Любовь — это ненависть

Температура растет и между нами границы стерты Я так рад тебя встретить Ты видишь сама, меня выдают шорты. Выйдем из эфира, кнопка нажата Тебе бы так пошел ремень моего халата Моя помада на твоей шее Я от тебя балдею… Doni feat. Артур Пирожков _ Моя богиня

      Прочувствовав, что её новая коллега питает некое подобие слабости к Аккерману, весь оставшийся день Петра делала все возможное, чтобы не подпустить её к этому человеку, то и дело поручая ей различного рода мелочные поручения. Домыв полы во время так называемой «трудотерапии», придуманной лично Ханджи Зое для не дружащих с дисциплиной пациентов, с той поры Леви практически не покидал пределов своей палаты и, даже не пытаясь облегчить задачу Микасе приблизиться к нему, не просто её игнорировал, а специально обходил десятой дорогой, стремясь больше не попадать ей на глаза. Сходя с ума от его близости, но не имея возможности хоть где-нибудь с ним пересечься, лишь бы обмолвиться парой-тройкой слов, к концу вечеру Микаса чувствовала себя совершенно измотанной. И пройдясь по палатам в надежде встретиться с Аккерманом и успев попутно ещё и померить давление пациентам, которые её никоим образом не интересовали, она как раз собиралась отправиться в комнату для персонала, чтобы переодеться для своего первого в этой клинике дежурства, как вдруг за ней зашла Петра и приказав нарядиться во что-то более нарядное, предложила спустя время вместе отправиться в одно очень «интересное» место.       Оставшись в чем есть, переодеваться Микаса наотрез отказалась и имея вид «белой вороны» на фоне ботоксно-силиконовых сотрудниц медперсонала клиники, чьи зарплаты позволяли своевременно посещать дорогие косметологические салоны и пластических хирургов, послушно последовала за коллегой, пытаясь угадать, что значат все эти предупреждения и что ожидает её впереди. Более-менее ей удалось прийти в себя, едва они оказались перед дверьми какой-то палаты, куда Петра, мгновенно её затолкав, заблокировала снаружи створки шваброй. Попав в своего рода интересную западню, первой мыслью Микасы было броситься на двери и, попытавшись выбить створку, выскользнуть из своеобразный камеры, проклиная коллегу на чем свет стоит, однако стоило ей обернуться, чтобы повнимательнее ознакомиться с помещением, где ей предстояло провести невесть сколько времени в одиночестве, как она тут же поняла, что в палате находится не одна.       Скрестив руки на груди, чуть поодаль стоял Леви Аккерман собственной персоной. Только из душа и на все готовый. Его челка была взъерошена, а во взгляде читалось, что если кого он и собирался увидеть, то явно не Микасу. Став возле двери как вкопанная, Микаса тщетно пыталась подобрать вступительные слова, чтобы начать непростой, но такой необходимый разговор. Перехватив его брошенный украдкой взгляд, она уставилась на Леви так, будто встретилась лицом к лицу с самым заядлым врагом всей своей жизни, и тщетно пытаясь убедить саму себя, что это ей всего лишь сниться, обессилено закрыла глаза.       Как выяснилось позже, отдельной прослойке так называемых «элитных» пациентов предоставлялись особые привилегии в виде использования услуг по «снятию напряжения», а поскольку вызывать каждый раз по такому случаю для них проституток было делом чрезмерно затратным, Петра и ей подобные решили поставлять им молодых и неопытных сотрудниц, предварительно опоив тех чем-то дурманящим, чтобы те были не в состоянии вспомнить все подробности оргий. Так уж получилось, что роль этой самой «сотрудницы» выпало за счастье исполнить сегодня Микасе и, не совсем догадываясь, по какой причине её заперли в палате Аккермана, она просто ждала, что будет дальше, боясь поговорить начистоту с тем, к кому стремилась все это время, забив на собственную карьеру. То есть хладнокровно переломав ноги Нифе и будучи готовой убить даже Петру, если в этом возникнет необходимость, ей было страшно подойти к Леви и заглянув ему в глаза, сказать, как скучала все это время за ним. Да и по самому Аккерману что-то было не совсем заметно, будто он собирался первым сделать шаг к примирению, которого она так ждала, наступив на горло собственной гордости.       Озадаченный её странными повадками, он по-прежнему продолжал молчать, глядя теперь уже куда-то в пол и, чувствуя себя уязвленной из-за подобного к себе отношения, Микаса мысленно отсчитывала минуты до момента начала диалога, поражаясь собственной нерешительности. Со стороны это выглядело так, будто ты знаешь этих людей, знаешь их многие годы, а потом вы вдруг становитесь посторонними. Что-то подобное происходило сейчас в её отношениях с Аккерманом.       — На что жалуемся, больной? — она решила первой нарушить молчание, прибегнув к ненавязчивому замечанию, похожее скорее на нелепое подшучивание.       — На жизнь, — бросил тот, даже не удосужившись взглянуть в её сторону.       Как это не походило на, что происходило между ними в отделении ранним утром, когда пребывая под впечатлением встречи, он тщетно пытался привлечь её внимание, прибегая к различным, пусть и не совсем действенным, методам.       — Я пришла за тобой, — негромко выговорила Микаса, рискнув первой нарушить затянувшееся молчание и попробовать навести мосты по отношению к человеку, которому, быть может, уже давным-давно было на неё наплевать.       — А где "Мальвина"? — уточнил он, намекая на Петру Рал, чьему появлению он точно бы не удивился, пусть в этот раз получилось все с точностью до наоборот и перед ним стояла совсем другая особа, чей образ наверняка уже начал стираться с его памяти.       — Ты её довел, — буркнула себе под нос Микаса, превращая собственные слова в циничную шутку в попытке скрыть истинную причину своего появления в этой палате.       — Я?! — изумился Аккерман, в чьем голосе отчетливо слышались отзвуки стали. И продолжая бессильно сползать на пол от невозможности повлиять на сложившуюся ситуацию, Микаса вдруг отчетливо поняла, что если кому-нибудь из них и придется в недалеком будущем воспользоваться услугами психотерапевта, то этим человеком будет явно не Аккерман.       — Мы уходим, — вырвалось у Микасы. — Я пришла за тобой.       И как будто узнав её только сейчас, Леви посмотрел на неё так, что ей немного стало не по себе. По крайней мере, Микаса ещё не помнила, чтобы кто-нибудь окидывал её таким холодным и жестким взглядом, какой был сейчас у Аккермана.       — Либо по-твоему, либо никак?! — осведомился он, воскрешая в памяти подробности своих взаимоотношений с этой полуазиаткой. — Извини, но в этот раз все будет иначе. Я никуда не пойду. Тем более с тобой.       Сказать, что Микаса удивилась подобному повороту событий, означает ничего не сказать. Да и вообще, судя по тому, как держался Аккерман и что говорил, словно не осознавая, что находиться перед ним, у неё сложилось впечатление, будто он, выпив с ней тогда алкогольного коктейля в ночном клубе, до сих пор не мог прийти в себя, продолжая бормотать какую-то ерунду. Тем не менее менять своих планов относительно побега из психушки Микаса не собиралась и раз этот человек отказывался с ней бежать, ей ничего другого не оставалось, кроме вырубив этого лося при помощи сильных психотропов, попытаться протащить его к пропускному пункту силой, как заложника. Впрочем, о том, как все должно произойти, она ещё подумает, а сейчас ей надо было поговорить с ним о том, ради чего она все это затеяла, надеясь пролить свет на интересовавший её вопрос. А когда Микаса соизволила наконец осведомиться у него, что именно помешало ему покинуть застенки больницы и начать жить собственной жизнью, Леви ответил, что ему некуда идти и у него нет больше собственного дома. Не лучше обстояла у него ситуация с деньгами и документами, подтверждающих его личность.       — Вот это я понимаю — жизнь во имя преодоления препятствий, которые сам же себе и создаешь, — вздохнула Микаса. — И самому скучать некогда, и другим вечный праздник гарантирован… А теперь расскажи мне, что произошло в том баре накануне встречи со мной…       Почувствовав неладное, Леви заметно встревожился, поднимая на неё обескураженный взгляд. Переведя дыхание, Микаса продолжила:       — Я видела запись. Мне показал её Кирштайн.       Взлохматив челку левой рукой, как будто этот жест мог придать ему больше уверенности, Аккерман решительно посмотрел на Микасу, намереваясь переубедить её в обратном.       — Я бы многое отдал, чтобы ты никогда об этом не узнала, но, блядь... — тихо произнес он, отводя на миг взгляд, — сейчас я действительно не знаю, что сказать. Все произошло на эмоциях и после хер знает скольких выпитых бокалов спиртного. Тогда я был уверен, что поступаю правильно, заявляя друзьям, что хочу переспать с тобой на спор. И мне в самом деле хотелось немного развлечься, а потом… Наверное, ты меня слишком зацепила. С первого взгляда… С первого, мать его, поцелуя. И больше я не смог выкинуть тебя из головы.       Никому легче от высказанного вслух не стало, зато Микаса, по крайней мере, была теперь в курсе его истинных эмоций после случившегося в ту ночь и почему он даже попытался сбежать, чтобы по-настоящему к ней не привязаться, но последующая встреча, состоявшаяся, правда, уже в стенах психиатрической клиники, встреча, все расставила по своим местам, поставив под удар привычный образ жизни обоих.       Его слова подействовали на Микасу отрезвляюще. Сейчас ей уже действительно было на все плевать. Как ни крути, из Аккермана получился неплохой актер с отсутствием комплексов. Он не хотел, чтобы с ним были из жалости и он четко дал понять об этом Микасе. Она не стала упрекать его в содеянном, но забыть тот инцидент у неё вряд ли получится. В конце концов, все могло закончиться тем, что она его прибьет, устав страдать из-за приступов ревности. И судя по угнетающей обстановке, произойти это могло относительно скоро.       Сложив руки на груди, Леви по-прежнему продолжал на неё смотреть, ожидая ответной реакции. Устраивать сцены — не совсем в его духе, но это не означало, что он был намерен молча проглатывать все, что хотела сказать ему Микаса, чей новый заскок на почве взаимной ссоры мог стать для него той самой последней каплей, после которой возврата к нормальным отношениям был, в принципе, невозможен. И пусть внешне он старался держать себя в руках, тем не менее спокойствие давалось ему с трудом.       — Леви, взгляни на меня, — подойдя к нему поближе, Микаса встретилась с его злобным взглядом.       Аккерман даже не пошевелился. Сейчас он выглядел не то, чтобы спокойным, а просто равнодушным. И это немного пугало. Запустив свою ладонь в его челку, Микаса неторопливо погладила его по голове, перебирая пальцами темный шелк волос. И думая, что она ничего не заметит, Леви ощутимо подался навстречу её ладони, пряча предательски вспыхнувший в его красивых глазах страх того, что она может уйти от него навсегда. Сколько Микаса помнила, между ними всегда было много секса. Собственно, с него все и началось. И на нем же основывалось их далекие от нормальности отношения. И прикоснувшись другой рукой к его щеке, очерчивая пальцами линию скулы, она хотела теперь, чтобы его тело вспомнило все, в противном случае он больше не сможет её оттолкнуть.       Таким, каким он был сейчас, а именно требовательным, временами огрызающимся и неуступчивым, нравился ей больше покладистого Аккермана, которого она знала раньше. И осознавая, что он перестал, наконец, прятать от неё часть своих подлинных эмоций, она чувствовала себя человеком, которому неожиданно доверили самое драгоценное. Честная драка всегда была для неё лучше неискренней улыбки. Это от посторонних надо прятать свои эмоции, а с людьми, которые тебе дороги, эмоциональная сдержанность выглядела как самое настоящее пренебрежение. Конечно, застав в своей палате ту, кого увидеть здесь никак не ожидал, первое время Леви пытался держать себя в руках, но чем дальше продвигалось их общение, тем больше она начала убеждаться в том, что его эмоции никуда не делись, он научился их попросту скрывать, пытаясь обмануть в происходящем самого себя.       С затянувшейся сопливой мелодрамой надо было заканчивать, тем более Леви в её сочувствии не нуждался. Ему была необходима небольшая встряска. А нарыдаться в объятиях друг друга они ещё успеют, как только получится выбраться из больницы. Именно по этой причине перейдя все рамки, Микаса вдруг крепко ухватила его за подбородок, ощущая кожей пальцев почти незаметную взгляду щетину.       — Въебать бы тебе хорошенько, чтобы вышибить из твоей головы прежние мысли и заставить стать таким, как раньше, — проронила она, глядя ему прямо в глаза, — но не хочется портить такую симпатичную мордашку.       Удивленно моргнув, Леви попытался вырваться, но прихватил его рукой за челку, Микаса не позволила ему этого сделать, настаивая на продолжении провокационного разговора.       — Может хватит уже устраивать этот цирк? У нас и так до хуя реальных проблем, а ты мне ещё мозг выносишь своим упрямством, — угрожающе зашипела полуазиатка. — Да и вообще я не собиралась обсуждать с тобой то, что ты мне только что наговорил. Если припрет, чуть позже мы поиграем во все ролевые игры, какие только пожелаешь, а сейчас изволь делать так, как хочу я, потому что если будешь продолжать выебываться и дальше, мне придется вытаскивать тебя из этой клиники силком.       Резко подавшись вперед, Леви вдавил её в стену собственным телом. Микасе стало больно, но благодаря ей она снова почувствовала себя живой.       — Иди сюда, — потребовала она, притягивая его к себе. Достаточно откровенно к ней прижавшись, Леви позволил ей обнять себя за плечи. Не удержавшись, Микаса укусила его за шею. Невольно вздрогнув, (хищные повадки полуазиатки всегда были для него ещё той неожиданностью), прижался к ней сильнее.       — Что это было? — вполголоса осведомился он, осторожно касаясь пальцами шрама на её брови.       — Оказание первой неотложной помощи, — буркнула Микаса, борясь со страстным желанием обнять его до боли и впиться губами в его шею.       Привалившись к ней всем телом, Леви уткнулся носом в изгиб её шеи, привыкнув откликаться на её желание раньше, нежели Микаса сама успевала его об этом оповестить. Сейчас она не просто хотела с ним секса. Она в нем нуждалась.       — Блядь, Леви, чего бы я тебе действительно не простила, — прорычала Микаса, прикасаясь к его губам, — это если бы ты сдох, так и не дождавшись меня!       Она должна была убедиться, что ничего ещё не потеряно и события последних дней не выжгли из неё все то, что чувствовала она прежде, когда целовала его в прошлом. В противном случае этот поцелуй мог оказаться для неё прощальным и, окончательно к нему перегорев, она должна будет с этим человеком расстаться. Похоже, Леви понял её намек и слегка подавшись вперед, ответил на её поцелуй непривычно нежно, словно пытаясь узнать её заново. Его губы оказались горячими. Это было что-то свое и родное… Еще секунда — и Микасу конкретно накрыло. Только теперь она чувствовала не страсть, а тепло. Некое подобие покоя, которого ей не хватало, и она его получила, оказавшись в объятиях Аккермана.       Разорвав поцелуй, Микаса с трудом пришла в себя, пытаясь справиться с собственными эмоциями. Леви тяжело дышал, а его потемневший взгляд скользил по её лицу, словно он и вправду намеревался оценить степень её искренности. По телу Микасы пробежала теплая волна. Ещё одно мгновение и лед, что еще оставался между ними, окончательно разбился вдребезги.       — Привет, я скучала, — проронила Микаса, привлекая его снова к себе и откидывая с его лба челку. Рвано выдохнув, Леви с такой силой обнял её за талию, что, казалось ещё немного, и её ребра могли хрустнуть, а она уже начала забывать о его привычке выражать свою любовь к ней именно такими способами.       — Какого черта, Микаса, — глухо пробормотал он, утыкаясь лицом ей в шею. — Где тебя носило? Я задолбался ждать.       — Прости, — пробормотала Микаса ему в висок, и практически тут же отыскав её губы, Леви поцеловал её жадно и грубо, обжигая бешеной энергией секса.