Schoolcrack

В темноте опять ступеньки. Отвесные такие, а потолок низкий. И куда меня на этот раз занесло? Точно не подъезд – света тут как будто и не должно быть. Единственные намёки на него исчезают где-то за спиной, когда хлопает дверь. Приходится пригибаться, чтоб не удариться головой в темноте. Внизу тянет холодом, будто в полу огромные трещины, через которые дует ледяной сквозняк. Но были бы дыры – был бы и свет, так? А его нет. Немного лучей вижу, когда спускаюсь до низа лестницы и поворачиваю голову. Они падают из узенького окна прямо под потолком и освещают несколько школьных парт и стульев, расставленных как в классе. Только сидя здесь наверняка и можно чувствовать себя в безопасности и не бояться отбить себе макушку. Холод будто хватает за ноги и лезет забраться выше, но на мне куртка – чуть ли не зимняя прямо поверх летней одежды. Хорошо хоть сегодня не в шортах пошла – так и представляю, как ноги бледнеют, а после становятся синими. А я предусмотрительная, раз накинула её ещё перед тем, как зайти в этот подвал. Чтобы спасти ладони и свои, как говорят некоторые, музыкальные пальцы от мороза – прячу руки в карманы. В одном, как и положено, телефон. На всякий случай, пока руки не замёрзли, достаю его, выключаю музыку и наматываю вокруг него наушники. Потому что надо бы слышать, что происходит. Во втором кармане – пусто, и я осознаю, что там должна была быть шапка. Забыла, что ли? Лучше уж руки отморозить, чем простудить голову. Шепчу неизменное японское ругательство и накидываю капюшон куртки на голову. Причёска, конечно, пострадает, да ведь главное здоровой остаться, пройдя через этот замороженный ад. Когда была острижена под мальчика – было как-то легче: никаких забот о том, что шапки, капюшоны или случайные дуновения ветра сделают мне некрасиво. Но одновременно и хуже – простудиться было как нечего делать, вот я постоянно с шапкой в кармане и ходила. С той же стороны, что и эти парты под потолком, виднеется проём высотой во всю стену и шириной почти с меня. Дверью это не назвать, потому что, собственно, двери и не хватает. Как бы там ни было – хотя бы свет есть. Шагаю сквозь вязкую холодную тьму как через болото – под ногами скрипит, будто днище прогнившего корабля. За проёмом – вполне себе обычный класс: доска, парты, стулья, лампы в потолке, даже ступенька вниз на входе, чтоб можно было распрямиться. Первое воспоминание – о прежней школе, конечно же. Как будущих полицейских, нас учили стрелять в том числе и из винтовок. Стрельбище на открытой местности устроить не было вариантом, поэтому в подвале прямо под школой оборудовали тир. Вот тот подвал и выглядел точно так же – хоть и не настолько промёрзший, и потолки так не давили. Класс, в который я теперь зашла, был больше всего похож. В таком прямо перед самим тиром мы изучали строение оружия, а также учились собирать и разбирать винтовки на время. А уже через проём проходили в длинное помещение с мишенями. Здесь же будто всё перемешалось: класс в дальнем конце подвала, а возле входа перед ним – не пойми что, какая-то морозильная камера. – Опоздавшая, вы долго стоять будете? – говорит мне человек за отдельным столом в углу класса, когда только собираюсь осмотреться. – Так и быть, я вас впущу, но вам придётся сразу тянуть билет – без подготовки. Смотрю на него – вот сюрприз-то – как отмороженная. Он чем-то неуловимо напоминает одновременно и директора, и отца Космос. Да и билет – что за билет? Экзамен? Но почему в каком-то подвале? Экзамен по стрельбе я бы ещё поняла, если бы это была моя другая школа. Следующее воспоминание – как Космос рассказывала, что классный час первого сентября прошёл в столовой. Настолько не хватило комнат, по её словам. На экзамены что, тоже не хватило, получается? Да и какого рода подготовка нужна до того, как взять билет – а не после? Разве что молитвы каким-то студенческим богам и танцы с бубнами во имя того, чтобы случай подбросил счастливый вопрос, на который знаешь, как отвечать. На ходу разворачиваю сложенный вчетверо листочек – билет – и сажусь с ним в первый ряд. Более удобные для списывания места, увы, уже заняли те, кто пришёл вовремя. Казалось бы, сегодня сдаю английский, так почему такие мысли? Что там списывать вообще, если он – по крайней мере, разговорный – мне как второй родной? А всё потому, что на бумаге сразу под номером билета я вижу... задачу. Да, она на английском, но это чёртова задача по математике – или, скорее, геометрии. И как-то сразу кажется, что все иностранные слова тут же вылетели из головы. Буквы узнаю, а смысла в упор не вижу. Наверное, глаза ещё не привыкли после темноты, вот и затуманенно всё. Отодвигаю лист подальше, чтобы чётче видеть – без толку. Потому что догадка была наивная и глупая. Разумеется, было бы круто, если бы неспособность видеть смысл была лишь дефектом глаза. – В чём дело, вам что-то непонятно? Оглядываюсь по сторонам – вдруг это не мне? – и среди вперившихся в свои листочки товарищей по несчастью будто бы вижу знакомое лицо. За партой позади-сбоку сидит подзагорелая девчонка в очках и вызывающе расхристанной школьной форме, у неё пшеничного цвета волосы, чёлка, а на затылке - хвостик. Будь она не на экзамене – я бы наградила её эпитетом "горячая". А так – такая же дама-в-беде, как и я. Не могу понять, где я видела это лицо с милым вздёрнутым носиком и сочными губами, но моя знакомая незнакомка смотрит так, будто мы с ней не просто дружим, а я на этом экзамене её единственная надежда. – Не могу решить, и у меня плохо с русским. Помоги, а? – говорит, тыкая мне в спину ластиком на карандаше, когда я усаживаюсь на место и кое-как оборачиваюсь к ней, чтоб учитель не видел. – Да я сама не готовилась, – отвечаю. – Мне бы кто помог. Я, с моим зрением с детства привыкшая сидеть на последних рядах, никогда не находилась так близко к учительскому столу на уроках. Поэтому приглушить голос, чтобы сказанное получилось шёпотом или хотя бы вполголоса, получается плохо, и учитель замечает: – Опоздавшая, и как вам вообще совесть позволяет за первой партой разговаривать? Ответ сам приходит – достаточно лишь окинуть взглядом стол передо мной и пошарить немного в карманах: – А мне писать нечем. И не на чем. Забыла, наверное, дома всё. Жду типичного "а голову ты дома не забыла?", но он молчит, даже смотрит не на меня, а куда-то вниз. То ли газету под столом читает, то ли у него там телефон. Повезло, думаю, так списать будет легче. Моя горе-соседка сбоку снова придвигается и шепчет мне в спину: – Я тебе ручку дам. И листочек. Только посмотри мой, плиз. Я быстро киваю, и она передаёт мне всё обещанное – вместе со своим листком. Смотрю: а там абсолютно такая же задача, как и у меня, только на русском. Кто это так шутит? Выходит, если девица плохо говорит по-русски, этот экзамен для неё такой же двойной, как и для меня? Может, поэтому учитель не пытается меня отсадить или как-то наказать по-настоящему за то, что я уже несколько минут к нему вполоборота сижу? Ведь объяснять иностранке на её родном языке, как решить задание – или что я не знаю, как решать, – та ещё проверка для моего разговорного. А попытки соседки обратиться ко мне на моём языке – такой же тест для неё. И ведь на экзамен по иностранному-то я и шла изначально. Что если это так и должно работать? Но мне почему-то лень разбираться, и я просто отдаю бедолаге свой листок. Лицо девчонки озарило такое счастье, словно в этом подвале появилось ещё одно окно на светлую улицу – если не целое отдельное солнце. – Ну как? – шикаю ей. – Теперь разберёшься? Та делает такое невинное выражение лица, словно собирается попросить меня об огромном одолжении, – как у кота из "Шрека", да. Уже думаю: ну сейчас будет умолять ещё и решить всё за неё. А она потом улыбается мне ослепительно и тепло, кивает и говорит: – Да, всё окей, теперь точно решу как-нибудь. Умненькая, значит, с геометрией проблем нет? Как бы не пришлось мне просить у неё помощи. Я ведь и так ручку с бумагой позаимствовала, это уже много. Возвращаюсь к своему столу, гляжу в билет, который выменяла. "Деревянный кубик окрасили со всех сторон краской и разрезали на несколько одинаковых кубиков. На сколько частей его нужно разрезать, чтобы число неокрашенных кубиков совпало с числом кубиков, окрашенных только с одной стороны?" – представляю себе это в голове и думаю: ну, должно быть легко. Только готовлюсь начать решение, как кто-то тычет опять. Оборачиваюсь к девчонке – та усердно что-то пишет. Из её хвостика выбился до пушистого завитой локон и елозит по бумаге вслед за ручкой. Она ещё и нависла над столом так, что если устремиться взглядом вдоль распахнутого ворота и дальше дотуда, где рубашка сходится к застёгнутой пуговице, – можно застрять им там надолго. А кто-то продолжает тыкать – уж явно не она – настойчиво, уже не в спину, а в локоть, в то место, которым обычно больно ударяться. Слышу до боли знакомый шёпот: "Эй, я вижу, ты шаришь, помоги и мне!" – оборачиваюсь ещё дальше и... Кого же я там вижу? Помимо стрельбища в подвале, у прошлой школы было немало и других достопримечательностей. Не все из них, увы, были примечательными в хорошем смысле. Мне не повезло оказаться в одном классе с одним из таких местных чудес. Это был сынок папиного друга – того, кто и помог нам с прикрытием и организовал моё обучение в той школе. Где, как не среди будущих полицейских – или частных охранников, если не повезёт – мне было бы безопаснее всего учиться? Отец не мог отказаться, вот мне и пришлось терпеть. Парнишке тому было всё равно, что наши отцы дружат – он делал, что хотел, и знал, что никакое наказание его не настигнет. Ведь его папа – кто-то из руководства школы, а значит, всегда прикроет сынка. И такое бывало не раз. Вседозволенность дала парню ощущение власти, и другие этим прониклись: класс разделился на шайку тех, кто повсюду лебезил перед ним, и всех остальных – неугодных. В число первых переметнулся как раз и тот, кто в те времена чуть не стал моим парнем. Нравился мне долгое время безумно: сначала потому что общались хорошо и тесно, а позже из-за своей "музыкальной" внешности – как у Курта Кобейна. Правда, сменив компанию, мой герой почему-то решил, что разбалтывать друзьям всё, что я говорила ему из личного, – забавная шутка и хорошая идея. Вот так тот, в ком я видела себе единственную достойную пару, в одночасье стал для меня злодеем. Ещё и тягу к музыке наподобие "Нирваны" навсегда отбил, жаль. И вот сейчас он здесь: его крашеные блондинистые патлы и взгляд, будто знает, что перед ним никому не устоять. Я бы и не устояла. Но в любом сне на лица этих обоих примечательных парней у меня всегда лишь одна реакция. Встаю из-за стола, рывком хватаю парня за горло – так, что челюсть давит на пальцы, – поднимаю и кидаю об его же парту. Она, конечно же, с хрустом ломается пополам. А он как ни в чём не бывало встаёт, отряхивается и спрашивает безучастным тоном, не охренела ли я. Хочется, как всегда, подпрыгнуть повыше и улететь отсюда куда-нибудь, где можно с облаков рассматривать их же отражение в океане. Но здесь такие низкие потолки, что ничего не выйдет – разве что головой удариться. Впрочем, а почему бы и нет? Голове было бы не плохо встретиться с потоком. Только не моей. Вместо ответа хватаю блондинчика снова и вбиваю в потолок, как гвоздь. В реальности он бы сломал шею или размозжил себе череп от такого удара. А тут – пробивает потолок, словно тот из пенопласта, и так и остаётся болтаться. Что-то орёт туда в камень, но я не слышу. Значит, слишком толстая кладка, так просто не пробить. Моя милая соседка смотрит так, будто я не человека кидаю, а просто потягиваюсь. Учитель вообще не смотрит, но говорит: – Опоздавшая, от вас слишком много шума. Ну-ка выйдите. Писать ответ будете в коридоре. – Я с радостью, – бросаю ему в ответ и срываюсь с места обратно во мрак. К чёрту этот экзамен, раз он не настоящий. Мне бы выйти наружу – и оттуда уже хоть в небо, хоть на все четыре стороны. Сквозь тёмную комнату с потолком ниже моего роста только поначалу кажется лёгким пройти. Ведь это в класс я шла на свет, а обратно даже не представляю, как выбираться. Дверь наружу закрыта, поэтому её не найти. А полоска лучей из прямоугольной выбоины освещает только первые пару шагов. Когда на пути в черноту снова врезаюсь во что-то, уже собираюсь лезть за телефоном и посветить вперёд экраном. А ведь телефон мог бы сейчас спасти меня и по-другому – можно же было остаться и спокойно найти ответ в интернете, пока учитель не смотрит. И оставаться в одной комнате с тем хмырём? Нет уж, того гляди ещё второй герой бы нарисовался. В моих снах, как и в последних воспоминаниях, они вечно ходят парой. Едва нащупываю холодный корпус телефона в кармане – а дверь на выход уже сама открывается мне навстречу, и с улицы бьёт яркий свет. Вот только открывается не просто так: в белом прямоугольнике двери вижу чёрный силуэт. Тонкие ручки, голова в чепчике, платье от талии расходится в стороны как зонт или колокольчик. Облако пылинок за плечами. И два огненных кольца зрачков, смотрящие прямо на меня. Недавний сон со злобной готической лолитой вспоминается так резко, будто к памяти подключили флэшку с гигабайтами воспоминаний. Этой-то девице тут что делать? А она как увидела меня – так и замерла в полушаге. Разглядывает своими горящими глазами – с таких ступенек, разумеется, только свысока и никак иначе, пару раз моргает впервые за всё время, что я её видела вообще, и спускается дальше. Изящно так, чуть пружинисто, как настоящая леди. Потолок этой принцессе оказывается впритык к чепчику – как будто под её рост и отмеряли. В этот раз мне приходится смотреть ей прямо в лицо, наши взгляды на одном уровне. Я уже перебираю варианты в уме, что получится с ней сделать в этом узком куске пространства, и понимаю, что делать ничего не хочу. – Ты что, на экзамен? – спрашиваю с усмешкой. – Надо же, я ещё не хуже всех опоздала. – Нет, – она водит по мне взглядом и снова моргает – совсем как живая девочка, а не деревянная кукла из прошлого сна. – Я по твою душу. Последнее слово тянет так, что его вот-вот получится понять буквально, а не как устойчивое выражение. Я театрально вздыхаю, будто задолбалась. Впрочем, почему "будто"? – Ну, и что ты от меня хочешь? Сейчас наверняка уже шесть утра, у меня совсем нет времени с тобой играть, как тогда. Давай в другой раз? – Я хочу, – она проговаривает каждое слово по слогам, как на уроке чтения, – чтоб ты провалилась. – Да мы и так под землёй, если ты не заметила. Ниже уже просто некуда. – Эм, ты тут? С кем ты разговариваешь? – знакомый и такой родной голос доносится от класса и быстро приближается. Тренер встает чуть впереди меня боком к выходу и щурится от атакующего глаз света, бьющего из-за спины чёрной принцессы. На моей подруге – длинное серое пальто с красной подкладкой, капюшоном и множеством карманов, а под ним, кажется, совсем ничего. Наверняка опять обман зрения. Кто она сегодня в таких цветах? Друид? Белый маг? Или серый, если такие есть – кроме Гендальфа, конечно. – Ты что, всё это время в классе сидела? – спрашиваю её и внутренне негодую. Впрочем, с ней мне не страшно озвучить любое своё негодование: – Как же это я тебя не увидела? – А вот как, – отвечает Тренер, хихикнув, и надвигает капюшон на голову. А после – растворяется, как будто её изображение красками прямо на воздухе смыло дождём. Но я всё ещё слышу дыхание и ощущаю шаги по тем же доскам, на которых сама стою. Так вот, кто она – какой-то шпион или ассассин? Мой затылок обдает теплом выдоха, её голос шепчет прямо в ухо: "Что, потеряла меня?" – и руки приобнимают за пояс, забираясь под куртку. От неожиданности хочется дёрнуться, но я держусь спокойно: потому что в следующую секунду все ощущения пропадают, а чёрная принцесса в проходе шатается так, будто её как неваляшку толкнули. Тренер уже за её спиной – снимает капюшон. – Ну, ты что, красавица? Не зевай. Та сначала не реагирует, но Тренер снова толкает – и ей нехотя приходится повернуться. – Давай и ты тоже, – кидает мне подруга через её плечо, в котором уже красуется нож, больше похожий на пилку для ногтей. Будто в дерево воткнули – у лолиты никакой реакции. – Что я "тоже"? – отвечаю с издёвкой, цепляясь к словам, как всегда. – Тоже красавица, – отвечает Тренер, копируя мою интонацию и хитро прищуренный взгляд – на самом деле, конечно, имеет в виду, чтобы я выметалась, пока можно. Проём позади них обеих – уже давно чистый прямоугольник света без намёка на чужие силуэты. Я думаю подмигнуть или улыбнуться Тренеру напоследок, но она уже снова пропала, попутно одарив лолиту ещё парой ножей. Так что я просто врубаю скорость на максимум на вдохе – и на выдохе влетаю прямиком в сноп лучей с улицы. Свет встречает меня утром. Или утро встречает меня светом. В отличие от вчера, в этот раз я прекрасно помню всё – не только пока застилаю постель, кормлю кота, ем сама и всячески привожу себя в порядок после сна. Даже когда сажусь в трамвай, могу вспомнить всё увиденное и думать о том, как же там Тренер справится с этой новой героиней – или, скорее, злодейкой – наших совместных приключений. Думаю, но не переживаю, ведь точно знаю, что оставаясь там, когда меня нет, Тренер способна на немыслимые вещи. Я могла бы остаться и побить эту королеву шахт вместе с ней, могла бы запросто поменять нам поле боя на такое, чтоб у чертовки не осталось никаких преимуществ. Но оставить эту битву за кадром казалось лучшим решением. Может, я была не слишком уверена в своих силах. А может, слишком уверена в способностях Тренера – за кадром она одолеет любого. Уж сколько раз так получалось чисто случайно. Как бы ни была опасна и страшна эта новая бестия из моих снов – я волновалась сейчас больше за неё, чем за Тренера. Вдруг подруга поколотит её так сильно, что та обидится и больше не придёт? Когда-нибудь я узнаю, что происходит там, когда экран моих снов темнеет и я отключаюсь обратно в реальность. Пока еду – успеваю десять раз обдумать этот сон. Как надоело видеть из раза в раз повторяющиеся лица бывших одноклассников, которые бесят, – не одного, так другого. Как похож был этот класс на наш тир в подвале, а моя непутёвая соседка сбоку – на описание, которое Космос оставила о нашей второй новенькой. Интересно, решила она-таки задачу или нет? И ведь над решением я думала дольше всего. Столько сил бросить бы на подготовку к настоящему экзамену. Как ни старалась – ничего не смогла придумать. Разве что если разрезать кубик на четыре части, то и окрашенных с одной стороны, и неокрашенных будет по нулям. Вот только боюсь, никто не примет такой ответ: это математика, тут надо считать, а не увиливать. А я вообще на английский еду – но думать о нём совершенно не могу. Главное, что занимает мысли: благодаря сегодняшнему сну я теперь помню и прошлый в деталях. Город, готическую лолиту, стреляющую затмениями, мой доспех и полёт до самой луны. Как же интересно всё-таки память устроена. Сам же экзамен оказался и на долю не таким интересным, каким мог бы получиться тот во сне. Вот бы и правда задали решить какой-то простенький пример и на пальцах объяснить его на английском другой ученице, которая в русском ни бум-бум. Но увы, на экзамене я была одна, если не считать Льва Александровича, которого, как оказалось, позвали быть моим куратором. Так что столкнуть меня с другими учениками просто не вышло бы, да и кто бы согласился на такой формат экзамена? Вместо этого дали прочитать короткую милую историю на русском: о том, как какие-то два пенсионера познакомились много лет назад ещё молодыми в одном государстве, полюбили друг друга, но их разделила война; а потом уже в современности, оказавшись в разных странах, при этом никуда не переезжая, снова встретились благодаря интернету. Как я поняла, речь в рассказе идет о Чехословакии и её разделении – ну или о какой-то другой стране с похожей историей. После прочтения надо было пересказать материал своими словами уже на английском – и вот тут очень кстати пришлось, что страну в тексте не назвали. Потому что названия – моё слабое место в английском. Экзаменатор восхитилась зато, какие слова я знаю из простых разговорных – наверняка на уроках не учат болтать в интернете, а я ведь только оттуда и нахваталась. А может, ей просто не сказали, что я вроде как из Англии, – но после моего пересказа она точно подумала, что английский для меня второй родной. Пусть на родине я не была уже очень давно, но в живом общении с отцом и интернет-друзьями поди забудь язык. После экзаменатор решила проверить мою способность к диалогу: позадавала простые вопросы в духе "как тебя зовут", "с кем ты живёшь", "расскажи про хобби". Делать нечего, в ответ на последнее пришлось сказать про музыку. Как и прочие люди в возрасте, кто узнавал об этой моей любви, женщина благосклонно закивала, продолжая говорить по-английски, что музыка это чудесно, и задавать какие-то ещё вопросы. На один из таких я осыпала её фамилиями композиторов, каких только смогла вспомнить с прошлой школы – да не просто фамилиями, а с полными именами, – якобы моих любимых. Эдвард Григ, Иоганн Себастьян Бах, Вольфганг Амадей Моцарт, Пференц Лист – эти словосочетания действовали на пожилую женщину как гипнотическое заклинание. Уже потом, когда экзаменатор восхищённо нахваливала меня Льву Александровичу, нараспев объявляла мою отличную оценку и записывала её в какую-то ведомость, я сидела, улыбалась как Барби и только и думала: как хорошо, что эти двое не увидят плэйлист из моего телефона, что остался в куртке. На выходе не смогла отвертеться от заинтересованных взглядов классного руководителя и расспросов сразу после поздравления с успешной сдачей экзамена. – Ничего себе! Ты у нас, оказывается, в музыке разбираешься? Я бы всех этих композиторов и не вспомнил так сходу. – Да, у нас в прошлой школе музыка была немного, там и выучили. Знали бы вы, дорогой учитель, что ничего, кроме имён и биографий деятелей музыки, у нас там и не было. Музыка – ненужный предмет в школе, где каждый второй выпускник видит своё будущее в силовых структурах. Вот наше руководство и решило не заморачиваться: не было ни рояля, ни патефона, как в начальной – ещё английской – школе, ни даже отдельного класса. Учились прямо в том же самом актовом зале с мутно-красными шторами, где отрабатывали и построение со строевым шагом в холодное время года. А вместо учителя нам выдали какую-то молоденькую студентку – пусть нам тогда она казалась взрослой, но все понимали, что она сама ещё недавняя школьница. В таких условиях девушка совершенно не знала, как с нами работать, поэтому делала, что могла – гоняла нас по биографиям мировых классиков. Пусть я не научилась там нотам, новым аккордам или каким-то мудрёным техникам игры на музыкальных инструментах – в обществе далёких от профессионаольной музыки людей теперь могла сойти за умную благодаря одним лишь именам. – Интересно, чему ещё вас там обучили? – произнёс Лев Александрович будто бы себе под нос. – Похоже, в такой школе и музыку преподавали серьёзно. – Хотели, наверное, чтобы мы были развитыми всесторонне, – я пожала плечами. Внезапно он остановился напротив одной из дверей коридора, повернувшись к ней на пятках, – но открывать не спешил. – У вас столько дел в субботу, вы ещё не уходите? – спрашиваю непонятно зачем, ведь какое мне, в сущности, должно быть дело? Неужели он такой красавчик, что мне любой ценой хочется видеть его подольше? – А ты хотела ещё поболтать? – он улыбается, словно кошку за хвост поймав мою мысль. Наверняка у меня по глазам всё читается. И тут же все слова как-то пропадают из головы. Сказать "да" – означает выдать себя? Сказать "нет" – означает обидеть его? Это тот экзамен, к которому я, кажется, никогда не буду готова. Вот и молчу как двоечница, не выучившая билет. – Не то чтобы дела, – прервал неловкое молчание Лев Александрович. – Просто жду кое-кого ещё. Хочешь – подожди со мной. Воображение пошло на второй круг фантазий. Вдруг у него уже кто-то есть и более того – работает прямо в нашей же школе? Но зачем тогда мне ждать этого кого-то? Потому что придётся столкнуться по учебе? Да бред, стал бы он... Зачем я вообще о таком думаю? Наверняка это кто-то из одноклассников. Кого ещё есть смысл ждать и ему, и мне? Не удивлюсь, если это вторая новенькая, о которой Космос не могла перестать рассказывать, тоже что-то сдаёт из переводных экзаменов. Тогда и сон получится немного вещим. Так что я успокаиваю своё воображение и отвечаю: – Ну, только если недолго. Да, я всё-таки совсем не прочь остаться с ним наедине подольше. Правда, придумать тему для разговора не получается, и опять повисает гнетущая тишина. Не в силах выносить бездействие и чтоб не начать пинать ногами стену, как я привыкла с прошлой школы, спрашиваю то, что подумала: – Это кто-то из наших тоже что-то сдаёт сегодня? – Да, – Лев кивает, всё ещё глядя на дверь и не поворачиваясь ко мне, – староста твоя сегодня сдаёт два последних экзамена. – Последних? – Ага, русский и литературу. Учитель у нас по этим предметам один, вот и решили совместить, чтоб два раза не ходить. – Но зачем ей? – у меня в голове не укладывается. Вроде, в такое время года сдают те, кто завалил все попытки сдать за прошлый год вовремя и даже летом не смог взяться за ум и пересдать. Или срочно переведённые, как я. И, честное слово, староста не подходит ни тем, ни другим. Учится она тут с пятого класса, а в то, что она не смогла выучить и сдать не один, а целых два предмета, и при этом не потерять свой почётный статус главы класса – ни за что не поверю. – А ты не знала? Тебе Космос не рассказывала? – Лев Александрович, видать, неплохо осведомлён, кто с кем дружит. Космос, конечно, самая первая, кого я добавила в друзья на сайте школы, и он мог это увидеть, но разве это выдаёт нашу с ней реальную дружбу? А он тем временем рассказывает: – Каждый год в сентябре ваша староста заранее сдаёт экзамены по всем предметам – чтобы не сдавать потом со всеми. – Разве так можно? Это же, получается, всё лето учить наперёд всю программу... – О, а вот и она, – учитель отступил на шаг от двери, предоставляя больше места выходящим, и дёрнул меня за рукав следом за собой, когда я не догадалась повторить. Вышедшая из кабинета староста выглядела уставшей и замотавшейся – или я что-то упустила и это её обычное состояние. Вчера на фоне Космос я и не разглядела, как она выглядит в школьной форме – явно парадной: рубашка такого цвета, который впору назвать ослепительно белым, а глаза нарочито накрашены так, что накидывают ей пару-тройку лет. Если бы юбка-сарафан была не в клеточку, а обычного чёрного цвета – я бы точно перепутала старосту с молодой учительницей. Примерно такая и была у нас по музыке. – Ну как? – спросил Лев Александрович, отводя старосту в сторону за локоть. – Всё сдала? – Да делов-то, – фыркнула та, беспечно отмахиваясь. – Чё там сдавать? Вот честно: больше за рубашку переживала, чем за оценку. – Рубашка-то красивая! Привет, кстати, – я махаю ей рукой, но она меня будто не видит. – Ты что, правда последние экзамены сегодня сдавала? – Ну да, – она заметила, наконец, лишь кивнула в знак приветствия. – Это ж с ума сойти столько учить. – Чё там учить? Всё и так ясно же, – пожимает плечами, и с одного чуть портфель не съезжает. – Я бы и ещё раньше всё сдала, да на два года вперёд нельзя. – Поздравляю, да ты явно... – запинаюсь сказать "крутая" при классном руководителе, как будто он не приветствует таких слов, – ...очень умная, раз тебе так легко даётся учиться. Вот чёрт, получилось-то совсем не так, как я хотела. Думала выразить своё восхищение, а получилось что-то вроде "самая умная что ли?" всего из-за одного лишнего слова. – Ну да, – снова ответила староста, даже не моргнув в ответ на комплимент, и равнодушно отвернулась. Я, конечно, не рассчитывала, что она растает на месте, но и такого безразличия тоже не ждала. Внешность-одёжку похвалить – на неё не действует, ум отметить – тоже. Хотя, может, ей с пятого класса сто раз уже говорили, какая она умная, а я всего лишь сто первая? – Это ж так можно в школу теперь не ходить весь год, да? – Можно не учиться, – ответил за неё Лев, снова увлекая старосту за собой. – Но ходить всё равно надо. Нас ещё ждут другие важные дела – да, Полина? – Ну да, – повторила та, как испорченная пластинка. Я не отставала и пошла за ними. Зачем-то же классный руководитель разрешил мне дождаться с ним старосту? – Это какие же? – поинтересовалась я. – А всякие общественные, – снова ответил он за неё. – Знаешь, стенгазеты там всякие, оформление класса, прочие интересные вещи вроде организации классных часов и экскурсий. У вас не было? – Нет, не было. – Ну вот – теперь будет. Когда есть такой талантливый человек, – он потрепал старосту по плечу, и явно было заметно, что хотел по голове, да в последний момент побоялся испортить девочке причёску, – и с таким запасом свободного времени – уж по общественной части мы параллельный класс точно обгоним. – А что нам это даст? – Ну, не мы начали эту гонку, а доблестный директор, который любезно передал мне этот класс, а себе взял тот. Хорошая конкуренция никому не повредит, да? На это я не решилась ответить. Зачем подогревать вражду между классами, у кого в отношениях и так не очень тепло, судя по тому, что я слышала после линейки от одноклассников? Впрочем, если это затеяли другие – у нас и правда может не быть другого выхода. Перевести вражду в такую игру – наверное, правильное решение. Вот так и иду за ними в раздумьях, а учитель словно специально уводит старосту подальше вперёд, чтобы я не слышала разговора. Но благо у меня хороший слух, а зрение на таком расстоянии – ещё лучше. И я слышу, как Лев Александрович торжественно говорит: – В общем, поздравляю тебя, Полина, ты большая молодец – и всегда такою оставайся! И протягивает ей какую-то книгу. Книга – лучший подарок, так ведь? Староста от удивления застывает на месте, неуверенно исполняет уже виденный мной реверанс и отвечает словно укоризненно, но по-доброму, шутливо: – Ну-у-у, Лев Александрович! Ну не стоило, ну правда. – Ещё как стоило! Знаешь, как говорят? Семнадцать лет – один раз в жизни, а семьдесят один – и того реже. – Но заранее же не поздравляют! – её голос становится скрипучим, почти как у старухи – она точно специально это делает, пытаясь спрятать своё смущение. Им с Космос с такими голосами бы на пару аниме озвучивать. А я бы присоединилась, если бы понадобился кому-то мяукающий голос – мой, к сожалению, на другое не способен, как им ни играй. Даже мужика не могу нормально изобразить, чтоб не вышло похоже на какого-то рептилоида. Староста продолжает стоять на месте, повернувшись лицом к учителю и боком ко мне и листая книжку. Я бы могла уже раз пять их нагнать, но ускоряю шаг только после того, как издалека без проблем читаю название на обложке. "Чайка по имени Джонатан Ливингстон". Не знаю, должно ли мне быть стыдно за то, что к своим семнадцати я оттуда только цитаты в интернете видела. – О, Ричард Бах? – словно проверяя, спросила староста, и Лев кивнул. – Но ведь "Чайка" – совсем маленькая повесть. А тут страниц сто или сто пятьдесят. – А тут не только она. Это сборник: тут еще и "Иллюзия", и... – Ага, вижу, – перебила староста, – тут вот на каждой странице на полях чайки, а дальше звёздочки и всякое. Так мило. Почему-то из её уст последнее слово прозвучало как издевательство. Вот теперь уже нисколько не удивлюсь, если она это всё читала ещё когда ей было девять. Лев, судя по всему, тоже беспокоился на этот счёт: – Может, конечно, ты уже это читала, но в таком оформлении точно не видела. Это издание, кажется, старше меня. – Да? – староста с интересом перелистнула в конец, чтобы увидеть год издания. – Ничего себе, как хорошо сохранилась! Как новенькая! – а потом спохватилась и сменила промелькнувшее было восхищение на привычную усталость от всего. – Да, я читала "Чайку", но очень давно. Буду не прочь перечитать. – Прямо даже давно? Ничего себе ты. Я в таком возрасте даже не знал, что Бах-писатель и Бах-композитор это разные люди, – учитель рассмеялся, почёсывая затылок, но тут же заметил, как я подошла, и буквально впихнул меня между собой и старостой: – А ты в курсе, что Алёна у нас в музыке разбирается? Не только Баха знает, но и... других всяких. – О, правда? – староста оторвалась от книги и подняла на меня глаза – и без того большие, так ещё и зрачки расширились после пристального всматривания в мелкий шрифт последних страниц. – Любишь музыку? Все эти реверансы, поглощение книжек с детского возраста, тотальное игнорирование моды – что-то мне подсказывает, что она и в музыке фанат классики. Тут мне будет сложно ей угодить или вообще хоть как-то в выгодном свете себя выставить, так что решаю просто отшутиться. Всегда вот так, когда волнуюсь. Чёрт с ней, пусть строит из себя умную – а я тогда буду смешной. Посмотрим, что из этого нравится Льву больше. – Ага, люблю музыку. Но не только – ещё кота своего, это тоже важно. – Играешь? – С котом-то? Конечно. Лев улыбнулся, хоть и постарался скрыть это, а она – показалось, ещё чуть-чуть, и глаза закатит. – Ну, а музыку? – И музыку тоже, бывает, – вздыхаю – пришлось-таки признаться. Только не спрашивай, в каком жанре, ну пожалуйста. – И на чём? Фортепиано? – Да нет, на синтезаторе. – Ясно. Такая реакция меня не удивила. Что и требовалось доказать. Староста, выходит, из тех, кто ценит людей, способных заучить и воспроизвести чужие мелодии, больше, чем стремящихся придумать и создать что-то своё? Больше сегодня она на меня даже не смотрела. Классный руководитель отвёл нас в нашу новую комнату, которую они со старостой, судя по всему, уже начали обустраивать и оформлять на свой лад. Рядом с доской висел календарь в несколько листов и с рамкой – явно чтоб каждый месяц вставлять новую картинку, если не каждую неделю. Полистав его немного, я увидела немало обведённых дней – чуть ли не все. Какие-то красным, какие-то – жёлтым. – Что это будет? – спрашиваю. – Красное – дни рождения класса, жёлтое – другие праздники, – ответила староста не глядя, устраиваясь за первую парту и доставая откуда-то огромные листы – самое то для фонов календаря. – Но жёлтых так много... – Да там такие – день рождения того же Баха, например. – Какого из них? – Да обоих. Лев Александрович пролистал календарь следом за мной, и я разглядела: до января никаких больше дней рождения. Это что, делает старосту самой младшей в классе? – А почему завтра не обведено красным? – спросил Лев у старосты. – А чё его обводить, если воскресенье? Да и не хочу, чтобы меня поздравляли. – Почему? – Они меня ненавидят... – Да ладно тебе, – Лев попытался утешить, но староста не повелась – дёрнула плечом, чтобы он отстал, и принялась деловито что-то выводить фломастером. Если она вот так оценивающе и предосуждающе ведёт себя со всеми – не удивительно, что одноклассники её не жалуют. Ну а меня она пока ещё не успела достать, так что я задумала хитрый план. Что если сделать, как Лев Александрович? Конечно, я ни за что не разберусь, какую книгу ей подарить, но ведь я и без того достаточно узнала. Украдкой обвожу взглядом портфель старосты, чтобы рассмотреть, как подаренная книга покоится внутри рядом с синей папкой. Эту папку я уже видела в её руках – и первого сентября, и в день первой встречи. Почти прозрачная, матовая, с наклейками в виде рыбок как в мультике "В поисках Немо" – она-то и натолкнула меня на мысль о возможном подарке. Совсем не книжном. Старосте и без учебных дел предстоит немало поработать в этом году, чтобы сделать наш класс лучше директорского, и, глядя на разбросанные рядом с ней ручки, фломастеры и карандаши, я окончательно поняла, что ей точно пригодится.

***

С самого первого сентября подлянки сыпались как из рога изобилия. Всякий раз, когда слышал это выражение, Лев не мог понять, что это за рог такой, но представлял, что у каждого человека он свой. И если у старика есть свой рог изобилия, то только вот с таким нелицеприятным содержимым. Сначала эта подстава с классной комнатой. Да, для учеников всё удалось решить лучшим образом, но ведь никто из них наверняка не узнает, сколько потом после классного часа пришлось ждать. Пока откроют учительскую, пока соберутся люди, готовые – и уполномоченные, что важно – хоть как-то подсобить выпускному классу в получении новой комнаты. Директор при этом, конечно, даже не появился. Повезло ещё, что довелось встретить старосту: та как раз показывала новенькой школу, проводя по всем этажам. Пришлось отрывать её от компании, а другим девчонкам – продолжать экскурсию без неё. Лев корил себя за то, что пришлось задерживать девочку так надолго в первый же день после уроков – сильнее только проклинал старика. Зато удалось выяснить, что староста в принципе и учиться-то не обязана – и никогда не была обязана со своим уровнем обучаемости и знаний. Лев уже знал из её личного дела, что заставляет девочку ходить в школу несмотря на это – искреннее желание её семьи, чтобы, невзирая на свои явные отличия от сверстников и других детей вообще, Полина не лишалась шанса заводить друзей, участвовать в школьной жизни и всём остальном, что не касается учёбы. Ведь вовсе не учёба делает это время самым светлым в жизни многих, а школу – вторым домом. И всё же хотелось знать, что девочка-индиго сама думает по этому поводу. Оказалось, ей совсем не в тягость делить будни с теми, кто, может, и не ровня ей по интеллекту, зато вполне сойдут за самое большое подобие семьи, какое у неё было. Судя, опять же, по личному делу, семей Полина сменила немало – и это при живых родственниках: дядях, тётях, бабушках и дедушках. Лев и подумал: а вдруг трудности с семьёй в детстве – это то, что однажды их двоих по-настоящему объединит? А пока что объединились за общим делом: Лев придумал, как оформить классную комнату не только на пользу и радость ученикам, но и всей школе. Вопреки кажущейся брезгливости ко всем окружающим, Полина зажглась этой идеей как новогодняя ёлка. Хотела чуть ли не каждый день сделать особенным, с какой-то знаменательной датой, и лишь чудом удалось уговорить её исключить официальные праздники и выходные. – Зачем вообще как-то оформлять эти дни, – настаивал Лев, – если никто и в школу-то заходить не будет? И потом, кто-то же должен заходить в класс и переворачивать лист. Кто это будет делать в выходные? Я или ты? – Ну а чё? – пожимала плечами староста. – Могу и я. – Это какой-то новый уровень прилежности, – шутил он в ответ, – не только сдавать экзамены заранее, но и ходить а школу даже по выходным. Он хотел спросить ещё что-то вроде "у тебя что, совсем личной жизни нет?" – но почему-то догадывался, что всё именно так и вопрос окажется обидным уколом. В итоге староста всё же поддалась на уговоры – и число листов, которые ей придётся разрисовывать, сократилось с трёхста чуть ли не на треть. Лев-то и вовсе изначально хотел, чтоб цветными в календаре были только те дни, когда класс посещают родные ученики. Но Полина настояла, что их общий труд должен быть полезен не только "своим". Лев тогда ещё задумался – если кабинет отдали ему с ребятами, пусть и неохотно, кто ещё войдёт туда? Такое было бы логично, если бы он сам вёл какой-то предмет у других классов, а не только обществоведение у своего. Как выяснилось, Полина то ли предвидела, то ли предупреждала о следующей подлянке со стороны старика. Лев, конечно, догадывался, что ему не оставаться долго без дела, и сварливое "долго вы, уважаемый Лев Александрович, собираетесь без дела сидеть в своём кабинете?" – ожидал услышать много позже. Через недельку хотя бы. Но директору не терпелось свалить на него побольше работы в кратчайшие сроки, и вот по итогам совещания в первый же понедельник Лев уже стал обязан вести уроки физики. Старик словно издевался – ну не вяжется физика с тем, как они с Полиной оформили класс. Хорошо хоть, некоторых учёных вроде Теслы и Эдисона она в свой список знаменательных дней рождения тоже включила, а не только писателей. Золото, а не ученица – Лев убеждался в этом всё больше. Ни в коем случае нельзя проиграть старику ни её, ни остальной выпускной класс. Очень хотелось верить, что подарок на день рождения, о котором наверняка никто из класса попросту не помнил, установит хоть какой-то начальный уровень доверия. Даже повезло, что подарил заранее – как выяснилось, никакого особенного поздравления класс старосте не устроил, а после школы отловить её теперь не осталось никакой возможности. Ведь очередная – уже третья – подлянка от директора заставила отменить все планы и устроить после уроков неотложную встречу с другой подопечной. Подобную череду событий Лев тоже ожидал значительно позже. Если занять классного руководителя как преподавателя рекомендует устав школы, директор в праве осуществить это с первого же дня. Но вот нарушения – должны же носить накопительный характер? Как это обычно говорят: один раз – случайность, два раза – совпадение случайностей, а вот три – уже систематическое нарушение. Но старику хватило и одного, ждать повторений он не стал. В связи с чем и вызвал Льва к себе чуть ли не с утра. – Лев Александрович, уважаемый, разве вы не видели, в чём позволяет себе ходить одна из ваших выпускниц? – Какая именно? – старик никогда не ходил вокруг да около, поэтому хотелось специально потянуть время и изобразить непонимание. – Эта ваша Джейси, которая Смит. Вы видели, в чём она пришла первого сентября? И это выпускной класс, лицо школы! – Так её же не было на линейке, – Лев усмехнулся. Конечно, или кто-то из учителей пожаловался бы на то, насколько укорочена юбка у Смит, сколько пуговиц сверху она не застёгивает и что не носит ничего под рубашкой, или кто-то из одноклассников не смог бы долго скрывать увиденное от старших. Да и Лев сам прекрасно представлял, как будет влиять на подрастающие и неустойчивые к соблазнам юные умы этот образ порношкольницы. Потому не мог бы заявить ни при каком раскладе, что такое поведение девочки не стоит беспокойства и принятия мер. Просто уж больно хотелось поддеть старика иллюзией, будто ничего такого предосудительного Лев в этом не видит. Чем больше директор сетовал, тем дольше хотелось сохранять беззаботное "а что такого?" выражение лица. – Никто её такую в составе лица школы и не видел. – То есть, вы одобряете? – старик свирепел, и сдерживать ехидную ухмылку становилось всё сложнее. – Я, конечно, понимаю, что вы молоды и полны сил, Лев Александрович, но имейте совесть и уважение к месту, в котором работаете! – О, поверьте, у меня уважения будет поболее, чем у некоторых... – Это школа, шко-ла! А не бордель! – Извините, конечно, но я не говорил, что одобряю. Так одеваться выпускнице, конечно, не подобает. Но вы ведь наверняка знаете, какими бывают эти подростки. Всё хотят проживать свою молодость на полную катушку и не любят учиться. Первое сентября – особенно не любят, – рассуждал Лев. – Джейси новенькая, мы ещё её толком не знаем. Может, это у неё такой юношеский протест на день знаний? Показала себя – и будет. Надо посмотреть, как она дальше себя поведёт – да и узнать получше её мотивацию. Для этого школе и нужен психолог. Кстати, где он? – Ну да, ну да, – не слушал директор, – а дальше она полуголой придёт в школу – или совсем голой. Будет скандал, кто тогда будет отвечать? Не вы, конечно! А я! – Ну, поговорите с ней, раз такое серьёзное дело, – Лев пожал плечами всё ещё равнодушно. – Хотите, я ей передам, что вы её вызвали? – Нет уж. Хочу, чтобы вы исполнили свои обязанности классного руководителя и поговорили с ней сами сегодня же. И не о том, что у неё на уме и как она не любит первое сентября. А о том, чтобы она больше никогда не приходила в школу вот в таком виде. Вот и пришлось между уроками вылавливать американскую красавицу – а сегодня она была снова прекрасна, но, к сожалению, опять не по уставу – и назначать ей личную встречу в классной комнате в конце дня. Приглашению Джейси удивилась, но скорее приятно: наверное, подумала что учитель хочет поделиться с ней чем-то важным, а то и признаться в любви с первого взгляда – кто знает, что у этих девчонок на уме в таком возрасте? К слову о возрасте: изучая всё оставшееся время личное дело Смит, Лев пришел к выводу, что эту новенькую-то они со старостой тоже упустили из внимания. Алёна, хоть и ломалась поначалу – детский сад какой-то, ну что будет, если твои же практически уже родные одноклассники узнают про твой день рождения и поздравят? – но всё же согласилась назвать свою дату, когда увидела, для чего вся эта затея. Не устояла перед столь глобальной задумкой, видать. Джейси же, как оказалось, родилась в конце ноября, и Лев поначалу всполошился. Неужели староста не самая младшая ученица? Что ещё хуже – неужели в таком вот "хватайте-меня-семеро" виде по школе ходит несовершеннолетняя девчонка? Масштабы скандала, который смог бы из этого закрутить старик, если не удастся вразумить Джейси, на какое-то время повергли в ужас. Да будут прокляты эти девицы, скрывающие год рождения в интернете! Но более внимательное изучение всё же принесло облегчение. Хорошо, будут прокляты не девицы, а те, кто составляет личные дела школьников таким образом, что год рождения не выискать без дюжей смекалки и такой-то матери. Смит, оказалось, в ноябре будет уже девятнадцать. В голове, словно две армии, сражались мысли. Одни о том, уж не двоечница ли его новенькая, раз год где-то пропустила? А другие о том, есть ли где-то в интернете – раз уж Джейси начинающая фотомодель пока на бесплатной основе и вся из себя такая взрослая – её фотосессии для аудитории постарше? Должны быть, раз она настолько без ума от своего тела, что даже в школе продолжает красоваться как на фотосъёмке. И может ли быть двоечницей та, что так замечательно освоила и русский, и несколько других языков? В мифы о технарях и гуманитариях Лев верил слабо, но если девочка и правда ничего не смыслит в точных науках – взять такую в выпускной класс, чтобы тянуть на отличный результат по всем предметам, было бы очередной мощной подставой со стороны директора. Но не об этом надо думать, Лев Александрович, вовсе не об этом. И не о том самом. Мысли вскоре успокоились, и в голове один за другим уже прокручивались варианты разговора. Как лучше подступиться к юной американке? Возможно, стоит занять максимально напористую позицию. Я учитель, ты ученица; я старший, ты мала ещё; у меня опыт, у тебя – шило в одном месте; а значит, я говорю – а ты выполняешь. Что может быть банальнее: просто приказать девчонке перестать одеваться как прости господи, пригрозить чем-нибудь в случае неповиновения. Вдруг гордые заморские девчонки только и ждут, чтобы их укротили, и понимают только позицию силы? Но чем ей пригрозить? Переводом в другой класс? Отправить к директору? Устроить ей плохую успеваемость по всем предметам? От всего этого старик только выиграет, а Лев покажет свою некомпетентность. Что тогда? Изобразить подмятого правилами простачка и слёзно попросить с дюжиной "пожалуйста" войти в положение и больше так не делать? А что если при таком подходе Джейси вообще ни во что его ставить больше не будет? А им ведь ещё предстоит над многим поработать в этом году. Однако время раздумий очень неожиданно подошло к концу, и, когда в дверном проёме появилась сначала светлая голова, а затем едва прикрытое воротом рубашки плечо Джейси, – Лев решил действовать как всегда. Представил, что она в пятом классе, что натворила дел, и ему теперь принимать вину на себя. Но чтобы всё сработало – нужна гарантия, что такого больше не повторится. – Вы звали меня? – спросила девушка, вприпрыжку заходя в комнату походкой глупой школьницы. Ещё бы два хвостика сделала – и полный атас был бы. Вместо портфеля в её руках опять был какой-то пакетик не то из книжного, не то из аптеки, и она легко размахивала им взад-вперёд, хватая то в одну руку, то в другую и осматриваясь. Смит же не видела ещё их класс, и пестрящий картинками календарь быстро приковал к себе её внимание. Ох уж эти американцы с их цветасто-клиповым мышлением. – Да, Джейси, проходи. Тебе нравится твой класс? – она рассеянно закивала в ответ, даже не удосужившись уточнить, про комнату вопрос или про ребят. – Впрочем, я хотел с тобой поговорить не об этом. Как ты знаешь, в каждой школе есть свои правила. В нашей тоже. Например, дресс-код. Слышала о таком наверняка? – Да, конечно, – Джейси повернулась к нему на пятках и изящно скользнула рукой от плеча рубашки до самого края юбки. Весьма недолгое движение получилось – из-за длины последней как раз. – Так я вот по дресс-коду одета же. И улыбается так невинно и миленько, ещё глазками похлопать не хватает. Нет уж, деточка, ты хоть и блонди, но для Барби слишком латинка. – Ну, смотрите сами, – продолжила она, выпрямившись, словно у доски отвечает, – верх белый, юбка жёлтая в чёрную и красную клетку – цвета школы. Тут девочки так и ходят же, верно? Я даже этот, как его... Ну... Вот этот вот нашла. И словно издевательски заворачивает шею в красный галстук, до этого висевший под распахнутым воротом бесполезной тряпкой. А у самой на рубахе сегодня даже пуговиц нет, только какие-то застёжки-крокодильчики, какими обычно занавески закрепляют и которые можно двигать как угодно. Разумеется, особо высоко она и не старалась самую верхнюю разместить. Дёрнешь за полу рубашки – и весь этот зелёный комплект рассыпется. Единственное, что Смит исправила со вчера, – это хоть ноги прикрыла. Правда зачем-то между чулками и юбкой завязала какие-то ещё тесёмки. Так шпионки делают в фильмах, чтобы можно было ножик закрепить, а то и пистолет, если совсем маленький. А ей-то зачем? Знает небось, что ноги в таких вот чулках почти до самой юбки вскружат некоторым голову похлеще оголённых. – Ладно тебе прикидываться, – вздохнул Лев. – Ты же понимаешь, что я говорю не про цвет. Брось, я знаю, что ты разумная, тебе не идёт быть дурочкой. – А откуда вам знать, что я разумная? – Джейси не поддавалась и глупо покачивалась из стороны в сторону. – Это потому, что в очках, да? – Кто-то ещё так определяет? – Лев усмехнулся. – Чтобы носить очки, достаточно лишь плохо видеть. Нет, я читал твой личный файл. – Мой... файл? Ах, вот оно что. Голос девочки сделался будто чуть хриплым, нотки придури тут же пропали, глаза потускнели, а между бровями появилась морщинка – почти незаметная, но такая милая. Джейси даже с нахмуренным лицом оставалась красоткой, хоть теперь и выглядела более взрослой – вполне на свой возраст. – Дурочка не смогла бы так легко выучить столько иностранных языков. Ты определённо прячешь свой потенциал за всем этим... непотребством. – Ну, допустим, прячу, и что? – ответила она неохотно, отворачиваясь. Сначала показалось, девушка просто поудобнее поворачивает голову, чтобы собрать волосы в хвост, но нет – она именно отвернулась. Поймав её на этом, Лев шагнул следом в сторону – чтоб оставаться в её поле зрения. – Слушай, я понимаю, что ты считаешь себя взрослой. Нравишься себе и не прочь всем это показать. Но есть правила – и ты прекрасно их знаешь, потому что то, что ты сделала со своей школьной формой, нарушает их все. – Ну, я бы не сказала, что прямо все... – Не цепляйся к словам, Джейси. Мы с тобой оба взрослые люди и всё хорошо понимаем. Так вот, и над тобой, и надо мной есть эти правила. Я не против того, как ты выглядишь, мне совершенно без разницы. Но правила есть правила. – Я услышала. И что вы предлагаете? – А всё просто – я предлагаю тебе не испытывать судьбу и одеваться нормально. Как все. Чтоб и тебе, и мне не влетело. – Испытывать судьбу? О чем это вы? – Если обо мне не хочешь подумать, как я буду объяснять твои наряды директору, то хоть о себе позаботься. Наступят холода – так и будешь ходить в одной рубашке на голое? – Да там не голое, – раздражённо выдохнула девчонка – и без всякого стеснения распахнула рубашку. Лев аж обомлел. Крокодильчики, к его удивлению, не посыпались на пол и спокойно пережили это резкое движение. К ещё большему удивлению – полностью голого тела он и правда не увидел. Того, что всё-таки попалось на глаза, всё равно хватило – плоский живот, пупок, очертания рёбер и ключиц выглядели как надо. Сказал бы даже – отменно, если бы забыл, где находится. А вот всё самое интересное выглядело ровно, словно там только кожа или... заклеено чем-то? И она каждый день так ходит? Понятно теперь, конечно, как она создаёт иллюзию, что ничего не носит под одеждой. Не понятно только – как вот это потом снимать? Не больно, например, от сосков эту липкую штуку отдирать? Впрочем, дольше секунды Лев и не собирался об этом думать. – Джейси, ты с ума сошла? – воскликнул он, молниеносно запахивая ей рубашку обратно и завязывая поверх галстук вокруг ворота. А с ним завязанным она даже неплохо выглядит – вот бы всегда так и ходила. – Расслабьтесь, Лев Александрович, у вас шторы закрыты в классе – никто нас не увидит. Она намекает на что-то, или показалось? – В общем, я тебя по-человечески прошу. Джейси, правда. Не ходи так больше в школу. И вот так тоже не делай ни перед кем, хорошо? – А то что? – ну нет, эта девка точно испытывает его терпение! – А то кто-нибудь, если не все подряд, будут думать, что ты напрашиваешься на... всякое, и называть нехорошими словами. Тебе это понравится разве? – Шлюхой, например? – Смит рассмеялась ему почти прямо в лицо. – И вы были бы с этим согласны? – Я согласен с местными правилами. – Всё с вами ясно, Лев Александрович. Я думала, вы не такой, как другие взрослые. А вы... – Я не хочу заставлять тебя, Джейси, – скрипнул зубами Лев. – Мы же с вами оба взрослые люди, – повторила она его слова с каким-то озорством, – и оба понимаем, что настоящих рычагов давления у вас на меня нет. Меня не выгонят ни из школы, ни из класса. Хотите к директору? Отправляйте, я скажу ему то же самое. Худшее, что вы с ним можете сделать – это позвонить моему отцу. И я вас уверяю, вам бы не хотелось этого разговора. – Джейси, давай ещё раз с самого начала. Я по-человечески тебя прошу... – Нет, это я вас прошу по-человечески. Отстаньте, пожалуйста. И выбежала из кабинета, не дав договорить. Сейчас бы кинуться следом, покричать ей вслед, поругаться, запугать авторитетом... Но какой смысл? Лев и так уже перепробовал все варианты, о которых думал, и девчонка знает, что ничто на ней не сработает. Что ж, он надеялся, до такого не дойдёт. Придётся действовать другим путём. Но завтра она точно придёт ещё более раздетой – в этом Лев был почему-то уверен. Вот старик орать будет, конечно... Лев не спешил уходить и глянул в окно. Дождался, пока там внизу не появится модельный силуэт Джейси. Вот чертовка же! Нарочно заставляет думать о себе в таком ключе. Интересно, что директор будет делать с её своеволием, если оставить его разбираться? Тоже ведь не справится одними лишь словами. А Лев знает верный способ, пусть и не хотелось до этого доводить. Вот и будет видно, кто первым усмирит эту капризную принцессу. Удостоверившись, что Смит села в машину – как же дочь богатого папочки да без личного водителя? – и уехала, Лев и сам поспешил покинуть школу побыстрее – лишь бы старик не встретился по пути и не спросил, как прошёл разговор. Из школы Лев вышел с ощущением, будто из душного трамвайного вагона вырвался. Настолько давяще чувствовалась атмосфера, где каждый словно что-то задумал и ведёт свою тайную игру. Если уж у одиннадцатиклассницы есть какие-то тайные козыри, благодаря которым директор не посмеет её выгнать, что уж можно ждать от остальных? Никаких вещих снов не надо, чтобы понимать – новый сюрприз от старика не за горами. Вот бы кого-то из этих денежных воротил со связями да в союзники... Скорым шагом Лев дошёл до двери в заборе, а как только оказался за территорией школы – его тут же чуть ли не в охапку сгребли и оттащили в сторону под крону дерева. Нина. Почему из всех возможных вариантов его единственным союзником пока остаётся лишь бывшая одноклассница, теперь уже взрослая, но тоже опустошенная кознями его отца? Может, потому, что нашла друга во враге того, кого ненавидит? Во всяком случае, сама она может так думать. – Ну где ты ходишь? – спросила Нина хрипло. И не поймёшь, курила она уже или нет. По запаху вроде нет, а по лицу и голосу – словно штук десять всосала, пока ждала тут. Стоп, она поджидала? Как долго? Ей совсем заняться нечем, что ли? – Я тоже рад тебя видеть, – невесело отозвался Лев, не поднимая глаз. – Мы разве сегодня договаривались встретиться? Что будет, если мой старик пойдёт сейчас домой и увидит нас вместе? – Не пойдёт он сейчас. До ночи тут сидит, точно тебе говорю. Летом и первого числа точно сидел. – Может, трудные дни? Впрочем, это на него похоже. – Не знаю, – Нина махнула рукой, не желая больше ничего доказывать. – Знаю только, что он после второй смены ушёл первого. И сегодня так же будет. – Погоди, у нас есть вторая смена? – насторожился Лев. – Не видел ничего подобного в расписании. – А я видела, – она сказала это с неким раздражением – явно не об этом пришла говорить. Впрочем, Лев понимал, о чём, и как бы это не вызвало у него самого раздражение. – Например, как после двух часов в школу приходят целые классы всех возрастов: в форме, с портфелями, вот совсем как утром, только вечером. Вторая смена, кто ещё? – Это сколько ж ты тут торчишь, что всё видишь и утром, и вечером? – Лев приподнял бровь. – Ладно, хватит юлить! – Нина аж подпрыгнула, переставая сдерживать своё нетерпение. – Вот ты и попал в нашу школу, видел классы, видел учителей. Что успел узнать по моему делу? – Ты издеваешься? – устало выдохнул Лев. – Я здесь только первый день – дай мне хоть освоиться. – Вообще-то, второй. – Первое сентября не считается. Там одна только линейка и всё. А рабочий день первый. – Нормально всё считается! А даже если так – это сколько часов? Шесть часов рабочий день? Восемь? – она недоверчиво скрестила руки на груди, одновременно словно закрываясь от изначально дружелюбного настроя Льва. – Достаточно времени просто зайти в учительскую, просто найти нужного ублюдка, просто... – Нина, успокойся уже, а. Мир не крутится вокруг твоих проблем. И не рухнет, если ты подождёшь ещё. – И сколько мне ждать? – в уголке её глаза появилась слезинка. Сейчас бы дать ей затянуться, но в этот раз Лев точно бросил насовсем. – Мне кажется, ты просто не хочешь заморачиваться, Лев. А хочешь обмануть меня. – Вот только давай без этого, – в голосе Льва сама собой мелькнула нотка злобы. Не хватало ещё к волнующим его сейчас проблемам добавлять и Нину. – Мне хватает старика. Джейси эта ещё мне мозг весь съела только что, а теперь и ты ещё? – Обычно говорят, с мозгом кое-что другое делают... – она беззлобно усмехнулась. – Может, и это она тоже сделала – не исключаю. – Да кто она-то? – Ученица. Из Америки, прикинь? – Ученица, говоришь? А восемнадцать-то ей есть, такие вещи с мозгом делать? А то ж тебя посадят в первый же день. Она пытается применить на нём шутку, которой Лев сам недавно подловил Ивана? Куда всё катится... Впрочем, Лев оценил то, что Нина решила расслабить его этой шуткой, а не продолжила упрекать, думая лишь о себе и своей сестре. – Повезло – есть, – ответил он с искренним облегчением, чтобы она прочувствовала всю тяжесть навалившегося на него груза. – Хотя я бы не удивился: старик был бы только рад подослать ко мне полуголых несовершеннолетних школьниц, чтобы всё прошло именно по такому сценарию. – Что, так плотно за тебя взялся? – голос Нины затих – она, кажется, преисполнилась сочувствием. – Я и не знала, что у вас такие напряженные отношения с отцом. Даже и не подумала бы никогда. – Ну, уж какие есть. С этим нашу с тобой миссию будет выполнить значительно сложнее. Но я всё-таки кое-что узнал. – И молчал?! – волнение и злоба разом стёрлись с лица Нины. Вместо этого всего проявился неподдельный восторг. Её губы задвигались в попытках скрыть улыбку, но мелкие морщинки вокруг глаз всё равно выдавали. Лев стоял очень близко, смотрел в эти радостные серые глаза и ловил себя на мысли: нет, она ничуть не постарела. Лишь стала меньше улыбаться, наверное. А вот такой – пусть и прячущей свои эмоции, но по-детски живой – Лев Нину и помнил. Просто за прошедшие годы кто-то слишком часто заставлял её плакать. Это меняет лица. – Да-да, – подтвердил Лев и оттащил её подальше в листву деревьев. – Смотри. Я сфотографировал кое-какие документы в учительской. Тут пара страниц из личного дела – там всё прямо кричит о том, что нашего каратиста взяли по блату. Ну и по стандарту: паспорт и расписание. Сможешь сама его выловить и разобраться. Или преследовать до дома – уверен, ты это умеешь, раз столько тут следила за всеми и тебя даже не заметили. – Так вот как тебя зовут, ублюдок, – прошипела Нина, всматриваясь в экран телефона Льва. – Беков Ибрагим. Лицо точно то самое – видела его с Анкой, ни за что бы не забыла. – Я так понимаю, ты всё узнала сама? Это же не она тебе сказала, кто... сделал это с ней. Ведь тогда бы и имя точно назвала. Нина сначала медленно кивнула, а потом пихнула Льва в плечо, чтобы подбодрить. – Да. Мы с тобой прямо как секретные агенты, узнаём всё в тайне, и никто о нас не знает, – теперь она уже не скрывала приподнятого настроения. – Не знаю пока как, но теперь мы прищучим этого каратиста. – Ага, если не наделаешь глупостей и тебя не раскроют раньше, – ответил Лев. – Держи, агент, и больше не пались. И протянул ей стильные чёрные очки. Почти как свои собственные, только более изящные – подходящие девушке. Как знал, что пригодятся, и специально для неё прикупил. – Не бойся, не раскроют, – Нина приняла подарок без особых вопросов и тут же примерила. – Ну да, а вот если бы нас всё-таки увидел старик сейчас вместе? Так неосторожно прячешься, лучше в следующий раз договоримся о встрече заранее. – Ой, Лев, ты что же, на свидание меня зовёшь? – показалось, она даже повернулась на месте, зашуршав листьями на ветках, окруживших их и лезущих со всех сторон. – А если нас увидят вместе – я сделаю вот так. И подалась резко вперед, накреняясь настолько сильно, что Лев невольно выставил руки, чтоб вернуть ей равновесие. И вроде её губы не слишком плотно и не слишком долго прижимались к его, но даже за пару секунд Лев прочувствовал: в отличие от прошлого сухого предложения стать ему девушкой – считай, отдаться за услугу, – этот короткий нерешительный поцелуй был полон жизни. И как же Лев за все годы не видел раньше этой искорки в её смеющихся глазах? Наверное, просто никто и не старался разжечь. – Скинешь мне тогда все эти снимки? – томно прошептала Нина, едва вернулась в ровное положение – не без его помощи. Если бы Лев был падок на всех женщин подряд, этот тон бы его сейчас просто добил до состояния тащить Нину куда угодно. Но увы, Лев умел разделять главное и побочное. Впрочем, он собирался и вовсе оставить все доказательства у себя, лишь показывая ей, как дело идёт, и выдавая их по одному в свободное время – и при хорошем настроении. Но решил, так уж и быть, поиграть в напарника. – Нельзя по интернету. Тем более – нельзя через сайт. Надо записать на флэшку запароленным архивом, и тогда отдам тебе копию. – И правда как секретная спецоперация, – усмехнулась Нина. – Не слишком ли усложняешь? – Увы, с такими оппонентами, как мой старик и его шайка, по-другому нельзя.