ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Таку як є До нестями люблю тебе Таку як є Ніжну і сильну Мою божевільну * ADAM _ Таку як є
Петра Рал, коллега Микасы, оказалась невысокой, хрупкой комплектации, рыжеволосой девушкой с проницательными карими глаза. Одетые в белые халаты, полуазиатка и её новая собутыльница по медицинским делам, разговаривали, стоя напротив ординаторской. — Так ты наверное и есть та самая Микаса, которую взяли на место покалеченной Нифы? — осведомилась у неё Петра, с интересом присматриваясь к своей новой коллеге, в особенности акцентируя свое внимание на её темных локонах. Наигранно улыбнувшись, полуазиатка утвердительно кивнула. И восприняв её доброжелательное отношение за положительный знак, Рал тут же дотронулась своими пальцами до шрама на её брови. И виду не подав, будто её это удивило, Микаса слегка отстранилась и, задумавшись о том, что бы мог значить подобный жест со стороны малознакомой девушки, озадаченно уставилась на коллегу. — Кто это тебя так «приукрасил»? — осведомилась та, подходя вместе с ней к окну. — Да один мужик хотел, чтобы я ему отсосала, — отвернувшись от Петры, как бы невзначай ответила Микаса, переводя все в шутку. — И что? Ты ему отсосала? — Ага, — хмыкнула полузазиатка, поправляя воротник собственного халата. — Он сам доставил мне… Незабываемое удовольствие. Представив себе на миг всю эту картину, Рал неожиданно расхохоталась, Как ни крути, но выживаемость в суровых реалиях Парадайза всегда была для Микасы на первом месте, поэтому оказываясь на новой работе, она каждый раз придумывала о себе новую «легенду», и упрямо придерживаясь заранее выбранной линии поведении, старалась убедить в правдоподобности этой версии всех окружающих. И судя по тому, что главврач психиатрической клиники Стохесса, позвав её на собеседование, тоже частично умудрилась поверить её словам, ей прекрасно удавалось справляться с поставленной задачей, научившись за это время профессионально навешивать людям на уши лапшу. — Я Петра Рал, — представилась ей будущая соратница, протягивая для рукопожатия свою ладонь. — Микаса Аккерман, — кивнула полуазиатка, четко давай ей понять, что замены в качестве безотказной Нифы она не получит, чему сама Рал, в общем-то, не очень расстроилась. — А ты не так проста, как кажется, — в карих глазах рыжеволосой сверкнуло что-то похожее на зависть. Не привыкнув проигрывать, безнадежно влюбленная сама в себя Петра не знала, чего ожидать от новой коллеги, поэтому и продолжала держаться по отношению к ней с некоторой прохладцей, с трудом скрывая свое любопытство. — Да ладно, — улыбнулась Микаса, стараясь выглядеть дружелюбной, — на самом деле я проще, чем кажусь. Только я всегда сама по себе, ок? Утвердительно кивнув, Петра разочарованно выдохнула. Иметь дело с Нифой, конечно, было намного проще, чем пытаться подружиться с воинственно настроенной полуазиаткой, но соскучившись по настоящему драйву и эмоциям, она не имела ничего против дружбы с непокорной коллегой, которую в один прекрасный момент можно было попробовать подмять под себя и заставить играть по собственным правилам. — Будешь? — внезапно поинтересовалась она, доставая из кармана своего халата пачку сигарет. Микаса незаметно кивнула. — Уверена, мы подружимся, — продолжила Петра, вынимая зажигалку. — Не сомневаюсь, — подтвердила её слова Микаса и с энтузиазмом восприняв предложение пройтись по больнице после небольшого перекура, взяла из её рук предложенную сигарету, не боясь, что их застукает за этим нелицеприятным занятием начальство. В частной психиатрической клинике Эрвина её бы уже давным-давно уволили за подобного рода проделки, чего нельзя было сказать, например, о клинике доктора Тео, где напившись однажды после смены до одури, Микаса как-то даже умудрилась закурить прямо в приемном покое, побив все рекорды наглости среди местного медперсонала, у которого хотя бы имелось в душе хотя бы какое-то подобие совести. Пиздюлей она потом от начальства огребла приличных, но курить меньше не стала. В этом заведении царили другие порядки, и спокойно закуривая в специально отведенных для этого местах, сотрудники могли не беспокоиться, что их в любой момент могли уволить за пристрастие к никотиновому дыму. Усевшись на подоконник, Петра распахнула в окно и успев закурить сама, соизволила, наконец, предложить сигарету и Микасе. — Ты местная? — Рал первой нарушила затянувшееся молчание, неторопливо затягиваясь. — Нет, я приехала сюда из Шиганшины, — недолго думая, Микаса все же решила поделиться с ней подробностями своей подлинной биографии, — а в свое время работала в Орвуде, психиатрической клинике Эрвина Смита. — И что же привело тебя в Стохесс? Микаса едва не подавилась сигаретным дымом, пытаясь придумать более-менее правдоподобную версию собственного побега из столь престижного для начинающего специалиста места, чтобы ни у кого потом не возникло желания проверить истину сказанного. — Безответная любовь, — выдала она первое, что взбрело ей в голову, пытаясь придать своему лицу обреченное выражение. В глазах Петры вспыхнул неподдельный интерес к её особе. Микаса вдруг вспомнила, как хотела однажды повеситься на кухне в съемной квартире, потеряв надежду встретиться с Леви. Странно было бы сломаться теперь, раз ей удалось выжить тогда. О себе пока лучше не распространяться и придерживаться единожды созданного имиджа темной лошадки с загадочным прошлым. — Прекрасно тебя понимаю, — соизволила выдать после недолгих раздумий Петра, словно прикидывая в уме, можно ли доверять этой полуазиатке, — сама когда-то находилась в отношениях… И представляешь, ко мне до сих пор цепляются, будто я медом намазана. Правда, в основном, пациенты. — Что значит, «пациенты»? — переспросила Микаса, сделав вид, будто это признание её и вправду растрогало. — Да вот вышла я недавно во время смены в коридор, никого не трогаю, и тут в мой адрес полился какой-то похабный текст: «Малыш, ты нас волнуешь…». Оборачиваюсь, — стоят двое в больничных пижамах. Парни лет двадцати пяти-шести… Стоят и варнякают что-то в мою сторону. Я резко к ним так подошла и спрашиваю: «Мальчики, что случилось? Мальчики, что…», ну, тут один мне заявляет: «Давай, Петра, к нам в палату! Отдохнем, разложимся… Шампанское, крабовые палочки…». Посмотрела я на все это и тут меня такое зло взяло, ты себе не представляешь. «А ну, — говорю я самому наглому из них, скручивая ладони в кулаки, — БЛИЖЕ… БЛИЖЕ подойди» Ну, ты знаешь, я умею разговаривать с безнадежными пациентами… И пока Петра, не на шутку увлекшись собственным рассказом, продолжала говорить, пыталась произвести на неё впечатление, Микаса вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд, который невозможно было спутать ни с чьим другим. Слегка повернувшись, она увидела Леви. Одетый в обычную футболку и пижамные штаны, он пристально на неё смотрел, застыв в нескольких шагах от этой скромной компании. Судорожно сглотнув, Микаса ощутила, как её всю пробрало, а она ведь почти начала забывать, как это — находиться под прицелом взгляда глаз безнадежно влюбленного в тебя человека. Ничуть не изменившись за эти пару месяцев, Леви не выглядел сломленным или запуганным. Невольная радость узнавания осветила на миг его обычно серьёзное лицо и стремясь ни в коем случае не выдать, что она с ним знакома, Микаса тотчас от него отвернулась, пытаясь сосредоточиться на легкомысленной болтовне рыжеволосой коллеги. Почувствовав инстинктивно, что здесь происходит что-то неладное, Петра заметила, что они в помещении находятся не одни и, перехватив хищный взгляд Аккермана, в котором сверкала ярость, адресованная Микасе, сделала ему знак исчезнуть. — Чего уставился? — прикрикнула она на Леви, смерив парня презрительным взглядом. — Марш в свою палату! Расходились тут… по отделению… как у себя дома. — А можно стрельнуть у вас сигарету? — не растерявшись, неожиданно обратился к ней Аккерман, пытаясь приблизиться к её напарнице и обратить на себя её внимание хотя бы таким нехитрым способом. — Бери, — безэмоционально бросила Петра, протягивая ему сигарету. Об эпатажном поведении и скандальных выходках этого «пациента» здесь ходили легенды и успев зарекомендовать себя с далеко не самой положительной своей стороны, то и дело постоянно подбивая своих собутыльников на бунты, Леви ни капли не изменил своему поведению с момента перехода в новую больницу, и в чем-то успев даже усовершенствовать свое непредсказуемое «ремесло». — Благодарю, — кивнул он, выхватывая из пачки сигарету и взглянув мельком на молчавшую Микасу, отошел в сторону с таким видом, будто и вправду собирался закурить, едва Петра умудрилась преподнести ему «огоньку». Увы, насколько помнила сама Микаса, Леви терпеть не мог никотин и постоянно с ней из-за этого ругался, заявляя, что терпеть не может целоваться с курящей девушкой, но то, что он соизволил пойти на такой отчаянный шаг, лишь бы ещё раз взглянуть на неё вблизи, говорило о его серьёзном настрое напомнить ей о своем существовании. И глядя, как Аккерман, против воли затягиваясь сигаретой и откашливаясь после каждой затяжки, то и дело поглядывает в их сторону, будто подыскивая новый повод, чтобы подойти к ним с новой просьбой, Микаса сделала вывод, что пожалуй, чересчур рано начала относится к нему с какой-то предвзятостью, когда все это время он даже не собирался о ней забывать, перебиваясь случайными связями. — Блядь, с этим придурком нужен глаз да глаз, — процедила Петра, снова присаживаясь на подоконник. — Видала, как подкрался? — А кто он? — как бы невзначай осведомилась Микаса, кивнув в сторону курившего Аккермана. — Не обращай внимания. Так, местный дурачок, — небрежно отмахнулась Рал, поудобнее устраиваясь на подоконнике. — Точнее головная боль нашей лечебницы. И едва она, затушив бычок об оконную раму, потянулась за новой сигаретой, как перед ними вновь замаячила фигура неугомонного Аккермана, чьей наглости оставалось только позавидовать. — Тебе чего? — рявкнула Петра, открывая пачку. — А ещё одну не дадите? — аккуратно осведомился он, даже не думая отступать. — Ты их ешь или куришь?! Только честно… — безразлично бросила Рал, поделившись с ним ещё одной парой-тройкой сигарет. Отойдя на определенное расстояние, Леви вновь сделал затяжку, на этот раз без кашля, и уверенная, что теперь-то он точно оставит их в покое и не будет больше досаждать своим вниманием, Петра отправила пачку с сигаретами в карман своего халата, однако стоило ей попытаться продолжить рассказ о своих похождениях в этой больнице и не только, как перед ними снова появился Аккерман с целью стрельнуть сигареты, даже если после этой просьбы его точно пошлют в лес за «елками». — А дайте ещё две, — пошатываясь от употребленного количества никотинового дыма, весь бледный, он снова покосился на закурившую Петру. Нахмурившись, та посмотрела на него, как на вселенское зло, и не зная, как избавиться от назойливого общества обделенного женским вниманием пациента, сунула ему в сжатую ладонь пару сигарет, глухо процедив в ответ: — Держи две и отъебись. И едва тот, получив желаемого, соизволил ненадолго пропасть из поля их зрения, снова пряча пачку в карман, Петра выдала вслух следующее, на свой лад охарактеризовав странное поведение ранее спокойного пациента: — Тоже мне курильщик нашелся… Ума — размером с колпак, а амбиций — на ковш экскаватора. Но в этом весь Леви Аккерман и от этого никуда не деться. — Значит это его настоящее имя? — спросила Микаса, вплотную приблизившись к своей коллеге, чтобы удобнее было выдыхать дым через приоткрытое окно. — Ну, да, — равнодушно ответила она, делая затяжку. — Главный бунтарь отделения, говоришь?! Я бы хотела познакомиться с ним поближе, — сказала Микаса, прикидывая в уме, как было бы здорово вмазать по губам этой рыжей стервы, чтобы перелетев этот подоконник, она рухнула вниз, сплевывая на траву свои выбитые зубки. — Я все поняла… Ты его хочешь? Тогда я, пожалуй, попробую организовать эту встречу, — выдержав паузу и понятия не имея, почему у её коллеги возникла такая необходимость сблизиться с этим невыносимым Аккерманом, выдала она, скользнув пристальным взглядом по её лицу. Улыбнувшись, Микаса похлопала Петру по плечу. В конце концов, послать её в кругосветное путешествие она всегда успеет, а пока что придется придерживаться с ней некоего подобия дружеских отношений. Когда тебя кусает собака, ты либо её усыпляешь, либо надеваешь на неё намордник. Микаса предпочла намордник. Пока. За её спиной внезапно раздался какой-то грохот. Резко обернувшись, она снова увидела Аккермана. В одной его руке была суха тряпка, во второй — ведро, наполненное водой, а на полу валялась швабра. — Какого хуя? — не выдержав, выругалась Петра, раздосадованная его присутствием. — А ну, быстро съебался отсюда! Не видишь, здесь люди разговаривают! Увы, спорить с таким чистоплюем, для которого вопросы чистоты всегда были на первом месте, оказалось делом гиблым. И смутно догадываясь, что пытаясь таким образом подобраться к её коллеге поближе, Аккерман ещё долго от них не отстанет, соскочив с подоконника, Петра положила свою ладонь на плечо обомлевшей полуазиатки. — Ладно, пойдем отсюда, Микаса, — молвила она, увлекая её за собой, — он и вправду отсюда не уйдет, пока не помоет все полы. Проснулся в нём чистоплюй, мало ли… Проходя мимо, Микаса попробовала перехватить его взгляд, но в этот раз Леви на неё даже не смотрел. И как будто вправду пытаясь сосредоточиться на своей работе, подняв с пола швабру, он тщетно намеревался надеть на неё тряпку, погрузившись в свои тайные думы. Поджав губы, Микаса направилась дальше, больше не надеясь обратить на себя его внимание. Ничего, она ещё попробует к нему приблизиться и найти нужные для объяснения слова, пусть и сделать это будет непросто. Во всяком случае пока не узнает всю правду о видео, подброшенного ей однажды Кирштайном, она вряд ли успокоится. Даже если ради такого случая ей придется вывернуться наизнанку, лишь бы Леви её услышал и сделал шаг навстречу.