***
— Нет! Рон! — ужас сжал сердце ледяными пальцами. — Рон! — Эй, Гарри! Гарри! — кто-то потряс его за плечи. — Гарри, проснись! — Рон! — глаза распахнулись сами собой, и Поттер резко сел в кровати, едва не столкнувшись лбом с перепуганным другом. — Это ты? — он вцепился мертвой хваткой в рукав полосатой пижамы, бешено вглядываясь в заспанное веснушчатое лицо. — Живой… — Эй, эй, все нормально, слышишь? Опять кошмар? — на лице Рона искреннее беспокойство. Гарри медленно выдыхает, оглядывая залитую солнцем спальню гриффиндорской башни. Все нормально. Рон здесь, живой и здоровый, никакой войны нет, в открытое окно задувает легкий осенний ветер… Все хорошо. — Мне приснилось, что ты… — начал было Гарри, но затем, взглянув в растерянное лицо друга, замолчал. — Да неважно. Незачем Рону знать о том ужасе, что он видел. Да такое и нельзя объяснить словами. — Дружище, ты меня пугаешь, — Рон хмуро почесал затылок. — Ты уверен, что не хочешь рассказать о своих видениях Дамблдору? Или родителям? Это же явно не нормально… Поттер глубоко вздохнул и провел руками по лицу, словно снимая липкую паутину дурного сна. Да, определенно, нормальными его периодические глюки назвать было нельзя. Все началось еще в июне после сдачи С.О.В. Ему стало плохо почти сразу после окончания экзаменов, то ли от нервного перенапряжения, то ли от усталости после бессонных ночей, и он потерял сознание в коридоре. Очнулся уже в больничном крыле, где над ним хлопотала мадам Помфри, ворчавшая что-то про издевательства над детьми и дурацкие тесты, которые, будь ее воля, она вообще упразднила бы. Поттер тогда, не выдержав, рассмеялся, обнаружив свое пробуждение, и тут же получил под нос склянку с какой-то вонючей субстанцией, оказавшейся укрепляющим зельем, но стоило ему сделать глоток… Он в первую минуту сам не понял, что произошло. Это было словно дежавю, в памяти сама собой вдруг возникла отчетливая картинка — вот он точно так же полулежит на кровати, ощущая на языке мерзкий вкус настойки, только вместо светлого больничного крыла вокруг незнакомая серая комната с ободранными обоями, а вместо мадам Помфри возле него стоит бледная Гермиона с рассеченной бровью, из которой по щеке стекает кровь. Спонтанно возникшее видение было таким реалистичным, что Гарри принял бы его за воспоминание, не будь он точно уверен, что ничего подобного с ним никогда не было и быть не могло. А потом в больничное крыло прибежали довольные друзья, только что получившие результаты экзаменов, и Поттер выкинул из головы странный глюк. Но затем стало происходить нечто совсем непонятное. С каждым днем где-то глубоко внутри крепло странное ощущение, что он живет какой-то неправильной жизнью. Что мир вокруг слишком яркий и радостный, что друзья слишком беззаботные и веселые, что небо над головой слишком синее… Все было как-то с перебором. Как на экране телевизора с повышенной насыщенностью цветов. В первый раз поймав себя на подобном сравнении Поттер всерьез напрягся — откуда он, выросший в магическом мире, знает, как работает маггловская техника, если он телевизор видел лишь однажды, в Норе, да и тот был сломан? И почему собственные родители, расспрашивающие его об успехах в учебе, кажутся какими-то… чужими? Почему на месте родного дома в Годриковой Лощине временами мерещатся руины с мемориальной табличкой на воротах? Но еще больше сбивали с толку участившиеся видения из какой-то совершенно другой реальности, постепенно переросшие в полноценные сны. А точнее, кошмары. Они были наполнены болью и кровью, постоянным страхом за друзей и изматывающей борьбой за жизнь. Но самым неприятным было то, что все эти сны были связаны между собой. Как будто все они были кусочками одной мозаики, собрать которую ему никак не удавалось. И Гарри был совершенно не уверен, что хочет ее собирать. Он даже не знал, как рассказать о том, что с ним происходит. Пока о его видениях знали лишь Рон и Гермиона, с которыми он провел последнюю неделю августа в Норе, но теперь, когда начался учебный год, и Гарри вернулся в Хогвартс, скрывать эти странные приступы становилось все сложнее, а ощущение, что с миром вокруг что-то не так, становилось все отчетливее. И как объяснишь такое профессору Дамблдору или тем более родителям? Как сказать маме, что во сне он видел себя сиротой, выросшим на улице? Или о том, что он помнит, как выглядела их с отцом могила? Как рассказать директору, что ему снились почерневшие руины Хогвартса, на который сбросили бомбу, а самого Дамблдора помнит погибшим от рук людей в черных плащах и масках? Это же полная чушь. Бред воспаленного сознания. Ведь вот они, живые и здоровые, Хогвартс процветает, а небо над головой мирное и безоблачное… — Пойдем-ка завтракать, — голос Рона — нормальный, а не сиплый из-за поврежденных связок, как во сне — отвлек Поттера от мрачных мыслей. — А то первой парой зельеварение, и если мы опоздаем, знаешь, что Снейп с нами сделает? — Угу, — хмуро буркнул Поттер, сползая с кровати. — Головы открутит и скажет, что так и было.***
В Большом зале было по обыкновению шумно и многолюдно. Звенели приборы, теряясь в гуле голосов, шелестели страницами учебники, шуршали свитки с расписаниями… Все было знакомым и привычным, таким родным… и в то же время категорически неправильным. Не должно так быть. — Ешь, — под носом у Гарри появилась тарелка с дымящейся кашей, решительно пододвинутая Гермионой. — И не вздумай опять отказаться, и так на скелет похож! — Ну ты прямо как моя мама, — закатил глаза Рон, уплетавший завтрак за обе щеки. — А ты прямо как мой кот, — парировала Гермиона, — Глотик тоже чавкает, когда ест! Гарри, немедленно возьми ложку! Взял? Хорошо, теперь ешь! — Я не голоден, — буркнул Поттер, равнодушно размазывая овсянку по тарелке. — Тебе что, опять что-то приснилось, да? — Гермиона понизила голос, наклонившись к нему. — Снова кошмар? — Ага, — тут же радостно сдал его Рон, — кричал так, как будто его режут. Хотя, скорее меня, если верить его воплям. Хорошо, что Дин и Симус уже свалили к тому времени. — Гарри, мне все это не нравится, — нахмурилась Гермиона. — Ты думаешь, мне нравится? — Поттер раздраженно оттолкнул тарелку. — Всю жизнь мечтал, чтобы меня постоянно глючило какой-то анти-реальностью, где все, кого я знаю, или мертвы, или ранены, или еще что похуже… — Может, тебя кто-то проклял? — задумчиво предположила Гермиона, вздрогнув от его слов. — Или ты видишь будущее? — Нет, это не может быть будущим, — Гарри взял кубок с тыквенным соком, чтобы чем-то занять руки, и уставился на собственное искаженное отражение в гладком металле. — Я помню, что там я рос без родителей. И никогда не учился в Хогвартсе… — он внезапно замер, вглядываясь в собственное отражение, а затем выронил кубок и схватился за лоб. — Что? Что такое? — вскинулась Гермиона. — У меня ничего нет на лбу? — пальцы судорожно скользили по коже, словно ища что-то. — Ничего? Рон, не донеся до рта вилку с ломтиком огурца, недоуменно уставился на него, а затем переглянулся с Гермионой. — Да нет у тебя там ничего… а что, должно быть? Поттер снова схватил кубок, впившись взглядом в собственное побледневшее отражение, а затем длинно выдохнул и прикрыл глаза. Он мог поклясться, что только что отчетливо видел проступивший на лбу тонкий шрам в виде молнии, исчезнувший, стоило ему посмотреть на себя второй раз. — Гарри, я настаиваю, чтобы ты… — начала было Гермиона, но в этот момент еда исчезла со столов, оповестив об окончании завтрака. — Ой, мы опоздаем на урок! Бежим! Бежим… У Гарри закружилась голова. В памяти яркой вспышкой полыхнул огонь. — Бежим! — Гермиона, одетая в джинсы, высокие сапоги и кожаную куртку, с собранными высокий хвост волосами и длинной кровоточащей царапиной на скуле, хватает за руку бледную и едва держащуюся на ногах Луну Лавгуд. — Гарри, прикрой нас! — До антиаппарационного барьера двадцать метров по пустырю! — шипит где-то рядом Рон. — Вы не успеете! Надо переждать! — Луне нужна помощь! — глаза Гермионы лихорадочно сверкают. — Мы должны добраться до госпиталя! — Сколько их там? — Рон оборачивается к Гарри. — Около десятка, — шепчет Поттер, прижимаясь спиной к стене, стараясь не обращать внимания на боль в обожженном плече, — плюс-минус… — Мы прорвемся, — Гермиона сжимает в руке палочку. — Нам нужно три минуты! Гарри! — Гарри! — прямо перед глазами не на шутку встревоженное лицо подруги. Каштановые волосы снова растрепаны, на щеке ни следа от пореза. — Ты чего застыл? Поттер тряхнул головой, прогоняя отголоски страшного видения, и не сказав ни слова, повесил на плечо сумку. — Ничего. Идем.***
Урок зельеварения шел своим чередом. Поттер сидел за последней партой, вяло царапая пером пергамент и чувствуя, как извечная сырость, царящая в подземельях, заползает под рубашку, вызывая невольную дрожь. Рядом что-то сосредоточенно строчила Гермиона, сразу за ней Рон отчаянно пытался не спать, у доски профессор Снейп тихо объяснял новую тему, кажется, что-то о зелье сговорчивости… Гарри рассеянно записывал за ним, почти не осознавая, что пишет. Его охватила какая-то непонятная прострация, будто он смотрел на себя со стороны, не контролируя реальность. — Поттер! — низкий голос профессора раздался вдруг прямо над ухом, и Гарри, вздрогнув, резко поднял голову, наткнувшись на пронзительный взгляд черных глаз. — Что вы пишете? — Я… — Гарри растерянно опустил взгляд на пергамент, но строчки отчего-то расплывались перед глазами. — Я не… — Вы должны быть внимательнее, — резко сказал Снейп, выдергивая у него из-под руки свиток, и, скомкав его, отшвырнул куда-то, а затем наклонился так, что его лицо оказалось совсем рядом с лицом Гарри. — Внимательнее, Поттер, вы слышите меня? — Да, сэр, — вконец растерявшись, пробормотал он, не сводя взгляда с бледного лица профессора. А в следующий миг Снейп выпрямился и быстрым шагом вернулся к доске. — Что это было? — Гарри недоуменно повернулся к Гермионе. — Что? — Снейп. Чего он хотел-то? — А ты как будто не знаешь, — округлил глаза Рон. — Ему только повод дай придраться! Хорошо хоть баллы не снял… — Хватит болтать, лучше записывайте рецепт! — сердито осадила их Гермиона. Рон со вздохом заскрипел пером, а Гарри уставился в спину профессора, палочкой стремительно выводившего на доске список ингредиентов. Что он имел в виду, когда говорил о внимательности? Почему-то Поттера не отпускало чувство, что речь шла не о теме урока. Или у него уже паранойя развивается?