Schoolcrack

Интересно, а можно ли простудиться во сне? Уже столько раз я просыпалась после очередной драки то с одноклассниками, то с какими-нибудь монстрами вся в царапинах и синяках, что впору поверить, будто сны реально могут покалечить. Отец всякий раз говорил, что это я или случайно стукнулась о стену возле кровати, или поцарапалась пером из подушки. Или вообще что всё проделки кота: творит, мол, всякое, пока я сплю. И я, конечно, этому верю. Но в могущество снов тоже хотелось бы верить. Вот на случай, если сон имеет силу в этот раз, я и хватаю со стола пульт. Направляю его вверх в темноту, откуда в поясницу веет морозом, и нажимаю на кнопку. Раздаётся громкий писк, и моя пытка заканчивается. – Эй! Ты чего себе позволяешь? – хмурит брови Роза, сидящая напротив. – Сейчас не твой ход! – Так я же не надеваю ничего, – отвечаю, и Тренер, что тоже сидит напротив, но ближе, почти рядом – стол круглый – энергично кивает. – Это – можно, – подхватывает она мою мысль – как настоящий напарник. – Я тоже замерзаю уже. Ещё бы ей не мёрзнуть. Ведь это с её подачи наша незатейливая игра в карты на правду или действие превратилась в игру на раздевание. Я ведь больше всего хотела услышать от Розы правду, а та всё время выбирала действие. Тренер не знала, конечно, что я хотела бы спросить, зато точно знала, какое действие раз за разом вгоняет Розу в неописуемое смущение – если бы та умела краснеть, то наверняка бы сейчас с головы до пят горела со стыда. Я быстро поняла фишку и тоже велела Розе раздеваться, когда она выбирала действие – почти всегда, когда проигрывала мне. А сама она что же: не придумала ничего лучше, чем отплатить нам той же монетой за своё унижение. Ей-то хорошо: хоть она и играет слабовато, но одежды на ней был целый набор – как всегда, чего и стоило ждать от готической принцессы. Чепчик отдельно, вуаль с него отдельно, верх от платья, низ от платья, второй, третий, четвёртый низ от платья, корсет... Да и на правду мы её чаще подбивали. Но даже оставшись в лёгкой почти прозрачной тунике, что она носила под всеми платьями, Роза уже начинала нервничать и охотнее выбирала правду. Такой стеснительной оказалась – дальше, видать, не позволит себя раздеть. Я тоже осталась верна себе и как всегда схитрила: одежду с себя снимала начиная с той, что обычно в расход идёт последней. Было сложно, каждый раз – будто смертельный номер, но я справлялась. Так и получилось, что сейчас на мне всего то ли две, то ли три вещи, зато одна из них – рубашка, закрывающая всё самое интересное – если не вообще всё. Ногам вот только холодно. Тренер же до такой хитрости не дошла – и сейчас сидит почти совсем раздетой. Я даже уже не помню, в чём она изначально была, но точно не в каком-то из своих любимых цельных платьев, от которого избавиться – лишь раз проиграть. А проигрывала она тоже немало. Теперь её спасают только волосы, спадающие чуть ли не до талии. Ну и картами иногда закрывается – чисто для приличия, но глаза-то не обманут: по ним вполне понятно, что нет ей особого дела ни до каких приличий, да и смущаться нечему. А вот смущать меня Тренер явно не хочет: потому и подсела поближе сбоку, а не спереди, чтоб я косыми взглядами не выловила из красноватой темноты, что окружает стол и наш уютный диванчик, ни кусочка её изящного тела. Роза, конечно, тоже хороша: никогда ещё слова "точёная фигура" мне не казались настолько идеально подходящими. А сквозь чёрную сетчатую ткань прекрасно видно, что если её и выточил некий гениальный мастер по дереву – сделал он это кропотливо и ювелирно, не гнушаясь никакими анатомическими подробностями. А что мне ещё думать? Ведь, может, Розе и легко скрывать от моего взгляда то, что кое-как видно сквозь тунику, а вот огромные дуговые полоски, выдающие шарнирные суставы на плечах и локтях, никак не спрячешь. Не зря я про себя и раньше звала её куколкой – она и вправду такою оказалась. Вот только – пусть глаза её всё ещё светились огненными точками, а тёмная пыльная дымка вокруг всё так же навевала ощущение чего-то потустороннего – именно здесь и сейчас Роза выглядела в тысячи раз живее, чем тогда, когда я принимала её за обычную девчонку. Ума не приложу, что за механизмы приводят в движение это кукольное лицо, но то, как Роза раздосадованно сводит брови и дует губки, когда проигрывает, не оставляет никакого сомнения – тут она такая же настоящая девочка, как и мы с Тренером. То, что вредную готическую лолиту из прошлых снов зовут Розой, я поняла как-то на автомате – ровно как и вспомнила правила игры. Словно пропустила прошлую серию нашего общего сериала, в которой нам представили нового персонажа – и теперь меня по-быстрому ввели в курс дела экспромтом "ранее в сериале". Игра зовется "Кот и дракон", и у меня на руках, разумеется, чёрный кот. Нет, не мой Тень: будь он в этом сне, да ещё и у меня на руках, – точно сделал бы всё, чтоб от моей рубашки не было никакого толку. А потом забрался бы куда-то в темноту и оттуда подсказывал бы, какие карты у Розы. А кот, что у меня сейчас – всего лишь карта, зато самая любимая, прямо талисман удачи. Из-за того, как кот с картинки похож на моего родного – и стараюсь побыстрее набрать чёрную колоду. Фактически, всегда играю чёрными. Кроме кота у меня ещё карта смерти зелёного цвета. Я точно знаю – и интуитивно, и по прошлым ходам, – что Роза собирает зелёную масть так же, как я – чёрную. И собирает уже достаточно давно – после шестёрки могла бы взять кота, затем тигра, а после и дракона. Карта смерти как раз и позволит мне устранить любое зелёное существо в её руках. Осталось только дождаться хоть какого-то знака, что оно у неё есть. Тренер тянет из разбросанных посередине стола рубашкой вверх карт одну и ухмыляется, а затем сбрасывает три. Не иначе как зверя вытянула. Кроме шестёрки любого цвета на существо можно обменять и три другие карты группой: например, три двойки – на карте обычно изображена палка, две ведь вершины – складываются в "лес", а это значит, что можно брать лисицу. Вроде как, лисица живёт в лесу. Не удивлюсь, если Тренер именно ей так обрадовалась. Вот только по правилам она не сможет использовать сейчас то, что взяла, – придётся ждать следующего хода. Если Розе нечем будет отбиваться – никаких животных в колоде – ход будет ею проигран. В таких случаях обычно у игрока отбирают одну из трёх карт жизни – должен же быть противовес смерти. Ну а мы играем без оглядки на это правило – просто бесконечно пополняем запас жизней и заставляем друг друга раскалываться. Или вот раздеваться. По реакции Розы сложно уловить, испугалась ли она существа на руках у Тренера. Выходит, выбор у меня такой: если я раскрою кота, то либо столкну его лбами с тём зелёным зверем, что есть у Розы, либо его нет и я выиграю ход. А если я выкину смерть, то это может оказаться бестолковой затеей во втором случае. Хуже того, если у Розы вообще нет животных, то пострадают карты Тренера: на многоцветных зверей типа лисы действует смерть любого цвета. Этого я точно не хочу, так что выбирать тут и нечего. Любимая карта ложится на стол картинкой вверх, и я толкаю её к Розе. В отличие от карты смерти, направление атаки зверя можно выбирать самому. – Мне нечем бить, – досадливо произносит лолита, дёргает плечами и скидывает карту жизни, тут же заменяя её новой. Вполне разрешено и соврать – животных стравливать не обязательно. Вот только какой в этом смысл? Что бы она там ни собирала со всеми этими цифрами – совсем без защиты можно ловить один удар за другим, а этого она точно не хочет. – Ну, что ж, Роза, – говорю я медленно и вовсе не скрываясь измеряю взглядом бретельку её туники. – Давай: правда или действие? – Чёрт с тобой! Правда! – выпаливает она и ёжится, как будто стряхивая со своих плеч мои руки, а не взгляд. Итак, чёрный кот возвращается в общую стопку, а я наконец-то получу свой ответ. – Отлично. А то я давно уже хочу у тебя спросить кое-что. В нашу последнюю встречу – тогда, в подвале – ты сказала, что хочешь, чтоб я провалилась. Что ты тогда имела в виду? – То и имела, – бубнит Роза. – Нет уж, – говорю, – давай по-честному – не увиливать. – Ладно, – она вальяжно машет на меня рукой, мол, "да отстань ты", но быстро меняется во взгляде, когда от этого движения лямка легко скользит по плечу, грозя съехать. Роза снова сутулится и прижимает руки к бокам – так ей безопаснее. – Я хотела, чтобы ты не сдала экзамен. – Вот тот про кубик? И стоило вообще того, глупость какая... – Ничего не глупость! И не тот, а твой вступительный в школу. Я хотела, чтоб ты в то утро опоздала на экзамен, и за это тебя бы не приняли! Ушам своим не верю. Она, конечно, как и Тренер, плод моего воображения и наверняка может находить в моей голове любые воспоминания. Но раньше она почему-то не показывала, что может так. Да и никто из других случайных персонажей-врагов до неё – тоже. И, в отличие от Тренера, Роза со мной в реальность не выходила. Теперь же чувство возникло, будто она сжульничала. – Ты-то откуда знаешь про школу? И зачем тебе надо было, чтоб я пролетела с экзаменом? – Но-но! – девчонка поводила у меня перед носом пальцем, похожим на ветку. – Это уже целых три вопроса! Давай-ка по-честному! – Ах ты... – шепчу я и перехожу на японские ругательства. – Скажи спасибо, что не засчитала тебе вот это, – она тыкает тем же пальцем в пульт от кондиционера, – за действие и не пропустила ход. – Ну конечно, ты же у нас не мёрзнешь – нечему. Роза равнодушно пожимает плечами и тянет карту. Уголок её рта совсем чуть-чуть тянется вверх, когда она опускает глаза на картинку. Зверя, что ли, вытащила наконец? Однако она молча пополняет свой веер из карт и вопросительно смотрит на Тренера: мол, её ход. И ничего не сбросит? Значит, ещё одну цифру взяла, так почему довольная такая? Что же у неё там за карты? Она точно видела, что Тренер выменяла существо, значит, с одними лишь цифрами Роза точно пропустит следующий удар – и совсем не боится? Тренер, как и ожидалось, карту не тянет: нападающему нельзя. А вот и лисица. Тренер и сама смотрит хитро, под стать зверьку на рисунке. – Ух, сейчас жара будет, – она подмигивает мне и игриво облизывает губы, безотрывно глядя, как Роза вновь скидывает карту жизни. – Ну что, дорогая, правда или действие? – Ах, чёрт! – та замечает её жест в мою сторону и понимает, что же Тренер спросит, если она опять выберет правду. – Вы что там, сговорились? – Да ничуть, – улыбается Тренер. – Ты же можешь выбрать действие. Что тебе терять? Нечего. И стесняться – тоже. Я же не стесняюсь: смотри! И она элегантным движением заправляет длинные волосы, что раньше прятали всё, за плечи обеими руками. Хвала всем несуществующим богам, что я сижу совсем рядом с ней и уж скорее смогу разглядеть её карты, чем хоть что-то из того, что она сейчас открыла. А ведь будь у Тренера размер побольше – я бы что-то да увидела боковым зрением. А так – не настолько оно у меня развито, чтобы заглянуть за её специально выставленное вперёд плечо, а специально крутить головой в её сторону я и сама не стала бы. – Ну уж нет! – рявкнула Роза и закрылась руками, будто это её наготу ничто больше не скрывает. – Пусть будет правда. – Ну что ж, – Тренер оглядывается на меня, – скажи тогда, почему ты так не хотела, чтоб Эм приняли в школу? – Просто, – отвела огненные глаза Роза, – школа плохая. – Ну, так не пойдёт, отвечай уж полностью. Чем плохая? – Не знаю, как объяснить. Просто плохая и всё. Хозяин её – страшный, очень нехороший человек. – Такой прямо редиска? – я смеюсь. – Это наш директор-то? Да брось, он, конечно, может казаться суровым, но я его хорошо изучила при встрече: на самом же деле, как мне кажется, он просто душка. – Видела его? Это же он, да? – встрепенулась Роза и уставилась прямо на меня, нагнувшись через весь стол как можно ближе – даже привстала для этого. Посмотрела совсем как тогда, в нашу первую встречу, но только каким-то жалостливым, почти умоляющим взглядом. – Давай ты не будешь ходить в эту школу, а? Ну правда, ещё ведь не поздно перевестись в другую. – Да не переживай, – я тоже привстаю и нежно касаюсь её плеча, проводя пальцем по краю шарнирного среза. Он совсем не острый, но из-за него не получается ощутить касание как к чему-то живому. Вот и погладить её как котика тоже не выходит – разве что с такой же нежностью, с какой я протираю свой музыкальный инструмент. Хотя бы так. – Я учусь не в том классе, которым руководит директор. Кое-кто сказал, что наш классный с ним на ножах. Так что, уверена, постарается нас держать подальше от начальства. И легонько толкаю её, чтобы села обратно. Роза несколько раз хлопает своими кукольными глазами и будто хочет что-то ещё возразить, но Тренер останавливает: – Давайте играть дальше! Эм, твой ход сейчас. Я киваю, тоже сажусь и не думая выкидываю последнюю карту. Как-то машинально получилось вместо того, чтобы взять новую – Роза и так расщедрилась на ответы и даже некоторые эмоции, так что атаковать её зелёной смертью сразу после такого я не хотела. – Ой, извини, как-то само получилось... – За что? – подняла бровь Роза и вернулась к своему прежнему безразличному виду – кажется, даже ногу на ногу под столом закинула. – У меня нет животных. И невинную такую моську делает, мол, совсем не планировала запугать нас числом карт. – Упс, – говорит негромко Тренер. Сначала думаю, это её дружеская насмешка над моим маленьким провалом – ведь она тоже осталась без своей лисы, а значит, карта смерти уйдёт впустую. Но моя подруга следом вздыхает, и я замечаю, что она скидывает в колоду жизней одну из своих – зелёную. Так полагается: если нет ни одного цветного животного, смерть может вступить в реакцию с жизнью такого же цвета у любого игрока. Это тот самый момент, из-за которого даже с нашими правилами за жизнями всё же надо следить. Получается, Тренер проиграла ход мне. Такого у нас ещё не было – в основном мы сообща донимали Розу. Я ведь даже не представляю, что с Тренера просить. А что само то и дело лезет на ум – нельзя. – Ладно, что уж делать, – говорю, стараясь особо активно не разводить руками, чтобы рубашка не разошлась в стороны. – Правда или действие? – Ну, снимать мне уже, считай, нечего... – кокетливо тянет Тренер. – Да и в поддержание нашей бедной Розы – тоже выберу правду. – А скажи тогда... – я на какое-то время задумываюсь, что бы такого спросить, чтобы не совсем глупого. Интересно, конечно, узнать, на сколько лет она себя ощущает или чувствует ли себя сиротой, будучи созданной. Но такие вещи я могу спросить в любой момент в самом простом разговоре, да и Розе ни к чему это слушать. И раз Тренер сама на неё ссылается, стоит, пожалуй, спросить интересующее меня аж ещё с прошлого раза. – Скажи вот что: когда я ушла тогда и оставила вас одних в том подвале, что же там произошло? – Ну как что? – пожимает плечами Тренер. – Мы подрались. Ты и сама видела, как мы начали, разве нет? – Вот это меня и удивляет. Вы сцепились там как злейшие враги. Как же так вышло, что сейчас мы сидим тут и мило проводим время, будто друзья? – Почему же как враги? Нам обеим было весело помериться силами, никакой вражды, никаких обид, ничего такого. Да, Роза? Тренер при этом ещё так плавно провела кончиками пальцев по столу, что Роза, следя за этим её движением, аж губу чуть закусила. Но говорить не спешила, явно не собиралась этого делать без надобности – ещё и не в свой проигрыш. Поэтому Тренер продолжила: – Не враги, а так, соперники. Ты же меня знаешь, я люблю хорошее состязание. А соперничество становится особенно горячим, когда дерёшься на спор: кто победит, тот и сверху. – Погоди, вы же не... – я, конечно, знаю темперамент Тренера, и с теми из противников, кто ей симпатичен, она частенько себя так ведёт – отвязно и неудержимо. Но чтоб с Розой?.. – М-м-м-да, мы до такого докатились, – Тренер улыбнулась, продолжая страстно смотреть прямо на Розу и теперь уже совсем в открытую гладить поверхность под рукой. Роза же осела, чуть ли не прячась под стол, как в воду, по самые плечи. Как будто на неё подействовало то, насколько похоже до блеска гладкое дерево под ладонью Тренера на текстуру того, что у Розы у самой вместо кожи. – О, надо же... – меня хватает только на такое. Думаю, этого ответа Тренера мне хватит. Но тут же зачем-то добавляю: – И как? – Что – как? – Тренер поворачивает лицо ко мне, и её глаза горят азартом. Задай теперь любой уточняющий вопрос – ответит во всех подробностях, смакуя детали так, словно переживает заново. – Что ты хочешь знать? Спрашивай. – Не надо, – прогудел голос Розы сквозь подобранный ею чепчик – не чтоб снова надеть, а чтоб прикрыть лицо. Вглядевшись в её глаза, я перевела дух – поняла, что мы всё же не довели её до слез. Если уж так вышло, и мы трое теперь подруги, пожалуй, не стоит больше перегибать с этой игрой "кто засмущает Розу сильнее". – Ну... – мой запал сразу как-то исчез и унёс с собой все вопросы, которые я хотела задать ещё. Просто если Роза хоть и живая, но кукла, то как они?.. – И как она тебе? Без подробностей если. – Ну, скажем так... – мечтательно тянет Тренер, глядя в потолок, скрытый где-то в темноте и обозначенный только тем, что оттуда спускаются лучи прожекторов по бокам от стола. – Это она только кажется, а на деле вовсе не бревно. Если ты понимаешь, о чём я. Я подумала сначала, Роза на эту фразу вскочит в бешенстве – и её сложно было бы винить. Но Тренер на неё так томно посмотрела... А я ещё и точно увидела, как она сделала медленное движение ногой под столом, явно дотягиваясь до Розы – и показалось, та от этого сейчас прямо-таки растает. Но это блаженствующее выражение лица мигом исчезло, когда через пару пустых ходов пополнения колоды настал её черёд атаковать. Мы, конечно, видели, как она обменяла цифры на какое-то животное, но и подумать не могли, что это будет чёрный дракон. Ну, по крайней мере, я. Выходит, Роза специально всё это время собирала не только своих любимых зелёных, но и чёрных – чтобы насолить мне. А я-то думала, куда делись все цифры после того, как выменяла кота. Ещё для меня стало сюрпризом, что у Тренера не нашлось, чем отбиваться. Уж она-то должна была набрать хоть на кого-то... но за один ход просто не успела. – Правда или действие? – злорадно прошипела Роза почти в лицо Тренеру, придвигаясь и сгибаясь над столом. Похоже, терпение принцессы на исходе, и она готова выпросить что-то эдакое – продолжение того тайного действа с ногами – стоит Тренеру только поддаться и выбрать второе. – Действие, – уверенно улыбается та, тоже подаваясь навстречу Розе и явно уже готовая на всё. – Раз уж ты и так рассказала своей подруге, что у нас было, то давай покажи ей что-нибудь из того, что делала со мной. – Да без проблем, – зажглась Тренер и схватила Розу за подбородок кончиками пальцев. Я смотрела и глазам своим не верила. Это что же я сейчас увижу? Сначала даже показалось, я совершенно не готова лицезреть такое прямо сейчас. – О, нет-нет, – Роза злобно улыбнулась. – Не на мне покажи. А на ней же. Тренер опустила руки и озадаченно уставилась на меня. Роза же, довольная своей победой, уселась обратно на своё место и даже ноги на стол закинула – такие же идеально выточенные, как и всё остальное. Неизвестный мастер даже ноготочки на её пальцах старательно прорисовал. Роза, вредина такая, словно знала, что мы с Тренером стараемся избегать любого странного взаимодействия. Ну, вернее, это я стараюсь. Тренер, конечно, в открытую ко мне никогда не приставала и в разговорах никаких намёков не делала, но мне почему-то всегда казалось, что с ней я хожу по грани. Что стоит мне послать к чёрту все правила и проявить к Тренеру гораздо больший интерес, какого она наверняка заслуживает – и наши ночные приключения навсегда бы стали другими. И мне ведь даже нравилось это чувство: как будто стоишь на краю обрыва, и бездна вот, совсем близко, так и тянет, так и манит, и пути назад не будет, а падение обещает быть бесконечным – и таким сладким. Стоять вот так над пропастью, заглядывать вниз и отказываться – это придавало нашему общению какой-то остроты. И Роза теперь хочет это нарушить? Тренер тем временем подсела совсем близко и уперлась лицом мне в плечо, заглядывая зелёными глазами прямо мне в душу. – Ну, что скажешь? – вкрадчиво спросила она вполголоса. – Мы достаточно истязали Розу сегодня, теперь придётся отрабатывать? – Не знаю даже, что сказать, – я не соврала, ведь теперь пребывала в замешательстве, однако её прикосновение вернуло мне немного уверенности. – Мне кажется, это плохая идея. – Так в этом и суть игры. Какой смысл заставлять нас делать то, что было бы легко? Впрочем, мне-то без проблем... – И ты точно знаешь, чего она хочет от нас? – У нас немаленький выбор так-то – мы с ней много чего вытворяли, – Тренер рассмеялась, явно гордясь тем, на что оказалась способна её фантазия тогда с Розой. – Можно взять что-то самое простое и безобидное. Я неуверенно, но кивнула – если уж и соглашаться на что-то, то на самую малость. А может, вообще взять да проснуться? Пусть обломится эта Роза! – Ничего же не будет, если мы просто поцелуемся? – весело продолжила Тренер. Так непринуждённо это сказала, как будто для неё это и правда ничего не будет значить. Я снова кивнула. В самом деле, в качестве игры это совсем не то, чего стоило бы остерегаться. – Закрой только глаза, так будет лучше. Тренер меня отлично знает: у меня больше половины впечатления уйдёт, если не буду ничего видеть. Как бы только перестать на неё любоваться. Она забирается с ногами на диван ловчее моего кота. Придвигается ко мне, берёт моё лицо в ладони и нависает. А я только и смотрю, как её волосы золотыми водопадами лежат на плечах и на такие милые впадинки солнечного сплетения между ними. А потом Тренер бросает полный укоризны взгляд в сторону – на Розу – и убирает волосы за спину, чтобы той всё было видно, а то не засчитает ещё. Тут-то я и понимаю, что пора мне перестать пялиться, ведь взгляд теперь словно обрёл собственную волю и не желает задерживаться на лице Тренера: просится туда, вниз, где теперь всё можно разглядеть в деталях. Последнее, что вижу перед тем как запрокидываю голову и закрываю глаза – неуклонно приближающиеся губы Тренера, сложенные трубочкой. Да, такой вот простой чмок – это будет легко, думаю. Дальше – только ощущения. Первое касание нежное, мягкое и сладкое – как к дольке мандарина, пожалуй. Я бы даже начала пощипывать её губы своими, словно какой-то фрукт, если бы Тренер не шевелилась. Но всё пришло в движение, её сжатые губы разомкнулись, раздвигая и мои следом, и я даже сообразить не успела, как вдруг стало очень мокро – она пустила в ход язык. Ничего себе "просто", блин! Я же специально расслабилась, чтобы Тренеру было проще исполнить должное, а она что творит? Так и вышло, что когда её рот полностью накрыл мой, дыхание слилось с моим и она зашла так далеко, как только хотела – я и проснулась. Не от самого поцелуя, конечно: прочувствовать влажные соприкосновения наших языков я успела по полной. Но, может, из-за возмущения, когда Роза отвесила громкий комментарий: "М-м-м, вот это зрелище! Участвовать в таком гораздо круче, чем со стороны смотреть, как ты любишь, правда?" – явно адресованный мне. Нет, я понимаю, Тренер меня знает, с ней мы обсуждали всякое, в том числе и что кого заводит. Но Роза-то откуда? Пусть она тоже из моей головы, но такое наглое нарушение границ моих мыслей вызвало у меня настоящую ярость – достаточную, чтобы проснуться. А может, я сама прервала сон сознательно – испугавшись того, как Тренер начала меня натурально засасывать, а мы так не договаривались. В руководствах пишут: если показать тульпе, воображаемому другу, свои самые сильные эмоции – страх или возбуждение – она навсегда запомнит их и захочет подпитываться ими постоянно вне зависимости от вашего желания. И испугалась я именно того, что потеряю голову, и тогда Тренер начнёт приставать ко мне в реале. Надеюсь, на фоне моей злости на Розу она этого всё же не заметила. Иначе наша дружба превратится чёрт знает во что. Вот об этом я и думала всё утро. Пока вставала – думала. Пока завтракала сама и кормила кота, пока собиралась, одевалась, разбиралась с причёской, а потом ехала до самой школы – думала. Может, это и стоит обсудить на назначенной мне на сегодня встрече со школьным психологом? Как ни крути, эти вопросы меня волнуют, а директор просил на сеансе не быть зажатой – мол, так будет лучше для всех. Дескать, и психолог новый быстро вольётся в работу, и у меня появится человек, с которым можно будет поделиться своими проблемами. Как ни грустно загадывать, может, такой человек как раз был бы очень кстати сейчас, если Тренер вдруг испортится. Вот только что говорить? "Коуч, помоги, мой воображаемый друг слетел с катушек и теперь хочет меня трахнуть прямо на уроке"? С таким – сразу в дурку. А коучем – то есть, психологом – оказалась вполне миловидная девушка. Я бы даже назвала её скорее красивой, чем именно милой: по лицу ей бы можно было дать всего-то двадцать, на пару лет постарше меня. Психолог, похоже, знала об этой своей особенности, поэтому старательно накидывала себе возраст обилием косметики. Да и мелкие морщинки не давали скрыть реальный, более взрослый возраст, когда она говорила или улыбалась. А улыбалась психолог много и по любому поводу – не наигранно как продавец в супермаркете, а непременно со смехом или с какой-нибудь шуткой. Я прониклась этой женщиной почти сразу как увидела: хоть она и оделась в чёрный деловой костюм, но сверху вместо рубашки я увидела у неё черную футболку с принтом красных облаков. А с шеи на цепочке свисает ещё и кружочек с рожками и хвостом – совсем как эмблема журнала "Максим". Я, с моим-то плэйбоевским зайцем в ухе, сразу поняла: эта леди наверняка своя. Взрослые – коллеги-преподаватели – не поймут, что в этом такого, а вот школьники вроде меня – да. Своими первыми же словами психолог меня так же моментально подкупила: – О, привет, – сказала она так, будто мы виделись уже в сотый раз в этом кабинете. – Я не опоздала? Восемь уже есть? – Я подтвердила, что она пришла вовремя. – Ну и отлично. Обалдеть можно, восемь! – произнесла она в сердцах, лениво раскладывая книги и папки по столу, словно работа её достала ещё до того, как успела начаться. Это прямо я каждое утро в прошлой школе. Как будет в этой – поглядим. – Я когда в универе училась – раньше двенадцати никогда не вставала. А тут в восемь уже надо быть на работе. Но ты не обращай внимания, я сегодня первый день работаю вообще, вот и удивляюсь новой взрослой жизни. Я молчала, но внимание, разумеется, обратила – и тоже удивлялась такой встрече. Кабинет нам – или скорее психологу – выделили маленький, туда с трудом вместился стол наподобие учительского и две школьные парты напротив, одна за другой. Если приём проходит по одному, то не думаю, что кто-то всерьёз рассчитывал вместить сюда четверых – на вторую парту разве что портфель закинуть, там даже стульев нет. Но вот ставить психолога в положение учителя – плохая идея, как по мне, дети же их не любят по большей части. Впрочем, и так сойдёт, раз уж не смогли выделить диван и антистрессовые подушки. – Разве в институте пары не начинаются так же рано утром, как в школе? – спрашиваю, чтобы хоть как-то поддержать разговор и не выглядеть неразговорчивой скромницей. – Не поверишь, – улыбается психолог, – иногда, если повезёт, то весь семестр не будет ни одной пары раньше полудня. – И вам часто везло? – я тоже веселею – кто бы знал, что преподаватели так же не любят ходить на учёбу, как и студенты. Хотя стоп, она же не преподаватель. Вот что делает учительский стол с атмосферой! – Не-а, не часто, – она подмигивает. – Слишком ранние, что мне не нравились, я прогуливала. Но ты не думай, я не горжусь и не советую! Если для экзамена обязательна именно явка на пары, а не знания, то лучше ходить. Нам разрешали и так сдавать, и... вот я здесь. – А вы учились и на психолога, и на педагога? – я пытаюсь изобразить подозрительные нотки. Несмотря на то, что опять вырядилась кадетом, с голосом своим ничего не делаю – это же специалист, ей лучше знать, какая я есть на самом деле, а то сама начнет разгадывать. – Без педагогического наверняка в школу бы не взяли. – У нас было и то, и то, – она пожимает плечами. – Но, честно говоря, я уже должна была идти аспирантом в свой же универ, когда наш директор предложил мне вариант получше. – О, со мной было так же! – надо же, директор не слукавил, когда сказал, что психолог совсем как я – он и принял её так же, в последний момент. – Я тоже должна была идти в другую школу, сто девятнадцатую, мне даже форму уже выдали. Так он почти перед первым сентября уговорил моего отца. – Что ж, выходит, нас обеих с руками оторвали, – психолог смеётся, и её обильно подведённые чёрным глаза мило щурятся. – И вас из института легко отпустили? – А куда им деваться? Наш директор и там – ректор. Сказал – сделали. Наконец, она закончила перебирать папки, оставив некоторые открытыми, и села за стол. Причём не знаю, психологические ли это штучки сразу в ход пошли или нет: она могла сесть как угодно, выпрямив спину, как в школе учат, или подперев голову, или откинувшись на спинку стула. Психолог же положила обе руки на стол и, чуть ли не наваливаясь, наклонилась как можно ближе ко мне. Если бы я сделала точно так же, наши лица были бы в паре сантиметров друг от друга. Говорят, можно расположить собеседника к себе одной лишь позой, и опытные психологи знают, как это работает. Осознав сейчас это в полной мере, я даже невольно спохватилась, а как же я сижу? Да, я, конечно, с недавних пор считала, что тоже умею расположить к себе позой – особенно парней. В основном в этом полагаюсь на ноги – что уж таиться, если природой даны длинные, да и тренировала их специально, потому что руками мне даже среднего по силе парня никогда не забороть. А в прошлой школе приходилось драться немало. Сейчас же наверняка по моей позе можно прочитать, что я самоуверенный невротик, никого к себе близко не подпускающий. – Ну что, начнём наш небольшой разговор? – она снова улыбнулась и посмотрела так, словно способна разглядеть все шестерёнки мыслей в моем мозгу, будто насквозь. Ох и не того Тренер назначила местным телепатом... – Я бы, конечно, на первой встрече выдала тебе заполнить пару простых тестов с вопросами, но мне кажется, это как-то безответственно, что ли, безучастно. – Ну да, – соглашаюсь я. – Так никакого диалога. – Ещё я могла бы пройтись с тобой по стандартным темам вроде "кем ты хочешь стать" или "кто твой лучший друг". Но ведь тебе эти вопросы уже задавали в прошлой школе, в том числе прямо перед уходом. А я, скрывать не буду, прочла все их записи. Зачем тебе отвечать одно и то же по десять раз? – Тем более, что вы знаете все ответы? – Именно. Поэтому предлагаю начать нашу встречу с того, что действительно важно. – С чего, например? – я даже как-то расслабилась от того, как она лихо отбросила стандартную для психологов программу. В прошлой школе всех волновало лишь то, соответствуем ли мы неким требованиям к будущим сотрудникам полиции. Поэтому вопросы из раза в раз были в духе "как вы справляетесь с монотонной работой", "как хорошо вы умеете следовать указаниям" и "видите ли вы своё будущее в министерстве внутренних дел". Однако из-за суда, что разделил жизнь на до и после, меня ещё регулярно обхаживали специалисты с другими вопросами: вроде "не бывает ли у вас внезапного чувства страха" и "не кажется ли вам иногда, что за вами следят" – вопросы весьма уместные для того периода. Интересно, есть ли какая-то программа у психолога этой школы? Ну, кроме слежки, не подсел ли кто из школьников на наркоту, конечно, – это, думаю, первое, для чего психолог нужен школе по мнению взрослых. – Например, с того, как ты выглядишь, – она окинула рукой мой парадный полицейский прикид. – Я знаю, что в прошлой школе вас готовили в МВД. Но ты ведь там больше не учишься. К тому же, так почти невозможно определить на первый взгляд, девочка ты или мальчик. Может, в этом всё дело? Расскажешь, что с этим за история? Чёрт с ней, она вроде не смотрит свысока как другие учителя и кажется таким же заложником ситуации, когда надо хоть как-то отработать своё присутствие на этой встрече, как и я. Так и быть, я не прочь рассказать ей немного. А получилось в итоге не так уж и немного. Начали с моего прикола на первое сентября с подменой внешности, пришлось также объяснить, что сегодня я так выгляжу потому, что собираюсь ещё раз наведаться в свой класс в таком виде. Уж больно мне понравилась общая реакция удивлённых одноклассников. После я поведала, что в прошлой школе так приходилось ходить постоянно и это было уже не так весело – особенно когда начала уже подрастать. Всё-таки в двенадцать лет изображать мальчика проще, чем в восемнадцать, по понятным физиологическим причинам. Даже распахнула немного рубашку и показала психологу бинты, стягивающие мне торс. – Не больно так ходить? – спросила она как бы невзначай. Я ответила, что нет, только бегать неудобно – дышать становится трудно. Так что мальчик из меня не особо боевой. Сразу за этим – история, как меня прятали дома до суда, одну отпускали только в школу и домой, друзей, а уж тем более парней, не то что приводить – заводить не разрешали. Я понимала, конечно, что так надо ради нашей безопасности, как и то, почему отец не возражал против того произвола, что предписывал мне одеваться мальчиком: ведь чем больше маскировки, тем лучше. Он бы наверняка и сам себе сделал новое лицо, если бы мог. Про суд тоже рассказала – но больше про то, как мне сорвало крышу сразу после. Ведь разом стало всё можно: выделяться, сколько хочешь, дружить с кем угодно, встречаться, влюбляться... Вот так, отвечая на вопрос, не сломали ли меня годы притворства, не чувствую ли я себя теперь больше мальчиком, чем девочкой, я и выдала, что не знаю. Если уж обсуждать с психологом не опасность того, чем может обернуться вожделение воображаемого друга, спущенное с тормозов, то хотя бы то, почему мне давно уже интереснее наблюдать за чужой сексуальной активностью, чем участвовать самой. А вышло так потому, что в тот период, когда все запреты пали, двое моих новых друзей – что были парой уже некоторое время – как-то по приколу позвали меня к ним присоединиться – третьей. Моя тогдашняя влюблённость в местного недоделанного Кобейна как раз дала массивную трещину – и я взяла да согласилась, сумасшедшая. – И это что, был твой первый раз? – спросила психолог, не на шутку удивившись. Её несложно понять: мало кто хотел бы начинать взрослую жизнь вот с такого. – Ну, и да, и нет, – тут я её успокоила. Особо далеко эти двое со мной так и не зашли: то ли сомневались, хорошая ли это вообще была идея, то ли оказались слишком увлечены друг другом, что нормально для влюблённых. То ли подруга моя та рассказала-таки своему парню обо мне чуть побольше, о том, в каких условиях я росла и о моём отце, и тот подозревал, что меня лучше особо не трогать. Отец бы и правда мне устроил взбучку – если не за секс сам по себе, то за близость с парнем моей подруги точно. Ведь если они в отношениях, то это при любом раскладе измена – так бы он сказал. Вот из-за этого всего и можно сказать, что дальше поцелуев – пусть и самых разных – у меня с ними обоими так и не дошло. Не получила я действительно яркого первого сексуального опыта. А вот понаблюдать за тем, как эти голубки по-всякому любятся прямо у меня на глазах, практически перед самым носом, – смогла во всей красе. С тех пор, похоже, так и повелось, что подобное мне интереснее, – такое заключение предположила психолог в конце нашего разговора. Вот бы её спросить, откуда Роза во сне могла узнать об этом... Но да это придется ещё объяснять, кто такая вообще Роза и почему ей не дозволено читать мысли прямо из моей головы, где она и сама находится. Как-нибудь в другой раз. – М-да уж, – сказала психолог напоследок – после того, как мы в конце нашей встречи добавили друг друга на сайте и я, наконец, узнала её имя. – Теперь уже не как спец я могу сказать, если позволишь, что такой вот первый опыт – тот ещё удар по самоопределению в твоей ситуации. – Да ладно, – отвечаю, пытаясь окончательно прогнать её удивление, если не ужас, – просто мы были мелкие, подурачились немного – и всё. Главное, что это было весело, правда же? – Ага, мелкие, всего-то год назад. Ну, и как это "весело" тебе теперь поможет? – иронично парировала психолог. – Ты хоть сама разобралась, с кем тебе хотя бы целоваться больше понравилось – с парнем или с девушкой? – Не знаю, не разобралась, – я пожимаю плечами и отвечаю честно. – Просто считаю, что этого не было. Буду пробовать ещё. – Ну что ж, удачи тебе тогда с этим. Если что – о повторной встрече тогда договоримся по сети. На этом мы и разошлись. Из разговора с психологом и попыток разворошить свой прошлый неудачный опыт в любовных приключениях сейчас я наиболее четко поняла только одно: то, что произошло между мной и Тренером сегодня во сне, мне точно не понравилось, а больше напугало. Теперь вот даже ловлю себя на мысли, что мне как-то больше и не хочется целоваться с девушками. Что ж, раз эта встреча завершилась хорошо, пришло время исполнить и то, за чем я сюда пришла в таком виде – да ещё не с пустыми руками. Подсмотреть в расписании внизу, где сейчас находится мой класс, не составило особого труда. До конца урока всего пять-десять минут. Я простояла под нужной мне дверью до тех пор, пока не прозвенел звонок и не начали выходить ребята. Вот Иван, больше похожий на работника завода, чем на школьника. За ним, громко голося, – несколько его товарищей в спортивных шмотках. Я бы приняла их за участников футбольной команды, если бы не знала, что здесь вместо неё команда по каратэ. Кто-то из них вышел даже в обнимку с девушкой – не мудрено, девчонкам нравятся ведь спортивные парни. Следом – ещё небольшая толпа, на этот раз одноклассницы, а через них пробирается какой-то пухляш, едва проходящий в дверь. Этого точно зовут Микола. Жаль, я не всех ещё по именам запомнила. И вот, наконец, она. Староста вылетела из класса словно пуля и быстрым шагом пошла по коридору – словно на крыльях полетела. Меня, тихо стоящую под дверью в образе мальчика в форме, никто так и не заметил, а она и подавно с такой-то скоростью. Пришлось идти за ней и тоже убыстряться, раз уж не вышло поймать еёе прямо на выходе и отвести в сторонку. Нехорошо получится, если не догоню и староста исчезнет за дверью следующего класса. Впрочем, зря я что ли ноги прокачивала? – Привет, можно тебя буквально на минутку? – едва поравнявшись с ней, слегка выставляю руку в сторону – прямо у неё на пути, получается. В последнюю секунду едва успеваю сделать голос низким. – А, это ты? – она какое-то время рассматривает моё лицо, остановившись, но быстро узнаёт и словно облегчённо вздыхает. Как будто думала, что это кто-то из одноклассников хочет пристать. – Привет. Так у тебя чё – все экзамены закончились? Уже зачислили? – Пока нет, сегодня как раз было собеседование у психолога – и на этом всё. Так директор мне сказал, во всяком случае. – О, так психолога уже назначили. Наконец-то, давно пора. Я уже думала, мы и в этом году без него будем. Во всех нормальных школах есть, а у нас – нет! И чё стоит психолога-то нанять – их же кругом пруд пруди! – причитала староста, пока я отводила её за ближайший уголок – хотя бы чтоб просто не стоять посреди коридора и не мешать проходу одноклассников. Которые, к слову, теперь-то меня заметили – а некоторые даже вспомнили с первого сентября. Среди тех, кто просто шатался из стороны в сторону и никуда не спешил, пробежал шёпот: мол, тот пацан в форме опять кадрит нашу старосту, даже в школу за ней прийти осмелился! Собственно, на такую потеху я и рассчитывала. – Слушай, у меня всего пара минут, да и у тебя наверняка тоже. Я тут так – забежала тебе кое-что отдать, – говорю уже нормальным голосом там, за углом, убедившись, что нас никто уже не слышит за гулом голосов в коридоре. – Чё это? – прищурилась староста, будто напрягая память. – Ты мне вроде как ничё не должна, я тебе ничё не давала... – В общем, – я раскрываю сумку и протягиваю ей, чтобы опустила туда руку, – это тебе подарок. С прошедшим тебя, счастья, здоровья и всего такого прочего. Расти большой и не будь... Ну ты поняла. Поздравляю я, конечно, гениально, нечего сказать. Никогда не умела этого. Можно было бы найти и зачитать какой-нибудь простенький стишок, но всю охоту красиво поздравлять мне отбили в прошлой школе. Там некоторые персонажи любили это делать картинно и максимально пафосно – так, что теперь тошно становится от одной лишь мысли быть на них похожей. – Ого, чё это там? – староста недоверчиво шарит рукой в сумке – будто так и ждёт какой-то подлянки вроде дохлой мыши. Но, видимо, недоверие её разрушает то, что она меня ещё толком не знает – и это не даёт повода судить обо мне как о других. Уже вскоре в её руках новенький школьный пенал в виде той самой рыбки из мультика – я за выходные все ближайшие магазины обыскала, благо помог интернет и возможность найти и забронировать товар заранее. А внутри – много цветных фломастеров. Проверенная марка, у меня самой такие были в детстве, хоть я ими не так уж долго рисовала, переключившись на музыку. – Я подумала, с твоей затеей насчёт календаря и с учётом того, что ты вручную страницы оформляешь, это тебе точно пригодится. Вот. – Ничё себе! Спасибо большое. Он такой... милый! Странно, я думала, она первым делом обратит внимание на вместительность. Но ведь и внешний вид пенала я выбирала не просто так. Разглядывая мой подарок, особенно снова закрыв его и вернув в форму рыбки, староста даже в лице изменилась. Как и от удивления раньше, глаза будто стали больше, а брови так и вовсе встали, что называется, "домиком". Голос тоже изменился на последних словах – будто сейчас заплачет. Да и в целом во взгляде старосты и в том, как она неуверенно покачивается в мою сторону, мне показалось, я увидела желание прыгнуть мне на шею и заобнимать, как это делает Космос, – но приходится сдерживаться, так как одноклассники смотрят. Поэтому, чтобы облегчить ей задачу, я чуть подступаю на шаг и приобнимаю её, на что тут же получаю взаимную реакцию. Староста такая хрупкая: кажется, если хоть немного сожму её даже одной рукой – сломается. Ребята там опять, небось, офигеют. Не удивлюсь, если прямо сейчас родится легенда, будто у старосты есть парень в МВД. Которого, впрочем, никто больше не увидит – в школу я не буду больше так ходить. Пусть остаётся легендой. Так бы ещё и чмокнула старосту в щёчку всем назло для пущего эффекта – да сегодняшний сон сбил весь настрой. Другое дело – обнимашки. Реакция одноклассников ведь уже и так бесценна.

***

Ноеми... В тот день, когда узнал, Лев с самого утра ходил с плохим предчувствием. Давно уже понял: если видишь во сне бывшую – ничего хорошего не жди. Это, конечно, вовсе не знаменует встречу с ней самой – сны вечно ошибаются в лицах. Но какой-то взрыв из прошлого точно будет. Как в те институтские дни, когда в коридорах случайно попадались бывшие одноклассники, также пошедшие продолжать учебную программу старика уже в виде высшего образования. Кажется, только благодаря таким снам и удавалось избегать прямого столкновения с ними лоб в лоб – так Лев и оставался незамеченным всё это время. Знали о его планах только те, кому он разрешал. Ноеми он видел всего пару раз так же вдалеке – и обходил окольными путями. Кто её знает, на чьей она стороне? Она всегда была странной – постоянно или вся в себе, или витала в облаках. Причём, судя по извечной "боевой раскраске готов", – в самых чёрных тучах. Ну кто всерьёз будет с романтичным видом рассуждать о смерти, умиляться паукам, змеям и воронам и по всем тетрадкам на полях рисовать перевёрнутую звезду – в том возрасте, когда надо думать об учёбе да о любви как все девчонки. Лев тогда и не думал встретить её снова после школы. Да и стоило ли? Максимум, что приходило в голову, это что Ноеми станет писательницей готических романов или попадёт в какую-нибудь блэк-металлическую группу. В крайнем – более выгодном и беззаботном для неё случае – выскочит замуж за участника такой группы. Но она, видимо, пошла по пути ещё меньшего сопротивления: старик зазывал всех выпускников не бросать дружный коллектив и поступать в его институт, обещал помощь и поддержку в учёбе. Вот Ноеми, похоже, и пошла на поводу. Конечно, почему бы не получить ещё и высшее образование, когда можно всё так же витать в этих чёрных облаках. Тогда Лев всё ещё считал, что ничего путного их неё не получится, если не вернуть с небес на землю. А теперь он узнал, что старик устроил её в школу психологом. Более того: все старшеклассники, особенно выпускные классы, должны пройти собеседование с ней. Теперь уже вопрос, на чьей Ноеми стороне, даже задавать без толку – всё и так ясно. Очередной блатной ставленник старика в штате родной школы. А вот насколько – это ещё предстоит выяснить. Вуз-то педагогический, Лев сам там учился и что-то совсем не видел возможности выпуститься профессиональным психологом. Но от встречи с бывшей одноклассницей его удерживала отнюдь не неприязнь к старым воспоминаниям и даже не очевидность её сговора с директором. Сначала – другое, более важное дело. Может, старик и вовсе специально подогнал такого кандидата на роль психолога – считай, лучшего собеседника и друга всем ребятам – именно сейчас, чтобы отвлечь Льва от мелкой, но значимой проблемы. На встречу Джейси Смит с директором Льва даже не позвали. Старика не смутило ни то, что он сам дал задание решить проблему с ее поведением, ни то, что даже формально Лев её классный руководитель и отвечает за всё, что с ней происходит. Такая хорошая возможность была бы устроить Льву нагоняй за то, что не уследил, ещё и при её родителях. А ещё – можно было бы заставить Льва присоединиться к порицанию юной развратницы в попытке выбрать между своей и её репутацией. И тогда Джейси была бы навсегда потеряна. Но старик почему-то это всё упустил – видать, нашёл-таки верный способ убедить её и не хотел, чтобы Лев об этом прознал. Поэтому непременно надо было появиться. О том, что Джейси всё-таки вызвали к директору, Лев узнал от неё самой: не зря все три дня после их разговора вылавливал её между уроками и словно ненароком спрашивал, не передумала ли. Девчонка, к его удивлению, не бесилась каждый раз слышать одно и то же, а напротив – словно становилась более терпимой, отвечала и даже отшучивалась. Питает слабость к упорным мужчинам, что ли? Вот и утром четвёртого дня Джейси взволнованно, но с напускной беспечностью сказала: "Ну всё, теперь меня к директору вызывают с этим вопросом, вы – опоздали, Лев Александрович, а я – доигралась". Повезло ещё, что не на урок шёл – Джейси ведь не уточнила, когда именно её вызывают, и только в учительской удалось выяснить, что прямо сейчас. Так что пришлось немного задержаться. – А что это вы, Лев Александрович, входите в мой кабинет без приглашения? Он пропустил от силы минут пятнадцать, а "экзекуция" Джейси, судя по всему, уже шла полным ходом. Девочка стояла спиной к двери почти вплотную, а старик восседал вполоборота к ней: так, чтобы она могла видеть монитор на его столе. Где-то в уголке экрана виднелось окошко связи и чьё-то лицо будто в отражении чайника, а внизу – буквы синхронного перевода. Отец Джейси – человек на том конце провода – общался не то на испанском, не то на португальском, а директор отвечал ему на своём родном. Нет чтобы языки выучить, в самом деле! Ты же директор интернациональной школы, умение общаться со всеми своими подопечными, из каких уголков мира они бы ни прибыли, должно быть в приоритете. Но нет: старик, как и всегда, решил, что директор может быть таким, каким хочет, и никаких требований к его квалификации не может и быть. Удобно, когда сам и директор школы, и владелец здания, и главный спонсор, можешь насаждать свои правила. Вот только теперь, когда Лев здесь, этот произвол продлится недолго. Плечи Джейси мелко подрагивали, а когда она обернулась на щёлкнувшую дверь, на ресницах девочки Лев разглядел – словно иней на замерзающей хвое – капельки слёз. Наверняка взрослые уже довели. Он, конечно, понимал, что с таким поведением и наплевательским отношением к правилам и личному пространству рано или поздно Джейси угодила бы в ситуацию, из которой выйдет только в слезах. Однако увидеть эту красавицу плачущей так скоро и не рассчитывал. Сейчас бы порадоваться, что негодница получает по заслугам, но настроение злорадствовать словно умерло, стоило только услышать первый всхлип и жалкие попытки Джейси делать это как можно тише. Всё-таки, заставлять детей плакать это тоже не выход. – А почему меня не пригласили? Как классный руководитель мисс Смит, я обязан присутствовать... и поддержать свою ученицу, – с этими словами он тронул Джейси за плечо, встав как можно ближе сзади, и та, кажется, не только успокоилась, но даже легонько привалилась к нему. Что ж, в этой сцене допроса Лев побудет добрым копом. Девушке, похоже, совсем не много надо, чтобы почувствовать себя не брошенной на растерзание. Человек в экране – в меру упитанный, загорелый, с добрыми глазами, но до злости уставшим от всего взглядом, как показалось издалека, и одетый в белый пиджак с фиолетовой рубашкой словно мафиози – спросил что-то у старика, кивая в сторону Льва. Наверняка грозный отец желает знать, к кому это так липнет дочь. – О, волноваться тут не о чем, это мой... – начал было директор, но вовремя осёкся. Не дай ему бог вот так просто выдать ненавистного сына. – Это классный руководитель, – старик неловко рассмеялся. – Тоже пытался её вразумить целую неделю, да не смог, как и мы с вами. Что тут сказать, ваша дочь она такая... своевольная. Дальше Джейси обменялась с отцом парой реплик на своём языке. Лев даже позлорадствовал-таки немного: девочка стояла так далеко от микрофона на столе, что её слова компьютер не мог уловить и перевести. Значит, хотя бы часть их личной беседы с отцом останется недоступной старику. Мистер Смит тем временем вздохнул – не то прощая, не то наоборот пряча гнев. Затем махнул рукой и что-то сказал директору почти безразлично. Лев мог бы поспорить, там было что-то в духе "мне без разницы, разбирайтесь сами". Некоторые вещи можно понять и без всякого переводчика. – Так и что же нам делать? Как директор школы я не могу позволить этому продолжаться. Отец девочки медленно произнёс что-то ещё, при этом указал на Джейси и посмотрел на директора очень выразительно: как бык на человека в красной майке. После этого видеосвязь отключилась. Лев, может, и не знал, о чём они только что говорили, но точно уяснил теперь, чью сторону в этом конфликте нужно занять. – Что я пропустил? – начал он негромко, но позволил себе постепенно повысить тон. – Что тут вообще происходит? Моя ученица здесь от силы минут десять – а уже доведена до слёз? Как это понимать? – Да не мешайте вы, Лев Александрович, дайте подумать! – старик в порыве негодования даже встал с места. Прошёлся по кабинету, держась за подбородок. Затем его словно осенило: – Знаете, мисс Смит, был у меня один случай в практике. Студент один вёл себя вот в точности как вы: только хотел всё время ходить в шапке. И зимой, и летом – круглосуточно, как будто у него там под шапкой рога, ей богу. – По-моему, это совсем на меня не похоже, – пробубнила Джейси. – И что вы сделали? Выгнали его? – Да нет же, как можно? – директор аж просиял, видать, вспоминая свою былую гениальность. – Мы в итоге ему сделали справку. Что у него голова больная, мозг хронически простуженный или вроде того. В общем, медицинское обоснование тому, что ему и правда важно носить эту треклятую шапку. – А на самом деле нет? – Джейси задумалась. – Справка поддельная? – Не поддельная, – улыбнулся старик, – липовая. Джейси непонимающе прищурилась, но всё-таки кивнула, чтобы не подавать виду: похоже, эта часть русского лексикона до неё не дошла. – И что, этого хватило? – недоверчиво уточнила она. – Ещё как! – подбодрил директор. – Просто показываешь копию справки любому, кто задавал вопросы, и всё. Даже проверяющие из округа пропустили эту бумажку. – Что ж... – Джейси снова задумалась – выбора-то ей старик не оставил. Да и что тут выбирать, когда всего одной справкой можно всем закрыть глаза на её шалости? – Тогда сегодня же после школы зайдёшь в клинику вот по этому адресу, – директор протянул девочке листок, на котором что-то писал всё это время. – Обратишься вот к этому доктору. Это мой знакомый, я обо всём договорюсь, он тебя примет. – Спасибо... наверно, – буркнула Джейси, забирая листок. – Будет тебе ещё. Сразу после школы, поняла? Не опаздывай! – девочка закивала, понемногу отходя от рыданий. – Ну, что стоишь? Сейчас давай к психологу, пусть поможет тебе прийти в себя. Давай, не стой. И она вышла. Лев же одарил отца взглядом, в который постарался вложить всё своё презрение. – Серьёзно, липовая справка о том, что можно ходить... вот так? – Ну, а что я ещё сделаю? – развёл руками старик, садясь обратно в кресло. – Проблему же надо как-то решать. Если не получается побороть, так хоть перестать воспринимать как проблему. – Что-то мне кажется, проверяющие из округа в этот раз будут не в восторге от подобного. Одно дело, когда пацан просто не хочет снимать в школе свою любимую шапку. А другое – когда девочка, которой едва исполнилось восемнадцать... – Ты думаешь, я не понимаю? Да, ходит по школе в неподобающем виде, всех отвлекает: светит то ляхами своими, то не дай бог сиськами... – Она ж модель, какие там... – усмехнулся Лев как будто бы с упрёком: мол, старик совершенно ничего не знает о новых учениках. – Да хоть на панель пусть идёт, как отучится, мне-то что. А пока вот такое решение. Лучше, чем ничего. Завидно что ли, что я нашел решение быстрее? – Да я вообще не понимаю, – Лев проигнорировал вопрос, – на кой было брать эту девчонку, если она такая проблемная? – Поди попробуй её не взять! – воскликнул старик, и в этой фразе будто бы слышались одновременно и беспомощность, и в то же время гордость. – Ты хоть знаешь, кто её отец? – Да, кажись, просто бизнесмен, нет? – Просто, да не просто. Таким не отказывают, вот что. – Поэтому надо ей всё разрешать? – настаивал Лев. – Это же не выход, это попустительство. – Жду ваших предложений и мер, Лев Александрович, – ехидно ответил старик. – А пока будет вот так. – Она у меня начнёт одеваться как подобает, ещё увидите, – процедил сквозь зубы Лев и поспешил покинуть общество отца. А на утро следующего, пятого дня снова встретил Джейси одетой как всегда: юбка короче некуда и с рубашки будто все пуговицы оторвали. – Ну как, всё ещё не передумала? – спросил он её вместо приветствия уже в который раз. Не поучительным тоном, а скорее смеясь, превращая попытки перевоспитать в шутку. – Здравствуйте, Лев Александрович, у вас ко мне какие-то вопросы? – Джейси теперь выглядела такой гордой собой: руки в бока и ножку вперёд. – Так теперь у меня справка есть. Все вопросы к моему доктору. И протягивает злосчастную бумажку, попутно элегантно откидывая завитой локон за плечо как принцесса. А на справке всё как надо: и диагноз – "синдром Квейтенберга", и рекомендации "ходить в максимально открытой одежде в целях обеспечения контакта кожи с воздухом", и даже подпись и фамилия врача – некий Авакумов А.Б. Вот, значит, кто у старика свой человек от мира медицины. Надо запомнить и по возможности копнуть под этого доктора. Не терпится узнать, какие ещё справки он выписывал детям по указке директора школы. Впрочем, в одном старик не соврал: и сама справка, и печать клиники на ней – настоящие, так что проверяющим придётся организовать целую комиссию, если захотят оспорить диагноз. Что ж, у каждого свои связи. – И как, тебя устраивает, что ты теперь по бумагам, ну, больная? – Если это значит, что от меня отстанут люди с претензиями вроде вас, то да, устраивает. Директор это хорошо придумал, очень умный человек. Будь проклят этот старик! Ладно, пока придётся признать временное поражение. – Так уж и быть, раз у тебя справка, то иди, – Лев отпустил девочку, а сам решил, что пришло уже время повидаться с школьным психологом. Если кто и знает, почему Джейси так жаждет приковать все взгляды у своему юному телу, то это наверняка Ноеми. После вчерашнего Лев точно знал, что они виделись как минимум один раз. Перед тем как зайти в кабинет психолога, пришлось дождаться и пропустить выходящую с приёма школьницу. Ею оказалась староста того, второго одиннадцатого класса, который взял под опеку старик. Марина – кажется, так её зовут. Лев пока ещё не всех тут изучил, но с "вражеского" класса решил начать первым. Уроки физики у этих ребят помогли запомнить некоторых с первого же раза. Марина эта как всегда: в куртке в помещении, – наверное, ей старик тоже какую-то справку предложил. Под этим, впрочем, одета как и положено старосте – строго по дресс-коду: белый верх и юбка в чёрно-красную клетку. Глаза только слишком выбиваются из образа – рано ей ещё краситься. Напоминает кое-кого очень сильно, неудивительно будет, если эти две уже спелись на почве любви не только к макияжу, но и к какому-нибудь Эдгару По. – Утра, Лев Александрович! – произнесла Марина с улыбкой, подняв на него глаза – с её-то ростом пришлось ещё как задирать голову. И даже не "доброго"? Ни на уроках, ни на фотографиях в сети Лев никогда не видел Марину улыбающейся даже немного. Разве что тогда давно, когда она была непоседливой пятиклашкой с двумя косичками. А теперь что? Теперь же девчонка словно вечно злою на весь мир ходила. Прямо гадкий утёнок наоборот – выросший из прекрасного лебедя. Поразмыслив ещё немного, Лев сообразил, что улыбается Марина не ему – такою из кабинета вышла. – Давай, заходи ещё, – услышал он такой знакомый с детства голос. Ноеми своих посетителей что, до двери провожает? Лев кивнул старосте, отвечая на приветствие, и шагнул в открытую дверь, чтобы наконец увидеть ту чертовку из своего прошлого. Да, именно чертовку, и именно из-за неё Лев про себя так называл теперь каждую надоедливую или своенравную девицу – там, где другие бы назвали стервой или сучкой. А всё потому, что кое-кто со всей своей любовью к потусторонней тематике однажды вырядился в чёрта на школьный хеллоуин, а Лев не упускал любого повода давать людям прозвища. Они с Ноеми словно прокляли друг друга: он её одним словом, а она его – отобрав способность ругать женщин другими выражениями. Как и предполагал, Марина не просто так вышла весёлой – отвечала на улыбку психолога. Так лучезарно Ноеми в школе никогда не улыбалась – а теперь это не портила даже тёмная помада. Наверняка профессия обязывает выглядеть дружелюбно – чтобы пациентов располагать к разговору. Завидев Льва, Ноеми хоть и прибавила себе серьёзности, но осталась в приподнятом настроении. – О, ну здравствуй, Лев. Или теперь называть тебя "Александрович"? – Только при детях, желательно. А то буду чувствовать себя старым. Давно не виделись. Как ни странно, наедине с тем, кто знает её предысторию досконально и наблюдал её превращение из серой мыши в чёрную, – Ноеми не вернула себе того привычного выражения лица и интонаций в голосе. Как будто и правда рада видеть. Захотелось даже схватить её за плечи, потрясти и сказать: "Да хватит притворяться, я тебя знаю как облупленную, ты не такая, веди себя как всегда!" Но потом захотелось просто смотреть. Лицо Ноеми хоть и напоминало о той девочке из класса – и обо всех остальных детях, включая отчуждённого озлобленного мальчика Сашу, которым когда-то был сам Лев, – только чёрные волосы теперь красиво блестят, а макияж стал более искусным, почти профессиональным. Так, наверное, и бывает, если заниматься любимым делом каждый день в течение нескольких лет. Лев бы даже не смог назвать ни одного такого занятия, в котором так продвинулся, если Ноеми вдруг спросит. Разве что строить планы – и врать. Но даже глядя на её лицо, Лев совершенно не мог поверить во всё остальное, что теперь увидел. Мама дорогая, как же Ноеми выросла! И это вовсе не о расстоянии от пола до макушки. Хоть психолог и пыталась выглядеть прилично: была чуть ли не буквально затянута в строгий костюм, – Лев всё никак не мог отделаться от мысли, что эта пуговица на пиджаке вот-вот сорвётся, не в силах больше держать красоты хозяйки в тисках, а эти брюки прилегают так плотно, как вторая кожа, без единой складочки. Специально, что ли, чертовка костюм на размер меньше носит? – Так и какими судьбами ты ко мне? – спросила было Ноеми, но скоро заметила, что Лев смотрит не ей в глаза, а намного ниже. – Ты чего это глаза в пол – уронил что-то? Она рассмеялась. Это что сейчас было? Ноеми, которая обижалась и плакала, смешно размазывая тушь по лицу, всякий раз, когда кто-то стащит книгу у неё из портфеля, – только что подколола его? Да кто эта секс-бомба и что она сделала со странной девочкой, которую Лев когда-то знал? Впрочем, может, толком и не знал на самом деле... – Да увидел знакомое имя в списке сотрудников, сначала не поверил – вот и пришёл убедиться сам. Так что это я должен спрашивать: какими судьбами ты тут оказалась? Да ещё и психологом. – Да для меня тоже стало неожиданностью, когда мне позвонили и позвали работать. Вообще – я собиралась ещё учиться дальше. Но разве ж можно отказать родной школе? Немного практики никогда не помешает. – Скажи, – Лев не удержался от того, чтобы коснуться её локтя и провести таким образом до середины кабинета, после чего присел на парту, – ты уже начала работать с ребятами? Или пока только знакомишься? – Тебя наверняка интересует твой одиннадцатый класс? – Какая ты стала-то, а... – протянул Лев, снова невольно заглядываясь. – Ничего от тебя не скроешь. – Так я ж психолог, – гордо ответила Ноеми, но тут же опять улыбнулась. – Так, подожди, это же не тот момент, где ты меня по старому знакомству просишь помочь тебе с отношениями? – Нет, – Лев посмеялся шутке, – у меня есть вопросы насчёт учеников. – Кстати об этом, – торопливо продолжила Ноеми, словно поток её мыслей о былом стало трудно сдерживать. – Как вы там с Женей? Всё ещё встречаетесь? Вот зачем было закидывать свою удочку воспоминаний так далеко и вытаскивать на поверхность именно это? От одного только имени, произнесённого вслух, Льва передернуло, а всё веселье мигом сгорело. – Нет, – ответил он глухо, словно не своим голосом, а записанным на диктофон когда-то давно и воспроизводимым по сей день. – Мы расстались ещё тогда, в выпускном классе. – Надо же, и никто не знал? – Ноеми произнесла это и с удивлением, что предсказуемо, и с сожалением – видно, считала их хорошей парой. – Ну вы даёте, конечно. Тайно встречались, тайно расстались... – Вот только не надо теперь меня расспрашивать, а что так и почему, – Лев решил на корню отрезать все её попытки задавать лишние вопросы. – Расстались и расстались. – Да я ещё даже ничего не спросила, а ты уже завёлся, – она хихикнула и легкого толкнула его в плечо, но Лев не шевельнулся. – Может, мне просто не всё равно. Расскажешь сам, если надо будет. – К детям свою науку лучше применяй, – насупился Лев. – Ты, кстати, правда психолог? Не знал, что у старика в институте есть такой факультет. – Отдельного факультета, может, и нет... – Он мне тут что-то говорил о проверяющих из округа. Было бы очень неудобно, если они узнают, что психолог-то без надлежащего образования. – У меня специальность "психология и педагогика", или вам, Лев Александрович, диплом показать? – на миг показалось, её добродушный настрой улетел к чертям, но когда Лев не нашёл, что ответить на это, она вместе с улыбкой выдала: – Что, съел, да? Боже, Лев, ты совсем не изменился. Всё тот же... Лев. Только теперь и официально по паспорту, да? – А ты теперь официально та ещё чертовка? – он – так и быть – улыбнулся в ответ и позволил себе коснуться кулона на её шее, в виде кружочка с рогами и хвостом. Будь на Ноеми ещё и рубашка с вырезом – ни за что бы даже не потянулся туда. А так – можно. – М-да, я такая, – чертовка хитро прищурилась и уселась на учительское место – ей даже ноги на стол не пришлось класть, чтоб выглядеть царственно. – И что же тебе пообещал мой старик за работу на него? – Слушай, мне не надо было быть специалистом по отношениям ещё тогда, чтобы понять, что между вами с отцом всё очень плохо. И что сейчас всё тоже не очень гладко, – Ноеми вновь поразила Льва своей проницательностью. Неужели кто-то и правда замечал, что между ним и стариком чуть ли не искры ненависти летают? Да вряд ли – это она, скорее всего, просто сейчас с высоты своего опыта проанализировала то, что помнит. – Но я-то тут причём? Каким бы – по твоему мнению – плохим человеком ни был наш директор, я работаю не на него. Я работаю на нашу школу. Ту, в которой мы с тобой вместе выросли. Школа – второй дом, слышал такое? И я сделаю всё, что в моей компетенции, чтоб нашей школе было лучше. Так же, я уверена, как и ты. Иначе что ты сам тут вообще забыл? – Да, ты права, прости, – Лев собрался с мыслями. – Это всё имя бывшей. Как там у вас это зовётся – триггер? – Хочешь поговорить об этом? – в этот раз улыбка Ноеми излучала не озорство и не шутку, а теплоту и сострадание. – Не сейчас. Я хотел спросить о другом. Я понимаю, что там конфиденциальность и всё такое... Но ты же наверняка должна сообщать, если с детьми что-то происходит? Мне как классному руководителю, например. – Ну, – задумалась Ноеми, – сначала родителям, а потом тебе, да. Хотя, думаю, можно в любом порядке. А ты чем-то уже обеспокоен, или мне показалось? Ну что за женщина – читает его, как записную книжку! – Нет, не показалось, – кивнул Лев. – Скажи, термин "синдром Квейтенберга" тебе о чём-нибудь говорит? – А-а-а, – Ноеми всё поняла с полуслова, – ты по поводу той девочки. Джейси Смит, да? Приходила с утра, хвасталась справкой этой. – Не скажешь, что это вообще за диагноз такой? – Если ни с чем не путаю, – Ноеми покрутила карандаш в руке, как если бы это помогало ей напрячь память, – то синдром Квейтенберга связан с какими-то проблемами с дыханием. Лёгкие не могут работать нормально, и часть их функций передаётся порам кожи. Я не врач и не биолог – не знаю, как это работает. Но по понятным причинам таким людям надо надевать на себя поменьше – чтоб тупо не задохнуться. – Ты сейчас как будто какого-то человека-амфибию описала, – подивился Лев. – Скорее, человека-растение. Джейси, безусловно, прекрасный цветок, но не настолько же буквально? – И что, у Джейси реально... вот это вот происходит с кожей? – Да нет, конечно, – обнадёжила Ноеми. – Девочка просто хочет ходить так – не более того. Если с ней что-то и не в порядке, то это в голове. – И что же с ней не так – она тебе рассказала? – Лев был почти уверен, что с Джейси они тоже спелись: Ноеми ведь тоже откуда-то оттуда, то ли из Мексики, то ли из Аргентины, в общем – горячая латинская штучка. – Расскажешь мне? Я бы хотел помочь ей адаптироваться в обществе, а не как мой отец – отмахнуться и повесить ярлык больной. – Ой, там такая история... – начала было Ноеми, будто страшную сказку рассказывает, но потом спохватилась: ведь речь о важных переживаниях девочки. – Если вкратце, то вовсе не раздеваться она хочет. Ей это не трудно, потому что собирается стать моделью, но цель вовсе не в том, чтоб показать себя. – Разве она не в восторге от своей внешности? А зачем тогда это всё? – Это отвлекающий манёвр. Чтобы не смотрели в глаза. Понимаешь, когда выходит такая вот красотка, большинство ей будут смотреть куда угодно, но только не в глаза. Тут-то Лев и понял, для чего Джейси нужны те не вписывающиеся ни в какой образ очки. Они для тех, кого модельной походкой и голым животом так просто не отвлечь. – Выходит, если по-научному, она боится прямого зрительного контакта? – подытожил Лев. – До чёртиков, – кивнула Ноеми. – Но почему? – Фобия такая, наверное, надо разбираться. Ей и самой в зеркале видится всякое – чуть ли не демоны в глазах. Говорит, не хочет, чтобы это видели и другие, пусть лучше на всё остальное смотрят. – Что ж, это и правда очень многое объясняет, – Лев задумался. – Я-то считал, ей там в этих детских школах моды вбили в голову, что она самая красивая. А она поверила и поспешила красотой делиться с миром. Но всё оказалось немного сложнее... Лев теперь не мог бы сказать точно, что собирается делать. С одной стороны, нахальная мисс Смит его сильно выматывала каждым разговором. Так и хотелось столкнуть её с пьедестала любой ценой – даже если это запрещённый прием, игра на самом тайном страхе. Подойти завтра же к ней в школе и начать сверлить взглядом прямо сквозь это бесполезное стекло на глазах и невзирая на все её девичьи прелести. Пусть у её страха будет лицо Льва, а единственный способ бороться – подчинение. С другой же стороны, Джейси – напуганная девочка, готовая поступиться моральными устоями, верой – а благодаря открытым одеждам Лев отлично видел крестик на её теле – и даже неприкасамостью. Ведь, как он и говорил ей тогда, сколько будет парней и мужчин, не желающих вникать, что там у Джейси в голове, и воспринимающих её внешний вид как приглашение? Подойти завтра в школе, обнять по-человечески, даже по-отцовски, извиниться за всё и сказать: "Я теперь всё знаю, я помогу справиться со страхом, вместе мы одолеем его". Останавливало только то, что завтра не учебный день. – Твой класс это вообще целый набор интересных историй, – Ноеми прервала размышления Льва. – И каждая заслуживает особого внимания. – В самом деле? – повёл бровью он. – Что, так много всяких... стрёмных случаев? – М-да, тебе ещё многое предстоит узнать... Например, ты знал, что одной твоей ученице в детстве запрещали называть друзей и знакомых по именам, и теперь у неё проблемы с именами в принципе? Или что у другой – постоянные гнетущие мысли о неизбежной скорой смерти? – Стоп, что? – Лев всполошился. – У кого это там мысли о смерти? Это в семнадцать-то лет? – Да у старосты твоей. Не знал, вижу. – Никогда бы не подумал, чтобы Полина... – Слышал когда-нибудь о гиперкомпенсации? – Не особо. – Всему своя цена, если коротко. Она же не просто так умная не по годам. Врачи ей сказали, что из-за этого весь её организм слабее. Думает теперь, что ей положено жить меньше, чем остальным. И поэтому поспешила выучиться побыстрее, но в школу ходить не перестала? Это ведь самая беззаботная пора в жизни, и человек, одарённый таким умом, это наверняка прекрасно знает. Кто бы ещё, кроме самого Льва, пожалуй, не хотел продлить школьные деньки как можно дольше? – Что ж, – сказал он со вздохом, вставая, – думаю, со временем в этом я тоже разберусь. Вернее, мы разберёмся. Ведь для этого школе и нужен психолог, так ведь?