Мы все преодолеем

      Выходное утро. Кто-то еще нежится в теплой постельке, словно отсыпается за всю неделю. Кто-то уже проснулся, чтобы выполнить все отложенные на свободный день дела. Примером второго служила Галина Васильевна. Женщина, как и обычно, встала ни свет ни заря, чтобы разобрать запланированную кладку, в которую она складывала все пока ненужные вещи. Женщина периодически проводила в ней ревизию, чтобы убедиться, что лишние вещи не попали на хранение.       Открыв дверь, она поставила руки на пояс и, посмотрев на огромное количество коробок, вздохнула, после чего с упором принялась за работу. Да, Володя бы сейчас ей точно не помешал был. Но этот паршивец, как женщина его сейчас называла, как и всегда, отпросился в самый «нужный» момент.       — Ничего, я еще придумаю, как ты отработаешь все свои отгулы, — пробормотала Смирнова, — я в следующую субботу тебе такие выходные устрою. — Мда, помощник мне бы мне бы сейчас не помешал.       Не успела Галина проговорить последнюю фразу, в дверном проеме появилась Елена.       — Доброе утро, Галина Васильевна! — женщина приветливо улыбнулась, поправляя белоснежную шаль.       — Доброе, Елена Сергеевна, — в отличие от завуча Галина не была так приветлива и улыбчива.       — Решили в выходные ревизию устроить?       — Как видите.       Галина потянулась за коробкой на верхней полке, совершенно не заметив, что на ней стоит вторая меньшего размера.       — Позвольте, я Вам помогу.       «Ну наконец-то, хоть один человек соизволил помочь бедной женщине», — подумала завхоз, она, явно, ожидала подобное предложение, но даже если бы Елена промолчала, Смирнова не стала бы скромничать — она бы уверенно «попросила бы».       — Буду вам только признательна, Елена Сергеевна.       Полякову совершенно не смущала некая язвинка в интонации разговора завхоза. Нет, она давно привыкла к такой ее манере. Признаться, поначалу Лену обижал такой ее настрой, ей даже казалось, что женщина недолюбливает ее, но позже привыкнув и поняв, что это обычная манера ее общения, перестала обращать на это всякое внимание.       Крылова подошла к Смирновой и протянула руки, чтобы принять коробку, которую Галина собиралась снять, но как только коробка скользнула с края полки, тут же упала, а ее содержимое рассыпалось по полу.       — Мда, — недовольно протянула Галина и, присев на корточки, принялась собирать вещи.       Елена же ничего не сказала, лишь слегка вздохнула и присела рядом с женщиной. Первой вещью, которую Полякова взяла в руки, оказался альбом для фотографий, на обложке которого было написано «Детский дом № 8. 1979 год». Женщина коснулась местами потертой надписи — на ее лице тут мелькнула легкая улыбка. От старого, пожелтевшего альбома исходила положительная энергия, которая окунула ее на мгновение в минувшее детское счастье. Лена словно вновь стала той маленькой девочкой, живущей с любимым папой в этой усадьбе, а все ребята из этого альбом обратились в тех малышей и подростков.       — Так вот ты куда пропала.       Голос мужа решил ее иллюзий, вернул в свое время.       — Виктор Николаевич, — строго обратилась к нему завхоз и бросила мужчине грозный взгляд, — не хотите ли вы нам помочь?       — С удовольствием, — Поляков слегка засмеялся.       Сколько лет уже Смирнова работает у него, но мужчину до сих пор забавляет командный настрой по отношению к директору.       — Виктор, — Елена подняла на мужа сидящие счастьем глаза, — смотри, что тут, — она произнесла эти слова с неким восторгом, желая поделиться с мужем теми воспоминаниями из детства.       Поднявшись, женщина протянула Виктору фотоальбом.       — Что это?       — Альбом воспитанников детского дома, — Елена перелистнула несколько страниц, — знаешь, а я ведь их помню. Это мальчик сидел со мной за одной партой, а вот с этой девочкой я постоянно ссорилась.       Чтобы понять, какие чувства испытывала сейчас Елена, надо пережить их. Вот представьте, что вы нашли то, о чем давно забили и не вспоминали, словно не было этого в вашей жизни. Но вдруг находите вещь, связанную с местом или моментом. Сколько ярких эмоций захватят Ваш разум, невозможно посчитать. Вы почувствуете, что эта самая вещь неотъемлемая Ваша часть. Часть Вас прежнего. Часть Вашей души.       — Да, со Светой вы никогда не ладили, — сказала Смирнова.       Да, она помнила все, что было связано с детским домой. Помнила каждого ребенка, словно они ее родные. Да и как можно забыть тех, кем жила, кому заплатила косы по утрам, завязывала бабочки на праздники, рассказывала сказки на ночь, намазывала коленки зеленкой, о ком заботилась во время болезни.       — Интересно было бы сейчас на нее посмотреть.       Ослепленная воспоминаниями Елена даже не заметила, как выражение лица Виктора сменилось на угрюмое, плечи напряглись, а сам мужчина перевел тревожный взгляд на Смирному. Женщина же с сочувствием посмотрела на Полякова.       Ее поддержку он ощущал чувствовал во всем: во взгляде, улыбке, заботе. Ей даже не нужно было слов, чтобы показать Виктору, что она рядом, и он может рассчитывать на ее плечо.       Да, порой она бывает излишне строга даже к Виктору, любой бы незнакомый человек мог бы посчитать, что Смирнова не любит никого. Но это лишь маска, ведь ее истинная любовь и забота открывается не для многих.       — А я этого мальчика помню, — восторженно произнесла Лена.       Поляков перевел взгляд на фотоальбом и в тот же миг почувствовал, как его тело охватил жар, разум шатнулся.       — Игорь Исаев, — продолжила женщина.       Ее счастье было видно за километр. Только вот Виктор чувствовал, как зарождается страх. Страх перед какой-то фотографией. Но ведь именно она напоминает ему о прошлой жизни. Вроде бы и счастливой, к сожалению, с печальным концом. Сожаление о том, что прежним он не будет никогда, вновь вскрыла раны вины, боли, горечи, желания вернуть то время и все исправить.       — Виктор, — Полякова посмотрела на мужа, а тот в этот же миг улыбнулся, сжав кулаки. — Между прочим, этот Игорь — моя первая любовь.       В ее голосе чувствовалась усмешка, щеки ее покрылись легким румянцем, как в детстве при виде этого мальчика.       — Правда? — усмехнулся мужчина.       — Да. Я даже тогда специально старалась подружиться с его сестрой, чтобы с ним чаще видеться.       От воспоминаний о глупой и искренней любви к детдомовскому мальчишке в ее глазах вновь сияла та детская искренность.       — Ты никогда мне об этом не рассказывала, — Виктор перевел на жену ласкающий взгляд и улыбнулся.       — Да я и забыла. Как же звали его сестру?       Пока Елена отвлеклась на фотографию, Поликов прикрыл глаза и, задержав дыхание, сжал кулаки. Но стоило ей повернуться, как на лице вновь заиграла наигранная улыбка, скрывающая боль       — Ира. Ее звали Ирой.       Галина посмотрела в глаза Виктора, которые вроде бы светились от счастья и искренних чувств жены, но в тоже время они выдавали всю душевную боль.       — А это моя мама, — с печалью в голосе произнесла Полякова и погладила изображение светловолосой женщины, крепко обнимающий маленькую девочку, в которой Лена узнала себя. — Как же она молодая и красивая. Так и осталась такой навсегда. Галина Васильевна, а вы помните мою маму? Елена перевела на завхоза взгляд, передающий доверие и надежду на то, что она хоть что-нибудь расскажет ей о матери, от которой у нее остались лишь фотографии и смутный образ в памяти.       — Помню, — быстро проговорила она.       — Я ведь на нее похожа, правда?       — Не особо, Характеры у вас определенно разные.       — Просто характер мне от папы достался, — Полякова закрыла альбом и искренне, можно даже сказать, по-детски улыбнулась.       — Да нет, тоже нет.       — А какими они были?       Смирнова отвернулась, делая вид, что ищет нужную вещь в коробке, сам же женщина набрала побольше воздуха и медленно выдохнула. Да, разговоры о родителях Елены болезненно напоминали ей о прошлом. «Зачем только она завела этот разговор», — подумала Галина. Обвиняя сейчас женщину лишь из-за этого разговора, завхоз понимала, что вины тут ее нет. Да, она с ностальгией вспоминала заботу матери, доброту отца, но ведь истина ей неизвестна. Именно поэтому Смирнова редко обвиняла в чем-либо Елену. Конечно, поначалу она думала, что Полякова точно такая же, как ее родители, но со временем безумная любовь к Виктору, забота о нем и поддержка со стороны Елены заставили поменять решение. Она уважала ее не только как хорошего завуча, но и как жену Виктора, считая, что лучшей спутницы жизни ему не найти.       Неожиданный звонок стал для женщины настоящим спасением. Она облегченно вздохнула — теперь у нее появилась возможность уйти от разговора. Достав мобильник, Галина отошла в сторону.       — Слушаю. Да, это я.       Пока Смирнова была занята собеседником, Полякова продолжила просмотр фотоальбома.       — Нет, этого не может быть, — крикнула завхоз.       Из рук выпал телефон — женщине стало трудно дышать, голова закружилась. Схватившись за сердце, женщина едва успела опереться на бок шкафа.       — Галина Васильевна, что с вами?       Виктор моментально подхватил женщину.       — Моя дочь, Танечка, она погибла… ***       Подъехал к зданию заброшенного завода, Сергей заглушил двигатель, но выходить не спешил. Мужчина спустил окно и, облокотившись на проем, сосредоточил взгляд за заброшенном здании, нервно отбивая ритм пальцами по рулю.       — Он должен быть здесь, — сказал Володя.       Соколов огляделся вокруг — поблизости не было ни единой души.       — Скорее всего, у него встреча назначена внутри здания, — предположил Игнат.       — Думаешь? — тяжелый вздох — выдох, Соколов прикрыл глаза и почувствовал, что сердцебиение ускорилось.       Предстоящая встреча с Твардовским не внушала оптимизма, более того, с каждой новой секундой паника только набирала обороты. У них было мало времени на подготовку, все их дальнейшие действия, можно сказать, не спланированы, а информацию сложно назвать стопроцентно достоверной. В прошлый раз они около двух месяцев разрабатывали план по задержанию, прослеживали практически каждый его шаг, насколько это было возможно, собрали на него достаточный компромат, чтобы упрятать его за решетку. Конечно, они могли бы сразу подключить следственные органы, предъявить ему официальное объяснение. Только вот в таком случае оборвалась бы еще одна нить, ведущая к их главному врагу, ведь право хранить молчание еще никто не отменил. Они рассчитывали найти компромисс. Однако, даже хорошо спланированная операция в конечном итоге дала сбой.       Тогда никто не ожидал появления стрелка, а забытые странным образом бронежилеты будут весной памятью о самой жестокой ошибки. Никто не понимал, даже предположить не мог, как защиты не оказалось в багажнике, ведь Сергей уверял и до сих пор продолжает уверять, что проверил наличие всей комплектации несколько раз, а начальник склада, служащий у Князя и занимающийся обеспечением средствами защиты от различных поражающих факторов, оружием и боеприпасов, клялся и божился, что еще утром все положил в багажник. Однако, как бы то не было, именно бронежилетов не оказалось.       Князев еще долго выяснял причину, досталось, конечно, тогда агентам, а бедного начальника склада он хотел вначале наказать, даже подозревал в предательстве, но позже помиловать, списал эту жестокую ошибку на возраст, ведь бедолага разменял уже восьмой десяток. До этого момента у него не было таких жестоких ошибок. Начальник склада бывший военный, привыкший все контролировать и проверять по несколько раз, а его властных характер служил отличным помощником в работе.       После этого случая начальник склада стал более бдительным, а таинственная пропажа бронежилетов никак не давала покоя. Он был уверен, что положил их утром в багажник. Понимая, что не мог забыть одну из важнейших составляющих операции, мужчина решил самостоятельно во всем разобраться, только вот так и не удалось выяснить причину, а наружные камеры видеонаблюдения, как назло, в тот самый день были отключены из-за замены всей системы. Но даже несмотря на отсутствие каких-либо улик, мужчина не намерен отступаться. Он пообещал сам себе, что осторожно, но выяснит истинную причину.       — Внутри у него меньше шансов засветиться, — Игнат посмотрел на наручные часы и на выдохе произнес, — по нашим данным, через двадцать минут у него встреча.       — Тогда пора выдвигаться, мы не можем его упустить снова, — Владимир достал пистолет, со всей силой сжав рукоятку.       — Мы сделаем все возможное.       — Я и не сомневаюсь, — улыбка боли и неуверенности мелькнула на лице Соколова.       — Ты считаешь, что мы снова провалимся? — Игнат коснулся плеча друга и вопросительно посмотрел на него.       — Мы сделаем все возможное, — повторил Володя слова друга и улыбнулся уже более оптимистично.       — Конечно, я всегда так считал. Правда, Серег? — Игнат перевел взгляд на Лаврова, который так и продолжал молча разглядывать снежинки за окном и не принимал участие в разговоре.       — Не знаю, — тяжело вздохнув, мужчина напряг плечи.       Сергей не был рад внезапному задержанию Твардовского и по этому поводу он привел достаточно аргументов и возможных исходов. Самой главной причиной была неподготовленность. Но его опять никто не послушал, даже согласившись со всем сказанным, они все равно поступили по-своему. И этот очередной толчок по его самолюбию заставлял чувствовать мужчину чужим в этой команде и порождал раздражение к друзьям.       — Сереж, — спокойным тоном начал Игнат, — Мы понимаем, что это дело очень рискованно и шансы задержать этого урода практически равны нулю. Но у нас такой шанс еще не скоро появится. Мы должны это сделать в первую очередь ради Степы. Его убийцы должен быть наказан.       При упоминании погибшего друга Володя со всей силой сжал кулаки. Прошло уже больше полугода, боль немного утихла, но перед встречей с Твардовским она словно набрала первоначальные обороты. Он не мог пообещать себе, что при виде этого урода не свернет ему шею.       — Степа был нашим лучшим другом, и это наш долг.       В отличие от Володи и Игната, Лавров не испытывал безумного желания отомстить Твардовскому. Наверное, поэтому все доводы о великой дружбе казались ему просто неумением отпустить прошлое и идти дальше. Возможное, с какой-то стороны он прав и если уж и возникла такая необходимость в задержании Твардовского, то Князю стоило бы послать другую команду, которая бы не поддавалась эмоциям из-за смерти лучшего друга, а действовала бы разумом. Сергей не считал, что его друзья смогут во время задержания относиться к Твардовскому не как у убийце друга, а как к потенциальному противнику. Но, видимо, у Князя было иное мнение на этот счет.       — Мы должны сделать это еще и ради Веры, — прикрикнул Володя, которого уже начинало раздражать поведение Сергей: его пессимизм, попытки отговорить от операции.       — Согласен, из-за этого урода разрушилась ее жизнь.       Вера. Стоило ему только услышать ее имя, как сердце замерло, заставив ощутить тяжесть в грудной клетке. Сергей невольно прикрыл глаза и в сознании слова понесся образ Веры. Он не видел ее уже больше полугода, да, и разговаривали по телефону они всего несколько раз, но тоска от разлуки только усиливала его чувства и желание хотя просто взглянуть в ее глаза.       «Возможно, если мы попытаемся поймать Твардовского, Вера заинтересуются нашей работой, а возможно, сама позвонит, —промолвил Сергей и, тяжело вздохнув, снова перевел взгляд на набирающую обороты метель, — какой же я трус. Даже боюсь сам позвонить любимой девушке».       Желание задержать Твардовского возникло не только ради возможного разговора с Назаровой. Больше всего Сергей хотел подняться в ее глазах, а случай с Твардовским как раз подходящий вариант. И только сейчас он пожалел, что приводил множество аргументов, чтобы не идти на задержание. Как же он мог забыть о Вере. Попытка задержания —отличный шанс обратить на себя лишний раз внимание. Только вот самого задержания он хотел меньше всего…       — Ты прав. Мы должны отомстить на смерть Степы. Я тоже не могу простить Твардовскому его смерть.       Как же сложно врать самому себе. На душе остается неприятный осадок, который болезненно напоминает о себе, когда вновь пытаешься скрыть что-то очень важное. Сердце каменеет, руки холодеют, оставляя холодный пол, когда кажется, что кто-то узнал правду, но поняв, что это всего лишь очередная паранойя, начинаешь задумываться о своем психическом состоянии. Муки совести — коварны, загрызут однажды даже самую черствую душу.       Уложив спать малышей, Анна решила немного расслабиться за чашкой горячего чая с овсяными печеньями. Пройдя на кухню, девушка огляделась вокруг и удивленно подняла брови. Обычно после обеда темп работы на кухне падает, но большая часть сотрудников все равно продолжала находиться на своих рабочих местах, а сейчас одна повариха — Надежда домывает посуду. И судя по тому, что на плите варятся яйца и кипятится молоко, она еще и успевает готовить полдник.       — Добрый день, Анна Михайловна, — устало вздохнув, женщина подошла к плите и, взяв ложку, принялась снимать пенку молока.       — И куда все подевались?       Ольшанская подошла к барной стойке, достала кружку и, заполнив ее чаем, разбавила его холодным молоком. Девушка добавила в напиток несколько ложечек сахара и присела за стол.       — Да вот, — Надежда пожала плечами и вернулась к посуде, — Галину Васильевну сегодня на скорой забрали, вот все и расслабились, только Маша полы в классах моет. Володя еще вчера уехал.       Анна с сочувствием посмотрела, как усталая женщина еле-еле на ногах держится, и, отодвинув чай, подошла к сотруднице.       — Надежда, отдохните, — положила руку на ее плечо и тепло улыбнулась, — а я за вас посуду домою.       — Нет, нет, что вы? Анна Михайловна, у вас своя работа.       — Надежда, у малышей тихий час, так что я пока свободна.       — Нет, голубушка, что вы, отдыхайте, сейчас детки проснуться, забот не оберетесь.       — Ну какие же это заботы, — Аня слегка засмеялась, — После тихого часа мне нужно их на полдник собрать, а потом погулять. Но сегодня из-за непогоды придется занять их в классе. Так что не переживайте, я так уж сильно и устала. А вы, если сейчас не отдохнете, упадете от усталости.       Повариха глубоко вдохнула и посмотрела на Анну. Кончики ее губ слегка приподнялись, а ее глаза отражали благодарность. Наверное, если бы у нее было больше сил, то и искренняя улыбка была шире. Признаться, женщина чувствовала неловкость перед Ольшанской, в другой бы ситуации она бы и не согласилась переложить свою работу на другого сотрудника, но усталость взяла вверх. Завтрак для детишек она и так готовила одна, лишь на обед Сургут — повар, соизволил помочь бедняге. Конечно, сейчас она должна будет закончить с полдником, а потом приступить к ужину, но посуда, чистку которой Анна взяла на себя, больше не будет мешаться и сидеть камнем в душе.       — Спасибо, милая.       Едва успела Анна приступить к работе, как на кухне появился Каверин.       — Добрый день! Анна Михайловна.       Мужчина быстро сократил расстояние от двери до Анны и, присев на край стола, усмехнулся.       — Что-то не так, Димитрий Валерьевич? — девушка слегка склонила голову и перевела на мужчину вопросительный взгляд.       — Да нет, — и снова эта ехидная усмешка, — просто вы даже с посудой вы восхитительны.       — Вы мне льстите.       — Нет, ни капельки. Я, можно сказать, еще не до конца описал всю вашу красоту.       Он говорил красиво, возвышенно, только вот его слова не заставляли Аню навесить уши и с открытым ртом слушать весь его бред. Они напрягали девушку, можно сказать, даже раздражали.       — Пожалуйста, избавьте меня от ваших комплиментов и соизвольте слезть со стола, люди все-таки тут обедают.       — А к ваш на хромой лошади не подъедешь, — Дмитрий подошел к колонне, держащей барную стойку, и облокотившись на нее локтем, перевел на девушку улыбчивый взгляд, но она лишь усмехнулась и ответила:       — Козе, — Анна недовольно закатила глаза и отвернулась, надеясь, что этот тип поймет ее нежелание общаться.       — К такой девушке только на белом коне и в рыцарских доспехах.       Неприязнь к Дмитрию Валерьевичу росла в геометрической прогрессии, а способствовали этому его манера, приторные комплименты, навязчивость. Сколько он будет еще находиться рядом с ней, девушка не понимала, но искренне молила, чтобы он поскорее избавил ее от своего общества.       — Я понимаю, что официально Галина Васильева мне никто и что вы сообщаете такую информацию только родственникам, но я ее директор и очень хороший друг. Кроме меня у нее больше нет близких родственников.       Вошедший на кухню директор быстрыми шагами пошел к столу и присев на стул, продолжил уговаривать сотрудников полиции предоставить хоть какую-то информацию об аварии.       Следом за Виктором зашли Елена и Павел. Женщина сразу же подошла к мужу и положив руки на его плечи, слегка погладила, а Лобанов направился к Анне и, осмотрев Каверина, сосредоточил на нем вопросительный и ревнивый взгляд. Каверин лишь усмехнулся и вышел из кухни. Цель его достигнута — ревность у Павла вызвана. Собственно, если учесть натуру Павла, сделать это не составило огромных усилий.       — Девушка, Смирнова сейчас лежит в больнице, в сознание она еще не приходила. Я прошу вас войти в наше положение, — Виктор резко встал и подошел к окну, Елена же с сочувствием посмотрела на мужа и присела на стул.       — Ну, и что он от тебя хотел? — с некой обидой спросил Лобанов.       — Ничего, — Анна пожала плечами и продолжила мытье посуды, но такое ответ и поведения лишь усилили порыв ревности физрука. — Что-то он часто стал вокруг тебя вертеться, — он нервно усмехнулся и скрестил руки на груди.       — Паш, — мягко, с улыбкой произнесла Анна и коснулась руки любимого, — сейчас не время выяснять отношения. Давай вечером поговорим.       — Вы уверены? — Виктор подошел в столу и хотел уже налить себе стакан воды, но жена перехватила графин и, наполнив стакан водой, протянула его Виктору. — Спасибо за информацию. Держите, пожалуйста, меня в курсе.       Поляков отклонил звонок и сделал глоток воды.       — Что они сказали? — поинтересовалась Елена.       — К сожалению, дочь Галины Васильевны и зять погибли, а вот дети живы. Мальчик отделался царапинами, а девочка сейчас в больнице. Пока это все, что мне удалось узнать.       — А в какой они больнице.       — Мне этого не сказала. Сейчас главное, чтобы Галина Васильевна пришла в себя.