пополам с лёгким презрением и снисхождением. Стас попал именно туда, где ему самое и место. В мир грязи, крови и тупой солдатни, коей, в принципе, и сам являлся.       А у Вени случилась Ленка, острая на язычок рыжая язва. Она не была сногсшибательной красавицей, худощавая, чуть угловатая, с выступающими скулами и тонкими ключицами. Не совершенство, но поклонников было не меньше, чем у самой записной красотки.       В неё влюблялись, страдали, но она как-то умудрялась отказывать всем, никого при этом не обижая, и поклонники постепенно переходили в разряд друзей.       Отказала она и Вене Бобкову. Но «золотой» студент, гордость курса и душа-человек Вениамин Бобков проявил недюжинную смекалку и поистине стоическое терпение.       Осаду он вёл планомерно и вдумчиво. Он не таскал ей цветы и конфеты. Он с улыбкой принял предложение дружить и стал самым верным из её друзей. Не требовал любви и нежности. Ходил с ней в пешие походы и сплавлялся на байдарках по бурным рекам (спасибо другу Стасику за туристический опыт), пел песни под гитару мягким, не слишком сильным голосом и всегда, всегда был рядом.       Постепенно Ленка перестала разделять себя и Веню Бобкова, доброго, понимающего и так схожего с ней во взглядах на жизнь. И тогда по шажочку, по словечку, замирая при любой тревоге, Веня постепенно перешёл из френд-зоны в приват-пространство.       И вот он уже держит Ленку за руку, нежно целует в длинную трогательную шейку с беззащитной синей жилкой и трогает языком тонкие, чуть шершавые губы. А Ленка запрокидывает голову с полузакрытыми глазами и доверчиво льнёт к его рукам.       А потом долгие сумасшедшие ночи, сладкое безумие и Ленкино тело полностью в его власти. И осознание этой власти пьянило сильнее вина.       И свадьба, весёлая бесшабашная свадьба, такая, какую хотела Ленка. Родители Вени были в восторге от будущей невестки и целиком и во всём её поддерживали.       Сам Веня хотел бы чего-нибудь более взрослого, солидного, монументального. Но он и бабушка оказались в меньшинстве, только они считали, что всё должно быть «как у людей»: белая фата и фрак, голуби и «солидные» гости в лучшем ресторане, а не всё то, что придумали Ленка и его родители.       Вместо белого платья и галстука — потрёпанные джинсы и штормовки, вместо голубей — рой комаров над лесной поляной, вместо взрослых самодостаточных людей — разбитная молодёжь, а вместо торта и устриц — пиво, чипсы и жареные сосиски.       Но Веня слишком любил Ленку, чтобы начинать семейную жизнь со ссоры. Потом перевоспитает, полегоньку, тихой сапой. Научит Ленку быть правильной женой. Вышколит.       На корабле что-то негромко стукнуло. Веня вздрогнул и вернулся в реальность.       Зашумела вода в душевом отсеке.       Где-то там бродит странный и непонятный Денис Воронцов, homo vivit, сорванный киборг, DEX-6. Хватит предаваться глупым воспоминаниям, надо трезветь и изучать материалы, так любезно предоставленные серьёзным человеком, и решать, как приручить неведому зверушку — рыжего навигатора Дэна.